***
В библиотеке Малфой-Мэнора находилось бесчисленное множество книг, но я убедил себя, что необходимые издания покоятся в Министерстве, в холодных кабинетах которого от силы осталось парочка дежурных. Все нормальные люди давным-давно находятся в компании любящих семей — жуют впопыхах приготовленный ужин; обмениваются новостями и сплетнями за прошедший день; смеются и подкалывают друг друга; строят планы на будущее и… чувствуют себя настоящими. Их жизни наполнены смыслом, любовью, вниманием и положительными эмоциями. А вот моя… сплошной фарс и притворство. И с этим уже ничего не поделаешь. Так что не было ничего особенного в том, что сегодняшний вечер я собирался провести в пустом, но, тем не менее, весьма уютном кабинете. Он был моей своеобразной крепостью — тут я ощущал себя в сотню раз комфортнее, чем в богато обставленных покоях почтенных предков. Я уже подходил к необходимой двери, когда донесшийся шум заставил меня остановиться. Не веря своим ушам, я осознал, что неуместный в столь позднее время звук присутствия другого человека в нашем отделе идет из кабинета моей неуловимой ассистенточки. Неужели… Отчего-то сердце пропустило удар… Она… Низ живота скрутила приятная судорога предвкушения и непонятно откуда взявшейся радости… Она еще не дома. Она здесь. И… Мои губы растянулись в ухмылке… Я все-таки смогу вернуть ей подаренное удовольствие. Стараясь сделать свое появление эффектным и непредсказуемым, я без стука нажал на ручку и одним махом распахнул многовековую дверь. Картина мне представилась весьма интимной и какой-то до нелепости домашней. Первое, за что зацепился взгляд — невысокий кофейный столик, на котором покоилась раскрытая книга с забавной закладкой между пожухлых страниц и фарфоровая чашка цвета слоновой кости, из недр которой поднимался еда уловимый дымок. На небольшом диване лежала примятая подушка, а в противоположном конце покоился теплый плед. Что касается хозяйки этого умиротворяющего безобразия, то… Грейнджер сидела на диване и в момент моего фееричного появления как раз подалась всем корпусом вперед и, подцепив ладошкой задник аккуратных туфель, сбросила со своих маленьких ножек не самую удобную обувь, давая долгожданную свободу натруженным из-за высоченных шпилек стопам. Мне вдруг нестерпимо захотелось помассировать и эти узкие стопы, и аккуратные пальчики… Сообразив, что в ее обитель ворвался посторонний, Гермиона резко подскочила с дивана, попутно пытаясь нащупать носком свои деловые лодочки, но те, как назло, не желали ей поддаваться и свалились на бок, заставляя девчонку оставить не увенчавшуюся успехом идею. — Мистер Малфой, что… — мне показалось, будто девушка слегка смутилась, но это помешательство было недолгим, и она тут же взяла себя в руки: — что-нибудь случилось? Ммм… а что бы вы сделали на моем месте, если бы оказались в одной комнате с сексуальной красоткой в каменных стенах вымершего из-за позднего времени здания, зная, что несколько часов назад она стояла перед вами на коленях с членом во рту и мечтала о его внимании к некоторым другим частям своего аппетитного тела? И более того, вы отпустили ее после предыдущего маленького безобразия совершенно неудовлетворенной… — Да, кое-что случилось, — вырвавшись из возбуждающих образов того, что мы сейчас устроим в этом кабинете, и какая звуковая волна будет сопровождать учиненное озорство, я молниеносно сократил разделяющее нас расстояние. Гермиона дернулась, словно пытаясь увернуться от неумолимо приближающейся угрозы, но, разумеется, я не позволил ей это сделать. Собственнически обняв Грейнджер за хрупкую талию, я грубо рванул ее на себя и впечатал в грудь тихо ахнувшую девчонку. Вторая ладонь накрыла ее затылок — Гермиона изогнула свою прелестную шею в нелепой попытке сбросить мою руку, но я не дал ей вырваться. По-прежнему удерживая любовницу в таком положении и не отрывая взгляда от слегка расширившихся темных радужек, я медленно сократил расстояние между нашими лицами и очень тихо проговорил, напоминая о недавнем упущении: — За мной должок. Эхо произнесенных слов еще не растворилось в вакууме, создаваемом старинными стенами, а я уже с жадностью приник губами к сладким устам. Как по команде, маленькие кулачки уперлись мне в плечи, и Грейнджер с двойным рвением начала изворачиваться в моих объятиях, но почему-то я не сомневался: все, чем сейчас руководствуется девчонка — это желанием хорошенько меня проучить за ее недавнее унижение. Вот и вся причина этого сопротивления. Ну-ну, малышка. Не стоит заигрываться. Мы оба этого хотим. Нам обоим нужен этот контакт. Не знаю, что заставило тебя ступить на скользкую дорожку запретных утех, но вот что касается меня… просто я хоть на несколько мгновений ощущаю себя настоящим рядом с тобой. К чему эта борьба, которая все равно окончится твоей полной капитуляцией, Грейнджер? Ведь я даже не сомневаюсь, что ты уже увлажнилась там — между своими шикарными бедрами. Я уже чувствую твой сладкий, терпкий аромат. Крепче ухватившись за кучерявые локоны на затылке, я провел второй раскрытой ладонью по напряженной линии лебединой шеи, по упругой выпуклости аккуратной груди, по плавному изгибу осиной талии и наконец-то нащупал язычок потайной молнии строгой юбки. Разжавшиеся кулачки уже не отталкивали меня от своей миниатюрной хозяйки — наоборот, тонкие пальчики вцепились мне в плечи, судорожно сжимаясь и не выпуская из напряженной хватки. Я же говорил, что ты этого хочешь, малышка. Двумя пальцами проворно справился и с молнией, и с причудливой пуговкой пояска. Теперь расстегнутая юбка свободно облегала нижние прелести моей юной любовницы. Я уже собирался рвануть мешающий кусок плотной ткани, но Грейнджер сама крутанула тазом — многострадальная юбка соскользнула к узким лодыжкам, оставляя свою хозяйку в чулках, красивое кружево которых эротично обхватывало молочную плоть упругих бедер, и черных ажурных трусиках, не скрывающих, а отчетливо подчеркивающих все девичьи прелести. Не дав Гермионе опомниться, я подхватил на руки легкое тело. Крутанувшись вместе со своей ношей, я цепко осмотрел помещение, прикидывая лучшее место для задуманного. До письменного стола оказалось слишком далеко, а мне было