Под струнный оркестр дождя

Двадцать четвертое декабря. Странно. Эта дата подкралась слишком быстро. И пусть я успел все как следует обдумать, мне все равно было немного не по себе от того, что я собираюсь сделать. Итан проводит со мной очень много времени, постоянно затягивая в долгие разговоры. Как же мне хочется говорить с ним по-настоящему, без переписок и фигур, выписываемых моими руками. Хотелось назвать его имя, медленно, смакуя, словно вкуснейшее пирожное на Земле. Да, я уже понял, что со мной что-то не так. Я даже почти понял, что именно, просто не хотел себе в этом признаваться. То, что вернулся мой запах, стало хорошей новостью. Я уже не помню, когда последний раз чувствовал вокруг себя облако персикового аромата. И Итан тоже был этому рад. Скорее всего он просто рад, что я начинаю оживать. Странно, как изменились наши отношения. Все случилось, как мне самому показалось, слишком спонтанно и быстро. Я не хотел быть для него кем-то важным, но стал. И это работает и в обратную сторону. И я рад, что смог найтись человек, с которым я смог найти общий язык. Так хорошо, как с ним мне еще не было. По крайней мере, после операции. Я хочу, чтобы это Рождество запомнилось нам обоим. И не важно: уеду я или останусь. Мои вещи собраны… Если он скажет, я уеду. И плевать, что буду думать я. Сегодня утром Итан привез большую ель, поставил ее в гостиной, рядом с диваном. Мы вместе ее наряжали. Когда на ели были все игрушки, что мы смогли найти в доме, было решено испечь печенье. Да, мы оба не знаем, как это делается. Да, мы чуть не спалили кухню. Да, у нас ничего не вышло и мы все вымазались в тесте. Но нам же было весело, а это самое главное. Итан говорил правду, обещая мне лучшее Рождество в моей жизни. Такого веселого праздника у меня еще не было. А он все улыбался, совершенно не думая о том, что будет завтра. Мне самому этого не хотелось. Было хорошо. И это главное. Я сам не заметил, как мы оба изменились. Итан бросил пить, исправно ходил на учебу, радовался любой мелочи, снова и снова улыбаясь. Он стал таким добрым, таким отзывчивым и понимающим. Он стал тем человеком, коим был пару лет назад. Он говорил, что я сделал его таким, а я и не отрицал, предпочитая отмалчиваться. Как иронично. С ним я чувствовал себя живым. Мы оба учили язык жестов и общались на равных. Мне было так легко с ним. Этот альфа понимал меня так, как не понимал еще никто. Даже тогда, когда я еще мог говорить. Почему-то теперь мысли о прошлом не заставляют скучать. Я живу лучше, чем раньше. И пусть я не могу заниматься любимым делом, я нашел кое-что более важное. Наверное, я тоже изменился. Так легко встаю по утрам, так легко общаюсь… Мне очень хорошо. Будет больно, если мне придется уехать. Но сделать с этим я ничего не могу. Не мне это решать. Ближе к вечеру я ушел к себе в комнату. Хотелось выглядеть празднично. Оставив Итана внизу, я закрылся в комнате. После операции прошло много времени, я почти полностью восстановился, несмотря на осложнения. Теперь я мог нормально есть и нормально одеваться, не боясь простудиться и от этого умереть. Так что сегодня я в белой футболке с длинным рукавом и открытым горлом. Она постоянно спадает с одного плеча, открывая ключицу и край татуировки, но так и было задумано. Светло-синие джинсы, не так давно приобретенные в одном хорошем магазине, красиво обтягивают стройные ноги. Волосы я зачесал набок и собрал в аккуратный хвост. Да, я хорошо смотрюсь. Вполне себе празднично. Украшений у меня нет, да они и не нужны. Так, сейчас половина одиннадцатого. Думаю, можно спускаться. Шлепая по полу босыми ногами, я вышел к лестнице, смотря на гостиную сверху. За те полчаса, что меня не было, она изменилась до неузнаваемости. Повсюдю были развешаны гирлянды, а основной свет был выключен. В теплом полумраке играла красками прекрасная, высокая ель, на диване, который, как оказалось, раскладывается и становится почти в два раза шире, разложены клетчатые теплые пледы, а на журнальном столике горят свечи, стоят тарелки, пока еще пустые и такие же бокалы. На краю стоит ведерко со льдом и бутылкой шампанского. Засмотревшись на все это, я не заметил, как ко мне сзади приблизился усепвший стать родным человек. Теплая рука легла на мое плечо. — Нравится? — зашелестел над самым ухом шепот. Я киваю, все еще не понимаю, в реальность ли я нахожусь. Все это похоже на сказку. Я чувствую, как блестят мои глаза. Не знаю, как мне это удается, но я чувствую. Итан встает передо мной и протягивает руку, за которую я с удовольствием берусь. Мы вместе спускаемся по лестнице. Нам некуда спешить. Медленно проходим в гостиную, меня сажают на одну из разбросанных по полу подушек. Итан отходит к кухонному столу и приносит наш с ним праздничный ужин. — Для вас сегодня три вида пиццы и малиновый чизкейк на десерт. Я улыбаюсь, решая ему подыграть. — «Пожалуй, сегодня я начну с сырной. Если вас не затруднит.» — Непременно. Он раскладывает еду по тарелками и садится напротив меня. Мы пытаемся сохранить серьезнвые выражения на лицах, но у нас ничего не выходит. Мы смеемся. За ужином мы почти не говорим. Все слишком вкусно, пусть и приходится есть медленно. Итан не отрывает от меня глаз, и я снова и снова краснею. — Ты очень красивый, — раздается