antianti.social

Чонгук излучал не спокойствие и не безопасность, и если Юнги надеялся, что каким-то образом сможет сгладить свою вину и заставить перестать волноваться, то он ошибся: Тэхёну боязно было просто повернуться к нему спиной. Его психическое состояние потихонечку скатывалось в ебеня, и никто не мог помочь, никто не мог утешить или попросту защитить. Он не мог смыться из города к родителям, которые поднимут на уши всю страну, если узнают о том, что происходит. Не мог ни с кем больше этим поделиться, просто из желания не втягивать в неприятности самых близких и родных. Он позвонил с утра Сокджину, выслушал все самое лестное в свой адрес и обещал, что пришлет курьера со всем необходимым. Потёр глаза, которые сегодня точно не сомкнёт, принялся разливать чай по чашкам — осторожно и стараясь не упускать краем глаз движений со стороны. Чонгук в домашнем одеянии так и не смог выглядеть по-домашнему, но сверлить рентгеновскими зрачками перестал, постукивая указательным пальцем по поверхности деревянного стола. Не произнёс за восемь часов пребывания в чужой квартире ни слова, предпочитая вместо стальное молчание и любопытные взгляды. Смешной коп, наверное, думает, что в действительности видит не по-человечески и старается отыскать отпечатки чужих пальцев в тэхёновской квартире. У Тэхёна скопились вопросы; хоть разбирай, как на складе мешки: кто он, откуда он, почему ничего не говорит, не пытается даже, согласился остаться (это ведь не входит в его обязанности, он мог предъявить Юнги вполне себе обоснованно) и почему белая футболка на нём такая прозрачная. Тэхён уверен, что он не из тех, что выебываются своими великолепно сложенными телами, но спросить язык чешется. Эдакий Геракл, молчаливый и подозрительно тихий. Чашка черного чая опускается перед ним вся трясущаяся: Чонгук поднимает взгляд и хмыкает при виде дрожащего в страхе Тэхёна. Забирает из рук желтую чашечку, стараясь не вылить случайно содержимое, а потом долго и пристально смотрит внутрь, стараясь достать глазами до дна (X-RAY в деле, всегда в режиме turned on). И когда, в конце концов, устаёт от пары бильярдных глаз, выдыхает и почти хрипло выдаёт: — Перестань трястись, как старуха с тремором конечностей, — потом вертит чашку, пытаясь то ли водоворот чайный вызвать, то ли казаться проще, менее жёстко договаривает, — раздражает. Тэхён старается и получается. Присаживается на соседний стул, складывая руки вместе, чтобы не разбегались и сверлит взглядом стол. Что ему на это ответить? Окей, хорошо, как скажешь? Сам бы как себя вёл в таких случаях? Кажется, что его вообще тяжело застать врасплох и заставить чего-то бояться. Пугают не его, пугает он сам. Не ёж и даже не дикобраз: вместо игл — наточенные копья, а взгляд металлически холодный. За окном легкое напоминание о том, что близится вечер и придётся переступать через собственную неуверенную натуру и постараться заговорить. Они, конечно, могут вот так...Притворяться немыми. Такая игра в молчанку, когда один заговаривать боится, а второй далеко не горит желанием с кем-то развязывать язык. Тэхён уверен, что этот коп в допросах не участвует. Его, наверное, привлекают к ним только в качестве орудия для пыток. Это когда подозреваемый не хочет ничего говорить, а ему Лейтенант Улыбашка своей "доброй" улыбкой отсвечивает, а потом рукой зовёт младшего лейтенанта. Тогда подозреваемого всего как затрясет, он как заорет: «Я всё скажу, умоляю, только не ЧОН ЧОНГУКА!!!». Тэхён едва ли сдерживается от того, чтобы не заржать в голос, отворачиваясь к окну — именно так районная полиция и раскрывает все свои дела. Спасибо младшему лейтенанту, славься младший лейтенант и живи долго да счастливо. Чонгук смотрит с нескрытым недовольством, и Тэхён прекращает коряво улыбаться. Может, ему только кажется, что это глаза полные презрения, кто же его знает-то, приходится интерпретировать так, каким всё кажется на первый взгляд. Ещё становится до безумия неловко, потому что игра в молчанку продолжается, но с той стороны стола похоже и не собираются прерывать. Ему нормально вот так смотреть на него — изучать по частичкам, кусочкам красивого лица. Собирать точки по координатам собственным и отслеживать пути каждой случайно дрогнувшей мышцы. Тэхёну думается: маньяк. Ну совершенный маньяк, зачем так разглядывать? Что он пытается найти на его лице? Прыщи, отпечатки чужих пальцев? Или ответ в глазах? Может... — Ты...