Последний город

— Добро пожаловать в Рио, парни! — воскликнул Деннис, как только порт-ключ перенес всех в Бразилию. — То есть, парни и Гермиона. Гермиона едва подняла взгляд от страниц путеводителя Фромма по Рио-де-Жанейро от 2005 года. — Ничего, Деннис, — рассеяно произнесла она. — Я уже привыкла. Луна проследила, чтобы всех участников проекта поселили в гостиницу, и вплыла в номер Гарри, как обычно, без стука. — Привет, Луна, — он даже не стал оборачиваться. С балкона открывался изумительный вид на Копакабану. Всю прошлую ночь Гарри провел, думая о Малфое, и сегодняшний день обещал быть полон тем же. Гарри улыбнулся, не в силах сдержаться. — Привет, Гарри, — проговорила Луна. — В Бразилии так красиво, правда? — То, что я успел увидеть за эти двадцать минут, красиво. Луна счастливо вздохнула. — Только представь, сколько красоты ты увидишь за целый час! Гарри подумал, что вряд ли есть необходимость представлять: еще через сорок минут он будет знать это точно. — Я организовала все так, чтобы после обеда мы могли провести время на пляже — можешь надеть те свои красные плавки из Барселоны. Хавьер предложил устроить для претендентов конкурс песочных скульптур. А завтра вечером у нас будут VIP-билеты на Карнавал! Я бы хотела, чтобы ты отнесся к этим планам с энтузиазмом, Гарри. Нам надо думать о рейтингах. — И что конкретно подразумевается под «энтузиазмом»? — поинтересовался Гарри, проявляя разумную, с его точки зрения, предусмотрительность. Хотя мысль о Малфое в тех его плавках… да, к такому он мог бы отнестись с энтузиазмом. Луна загадочно улыбнулась и не ответила. После обеда Гарри отправился на пляж, где быстро убедился, что его фривольные гриффиндорски-красные плавки со снитчем смотрятся здесь совершенно уместно. Луна в ярко-желтом бикини на тонких веревочках и операторы в плавках разных оттенков синего собрали оставшихся шестерых претендентов рядом с шестью одинаковыми кучами песка и наборами ведерок и совков. Гермиона снова красовалась в трансфигурированном красном купальнике. Большую часть инструктажа Луны Гарри провел, разглядывая симпатичных посетителей пляжа, но сразу насторожился, когда она сказала: — Ваша песочная скульптура должна изображать не то, что важно для Гарри, а то, что важно для вас. Вы можете выбрать любой образ, кроме людей или семьи в целом. Что ж, это был интересный поворот. В кои-то веки напоказ будет выставлена не его внутренняя жизнь. — На то, чтобы завершить скульптуру, у вас час. — Какие у тебя предположения насчет скульптур претендентов? — спросил Деннис, выскочив прямо перед Гарри, как черт из табакерки. — Что важнее всего для ловцов твоего сердца? — Хм… — начал Гарри. Но ничего связного в голову ему так и не пришло, кроме самых очевидных версий для Гермионы, и он осознал, что на самом деле очень мало знает об участниках шоу. — Никаких идей. Деннис вздохнул. — Гарри, это слишком скучный ответ. Попробуй просто угадать. Гарри скривился. — Ладно. Думаю, Титус выберет что-нибудь, связанное с Лондоном или с развлечениями. А Зеф, наверное… В общем, я подозреваю, что Зеф может слепить что-нибудь такое, что нельзя будет показывать зрителям младше семнадцати лет. Деннис рассмеялся. — А Драко? Гарри пришло в голову, что Малфой мог бы изобразить какой-нибудь квиддичный атрибут, — просто потому что его самые яркие воспоминания о Малфое были связаны с квиддичем, — но он быстро отмел эту идею. Он подозревал, что на самом деле Малфой удивит его больше всех остальных — тому всегда это удавалось. Гарри улыбнулся и покачал головой. — Малфой будет предсказуемо непредсказуем. — Прекрасная фраза, спасибо, Гарри! — обрадовался Деннис. Пока остальные участники занимались скульптурами, Гарри решил прогуляться по пляжу. За ним увязался Хавьер, снимающий его сзади. Гарри брел вдоль кромки прибоя; вокруг его лодыжек плескались волны, накатывающие на берег и убегающие обратно в море. Он смотрел вдаль, на линию горизонта, и ощущал такой покой, какого не знал уже много лет. На самом деле все это было так смешно: он столько лет ненавидел Малфоя, но за эти две недели начал понимать, что тот ему нравится. И, Мерлин, оргазм тоже пришелся очень кстати. Гарри прикусил губу, заново оживляя в памяти их совместную ночь. Он хотел, чтобы она повторилась. Мысль об этом заставила его расплыться в дурацкой улыбке, и Хавьер тут же поинтересовался, о чем он думает. Гарри, улыбаясь, покачал головой. — Мне очень нравится один