жизненно необходимо тотчас ощутить на языке вкус этой женщины. Взгляд скользнул по предметам мебели, находившимся в шаге от наших переплетенных тел — и я сделал первое, что вспыхнуло в сознании. Прижимая к себе упругое тело, я вместе с ней нагнулся вперед — Гермиона пискнула и сильнее обвила руками мою шею, пытаясь поймать утерянное равновесие. А я без лишних разговоров уложил ее на низкий кофейный столик, попутно сбросив со столешницы белеющую кружку с недопитым напитком и ветхий том с заложенной страницей. Довольно выдохнув, я скользнул вниз и опустился на колени перед судорожно стиснувшимися стройными ножками. Без лишних слов накрыл ладонями ее коленки и уверенно растолкнул их в стороны, открывая себе отличный вид на темную полоску ткани, смотрящуюся невероятно эротично на фоне полов васильковой рубашки, по-прежнему обволакивающих невесомыми объятиями верхние прелести этой куколки. — Что вы себе позволяете?! — возмущение в слегка охрипшем голосе было невероятно натуральным, но дошедший до апогея аромат женского возбуждения так восхитительно щекотал ноздри, что я не позволил актерскому мастерству Грейнджер меня перехитрить. Подавшись немного вверх, я навис над девушкой, замечая, как еще больше расширились ее глаза, и как она пропустила вдох, нервно упершись ладошками мне в грудь, будто вновь пытаясь заставить отстраниться. — Просто закрой рот и дай мне сделать так, как я хочу, — выдохнул я, не отрывая взгляда от карих радужек, а потом… слегка изогнул шею и коснулся пухлых губ мягким, почти ласковым поцелуем. Гермиона вздрогнула, но вырываться перестала, а ее узкие ладошки нерешительно соскользнули вниз, больше не препятствуя нашему единению. Ты в очередной раз сделала правильный выбор, малышка. Удовлетворенно хмыкнув, не разрывая установившегося зрительного контакта, я потянулся двумя руками к верхней пуговке на ее воротничке, заставляя крохотную пуговку выскользнуть из узкой прорези, а потом вторую… и третью… и еще немного ниже… и еще… и вот самая последняя… И только когда шелковые полы соскользнули на столешницу и замерли по бокам от изящных изгибов красивого тела, я криво улыбнулся и, оторвав взгляд от шоколадных омутов, прошелся чередой невесомых поцелуев по девичьему подбородку. Я двинулся ниже и с урчащими звуками осыпал легкими укусами упругую плоть, проглядывающую над гладкими чашками лифчика. Оттянув одной ладонью ткань, я тотчас сомкнул губы на крошечной бусинке призывно торчащего соска. Протяжный выдох где-то сверху. И я ощутимо вонзился зубами в затвердевшую плоть. Придушенный вскрик. А мой язык уже вовсю занялся потревоженными рецепторами, зализывая крошечные, невидимые ранки. Мерлин, да с ней можно играть вечность! Практически заставив себя оторваться от налитых полушарий, я прошелся языком по ложбинке, краем глаза подмечая, как непослушная ткань бюстгальтера метнулась вверх, вновь надежно укрывая прелести своей сладенькой обладательницы. Я скользил кончиком языка вниз, оставляя после своего прикосновения узкую, длинную полосу, а Гермиона так призывно прогибалась под моей лаской, что невольно хотелось сделать ей еще приятнее. Как собственно, я и собирался поступить с той самой секунды, когда толкнул перед собой дубовую дверь ее кабинета. Мой язык игриво юркнул вдоль пояска черных трусиков, несколько раз подныривая под кружевную ткань. Шумные, рваные выдохи где-то сверху давали понять, что мою любовницу эта забава заводит не на шутку. А это только начало. Кончиком языка скользнул сверху вниз по ажурному треугольнику — девчонка с придушенным писком попыталась сомкнуть коленки, но я с раздражением надавил на внутреннюю поверхность ее бедер, не давая Гермионе скрыть свои прелести от моего настойчивого языка. — Не дергайся, а то ведь я могу и передумать, — хмыкнул, не поднимая головы. Нужно сказать, угроза удалась мне весьма правдоподобно. Будто я, и в самом деле, мог уйти… Гермиона притихла, и я, наконец-то почувствовав себя победителем, обратил все внимание на восхитительные складочки нежнейшей плоти, скрытые насквозь промокшей от женских соков тканью. Я накрыл ртом чувствительное местечко, ощущая его непередаваемый жар, и принялся выводить языком замысловатые узоры поверх половых губок, заключенных в плен кружева. С пошлым чмоканьем я отстранился, обрывая этот контакт, но тут же поднырнул кончиками пальцев под боковую резиночку. Не церемонясь, я оттянул ее в сторону, оголяя разгоряченные, покрасневшие, умопомрачительно влажные складочки и крошечное ребристое колечко нетронутого ануса. Хм… самое время для небольшой тренировки неразработанной дырочки, предназначенной специально для меня. Пытаясь сдерживать себя, я обвел кончиком указательного пальца крошечный бугорочек между аккуратных губок, а потом, слегка усилив давление, скользнул по алой щелочке и на одну фалангу проскользнул в бархатистую глубину. Девчонка дернула бедрами и подалась вниз, в явной попытке заставить меня углубить это проникновение. О, видно, тебе уже совсем туго, моя сладенькая конфетка. Но сейчас у меня были несколько другие планы. Я вышел из манящего лона и скользнул еще ниже, подбираясь к своей цели. Плавно обвел ногтем ребристое колечко, ощущая, как девчонка заметно напряглась. Ох, да, в первый раз всегда страшно, но я обещаю хорошенько подготовить тебя к этому. Стремясь отвлечь любовницу от возможного дискомфорта, я склонился ниже к нежным складочкам и нашел их своим языком, выводя на чувствительной плоти причудливые символы, постепенно подбираясь к напряженному клитору. Замерший палец сильнее надавил на упругие стенки, проникая в узкую глубину. О да… жду не дождусь, когда на месте пальцев окажется возбужденный член. Девушка дернулась под двойной лаской, непроизвольно насаживаясь на глубину еще одной фаланги. Блять, ее задница просто затягивала меня! С первозданной дикостью я двигал языком и пальцами, лаская, прикусывая, наращивая темп до онемения рук и губ, но мне было плевать… Просто очень хотелось подарить Гермионе те ощущения, которые ей точно не мог дать рыжеволосый женишок. Булькающий, приглушенный звук заставил оторваться от упоительного занятия и взглянуть наверх. Картинка мне открылась до невозможного