Под струнный оркестр дождя

Почему каждый раз, когда я пытаюсь уехать, он меня останавливает? В нашу первую встречу он ясно дал понять, что ему нет до меня дела. И что теперь? Теперь мы целуемся в его прихожей, а я не хочу от него отходить. Мне приятно чувствовать его губы на своих. Он так осторожен, что можно подумать, что он боится меня сломать, сделав свой напор чуть сильнее… Он очень хорошо целуется. И думать не хочется ни о чем, кроме его губ напротив. Мягких, со вкусом корицы, что никогда с них не пропадет. Мне с ним слишком хорошо. Так не должно быть, я чувствую, что поступаю неправильно. Только не понимаю, где именно я ошибаюсь, где оступаюсь? Я должен в этом разобраться. Пока не знаю, как, но я это точно сделаю. Итан попросил остаться у него до Рождества. И что мы будем делать до Рождества? У нас не так много общего. А хотелось бы… Он очень добрый. А если он привязался ко мне и поэтому попросил остаться… Тогда он еще и глупый. И целоваться он точно полез не просто так. И все же он глупый. С такими как я не заводят отношений, таким как я не признаются в высоких чувствах. Да что там… у меня, скорее всего, никогда не будет семьи. Родители меня похоронили, друзья думают, что я или исчез, или умер. У меня нет ни одного человека, который был бы рад меня увидеть. У меня теперь есть только Итан. Да и он носится со мной только потому, что… А почему он меня до сих пор не выставил? Все-таки привязался. Знает же, что я уйду, знает, что не могу остаться и продолжать сидеть на шее у его родителей. Они и так дали мне больше, чем было нужно. Я так и не понял, почему мистер Янг отправил к своему, убитому горем сыну меня. Эму же только хуже от этого становится. Ну, по крайней мере, становилось. Он стал чаще улыбаться, красиво, кстати… И общаемся мы чаще, вместе учим язык жестов, устраиваем вечера кинопросмотра. Мне даже удалось втянуть его во вселенную супергероев, так мною любимую. Он больше не сбегает от меня в свою комнату и всегда открыто идет на диалог. Я не хочу, чтобы что-то в наших отношениях менялось, вот только… Я не понимаю, как так получилось, но я стал искать больше шансов быть поближе к нему. Мне кажется, что я уже не могу поесть или посмотреть телевизор, да просто посидеть на месте без него. Это похоже на зависимость, если не на одержимость. И меня это пугает, потому что делаю я это неосознанно. И кажется, что Итан все это понимает, но почему-то не стремится что-то сделать с моей растущей привязанностью. И меня пугает тот факт, что мне рано или поздно придется уехать. А я теперь не хочу от него уезжать. Мне здесь хорошо, я с ним… счастлив… — Я сегодня буду поздно, — говорит он через неделю после моего дня рождения. Я знаю, почему он задержится. Сначала поедет на учебу, потом к Крису… Итан уже готов вылететь из дома, но я догоняю его и заставляю остановиться. Застегиваю его куртку и поправляю теплый шарф на сильной шее. Вот так-то лучше. Легко улыбаюсь, почти сразу возвращая лицу нейтральное выражение. Он наклоняется и целует меня в губы. Это всегда так приятно и как-то по-своему неожиданно. И мне нравится его внимание, нравится, когда он меня целует. Это заставляет меня чувствовать себя живым. Нужным. Это для меня важно, а Итан это понимает, даже лучше, чем я. Какой же он хороший. Я хочу остаться с ним. И останусь, если он этого захочет. Теперь только найти момент, когда такой разговор придется к слову. Думаю, мне не нужно будет долго ждать. Всего неделя до Рождества. После праздника я или навсегда останусь, или навсегда уеду. Третьего мне, к сожалению, не дано. Так хочется поговорить с ним. Используя слова, а не жесты или сообщения. Так не хватает этого человеческого общения. И людей рядом тоже нет. Только Итан. И он смог заменить мне всех. И родителей, и друзей… Он за такой короткий срок смог стать для меня всем. Смыслом просыпаться, поводом улыбаться и… единственным человеком во всем мире, который может так меня понимать. Если бы я… Нет. Это