antianti.social

Он опоздал на час, и это тоже занёс в список предзнаменований, потому что опаздывать вообще не его фишка (Джина, например, да; сынуле директора можно, начальнику отдела можно хоть на столе танго в сомбреро исполнять, дополняя всё это кокосовым лифчиком). Оттирая утром пятно на кафельном полу от нечаянно разлитого кофе и сматернувшись раз шесть, уже чувствовал спинным мозгом: что-то определенно идёт не так. Не стоило съезжать от родителей. Мало того, что ужин всегда был готов и не пришлось бы тратить деньги на закупку продуктов, так ещё и безопасность: мамочка завернёт в одеяло, папа поцелует в лобик на ночь, а потом тот уснет сладеньким сном с любимым плюшевым осьминожкой. Тэхён просто хотел побыть самостоятельным, птенец должен был вылететь из гнезда. Птенчик научился летать, но кто-то затаился в глуши леса с ружьём и объявил на него неофициальную охоту. Зарубленная пару дней назад топором старуха, жившая этажом выше, не имела к нему абсолютно никакого отношения, поэтому птенчик мог бы успокоиться и подлечить галлюцинации, избавиться от мании преследования. Но. Что-то определенно было не так. Где-то под пятном разлитого кофе, в папках с кучей бумаг, которых ждёт Ким Сокджин в своих лакированных туфлях на своём отполированном столе. Мух не было, откуда вообще мухам появиться бы в осенний холод, они в это время где-нибудь либо дохнут, либо прячутся. Муха, которая билась тогда в его кабинете об стекло...Он придал ей философское значение. Она же в итоге подохла? По доброй воле — суицид бедной маленькой мухи. Время смерти: 13.05; причина: нежелание мириться с естественной смертью. Она бы в любом случае умерла, но предпочла не подыхать на холоде, а покончить со всей суровостью своего мухо-существования самой. А потом зазвонил телефон. Тэхён застыл с жёлтой тряпкой в руках на своём кафельном полу и боязливо сглотнул. Позвонить-то мог кто угодно — немудрено, если тот же Джин. Решил отчитать за опоздания и поинтересоваться: когда его наглая туша соизволит появиться со всеми необходимыми отчётами в его пафосном кабинетике (с кожаным диваном). Он делает неровные шаги к коридору, почти плачет от того, что отпустил вчера Намджуна и не попросил остаться с ним на ещё одну ночь: пивка попить, чипсов пожевать, в приставку сыграть. Трещащий звонок разрывает чёрный домашний телефон и уши. Тэхён медленно прикладывает трубку к уху, мысленно молясь, чтобы это оказался, как бы парадоксально ни звучало, Джин. Или мама. Или Джису, он готов подписаться на очередное свидание с её подружкой. Всё, что попросят, только не морозной тишины. — Алло? — тихо спрашивает он после десяти секунд. — Я вас слушаю. Выжидает двадцать. Тридцать. Тик-так, тик-так, тик-так. — Вы меня слышите? Тик-так. Тик-так. Настенные часы стучат как единственный источник звука. — Это пранк что ли такой? Серьёзно, ребят? Тик-так, тик-так. Нервно накручивая себе на палец чёрный провод, кусает губы и озирается по сторонам. Откуда же тут спасение? — Я копов вызову. Честно. Кто это? Тик-так. — Чимин, мать твою, если это ты, то не смешно. Тик. — Когда я был маленьким, мама часто говорила мне: «Женись, сынок, и ты поймёшь, как счастлив ты можешь быть». Так. Голос ни разу не Чимина. Он...