эротичная. Плоский животик, мышцы которого скручивали судороги сладостного напряжения; рвано вздымающиеся груди, прикрытые гладкими чашками простого лифчика; до крови закушенное острыми зубками запястье — храбрая попытка не дать удовольствию прорваться наружу и оповестить оставшихся обитателей Министерства о нашем маленьком бесчинстве. Я слегка крутанул незанятой кистью и, убедившись, что наложенные чары сработали как положено, хрипло выдохнул: — Грейнджер, не стесняйся, кричи. Никто ничего не услышит, — сильнее надавил кончиком языка на возбужденную горошинку, в то время как указательный палец до самого конца погрузился в слегка разработанную глубину. Девчонка затряслась от крупной дрожи и зашлась восхитительно сладостным криком, в каждой нотке которого сквозило искреннее удовольствие. И ни грамма притворства. Я продолжал свою упоительную игру до тех пор, пока мужское чутье не подсказало, что моей маленькой любовнице осталось совсем немного, но я уже и сам был на пределе. Так что мне представилась отличная возможность не затягивать обоюдное удовлетворение. Вот сейчас. Сейчас. Отстранившись, но по-прежнему стоя на коленях перед распластанной на столе малышкой, я потянулся к своим брюкам, мечтая как можно быстрее освободить пульсирующий от предвкушения член, но… меня остановил тихий голосок, непонятно как прорвавшийся сквозь шум бьющей в ушах крови. — Нет. Моя ладонь замерла у ширинки, в которой уже торчал вздыбленный член, и я непонимающе посмотрел на Грейнджер. Упершись локотками и ладонями в гладкую столешницу, девчонка слегка приподнялась на руках и со странным блеском в глазах, от которого по коже побежал табун восхитительно горячих мурашек, прошептала: — Думаешь, все будет так просто? Ммм… и почему из горла рвется идиотское подтверждение в ответ на эту реплику, хотя и троллю понятно, что вопрос был чисто риторическим. И что легкой победы мне не видать. Хитро сверкая своими удивительными глазами и кривя губы в самодовольной усмешке, девчонка медленно согнула в коленке правую ножку и, упершись маленькой стопой мне в грудь, резко надавила вперед, отталкивая меня от себя. Но она так и не разорвала наш контакт до конца. С возбуждающим прищуром глядя мне в глаза, Гермиона плавно повела ножкой сверху вниз, игриво проходя кончиками пальчиков от плеча по груди и животу, скрытыми светлым хлопком, и как бы невзначай задела торчащий пенис. А вот это уже слишком! Я перехватил узкую лодыжку и рванул стройную ножку вверх к своим губам. Я осыпал поцелуями каждый миллиметр нежной кожи стопы, не обделяя вниманием ни один крохотный пальчик. Зажмурившись, Гермиона прогнулась под напором этих прикосновений и с горловым стоном запрокинула голову назад. А я получил своеобразное разрешение двигаться дальше. Я скользил губами по ее лодыжкам, внутренней поверхности голени и округлого бедра цвета слоновой кости, уверенно приближаясь к натертым складочкам, наполовину прикрытыми сбившимся кружевом, как вдруг… Грейнджер подалась вперед, и я в который раз поразился гибкости этой девчонки. Она уцепилась пальчиками в галстук, который я так и не соизволил снять, и со всей дури рванула ткань на себя, а заодно и меня, и впилась мне в рот своими влажными губами. Я чуть не задохнулся от стиснувшейся вокруг шеи удавки, но шаловливый язычок, уверенно орудующий у меня во рту, помогал отвлечься от возникшего дискомфорта. К тому же, девчонка уже ослабляла цепкую хватку, даруя мне живительный поток кислорода. И только через несколько мгновений до меня дошло, что она сделала. Гермиона ослабила узел на галстуке ровно на столько, чтобы стянуть с моей шеи этот атрибут мужского делового костюма. Уверенно оттолкнув меня от себя, Грейнджер грациозно встала с невысокого столика и, поигрывая шелковой удавкой в хрупких ладонях, странно, до чертиков возбуждающе посмотрела на коленопреклоненного меня. Черт. Мы снова поменялись ролями. Гермиона обогнула меня и исчезла из поля зрения, а я… почему-то так и не повернул головы, кожей ощущая ее близкое присутствие. Я знал, что впереди меня ждет что-то новенькое, — сюрприз от этой непредсказуемой бестии. И это томление было нереально упоительным. Теплые маленькие ладошки легли на мои кисти и потянули их назад, вынуждая переплести пальцы у себя за спиной. Разумеется, у меня промелькнула мысль тотчас оборвать совершаемое безобразие и, уложив девчонку назад на кофейный столик, отодрать ее до потери пульса, но… каким-то задним чутьем я осознавал: если хочу еще раз увидеть эту женщину в своей койке, то лучше дать ей возможность немножко поиграть и насладиться своим триумфом. К тому же, ощущение шелковой удавки на сведенных в районе поясницы запястьях и чувство порабощенности оказались, на удивление, невероятно возбуждающими. Новая порция кипящей крови огненным потоком метнулась к низу живота. И почему никто мне не говорил, что оказаться в подобной роли… на месте подчиненного… так упоительно приятно? Честно слово! От ощущений и образов я готов был кончить прямо сейчас! Грейнджер, да что ж ты со мной творишь — с мужчиной, который сбился со счета женщин, оказавшихся в числе его эротических побед?! С мужчиной, которого невозможно ничем удивить в сексе?! По крайней мере, мне так всегда казалось. До не давнего времени. Ведь тебе, чертовка, каким-то образом удается это делать каждый гребаный раз! Слегка покачивая бедрами, Гермиона грациозно прошла к диванчику и, развернувшись, медленно опустилась на мягкое сидение. Пухлые губки сложились в чувственную усмешку, и она решительно выдохнула: — Встань. Что, блять?! Ты мне еще команды раздавать будешь?! Да пошла ты… Моему возмущению не было предела. Я уже реально хотел прервать весь этот идиотизм, как вдруг… — Встань, — тихий голосок ощутимо дрогнул. И я вмиг позабыл о своем намерении — было что-то такое в карих глазах… Нет, не угроза, а, скорее, наоборот, — не озвученная просьба и мольба о том, чтобы я непременно послушался ее. Что ж, если ты так настаиваешь, то будь по-твоему. Подняться с заведенными за спину руками оказалось не так уж просто, но я блестяще справился с этим условием игры. — Подойди, — отчетливые хрипловатые интонации снесли оставшийся барьер из моих мужских амбиций. Когда