невозможно. Лучше мне об этом не думать. Вот только… Почему так больно? Этого я не знаю. * * * Я сегодня ушел пораньше с пар. Было слишком скучно сидеть на занятиях, так что я просто сел в машину и уехал. Дорогу к Крису я бы и вслепую нашел, так что неудивительно, что я не помню, как сюда добрался. Я подарил ему цветы и сел на скамью, что стояла рядом. — Привет, Крис, — впервые за долгое время я не знал, как следует начать. — У меня для тебя новость. Я, как бы сказать, начал таки выполнять свое обещание. Мы с Оливером… мы очень хорошо проводим время вместе. И я думаю, что мы встретим вместе это Рождество. Крис, я делаю все в точности так, как ты просил. Надеюсь, что ты не злишься на меня за то, что я… Знаешь, мне кажется, что я начинаю влюбляться в него. Хотя, ты, наверное, уже давно это понял. Ты всегда обо всем догадывался наперед, — я глубоко вздохнул. Не знаю, продолжать ли мне говорить. Почему-то на душе неспокойно. Вот только почему? — Знаешь, Крис, я беспокоюсь за Рея. После той нашей ссоры, он не отвечает на звонки, на учебе не появляется… Я ушел из группы, но ребята говорят, что он не устраивает репетиции. Он так сильно рассердился тогда… Я не знаю, что мне делать. Если бы ты только смог подсказать… Но ты молчишь. Ты теперь всегда будешь молчать. Пора бы мне смириться. Мне жаль, очень жаль, Крис… Я уже не помню, когда вот так плакал в последний раз. Это происходило слишком часто, наверное поэтому я и не смог запомнить. И это хорошо. Я бы с радостью забыл, что чувствовал чуть больше года назад. Это слишком страшно вспоминать. Я словно смотрю на все со стороны. Вот он я, уже три дня не смыкаю глаз, сидя у кровати, на которой, подключенный к каким-то приборам, лежит мой омега. Он очень сильно похудел, ослаб, с каждым днем ему становилось все хуже, он словно таял на глазах. У меня на глазах. Я вижу, как умирает мой любимый, и ничего не могу с этим сделать. Я пробовал искать врачей, любую помощь, лишь бы только он остался жить. Но специалисты, все как один, разводят руками. Все как один говорят, что он умрет. И случится это скоро. Я не сдался даже теперь, когда ему осталась от силы пара дней. Его родители тоже здесь, вышли ненадолго, хотели спросить что-то у врачей. А я сижу на одном месте, смотря, как он безжизненным взглядом обводит комнату. Я говорю с ним. Говорю, как сильно я люблю его, снова и снова повторяя одно и то же. Он почти не может говорить, только очень тихо… — Итан? — слышится слабое над моим ухом. Я распахиваю полузакрытые глаза, улыбаюсь, целую его худенькую ручку и сжимаю сильнее. — Да. Да, это я. — Послушай, я… Когда я умру, ты… — Не смей мне такое говорить. Я не… — Дай сказать, — он чуть приподнимается на кровати, смотрит мне прямо в глаза. — Когда я умру, ты не будешь губить свою жизнь, понял? Обещай мне, что ты будешь жить полноценной жизнью. Я смотрю в его глаза. Ему самому очень больно это говорить, я это вижу. Он же так любил жизнь, так старался наслаждаться каждую ее минуту. И я знал, как ему плохо признавать, что он скоро умрет. И мне было больнее, больнее в сотни раз. Как? Как я смогу жить без него? Это невозможно, это физически невозможно. Я же так люблю его. — Обещай… Его голос становится тише, дыхание замедляется. Он из последних сил пытается держать глаза открытыми… — Обещаешь? — он улыбается, почти незаметно, так тихо и робко… Я киваю. — Конечно. Конечно обещаю, любимый, — я подношу его руку к губам, целую раскрытую ладонь и улыбаюсь. Нельзя, чтобы он видел, нельзя… — Не плач, — он улыбается, нежно… За одну его улыбку я бы отдал жизнь. — Я люблю тебя. Он замолкает, слабо сжимает мою ладонь и тут же отпускает, закрывая глаза. Приборы жутко шумят, эти громкие звуки разрывают мне голову. Через писк приборов до меня доносится чей-то душераздирающий крик. Я слишком поздно понимаю, что кричу я сам… Как же больно… В один миг все, что меня окружало потеряло смысл. Мне никогда, никогда не было так