из них. — Кто именно? — уточнил Хавьер. Гарри почувствовал, что краснеет. — Малфой, — признался он. Лицо у него горело, и совсем не от солнца. — Он милый, — сказал Хавьер, и это заставило Гарри развернуться и уставиться прямо в камеру. «Милый»? Кому вообще могло прийти в голову назвать Малфоя милым? — Ты не согласен? — Никто не считает Малфоя милым. Он тот еще гад. Хавьер пожал плечами. — Это тебе он нравится. А я увидел его впервые в жизни две недели назад. Гарри сделал вывод, что имена тех, кто участвовал в войне, — да и само то, что в Англии была война, — видимо, вызывали не слишком большой интерес у жителей Колумбии. Он снова отвернулся и пнул набежавшую волну. — Я сам не знаю, почему он мне нравится. Хавьер продолжал идти следом за ним. — Симпатии не всегда подчиняются здравому смыслу. Мысленно Гарри горячо с ним согласился. Он повернул от воды вглубь пляжа и прошелся по эспланаде, восхищаясь тротуаром с искусно выложенным из плитки спиралевидным узором. Через полчаса Хавьер напомнил ему о том, что пора вернуться к другим участникам проекта и их песочным шедеврам. Подходя к ним, Гарри отметил, что Малфою идет загар. Что за скульптуру он создал, Гарри не было видно — Малфой как раз наклонился над ней, внося с помощью палочки какие-то завершающие штрихи, — зато на его симпатичную задницу вид открывался отличный. К Гарри подошла Луна в соломенной шляпе и с клипбордом в руках. — Как раз вовремя, Гарри. Мы начнем с Зефа и продолжим в том порядке, в котором все стоят. Она положила руку Гарри на поясницу и повела его к Зефу и его творению из песка, которое изображало, как Гарри сообразил не без некоторого чисто британского смущения, не что иное, как член. Ну, хотя бы не эрегированный. — О, Гарри, — промурлыкал Зеф, гордо стоя рядом со своим расслабленным песочным фаллосом. Гарри прочистил горло. — Э, что о себе ты хотел сказать своей скульптурой? — спросил он, немного опасаясь того, что может услышать. — Я просто очень счастлив быть мужчиной. Даже когда у меня нет эрекции, поэтому я изобразил пенис расслабленным. Гарри наморщил лоб. — Ну, это, конечно, здорово. Учитывая, что у нас романтическое шоу для геев. Зеф кивнул. Гарри быстро прошел к другой скульптуре, автором которой был Титус. Он создал из песка поразительно точное и прочное подобие «Лондонского глаза». — Я люблю Лондон, — пояснил он. — Это лучший город в мире. Никогда не захочу из него уехать. Гарри улыбнулся ему. — Я тоже люблю Лондон. Скульптура Титуса не была верхом оригинальности, но Гарри восхитило, с каким мастерством она была выполнена. Следующей оказалась Гермиона. Рядом с ней возвышалась сделанная из песка модель ДНК ровно с нее саму высотой. — Не знал, что ты настолько увлекаешься биологией, — заметил Гарри. Гермиона пожала плечами, с гордостью глядя на свою скульптуру. — Это вообще-то ДНК Рози, — сообщила она. — Луна сказала, что мы не можем изобразить человека, но она ничего не упомянула о запрете на изображение его ДНК. — Я не знал, что ДНК разных людей имеют какие-то наглядные отличия, — Гарри поднял брови. Спираль ДНК выглядела в точности так же, как любая другая спираль ДНК, виденная им на картинках. — Да, но я изучала ДНК по работе, — сухо ответила Гермиона, и Гарри понял, что задел ее. Она показала на верхушку скульптуры. — Волшебники до сих пор не слишком пытаются понять, что такое молекулы ДНК, но, как ты можешь сам видеть, на самом деле это очень интересная тема. Вообще-то, вот это сверху — это двадцать четвертая пара хромосом Рози — ноль-хромосома. Она несет информацию о ее магии, — Гермиона счастливо улыбнулась. Просто воплощение гордой матери. — Ух ты! — восхитился Гарри. — Ты никогда не упоминала, что работаешь над этим. Гермиона недобро прищурилась. — Вообще-то упоминала. В прошлом месяце, когда вы с Роном слушали по радио репортаж с матча со «Стрелами» и спросили у меня, зачем я сую ей в рот ватную палочку. Гарри нечего было на это возразить, потому что сейчас, когда она напомнила, у него в памяти всплыло, как ему пришлось усиленно абстрагироваться от ее голоса, пока ловец «Стрел» мчался в очень смелой и долгой погоне за снитчем. Он поспешил к следующему претенденту, которым оказался Дьюн. Дьюн построил песочный замок — самый обычный, банальный песочный замок. Гарри спросил, что обозначает эта скульптура, и Дьюн предсказуемо ответил, что это его мечта о сказочной любви. Гарри заподозрил, что ему в этой сказке могла отводиться