я замер в миллиметре от стройных ножек, плотно сомкнутых на уровне коленок, Гермиона медленно провела раскрытой ладонью от своего хрупкого плечика к тонкому запястью, утягивая за собой яркий шелк. Проделав то же самое со второй стороной, девушка отшвырнула от себя блузку и, резко склонившись ко мне, принялась медленно расстегивать пуговки на моей белоснежной рубашке, постепенно, миллиметр за миллиметром обнажая живот и торс… И вдруг, как бы невзначай, игриво потерлась подбородком о торчащий в расстегнутой ширинке член. Да что ж ты делаешь?! Ох… давай еще раз! Да…вот так, ну же… Грейнджер подалась назад и, подтянувшись на руках, села на широкую спинку дивана, оказываясь на одном уровне со мной. Хотя теперь расстояние между нами заметно увеличилось. Не отрывая от моего лица своих глубоких глаз, Гермиона обеими ладонями погладила аккуратные чашки лифчика, скрывающими от меня верхние прелести девчонки, и слегка поднырнула кончиками пальцев под верхние грани. А я… затаив дыхание и непроизвольно покусывая нижнюю губу, с жадностью ловил каждое движение хрупких пальчиков, как вдруг… во взгляде шоколадных колодцев заплясали игривые бесенята: — Хочешь их увидеть, не правда ли? Дернувшийся член был красноречивее любых слов. Блять, ты бы знала, насколько хочу, стерва! Изящные пальчики решительно оттянули ткань, обнажая упругие полушария идеального размера с крохотными розовыми сосочками. Ооо… эта женщина совершенна! Девчонка прогнулась в пояснице и, прикусив нижнюю губу, с чувственным стоном запрокинула голову, выставляя напоказ тонкие ключицы и напряженную шею. Мягкие подушечки сжали торчащие сосочки и крутанули их, заставляя меня ощутить неимоверную тягу к тому, чтобы своим ртом составить компанию ловким пальчикам. Я уже шагнул вперед и слегка согнул спину, намереваясь сделать это, как вдруг девушка вполне осознанно посмотрела мне в глаза и… тут же вернула на место плотную ткань, вновь заключая свои шикарные груди в своеобразный плен. Гермиона поманила меня к себе пальчиком и как бы невзначай провела стопой по мягкой седушке дивана, весьма красноречиво объясняя, что от меня требуется. — Тогда, милый, тебе придется немного поработать… Хм, если мы думаем об одном и том же, то я готов вечно так трудиться. — На колени, — ни тени улыбки на красивой мордашке. Вызов принят. И я повиновался, мысленно спрашивая самого себя, уж не под Империусом ли я. Ох, и отыграюсь же я потом на тебе, крошка! Не успел я упереться коленями в сиденье, как Грейнджер ухватилась за отвороты рубашки и, притянув меня к себе, ощутимо прикусила нижнюю губу, слегка оттягивая ее на себя. Я тяжело выдохнул, и Гермиона вмиг отстранилась. Но только для того, чтобы прошептать: — За дело, милый. Изогнувшись, я подцепил зубами лямку чертового лифчика и, удерживая в импровизированном плену тонкую полоску ткани, стянул ее к острому локотку. А потом медленно скользнул кончиком языка по внутренней поверхности изящной руки, целенаправленно поднимаясь вверх. Не удержавшись, я на мгновение замер, уткнувшись кончиком носа в неглубокую ямочку у основания девичьей шеи. Как же она хорошо пахла! Ммм… Опомнившись, я проделал то же самое со второй стороной, освобождая хрупкие плечи от любого посягательства одежды. А потом прихватил зубами упругую ткань правой чашки и утянул ее вниз, но… чертов лифчик все равно упрямо возвращался на место! Нет, так у нас точно ничего не выйдет. Надеюсь, эта сучка не заставит меня разбираться с крючками на ее спине при помощи одних только зубов?! Разумеется, я весьма ловок в постели, но, блять, не до такой же степени! Видимо, возбужденной девчонке показались неприлично долгими мои безуспешные попытки совладать с ее лифчиком, потому что она с раздраженным стоном оттолкнула меня от себя и тут же завела руки себе за спину. Я и глазом не успел моргнуть, а кружевная вещичка полетела в сторону, лишь слегка не поравнявшись с васильковой лужицей шелка. Теперь моему пытливому взгляду была открыта молочная плоть во всей своей притягательной красоте. Не думая больше ни секунды, я склонился и с жадностью накрыл губами розовый сосочек. Я посасывал упругий комочек, то и дело разбавляя ласку ненавязчивыми покусываниями. Пока я наслаждался одной грудью, девичья ладонь занялась второй, до белесых отметок впиваясь в кожу. Я заметил, как Гермиона пропустила сосок между двумя выпрямленными пальчика и, не удержавшись, лизнул маленький комочек, зажатый в этих своеобразных жерновах. Девушка с громким стоном прогнулась в ответ на мою ласку. А я заскользил ниже, осыпая короткими поцелуями плоский живот, больше положенного уделяя время маленькой ямочке пупка… — Люциус, ах…ниже! — громкий всхлип у меня над макушкой. Еще сильнее изогнув шею, я вновь нашел ртом покрасневшие складочки — Гермиона сама оттянула в сторону ткань трусиков и удерживала ее так, чтобы кружево не сползло и не оборвало наш тесный контакт. Я бойко лизал и без того влажные лепестки нежной плоти, чувствуя, как довольно сильные пальчики моей маленькой госпожи вцепились мне в волосы и притянули к себе, буквально впечатывая мое лицо меж стройным бедер. А я медленно, но очень ловко ослаблял узелок у себя на запястье. Ведь очень скоро у нас очередная смена. Когда девичье тело затряслось от мощного разряда накатившего оргазма, Гермиона с диким стоном прогнулась, теряя равновесие… А я ловко подхватил ее освобожденными руками, сомкнув пальцы на пояснице, чуть-чуть выше копчика. Сдернув вниз дезориентированную девушку, я одним уверенным движением уложил Грейнджер головой на примятую подушку и… на самом пике ее экстаза с диким рыком ворвался в пульсирующее лоно, до яиц вгоняя пенис в бархатистую влажность. Два необузданных толчка под аккомпанемент совместных горловых стонов — и я до конца вышел из жадной влажности, с тихим смешком упираясь головкой в хорошенько разработанную дырочку. И только когда Грейнджер опять захныкала и заерзала подо мной, я с пошлым чмоканьем толкнулся вперед, вновь до предела погружаясь в невероятный жар. — Люциус! — сумасшедший, полный удовольствия визг. Теперь я и не думал обрывать нашего контакта. Шлепки тела о тело переплетались с охами, стонами, рыками и всхлипами. Я знал, что