непонятный? Голос взрослого, совершенно незнакомого человека. Определенно, совсем-совсем не знакомого. Наложенный автотюн? Или как это всё называется? — Кто ты? В ответ доносятся короткие гудки. Бросил трубку. Тэхён бросился на выход. Стой этот незнакомый хоть под дверью, ничего не помешает ему теперь. Он тарабанит с сумасшедшей громкостью в дверь напротив. Намджун, похоже совсем заспанный и только вставший с постели, смотрит размыто и непонятливо. Говорит: «Восемь утра, ты совсем чокнулся?». А он чокнулся, скорее всего. Было бы прекрасно, если бы в действительности всё это оказалось бредом его воспаленной фантазии, никто ему не звонил, а он просто (всего-навсего) перепил кофе, заработался ночью и чокнулся. Намджун-таки пропускает его трясущегося к себе, чешет затылок и понимает: придётся звонить любимым полицейским. У нас проблемы. Мин Юнги и его отряд приезжают ровно через пятнадцать минут. Тэхён считал, пока сидел на диване у Намджуна в гостиной и сжимал его розового зайца в руках (серьёзно, Намджун, откуда он у тебя?), сминая мягкие ушки, напичканные ватой. Юнги осматривает дом Намджуна, пока его команда тщательно рыскает по квартире Тэхёна, в поисках хрен пойми чего, он-то оттуда не выходил вчера весь вечер и никого не запускал, кроме соседа, что там можно найти? Этот вопрос и вертится у него в голове, когда он дёргается навстречу к низенькому тощему полицейскому, чтобы высказать ему свою теорию, но его затыкают моментально: — Потому что так надо, — говорит он, пихая шоколадный пончик в рот и запивая сладость горьким, кивает Намджуну. — За кофе спасибо, кстати. Тот привычным жестом — пожимает плечами, всегда рад помочь (на самом деле нет, но кофе в избытке, ему не жалко, лишь бы работали). — А теперь сначала, — присаживаясь в кресло рядом с диваном, просит полицейский. — Что именно он тебе сказал? — Да я помню что ли всё дословно?! — взрывается Тэхён. — Бред какой-то про маму, которая что-то ему говорила, когда он был маленьким. «Женись, сынок»? Или вроде того? Я устал пересказывать. Юнги усмехается, надкусывая пончик с таким аппетитом. — Отличная помощь следствию, господин Ким. Уверен, что благодаря твоей куриной памяти мы быстро найдём этого...Может это пранкер какой? — Ага, с бабулей тоже пранкер связался, заигрался малясь, — вклинивается Намджун. — Клёвый пранк с топором, не считаете? — Слушай, твой дружок-умник часто в хорошего полицейского играет? — кивая на того, интересуется Юнги. — Я хоть стараюсь. — Ну так помогай, Шерлок, — а потом снова переводит взгляд на Тэхёна и почти смягчает тон, видя перепуганное до белых пятен лицо. — Послушай, парень, мы тут бессильны, понимаешь? Хёсан битый час пытается пробить номер, но всё тщётно. Пранкер у нас опытный. Врагов, говоришь, у тебя нет. Сомнительных знакомых тоже. В любом случае, не трясись ты так. Более, чем уверен, что твой пранкер и недавний Раскольников - два разных человека. — А я почему-то уверен, что это один и тот же человек, — отвечает Тэхён, роняя голову на спинку дивана. — Откуда уверенность? — Предчувствие. — С этим я точно не работаю, уж прости. Полицейский, уже доевший свой пончик, медленным и усталым голосом говорит в рацию, отзывая ищеек, копающихся в квартире у Тэхёна и около подъезда. Трёт виски. Сам заебан не меньше всей этой мистической мутью. Не хватало им только психа-маньяка, орудующего в спальных районах города, и так дел нераскрытых хоть лопатой греби. Смотрит на Тэхёна, почти убитого и явно не притворяющегося напуганным, задумчиво жует тонкие губы, складывая в уме всевозможные факты. И уходит. Намджун, так и не сумевший выспаться перед пробежкой в свой-то заслуженный отпуск, хлопает Тэхёна по плечу, приглаживая растрёпанные медово-русые