только роль прекрасного принца, спешащего спасать принцессу, что его опечалило, поскольку во всех остальных отношениях Дьюн был очень приятным парнем. Следом они подошли к Сокорро, который построил из песка модель маггловского самолета. — Я люблю летать, — сказал он Гарри. — Летать по-всякому: на метлах, коврах-самолетах, глайдерах… На чем угодно на самом деле. Одно время я хотел стать маггловским летчиком, но они там очень внимательны ко всем бумагам, а у меня не было никакого официального документа об образовании. Шармбаттон не поддерживает отношений с магглами. Гарри был восхищен и не стал этого скрывать. — И я люблю летать, — сказал он, — но никогда еще не летал на самолете. Это прикольно? — Это страшно. Но я все равно на них летаю, — ответил Сокорро. Вот это Гарри мог оценить. Наконец, дошла очередь до Малфоя. Гарри не думал, что кому-то удастся затмить для него скульптуру Сокорро, и действительно, Малфою это не удалось. Его скульптура не была лучше, совершенно нет, но она тоже по-своему поразила Гарри — произведя странное, тревожное впечатление. — Что это? — спросил Гарри. Малфой взглянул на свою скульптуру, на его лице мелькнула неуверенность. Он прочистил горло и ответил: — Это Настоящее. Время. Гарри посмотрел на скульптуру, перевел взгляд на Малфоя. — Похоже на человеческий мозг, — с сомнением заметил он. — Да, потому что время — это концепция, созданная человеческим разумом, — ответил Малфой. — Есть прошлое, но оно существует лишь в той мере, в которой я или другие позволяем ему. Оно реально только здесь, у меня в голове, — он показал на мозг из песка, а когда снова поднял взгляд на Гарри, в его глазах был вызов. — Я отказываюсь от пут своего прошлого. Я признаю только настоящее и будущее. — Это… поразительно близорукий подход, — сказал, помолчав, Гарри. Рассуждения Малфоя были ему неприятны. Было в них что-то, с чем он просто не мог согласиться. С другой стороны, стоило ли удивляться: их взгляды на мир всегда были различны до полной непримиримости. Лицо Малфоя застыло, но он продолжал стоять с прямой спиной и не отводил глаз от лица Гарри, пока Гарри не отвернулся сам. В конце концов счастливый снитч Гарри отдал Сокорро, но потом всю ночь провел, размышляя о словах Малфоя. Было ли это в самом деле так плохо — пытаться забыть прошлое? Гарри считал, что да. Ведь тому, кто не хотел помнить о последствиях старых ошибок, легче было их повторить. Но что если сам он не забыл прошлое и не стал двигаться дальше только потому, что не сумел? Иногда Гарри, просыпаясь от собственного крика, задыхаясь от ужаса из-за кошмаров о бригадах егерей и гигантских змеях, задумывался, удастся ли ему хоть когда-нибудь оставить все это окончательно в прошлом. Теперь он задавался вопросом, смог ли Малфой научиться все это просто игнорировать? Ему что, не снились кошмары? Или, может быть, все же снились, но он отказывался признавать, что они что-то значат. Может быть, он оказался способен продолжать жить дальше, несмотря ни на что. *** Карнавал — это охрененно прекрасная идея, решил Гарри, приканчивая третий бокал кайпириньи. А сам он был охрененно пьян. У их компании действительно были самые лучшие места с видом на карнавальное шествие. Луна позаботилась еще и о том, чтобы все участники проекта были в карнавальных нарядах. Наряды состояли из большого количества перьев и очень маленького количества чего бы то ни было еще. Гарри сомневался, что в том, что на нем было сейчас надето, в Англии можно было бы выйти на улицу и не попасть за решетку, но по крайней мере член и яйца у него были прикрыты, и он был благодарен уже и за малые радости. Малфой в своем наряде был здорово похож на трансвестита, но видно было, что он получает от происходящего удовольствие, а Гарри, кидающий на него взгляды каждый раз, когда камера отворачивалась в другую сторону, получал удовольствие от открывающегося вида. О, Мерлин, какая задница! После пятой кайпириньи, которая оказалась заметно крепче привычного огневиски со льдом, мир вокруг Гарри начал приятно покачиваться, а рокочущий грохот парада размылся в приглушенный гул, мягко перекатывающийся внутри головы. Зеф увлеченно обжимался с очень симпатичным танцором в блестках и перьях, которого ему каким-то образом удалось выманить из карнавальной процессии. Гарри смутно понимал, что посвященное ему романтическое шоу должно бы проходить немного не так, но прямо сейчас был слишком расслаблен и пьян, чтобы