плохо. — Крис? Кристофер?! Нет… Нет, нет, нет… Хватит, перестань, открой глаза! Прошу тебя, Крис!.. Слезы не останавливаются, да мне и не хочется что-то с ними делать. Мне плохо, очень, очень плохо. Так не должно быть. Этого просто не может быть… — Ну пожалуйста, умоляю! — я падаю со своего стула, стою на коленях перед его кроватью, положив на самый ее край руки, а на них голову, так быстро ставшую в несколько раз тяжелее. — Крис, любимый, молю, очнись. Открой глаза… Как же я теперь… На шум прибежали врачи, родители Криса, мои подъехали чуть позже. Я не хотел отходить от него, снова и снова сжимая его руку. Он был еще теплым, таким родным, каким был всегда. Мой мальчик… Я не помню, как тогда оказался дома. Отец сказал, что я потерял сознание в больнице. Я хотел поехать назад, но было нельзя. Я очень долго не приходил в себя. Не ел, не мог нормально спать, а после похорон начал пить. Топить горе в дорогом алкоголе было единственным решением. И каждый день, когда я возвращался в пустой дом, я падал на кровать и думал, думал… От мыслей о нем начинала болеть голова. Его голос, такой родной, постоянно звучал в моих снах. Он приходил ко мне, говорил, как ему плохо и страшно, а я ненавидел себя. Было слишком больно отпускать его. Однажды, через пару недель после похорон, я понял, что так больше продолжаться не может. Я окончательно убедился в том, что жизни без него у меня просто не может быть. Зря я тогда сказал, что обещаю ему жить. Я ужасный человек. Ненавижу. Ненавижу себя за эту слабость. Да, тогда я думал именно так. Когда я лез в петлю, я думал именно так. Что я не достоин жизни, не достоин всего этого. Помню боль в шее, помню, как не было кислорода в легких, помню, как в один момент все прекратилось. Помню, как я упал на пол, кашляя и не понимая, что пошло не так. Помню сильные удары на своем лице и крики. Открыв глаза я понял, что это был Рей. Он приехал узнать, как я, и нашел меня таким, спас мне жизнь. А я умолял его дать мне умереть. А он все бил и бил, стараясь вернуть мне в голову здравый смысл. — Кретин! Зачем тебе умирать?! — А зачем мне жить? — отвечал я словно в трансе. — У тебя есть семья! Подумай о своих родителях, о своих друзьях! Какого им будет, если ты умрешь?! — снова эти удары. Я лежу на полу, а Рей сидит на мне верхом, не давая вырваться и заставляя смотреть на него. — Я не знаю. — А я знаю. Всем будет больно, если тебя не станет, чертов ты ублюдок! — У меня нет ничего, ради чего можно жить. Все не имеет смысла… Как же болит лицо, шея до сих пор ноет от грубой веревки. Перед глазами мутнеет. — Живи ради них! Ради родителей, ради друзей!.. Ради меня… Он поменялся в лице. Гнев сменился такой скорбью, что стало тошно. На мое лицо падали его слезы, смешиваясь с моими. Мне больно его таким видеть. Всегда такой светлый… — Я не переживу, если ты умрешь… — почти неслышный шепот у моего уха. Он поднимается и уходит, со злым лицом, вытирая со щек слезы. Я прекратил попытки расстаться с жизнью. Рей на какое-то время исчез из моей жизни. Мне не давали покоя его слова. Его голос звучал в моей голове каждый раз, когда я думал о ничтожности своей жизни. Он заставлял меня просыпаться по утрам, хоть и находился очень далеко. Я перестал винить себя только через несколько месяцев. Просто потому, что слишком много раз повторял себе, что ни в чем не виноват. Таким самовнушением я занимался почти год. И вот, теперь я поссорился с человеком, спасшим мне жизнь и без памяти влюбился в парня, которого поначалу ненавидел. Что же я за человек?.. Почему не могу просто жить, не оглядываясь на прошлое? Наверное, я сломан. Теперь меня врятли можно починить. Это слишком сложно, да и кто возьмется? Рей меня теперь ненавидит, а человек, которого я смог полюбить, жаждет как можно скорее уехать от меня подальше. Он остается только потому, что думает, что что-то мне должен. Я поговорю с ним. Обязательно поговорю. Нужно только, чтобы разговор пришелся к слову. Не думаю, что мне нужно будет долго ждать.