мне самому осталось не так уж и много, поэтому смял ртом приоткрытые в стоне уста и, еще сильнее навалившись на девчонку, стал бешено двигать тазом, чувствуя, как Гермиона практически моментально словила нужный темп. Если честно, от нашей необузданности мне на долю секунды стало не по себе, — уж слишком усилился жалобный писк повидавшего виды диванчика под напором наших плотно сплетенных тел. Я ощущал, как девушка начинает подрагивать, а ее коленки сильнее, до легкой боли, стискивают мои бока. Ей нужно было совсем чуть-чуть…буквально пару касаний моих пальцев. Упираясь одной ладонью где-то над хрупким плечом, я просунул вторую руку между нашими ритмично сплетающимися телами и накрыл напряженный клитор, прокручивая пальцами поверх маленького бугорка. Ох, все…больше я не мог себя контролировать! — Ну же, малышка, кончай! Кончай вместе со мной! — жарко хрипел я на ушко своей любовницы. — Вот сейчас… одновременно! И в моей голове, как по команде, замерцали разноцветные звезды, а сердце забилось с такой частотой, что почудилось, будто оно вырвется из грудной клетки. Кайф. Блять, как же мне хорошо. Сотрясаясь от нахлынувшего удовольствия, я все равно не мог не ощутить ритмичную мелкую пульсацию тугих, жарких стеночек. Успела. Зажмурившись, я прижался влажным от пота лбом ко лбу своей любовницы, с неконтролируемой улыбкой подмечая теплое, прерывистое дыхание на своей коже… И только через несколько минут я осознал, что ощущаю соленый вкус на своих губах. Слезы тоненькими струйками стекали из ее закрытых глаз, медленно, но неумолимо катясь к пухлым, чувственным губам, которые теперь я покрывал ласковыми поцелуями… Она опять плакала. Я знаю, что сейчас было самое время с довольной физиономией уйти куда подальше от уязвленной женщины. И заставить ее ощутить себя использованной куклой, которой она, по сути, и была. Сколько раз я так поступал. Такое поведение стало для меня в порядке вещей, и в этом не было ничего удивительного, но… почему-то сегодня мне захотелось поступить совершенно по-другому. Наверное, все дело в прошлой бессонной ночи, навалившейся усталости и расшатанных нервах. Да… именно в этом. Все еще в полукоматозном состоянии после оглушительного оргазма, я слегка отстранился от беззвучно плачущей девушки и, перевернув Грейнджер на бок так, чтобы она уперлась сжавшимися коленками в мягкую спинку, пристроился позади нее на узком сидении старенького министерского дивана. Уткнувшись носом в кучерявую макушку, я прижал девушку к себе одной рукой и отдался навалившейся истоме, усталости и невероятно теплому ощущению, что я не одинок и… по-настоящему жив. Хотя бы сейчас. Я не знаю, сколько прошло времени. Гермиона не шевелилась, и мне показалось, будто она, поддавшись измору, тихонечко посапывает. Второй раз за вечер я подумал о том, что самым правильным поведением было бы встать и уйти, но… мне не хотелось уходить. Мне не хотелось оставлять ее одну на этом развороченном диване. Абсурдно? Да, знаю, но, наверное, люди становятся немного сентиментальными после хорошего, жаркого траха. Других объяснений подобному наваждению у меня не было. Слегка отстранившись, я окинул цепким взглядом обнаженное тело в своих руках — молочная кожа, прибредшая в сумерках загадочный оттенок, покрылась мурашками, а судорожно стиснувшиеся кулачки прижимались к своей хозяйке в районе подбородка. Вся поза говорила о том, что девушка усиленно пытается сохранить остатки ускользающего тепла. Ни слова не говоря, я подцепил ногой скомканное покрывало и после нескольких неловких попыток укрыл им наши обнаженные тела. Почти обнаженные. На мне так и остались расстегнутые брюки и некогда идеально белая рубашка, а на Гермионе — сбившиеся трусики с чулками. Удобнее устроившись за спиной любовницы, я с беззвучным выдохом обвил ее за талию и, закрыв глаза, втянул уже знакомый аромат, исходящий от девичьей кожи, — очень свежий и тонкий, к которому сейчас примешивался запах бурного секса. Черт, да почему же мне так хорошо?! Главное, не ищи ответ на этот вопрос. Просто насладись этими мгновениями, а потом благополучно забудь. Наверное, мы бы уснули — прямо так, в ее кабинете, а на утро нас бы непременно кто-нибудь нашел, и об этой интрижке стало бы известно абсолютно всем, вот только… возмущенное урчание под моей ладонью где-то в районе женских ребер вмиг развеяло установившуюся идиллию. Понимающе фыркнув, я теснее прижал к себе Грейнджер и спокойно проговорил, наслаждаясь видом того, как от моего дыхания дернулись пушистые локоны: — Как насчет ужина? Я знаю один очень хороший ресторан неподалеку.***
За что я любил выбранное место — это, разумеется, за превосходного шеф-повара из самого Парижа и за то, что это был один из немногих ресторанов, где вы могли спокойно уединиться со своей парой, не заботясь о посторонних глазах и ушах. Столики тут нужно было бронировать за парочку месяцев. Разумеется, если ты не являешься известной фигурой в высшем свете. Так что тут у нас не возникло никаких проблем — стоило мне переступить порог, как к нам моментально вышел улыбающийся метродотель с заученной, витиеватой речью о том, что для таких дорогих гостей приготовлен самый лучший столик. Если честно, я его и не слушал — за столько лет ты слишком привыкаешь к слащавой лести. Так что я предпочел сосредоточиться на симпатичной мордашке своей спутницы — уверен, тут ей еще ни разу не приходилось бывать. Пусть она и героиня войны, но в подобных местах предпочитали видеть чистокровную аристократию с набитыми золотишком карманами. Гермиона первая села за стол, а я… за чем-то сел рядом с ней, тесно прижавшись ногой к девичьему бедру. Я заказал нам выпить — себе все тот же виски, который в прошлый раз растекся янтарными лужами по министерскому кабинету, а ей — «Tessellae» — любимое вино Нарциссы, которое я, заказывал для всех своих пассий, если нам доводилось вместе отужинать. Откуда возникла эта идиотская привычка? Не знаю… Возможно, потому что это вино на самом деле было очень недурно, и еще ни одна женщина не высказалась отрицательно о составляющих насыщенного букета. Все-таки в некоторых вещах у моей женушки вкус был весьма не дурен. С момента, как мы переступили порог