— он мнёт скатерть в пальцах и звучит почти бесстрашно. — Думаешь, это я убил старуху сверху? Ожидал чего угодно. Правда. Чонгук согнулся пополам, и Тэхён уверен, что он смеётся. Вау, он, оказывается, умеет. Не робот, не андроид какой, а самый настоящий и живой — человек. Тэхён смотрит вопросительно, реакция ему все-таки не очень понятна. Где он проебался? — Маловероятно, что человек, не способный без трясучки поставить стакан, может так искусно проломить старухе череп, — говорит он и звучит почти беззлобно. — Топор хоть держал когда-нибудь в руках? Тэхён пыхтит от обиды. За кого он тут его принимает? — Не держал, но это же не значит... — Тебе есть в чём признаться? — обрывает тот, спрашивая серьёзно и грозно. Тэхён отрицательно качает головой, добавляя «нет» для полноты ответа. Полицейский хмуро качается на стуле и уже не смотрит. Задумался о чём-то, заметно расслабился. — Я просто хочу знать. Чонгук вопросительно взглянул. — Хочу знать, что от меня надо тому человеку. Ему не верят, он знает. Думают, что болен манией преследования и ошибочно уверен в том, что убийство и телефонный звонок связаны между собой. Тэхён не знает, может кто на него обижен за что-то. Ковыряется ногтями в проделанной маленькой дыре в скатерти, возвращаясь в свою страшную реальность. Чонгук не записывался в няньки или психологи, он тут сторонний наблюдатель, поэтому тихо поднимается из-за стола в гостиную, выделенной ему в качестве комнаты. Тэхён испытующе взглянул на его широкую спину и нашёл, что он не чересчур беспокоится о чужих делах. Вечер настроил на меланхоличный лад. Он наблюдал снаружи, стоя на балконе, как армия теней окружила свет, который обратился в бегство. Молчание волновало его, — он чувствовал, что остался один, и, когда до него донёсся приглушенный разговор из телевизора, им завладело ощущение глубокого одиночества. Телефон за сегодня больше не зазвонил, Намджун свалил куда-то на ночь глядя. Тэхён прошёлся по комнатам, чтобы выключить свет. В гостиной на диване мирно спал Чонгук. Во сне он не пугал и выглядел куда более беззащитным, чем одинокий Тэхён, окруженный событиями последних дней. Тёмная чёлка, задетая подушкой, открывала лоб и морщинку, залегшую меж бровей. Тэхён заботливо сгладил пальцем, чтобы было не так страшно, достал из шкафа одеяло-плед и так же бережно, чтобы ненароком не разбудить, накрыл его. Оглянулся ещё раз на домашний телефон, подозрительно молчащий в проеме между гостиной и коридором. Облегченно выдохнул и удалился к себе в комнату, так и не выключив телевизор. Ночь обещала быть тихой: в соседней комнате дремал полицейский, а значит охранял закон. Утро было свежее и лучистое. Холод пробрался из неприкрытой форточки и разбудил Тэхёна. Тот сморщился: утро раннее, вставать не хотелось совсем. Слух игнорировал звуки, глаза — окружающее. Но, прикрывая окошко, кое-что всё-таки протрезвило сильнее, чем ледяной душ. Тырым-тыдым. Трезвящий звонок. У Тэхёна передёрнуло все внутренности. В коридоре, склонившись над телефоном, стоял Чонгук. Они переглянулись одновременно. Тэхён медленно подошёл, шаркая ногами по ледяному полу, молча кивнул и осторожно поднял трубку. Он предупреждал раннее следствие о десяти секундах паузы, но главный игрок решил сменить правила. Чонгук прислушался, заметно напряженный. Знакомый голос, жуткий и сумасшедший, вдруг заговорил раньше положенного: — Я искал повсюду, но так и не смог найти ту единственную, которая была бы похожа на девушку, чей образ стоит перед моими глазами. Тэхён задрожал, не сказав в ответ ни слова. Чонгук выхватил у него трубку, но всё, что услышал потом — короткие гудки. Посмотрел на Тэхёна и пришёл к мысли, что дрожь в его худом теле вовсе не от ветра, вошедшего через приоткрытое окно, а от — голого и совершенно оправданного теперь — страха. Он отошёл, попутно набирая в сотовом чей-то номер. Наверняка, Юнги. Тэхёну всё равно. Его внутренняя муха неожиданно запустила процесс самоликвидации, начав биться о стёкла.