его это заботило. Все операторы бросились снимать Зефа, и Гарри воспользовался этим, чтобы подобраться поближе к Малфою. Подходя, он споткнулся и врезался в него, повалив Малфоя на перила. — Привет, Малфой, — Гарри одарил его сияющей улыбкой. — Поттер, — проговорил Малфой, скользя взглядом вниз по телу Гарри. Он качнулся ближе к Гарри и провел пальцем по его груди. — Думал о тебе прошлой ночью. Я хочу… — Я тоже хочу, — Гарри наклонился к нему. Он отчаянно хотел поцеловать Малфоя, почувствовать тепло его губ, напиться им допьяну, как алкоголем. Он подумал, что будь они с Малфоем вместе, он вообще забыл бы, что такое быть трезвым. Был бы вечно пьян им, потому что Малфой был такой опьяняющий, такой наркотический, и возбуждающий, и чувственный, и раздражающий, и… — Как ты себя чувствуешь, Гарри? — заорала Луна у него над ухом. Гарри, широко открыв глаза, крутанулся на месте. Рядом с Луной стоял Майлз и снимал их обоих на камеру. Что они успели увидеть? Что успели заснять? Гарри не представлял. Это даже не имело особенного значения, потому что у него тотчас вырвалось: — Я чувствую себя потрясающе! Луна захихикала. — Это замечательно, Гарри! А что ты можешь сказать о наших претендентах? — Я люблю их всех! — сообщил Гарри. — Как насчет Драко? — спросил Майлз. — Его ты тоже любишь? Гарри энергично закивал. — Он как коктейль! Луна и Майлз переглянулись с непонятным выражением лиц. Из-за того, что Гарри был пьян и не очень хорошо соображал — если вообще хоть как-то, — он еще и добавил: — Я, наверное, со всеми ними хотел бы заняться сексом. Кроме Гермионы, — он обернулся к камере и моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд. Возможно, на нем были не те очки. Да, наверное, по ошибке он надел чьи-то чужие очки, потому что в них все расплывалось. — Я не буду заниматься сексом с Гермионой, Рон. Разве что она прячет в своих брюках член, но я не думаю, что это возможно, потому что в последнее время она повсюду ходит в этом своем супероткрытом купальнике. Мерлин, кто бы мог подумать, что я когда-нибудь увижу столько ранее не виденных частей Гермионы! — Пора по кроватям, мне кажется, — сказал Деннис и закрыл объектив своей камеры. — Завтра утром ты будешь себя так ненавидеть! — Это ничего, — отмахнулся Гарри, глядя в две оставшиеся камеры. Он откинулся назад, прижавшись спиной к Малфою, который обвил его талию горячими руками. — Я все равно себя ненавижу после каждого дня съемок. *** На следующий вечер, когда пришло время раздавать снитчи, Гарри все еще ощущал последствия похмелья. Деннис вручил ему мешок, полный мечущихся снитчей, и при виде того, как натягивается и дергается под их напором ткань, у Гарри закрутило желудок: у него было полное ощущение, что его внутренности пытаются проделать то же самое. Все, чего он хотел в данный момент, — это завалиться спать или хотя бы проблеваться. Но над его головой вспыхнули прожекторы, установленные для съемки, и Гарри моргнул и жалобно застонал, потому что вместе с ними вспыхнула головная боль. Проект подходил к концу, и сейчас любая церемония выбора была особенно важна. В конце этого вечера в шоу должны были остаться только четыре претендента. Гарри совершенно не ощущал себя в подходящем состоянии ума и здоровья для принятия таких значительных решений, но на трех направленных на него камерах уже мигали красные огоньки, и деваться было некуда. — Большое спасибо всем за вчерашний вечер, который мы, я надеюсь, прекрасно провели вместе — в чем я не смогу быть до конца уверен, пока не посмотрю этот эпизод по колдовидению, — начал он. — Сам-то я почти ничего не помню. Гермиона громко фыркнула, но Гарри ее проигнорировал. — Вернемся к снитчам. Счастливый снитч уже у Сокорро — мне очень понравилась его скульптура из песка. У меня остались еще три… Следующий снитч он отдал Малфою, потому что… ну, потому что это Малфой. Третий он вручил Гермионе, потому что… ну, потому что это Гермиона. Оставшись с последним снитчем, он оказался перед выбором между Зефом, Титусом и Дьюном. Зеф сразу отпадал, потому что Гарри был почти уверен, что на карнавале тот целовался с другим мужчиной. Титус или Дьюн? Гарри на самом деле нравились оба. У Дьюна были все эти милые веснушки, а Титус любил Лондон так же, как сам Гарри. В конечном итоге он отдал снитч Титусу, потому что сказочный замок из песка, построенный Дьюном, оставил у него беспокойное чувство. Ему больше не хотелось быть ничьим героем.