ресторана, Грейнджер не проронила ни звука. Быстро просмотрев предложенное меню, я сделал заказ для себя и уже собирался предложить помощь своей спутнице, как вдруг…справа от меня зазвучала идеально поставленная французская речь. Мило улыбнувшись, Гермиона бегло объяснялась с метродотелем, а я с непонятным восхищением ловил каждое движение пухлых губ. Мы перекинулись парочкой дежурных фраз, пока перед нами не появились наполненные разными жидкостями фужеры. Я с наслаждением отпил терпкий, горьковатый напиток, вмиг обдавший жаром язык и горло, неумолимо посылающий теплые волны к каждой напряженной мышце утомленного тела. Я вырвался из размышлений в тот момент, когда услужливый метродотель заботливо поинтересовался у моей прекрасной спутницы, что она думает о предложенном вине: — Очень приятное. Легкое, но не пустое… — задумчиво протянула девушка и, отставив бокал, расслабленно откинулась на мягкую спинку. Я снабдил застывшего рядом с нашим столиком мужчину выразительным взглядом, который весьма красноречиво давал понять, что неплохо было бы оставить нас с этой куколкой наедине. Вышколенный официант тут же откланялся. Между нами повисло не очень приятное молчание. Так и не придумав, о чем можно завести разговор, я спросил единственное, что в сложившейся ситуации показалось мне уместным: — Как тебе тут? Грейнджер оценивающе осмотрела выделенное нам помещение, каждый предмет в котором так и кричал о роскоши и деньгах, — так, будто только сейчас обратила внимание на окружающую нас обстановку, и наконец-то открыла свой притягательный ротик: — Неплохо, — выдохнула девушка, поворачивая ко мне личико. Наши взгляды пересеклись, и Гермиона негромко продолжила, добавляя новый комплимент к своей короткой оценке: — Очень изысканно. Если честно, я ожидал несколько другой реакции — все женщины, которых я приводил сюда… и даже свою жену… были в полном восторге. И никогда этого не скрывали. Не знаю, что их тут подкупало. Хотя да, знаю, — здесь все дышало деньгами и властью, которые они дарили. — Здесь собираются все сливки нашего общества, — зачем-то заметил я — наверное, чтобы сделать видимость, будто мы ведем непринужденную беседу. — Вашего общества, мистер Малфой. Я вздрогнул и во все глаза уставился на спокойное личико, на котором появилась странная улыбка. Что… И только тут я обратил внимание на то, как узкая ладошка накрыла правое предплечье, на котором, если память мне не изменяет, Беллатриса оставила красноречивое напоминание о том, кто есть кто в этом мире. — Мистер Малфой… — это обращение заставило меня вздрогнуть и, не дослушав фразы, проговорить: — Люциус. — Что? — аккуратные брови непонимающе приподнялись, придавая юному личику забавное выражение. — Мне кажется, когда мы наедине, было бы уместнее, если бы ты называла меня по имени, — несмотря на бесстрастный тон, сердце как-то слишком резво стучало в районе шеи. — Люциус… Гермиона так тепло выдохнула это обращение — создавалось впечатление, будто она перекатывает на языке каждый звук, пытаясь распробовать и приноровиться к моему имени, — Мерлин, Люциус, что ты несешь?! Кажется, сегодня виски оказался слишком крепок для тебя. — Люциус, как Драко? — этот вопрос она произнесла очень быстро, проглотив несколько слогов, — будто очень боялась передумать в последний момент и не озвучить его. — Я… я знаю, что все прошло не совсем так, как положено, — в карих глазах промелькнула нерешительность и легкий испуг с тонким оттенком мольбы — наверное, у нее в памяти была свежа моя реакция на любые попытки вывести меня на разговоры о сыне. — Что все-таки случилось? Раньше я бы точно сказал ей что-то колкое и глумливое, доходчиво разъясняющее девчонке, что ее дело — хорошо подмахивать трахающему ее мужчине, а не совать свой нос куда не надо, изображая искренний интерес, но… я видел, что Гермиона честна. Видел, что ее на самом деле волнует эта ситуация — и не просто как хорошая сплетня для семейных бесед. Она реально переживала за Драко. К тому же, мне и самому было жизненно необходимо поделиться этой неудачей с кем-то, кто хоть немного понимает в проблеме черной магии, амулетах и прочей связующей ереси. Иначе я сойду с ума. И я все ей рассказал, подробно воссоздав образы прошедшего обряда и последующих за ним событий. Гермиона не охала и не ахала в притворном потрясении и не изображала удивление и сочувствие — и я был ей искренне благодарен за это. Девушка просто внимательно слушала, изредка переспрашивая и уточняя некоторые детали. Я понимал, что Грейнджер не может помочь мне в этой головоломке, но… я был благодарен ей за внимание и за этот своеобразный диалог. Неожиданно для себя, я понял, какое качество в женщине можно причислить к одному из самых ценных — Мерлин забыл наделить им мою женушку, и по какой-то нелепой случайности его не было ни у одной из моих предыдущих любовниц. — Знаешь, а ты умеешь слушать, — тихо выдохнул я и, напрочь позабыв о самоконтроле, протянул ладонь к симпатичной мордашке. И только когда до мягкой кожи остался миллиметр, я осознал, насколько же… это все сентиментально и до нелепости слащаво. Вмиг изменив траекторию, я пробежался кончиками пальцев по девичьей шее, как бы невзначай задержался на манящем холмике юной груди, наконец-то позволяя себе спустить еще чуточку ниже. — Может, нам пора переместиться куда-нибудь в другое место? — моя ладонь уверенно скользила по упругому бедру. — Может, пойдем ко мне? — а почему бы и нет. — А как же твоя жена? — пухлые губки сложились в упрямую полоску, а глаза слегка прищурились, внимательно вглядываясь в мое лицо. — Нарцисса путешествует, так что спальня Малфой-Мэнора в нашем распоряжении. Или любая другая комната на твой выбор, — ухмыльнулся я. Ох, и повеселимся же мы с тобой за этот месяц, крошка! А когда леди Малфой вернется, я уже полностью потеряю к тебе интерес. — Как-нибудь в другой раз, — почему-то ее ответ прозвучал, как гром среди ясного неба. — К чему строить из себя недотрогу?! — в ярости прошипел я, до побелевших фаланг впиваясь в нежную кожу бедра, на котором по-прежнему покоилась моя ладонь — заметил, как Гермиона вздрогнула и едва уловимо, болезненно скривила носик, но… выдержка у девчонки была что