Совсем не детская сказка

      Отдышавшись, Люциус немного отстранился от притихшей Гермионы и ласково прошелся тыльной стороной ладони по нежным щекам, на которых все еще поблескивали дорожки пролитых слез, очертил кончиком указательного пальца подбородок, провел раскрытой ладонью по влажной шейке и теперь уже совершенно спокойно подцепил пальцами алый галстук.       Малфой вдруг хитро прищурился и ехидно улыбнулся:       — Только не говори, что это твой школьный галстук.       Гермиона тихонько рассмеялась, подняв на аристократа свои удивительные глаза, в которых сейчас так и плясали бесенята. Но Грейнджер тотчас попыталась совладать со своими эмоциями и невинно захлопала ресницами.       — Именно он.       Малфой коснулся нежным поцелуем ее искусанных губ.       — И к чему было устраивать это представление?       — Хм… — острые ноготки забрались под расстегнутую рубашку, легонько оцарапывая спину, — я подумала, что эта вещица тебя еще сильнее заведет. Все-таки не так уж много гриффиндорок побывало в постели у великого лорда Малфоя, — игривый язычок прошелся вдоль набухшей венки на крепкой шее. — И судя по всему, я не прогадала… Ты бы видел свои глаза, когда заметил этот галстук!       Девичий смех перезвоном колокольчика разнесся по маленькой комнатке.       — Да, ты права… — мужчина легонько прикусил пухлую губу, обрывая ее смешки. — Ты единственная…       Не дав Грейнджер ответить, Малфой подхватил девушку одной рукой под коленки, а второй обнял за спину и легко, будто пушинку, перенес на небольшой диванчик в противоположном конце комнаты.       Они лежали молча, вымотанные, но довольные. Люциус закинул одну руку за голову, а второй бережно гладил Гермиону вдоль хрупких позвонков… Грейнджер уткнулась носом ему в грудь и, прикрыв глаза, отдалась той умиротворяющей неге, которую дарили его крепкие объятия.       Мужская ладонь скользнула к бедру, на нежной коже которого все еще ярким маячком горел отпечаток его ладони. Он ласковой щекоткой пробежался по красным отметинам, а потом шепнул куда-то в полумрак:       — Неужели тебе не хочется заняться сексом как-нибудь… проще… нежнее? Неужели тебе каждый раз нужно подобное представление? Неужели тебе так нравится… плакать в процессе? Я… мне становится не по себе от этого каждый раз…       Гермиона слегка вздрогнула. Упершись подбородком в широкую мужскую грудь, девушка подняла на Люциуса свои задумчивые глаза, встречаясь с его пытливым взглядом. На секунду Малфою показалось, что в шоколадных омутах проскользнул огонек печали. Но полные губы тут же сложились в кривую, небрежную усмешку:       — Если мне захочется простоты и нежности, я обращусь за этим к Рону.       Остальные вопросы она проигнорировала.       Мужчина передернул плечами, но так и не отвел взгляд. Ни один мускул не дрогнул на его бесстрастном лице. Разве что грудь стала тяжелее вздыматься… Малфой всеми силами пытался подавить нахлынувшие разочарование и обиду…       — Вы уже выбрали дату? — безразлично поинтересовался аристократ.       Гермиона вновь удобнее устроилась на крепкой груди, обводя тонкими пальчиками пупок и плоские соски.       — Да, — тихо выдохнула Грейнджер, не прерывая своих ласк.       Сейчас она не хотела смотреть ему в лицо — самое дорогое и любимое на всем белом свете… Самое красивое, самое притягательное, самое…       Просто с каждым днем становится больнее…       — И когда? — Люциус тяжело сглотнул, прогоняя комок неприятных, липких ощущений: в горле стало непривычно сухо.       — Седьмого числа, — зажмурившись, прошептала Грейнджер.       Из наружного уголка глаза медленно скатилась непрошеная слезинка. Но девушка незаметно смахнула ее ладонью.       — Но…. Это же через неделю! — Люциус резко сел, вынуждая сделать Гермиону то же самое.       Обхватив девушку за обнаженные плечи, он сильно их сдавил, заставляя Грейнджер поднять на него глаза.       — И что… будет? — задал мужчина давно мучающий его вопрос.       — Думаю, все останется как есть, — непринужденно пожала плечами Гермиона.       И даже смогла натянуть весьма правдоподобную улыбку. Люциус ошарашено посмотрел на нее: неужели Грейнджер на самом деле все равно?       — И ты сможешь изменять своему законному мужу? — на последнем слове холодность изменила Малфою, и по красивому лицу прошлась болезненная судорога.       — Ты же как-то изменяешь своей законной жене, — голос Гермионы предательски дрогнул от подступивших к горлу слез, но она тут же взяла себя в руки и, сбросив обжигающие ладони со своих плеч, выскользнула из крепких объятий.       Гермиона направилась к своей мантии, валяющейся бесформенной тряпкой на полу. Тихо шепнув восстанавливающее заклинание, она набросила легкую ткань на плечи. Пригладила волосы.       Малфой с тоской наблюдал за ее действиями, понимая, что больше всего на свете ему хочется, чтобы Грейнджер никуда не уходила… Хотя бы сегодня… Чтобы Гермиона заснула в его объятиях, а он охранял ее сон и тихо признавался в любви, пока она этого не слышит… Как тогда… в те далекие, сказочные ночи… Ночи, которые принадлежали только им двоим…       — Может, останешься? — Люциус все-таки решил попытаться…       — Не могу, — не оборачиваясь, тихо проговорила Гермиона. — Думаю, Рон вот-вот будет дома. У него сегодня мальчишник.       В голосе так и сквозили тоска и обреченность.       Малфой поднялся на ноги и быстро преодолел разделяющее их расстояние, всем телом прижимаясь к ее спине, обхватывая двумя ладонями тонюсенькую талию, зарываясь носом в восхитительные кудряшки…       — Почему ты с ним? Зачем возвращаешься? Он же отвратителен тебе! Молчи! Я знаю, что это так! — мужчина резко оборвал свою пламенную речь и, шумно выдохнув, тихо проговорил: — Останься… Слышишь? Останься… со мной…       Грейнджер вздрогнула, но не оттолкнула его.       — Не проси того, чего сам дать не можешь, — зажмурившись, из последних сил сдерживая рвущиеся слезы, прошептала она.       Малфой ничего не сказал.       Ведь Гермиона права… У него по-прежнему есть обязательства перед Нарциссой, перед высшим обществом, в котором ему приходится крутиться из-за своего положения.       И это несмотря на то, что они с женой уже давным-давно чужие друг другу люди…       Гермиона молилась про себя, ожидая ответа, ожидая, что он все-таки решится на отчаянный шаг…       «Ну скажи, пожалуйста, скажи, что я тебе дорога! Скажи, что готов все бросить! Что не боишься. Ну скажи! Даже если это все окажется ложью…»       Но Люциус молчал, лишь крепче прижимая ее к себе.       Горечь неоправдавшихся надежд отравленными волнами растекалась по ее телу, утаскивая истерзанное сердце в пучину сомнений… Но именно накатившее разочарование заставило собрать остатки бесстрастности и развернуться к Малфою лицом.       — Так что пусть все останется как есть…       Мягкие губы накрыли его рот, вовлекая в размеренный танец горькой страсти… Грейнджер опустила ладони на его обнаженную грудь и надавила, вынуждая отступить на несколько шагов и упереться в диван. Резкий толчок, и, потеряв равновесие, Люциус сел, а Гермиона тотчас оказалась сверху. Изящные пальчики зарылись в платиновых волосах, губы нежно очертили точеную скулу… А потом девушка с силой дернула за волосы, вынуждая мужчину поднять лицо… Острый кончик игривого язычка прошелся по изгибам раковины, а теплый шепот на ухо запустил по телу сотню мурашек:       — В следующий раз ты мой… — прихватив зубами мочку, девушка продолжила: — И не забудь надеть белоснежную рубашку, — язычок скользнул по его шее. — Ты в ней невероятно сексуален.       И Грейнджер соскочила с его колен, чмокнув на прощание в уголок приоткрытого в немом стоне рта.       Громко стуча каблучками, Гермиона, не оглядываясь, легкой походкой проследовала к камину.       Вспышка зеленого пламени ознаменовала, что Грейнджер все-таки ушла…       Люциус закрыл лицо двумя ладонями. Хотелось взвыть и разнести к чертям собачьим и эту маленькую квартирку, и свое поместье, и небольшой уютный домик, в котором сейчас Гермиона будет с другим… Так паршиво ему уже давно не было… Пожалуй, в последний раз он испытывал нечто подобное в тот злосчастный вечер в Малфой-Мэноре… Или же тот вечер стал для него подарком судьбы?       Как же все запуталось…