волосы, и разрешает остаться сегодня у него. Фильм очередной посмотрят, вместе веселее (не страшнее). Намджун-то не боится никакого Раскольникова и отчасти склонен верить в теорию худого плохого копа: версия с пранкером ему и нравится больше, и кажется самой логичной. Кому ещё понадобится звонить Тэхёну и нести ту чепуху про маму, какую-то женитьбу. Серьёзно, простой набор случайных предложений. Максимально нелепых, чтобы запугать до трясучки и без того трусливого ссыкуна Тэхёна. Он уже готовился тащить вещи из его квартиры к себе, но Юнги снова топчется на пороге, уже с сигаретой в руках, и говорит Тэхёну: — Я решил, что пока мы не разберёмся в деле с укокошенной бабулей, то пусть с тобой побудет один из наших. Тэхён приподнимается с дивана, готовый то ли возразить, то ли ринуться Лейтенанту Улыбашке в объятия за проявленную заботу. В коридоре появляется не самая приветливая рожа. Даже не лицо. Жёсткое, со взглядом от которого хоть кутайся в самые шерстистые одеяла мира (мамонтов, например), очень изучающие чёрные глазища, как будто не смотрит, а рентгеновский снимок делает. Гла-за-ми. Тэхён мысленно даёт новую кличку: X-RAY, блядь. Потом хватается руками обеими за плечо Намджуна и боится даже шелохнуться — у того, помимо синей униформы, хорошие мускулы и пистолет в кобуре. Наверняка, не снятый с предохранителя. Он ему психа напоминает — они все такие подозрительно тихие. — Это Чон Чонгук, младший лейтенант, — Мин хлопает парня на две головы выше себя по плечу почти по-отцовски и смотрит с невыразимой телячьей нежностью (Тэхёну не по себе). — Ты, этот...Корми его почаще, окей? А то он мальчик большой, ему много надо. Пару недель с тобой проведет, глаз не спустит, можешь спать спокойно. Тэхёну думается, что нихрена. Как вот с этим рядом можно спать спокойно? Особенно тогда, когда эти глаза смотрят на тебя так, будто глазами...убийцы? Чонгук удаляется, что-то шепнув на ухо Юнги. Тот кивает, хлопает по плечу со словами "иди-иди", вопросительно смотрит на недоуменное лицо Намджуна. Намджун говорит: — Я все ещё считаю, что ты плохой полицейский. — Да мне похуй, что ты там считаешь, — безразлично пожимает плечами низенький коп. — Я сейчас по доброте душевной пацана своего подставляю твоего другана защищать. — Подставляешь? — усмехается Намджун. — Значит, все же уверен в том, что тут замешан реальный убийца, а не телефонный пранкер? Юнги отвечает фирменной сучьей улыбкой. — Ничего не исключаю. А потом со всей серьёзностью обращается к Тэхёну с глазами, размером с бильярдный шар: — Чонгук не особо общительный, — делает запинку, гладя мыском ботинка коврик с надписью «welcome» и смотрит очень с просьбой, — ты с ним повежливее и помягче, ладно? И не зли его, он себя не контролирует. А ещё, как просил, корми. Сейчас поехал за своими вещами, через полчаса будет у тебя. Он последит за всем, парень одаренный и внимательный. Если что сам заметишь, то сразу ему докладывай, уяснил? Тэхён быстро кивает китайским болванчиком, а в голове сплошная бегущая строка «пиздецпиздецпиздец». Юнги заметно расслабляется, кланяется. — Мы найдём вашего Раскольникова. Намджун хмыкает. — Уж постарайтесь. Пока макушка Юнги совсем не пропадает из поля зрения. Слышится рёв сирен — это отъезжают их машины. Тэхён смотрит на залитое серостью небо за окном намджуновской квартиры и хочет быть той самой мухой. И, кажется, он так и не позвонил Сокджину. Предупредить, что не придёт сегодня. И, возможно, больше никогда?