надо, так что она продолжила как ни в чем не бывало: — Меня ждет Рон, — хрупкие пальчики потянулись к небольшой сумочке, давая понять, что решение их обладательницы не подлежит пересмотру. — Он уже и так волнуется, почему я задержалась. В голове вспыхнули обрывчатые фразы утреннего разговора — хм… ладно, как-то не очень хочется созерцать в своем поместье с утра пораньше главных нищебродов магического сообщества в полном составе под предводительством Золотого Мальчика и его рыжеволосого друга, отправившихся на поиски не очень верной подружки. — Спасибо за… — чувственные губы искривились в весьма двусмысленной усмешке, и девчонка продолжила: — … хороший вечер. Она грациозно поднялась и вышла из-за стола, на ходу забрасывая на плечо узкий ремешок сумочки. Но прежде чем уйти, Грейнджер развернулась ко мне и тихо — так, чтобы эти слова точно услышал только я, — выдохнула: — В следующий раз позволь мне самой тебя освободить. Я ошарашено смотрел в шоколадные радужки, не сразу сообразив, что Грейнджер имела в виду, а когда понял… девушка уже скрылась из моего поля зрения. Расслабленно откинувшись на спинку дивана, я потер запястья, на которых до сих пор можно было рассмотреть едва уловимую нежно-розовую полосу, оставленную плотно завязанным галстуком. Что ж, крошка… будь по-твоему. Усмехнувшись своим мыслям и выводам, я, не дожидаясь щедро оплаченных услуг официанта, плеснул себе в стакан новую порцию алкоголя. Пригубив терпкий напиток, я почему-то задержал взгляд на изящном бокале, наполненном бордовой жидкостью. Кажется, кроме самого первого глотка, Грейнджер больше и не притронулась к нему. Ммм… наверное, впервые в жизни, я не угадал с маркой вина. И только поставив опустевший фужер на место, я вдруг заметил россыпь галеонов на столешнице — как раз с той стороны, где сидела Грейнджер. Я ошарашенно крутил в пальцах монеты, не понимая, как с ними поступить, — впервые в жизни, находясь в моей компании, женщина сама заплатила за свой заказ. И когда она только успела подсунуть эти чертовы деньги?! Я находился в такой прострации, что не сразу сообразил, что так и не обговорил с Грейнджер еще один весьма интересный момент — для чего ей понадобились ошметки медальона Слизерина? Ладно, обсудим это завтра.***
— Рон, не притворяйся, я знаю, что ты не спишь, — спокойным голосом и с холодным безразличием на душе проговорила я, застыв на пороге в нашу спальню. — Я не притворяюсь, — глухо ответил Уизли. Сообразив, что уже не имеет смысла лежать ко мне спиной, парень развернулся, попутно принимая вертикальное положение. С невысказанным укором он смотрел на меня, явно ожидая каких-то действий, но… я молчала. Так и не получив от меня никакой реакции, Рон глухо, с затаенной обидой проговорил: — Ты хоть понимаешь, что я чуть с ума не сошел, когда ты вчера не пришла домой? Закусив губу, я пристально посмотрела на своего жениха, впервые за многие недели взглянув на него осознанно, — от нехватки солнечного света и свежего воздуха веснушчатая кожа приобрела землистый оттенок, а россыпь золотистых конопушек уже давно превратилась в сероватые точки, отчетливо напоминающие грязь; от постоянного недосыпа нижние веки набухли и превратились в непроглядные темные тени; а от слишком частого пребывания алкоголя в крови на желтоватых белках отчетливо выделялись причудливые алые прожилки, составляющие устрашающую сеточку. Несколько недель немытые пряди облепили впалые щеки, а насыщенные рыжие локоны сменили свой восхитительный оттенок на цвет застарелой, пожухшей ржавчины. Вот во что он себя превратил — живой мертвец. — А ты хоть понимаешь, что я медленно, но уверенно схожу с ума, день за днем созерцая твою… — я запнулась, понимая, что лучше слегка смягчить рвавшееся с губ выражение, — … тебя в таком состоянии. На бледном лице отчетливо проступил румянец, вмиг придавший парню хоть какое-то сходство с живым человеком — таким, каким я его когда-то полюбила. — Я сегодня не пил… — хрипло выдавил он и, не выдержав моего пытливого взгляда, опустил глаза и очень тихо выдохнул: — Честно. И вроде бы можно было замять эту неловкость и не копаться в грязном бельишке друг друга — кто где провел ночь и в каком состоянии, но… мне не хотелось, чтобы ему опять все сошло с рук, не хотелось, чтобы завтра все повторилось по-новому. Склонив голову на бок, я прищурилась и задала вполне уместный вопрос: — А вчера? — Я… — он тяжело сглотнул — с накатившимся омерзением я смотрела на то, как дернулся кадык на заросшей четырехдневной щетиной шее. — Гермиона, прости меня, — Уизли вскочил на ноги и быстро преодолел отделяющие нас метры. — Прости меня, — эта фраза не поднимала внутри ничего, кроме безразличия. Эти слова давно ассоциировались у меня с пустым звуком. Я закрыла глаза, стремясь оградить себя от этой назойливой мольбы — хватит, пожалуйста. Хватит! Хватит! — Хватит! — я все-таки не выдержала и проорала вслух собственную молитву, отбойным молотком стучавшую в черепной коробке. Распахнув глаза, я с навернувшимися слезами смотрела на застывшего в шаге от меня парня: — Ты даже не пытаешься сдержать свое обещание. Внезапно Рон привлек меня к себе и крепко-крепко обнял — так, как когда-то давным-давно на белом, песчаном пляже неподалеку от «Ракушки». — Все будет хорошо, — пылкий шепот, заставляющий в очередной раз надеяться, что еще можно что-то изменить. Уизли мягко, ненавязчиво подцепил мой подбородок своими трясущимися, холодными пальцами — стараясь не зацикливаться на неприятных ощущениях, я позволила ему запрокинуть мою голову и прижаться к губам ласковым поцелуем. Рон всегда был очень нежен — он никогда не позволял себе ни единой грубости в мою сторону. И я всегда была ему за это благодарна, мысленно убеждая себя в том, что именно таким и должен быть по-настоящему любящий мужчина. Вот только вся эта нежность уже давно… никогда… не вызывала во мне ни единой яркой, будоражащей искорки. Но сегодня я постараюсь. Я отвечала на его поцелуи с первозданным пылом, на какой только был способен мой организм, пытаясь не обращать внимание на пропитанный алкогольными парами воздух, на неприятных запах немытых волос и на навязчивые образы совершенно других ласк от абсолютно