рядом. Я слегка потерялся, поздно поняв, что нужно что-то ответить. — «Спасибо…» Уже без пяти минут двенадцать. Так быстро пролетело время. Итан тянется к бутылке шампанского, достает ее из ведерка и открывает. Странно… Он берет мой бокал и наливает. Я замахал руками. — «Мне нельзя алкоголь…» — Это яблочный сок, — он улыбается и подает мне мой бокал. Я улыбаюсь вслед за ним. Вскоре мы оба были с полными бокалами. Он держит свое обещание, больше не пьет. — Ну, уже без одной минуты двенадцать, — вывел меня из транса его голос. Я киваю, смотря на большие часы, что висели в прихожей. — Думаю, уже пора. Я… приготовил небольшую речь… — «Так говори» — я улыбаюсь. — Хорошо… Оливер, когда мы только познакомились, я вел себя неподобающе. Я думал, что ты испортишь мне жизнь и очень ждал, когда же ты уедешь… Но теперь я понимаю, как сильно ошибался на твой счет. Я знаю, тебе со мной было нелегко и хочу, чтобы ты знал, что я не хочу больше причинять тебе боль. И я надеюсь, что ты… останешься со мной. Навсегда. Ты заставил меня жить дальше, заново научил меня с улыбкой встречать новый день. Я благодарен тебе за все. Надеюсь, что мы сможем еще раз встретить Рождество вместе. Его последние слова растворились в биении часов, но я все равно его понял. Понял все, что так хотел понять. Наши бокалы опустели довольно быстро. Не знаю, почему я не понимал, какой он на самом деле нежный. Наверное, он сам не хотел этого показывать. Как и я, он не хотел, чтобы нас что-то связывало. А все вышло совершенно наоборот. Я рад, что меня привезли в его дом, рад, что смог ожить и привести с собой еще одну мертвую душу. Я так рад, что несмотря на все трудности, я смог… найти любовь. * * * Мы сидели на диване, Оливер был очень близко, такой хрупкий и милый… От его запаха голова шла кругом. Я старался дышать как можно тише, чтобы не спугнуть такой волшебный момент. Я не решался что-нибудь сказать, так хотел еще немного посидеть в тишине. Этот день можно по праву назвать идеальным. Проведя его с Оливером, я понял, как на самом деле привязался к нему. Я не боюсь говорить себе, что люблю его. Вот так просто, чисто и бескорыстно, не требуя взамен совершенно ничего. Наверное, именно такой должна быть настоящая любовь. Теперь я это понимаю. Чувствую рядом какое-то шевеление. Этот омега подобрался еще ближе и заставил смотреть на себя. Я и не против. У него очень глубокие глаза. Я рад, что смог добиться такого их блеска. Теплая ладонь ложится на мою щеку, горячее дыхание касается кожи, и мальчик припадает к моим губам, касаясь невесомо и нежно. Я закрываю глаза от растекшегося по всему телу блаженства. Мои ладони покоятся на тонкой талии, а его ручки обнимают меня за шею, стараясь прижать к себе сильнее. Я с охотой отвечаю на его приглашение и углубляю поцелуй, проникая в его рот языком. Я так хочу услышать его голос, так хочу выпивать каждый его стон… Мы целуемся неприлично долго, пока я не сдаюсь, подаваясь вперед сильнее и укладывая моего мальчика на спину, нависая сверху. Он на секунду отрывается от моих губ и поддевает пальчиками край моей футболки, тянет наверх, смотря на меня из-под опущенных ресниц. Поддаюсь и снимаю эту ненужную тряпку, сразу откидыаая ее куда-то в сторону, снова целуя покрасневшие губы. Сходя с ума от желания, освобождаю нас от одежды, руки не слушаются, пальцы дрожат, желая скорее коснуться белой кожи, почувствовать, как это тело выгибается навстречу моим прикосновениям. Я видел этот момент в своих снах. Так хотелось, чтобы это стало реальностью, и вот… омега, которого я так хотел сделать своим, цепляется за мои плечи, стараясь оказаться так близко, как это возможно. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него. Я боюсь сделать что-то не так. Боюсь спугнуть то доверие, с которым он на меня смотрит… А еще в его взгляде немая мольба не останавилваться. Я и не хочу. Он горячий, кажется, что еще немного — и он растает в моих руках. Так приятно целовать его губы, скользить губами по тонкой шее, нежно, проводя языком по пульсирующей с бешеной скоростью артении, слушать его громкое дыхание. — Дай знать, если будет больно… — я больше не могу это терпеть. Мне слишком тяжело. Переплетая пальцы, с трудом сохраняя остатки рассудка в целости, я утягиваю своего любимого за собой в бездну, из которой нас уже не вытащить. Мне очень давно не было так хорошо, как сейчас с ним. Я хочу его, всего, без остатка, чтобы он не достался больше никому. Мой нежный, невинный мальчик, так отчаянно желающий ласки. А я еще задавался вопросом, будем ли мы с ним обмениваться подарками, и если да, то что он сможет мне подарить? И теперь я вижу каким простым был ответ на все мои вопросы. Он подарил мне себя, отдаваясь в мои руки с таким доверием… Я не могу представить себе что-то лучше, чем этот его подарок. Мы не спим всю ночь, отправляясь в царство Морфея только под утро. Чувствуя его в своих руках, я не думаю ни о чем, кроме этой ночи. Оливер уже спит, а я все не могу налюбоваться его лицом. Такой умиротворенный и спокойный… Так не хочется засыпать, но усталость берет свое и заставляет закрыть глаза, а последним, что я увидел, были розовые губы, на которых я успел оставить поцелуй, не первый и, как мне кажется, далеко не последний.