другого мужчины. Я позволила Рону отнести меня на кровать, попутно помогая освободить нас двоих от одежды. И все непременно было бы как в старые добрые времена, вот только длительное употребление огненной жидкости не очень-то хорошо сказывается на мужском организме. — Давай я тебе помогу, — промурчала я, медленно скользя вниз… — Нет, — Рон мягко подхватил меня подмышки, ставя жирную точку в пикантных намерениях. Иногда мне казалось, что Уизли единственный мужчина, которому не нравится минет, хотя, если честно, до недавнего времени мне не было с кем сравнивать. Напряженное горло, будто в насмешку, тут же засаднило от одних только воспоминаний о грубом, глубоком вторжении упругой, твердой плоти. — Прости, — прошептал парень — и на этот раз я была благодарна ему за это слово — оно помогло вырваться из навязчивых образов и хлынувших лавиной ощущений. Ласково коснувшись моих губ, Рон уверенно добавил: — Скоро все будет как прежде. Уизли бережно уложил меня на бок и, прижавшись к моей спине грудью, начал размеренно поглаживать своей широкой, немного влажной ладонью плечо до тех пор, пока его дыхание не выровнялось и не превратилось в звучные храпы. И вроде бы нужно было расслабиться и последовать его примеру, вот только… эти объятия не принесли мне никакого облегчения и умиротворения. В отличие от ощущения крепких рук совершенно другого мужчины на своем теле несколько часов назад. Лежа в кольце рук своего жениха, я раз за разом прокручивала в голове грубые, властные прикосновения Малфоя, пытаясь найти рациональное объяснение тому, как… как же докатилась до подобного. Думаю, во всем мире нашлось бы слишком мало девушек, которые после пережитого насилия, позволили бы своему партнеру подобные действия. И еще меньше тех, кто получил бы от этого непередаваемое удовольствие. Несмотря на пагубное пристрастие, Рон всегда обращался со мной бережно, словно я была редким цветком, — у него никогда бы не возникло даже мысли сделать хоть что-то отдаленно похожее из того, что мне продемонстрировал Люциус. И мы оба знали почему. Я никогда не спрашивала у Рона, рассказал ли ему кто-нибудь об инциденте в гостиной Малфой-Мэнора в тот день, когда наша тройка по собственной глупости угодила в логово врага; или же он и так все понял, ведь невозможно было не заметить разорванные джинсы, исполосованный длинными ногтями живот, пестрящую синяками шею и до крови искусанные губы. Я до сих пор отлично помню первые багряные лучи рассвета, когда я глотала слезы, глядя то на могилку нашего с ребятами спасителя, то на искаженное мукой лицо Гарри. Я до сих пор помню жаркие, сильные объятия человека, которого полюбила со второго года прибывания в Хогвартсе. Я до сих пор помню, как колол шею непослушный шерстяной ворс теплого пледа, в который меня укутывали широкие ладони. И никто… даже Гарри не знает, что именно на том рассвете между его лучшими друзьями появилась одна маленькая, но очень ответственная тайна. Рон отнес мое полубессознательное, скованное ужасом и потрясением тело наверх — в маленькую спаленку, выделенную юной хозяйкой «Ракушки». Я помню, как он старательно прятал глаза, пытаясь освободить меня из лоскутов грязной, пропитанной кровью и потом ткани, пока не дошел до нетронутого нижнего белья. Тяжело сглотнув, парень укрыл меня все тем же шерстяным пледом и, опустившись коленями на пол, еще очень долго держал за онемевшие ладони… До тех пор, пока я сама не накинулась на него… И дело не во вспыхнувшей страсти. Нет… дело в том, что на долю секунды я представила себе, что могу вновь оказать в зловонном, беспощадном кольце чужих рук и пальцев. Так уж лучше сделать «это» в первый раз с тем, кого я по-настоящему люблю… Как истинный джентльмен, Рон попытался воззвать к моему разуму, но я все равно настояла на своем решении. И ни разу не пожалела о том, что выбрала для этой роли его — несмотря на маленький опыт в сексе, в первую очередь Уизли думал обо мне, пытаясь свести неминуемые болевые ощущения к минимуму. И ведь все у нас было хорошо… А теперь все хорошее превратилось в неуловимую дымку воспоминаний, которые не приносят ничего, кроме новой порции самобичевания: когда же я пропустила изменения, сломавшие его жизнь, а, заодно, и мою? Придушенный всхлип из сведенного судорогой горла. Не в силах справиться с накатившими рыданиями, я ненавязчиво освободилась от тяжести мужской руки и соскользнула с кровати. Накинув на голое тело легкий халат, я вышла из спальни, избавляя себя от удушающе сладковатого аромата, буквально въевшегося в стены. Тихо прикрыв за собой дверь, я прижалась спиной к шершавой поверхности и… беззвучно давясь слезами, сползла вдоль стены, опускаясь на холодный пол. Не знаю, сколько времени я провела так — уткнувшись носом в колени, размазывая по щекам соленые слезы и мысленно кляня Судьбу за все неудачи. Подняв заплаканное лицо, я медленно взмахнула кистью, призывая маленькую сумочку, — там, на самом дне, лежала нетронутая пачка обычных магловских сигарет. Я как-то купила ее в маленьком магазине рядом с домом родителей в один из своих последних визитов, но так и не решилась воспользоваться покупкой. Так что пришла пора заполнить этот пробел разноцветными красками. К тому же, столько людей уверяло меня, что эти вещицы имеют удивительную способность снимать стресс. Я долго вертела между пальцами белую трубочку, от которой шел едва уловимый запах табака, и еще дольше следила за маленьким желтым огоньком, возникающим при каждом повороте маленького металлического колесика зажигалки. Выдох. Я уже взрослая девочка — пора попробовать. Первая в жизни затяжка отдалась неприятным, смрадным, удушающе болезненным спазмом в районе грудной клетки. Из глаз брызнул новый фонтан непредвиденных слез, а из горла вырвался рефлекторный сип, уже через несколько секунд сложившийся в полноценный, хриплый кашель. Подскочив на ноги, я рванула в сторону кухни — шпингалет поддался только с третьей попытки. Чуть ли не по пояс высунувшись в распахнутое настежь окно, я с жадностью вбирала в потревоженные легкие чистые потоки воздуха, опьяняющего своей свежестью. С тихим хрустом бумаги и целлофана, я смяла открытую пачку, и точным движением запястья выбросила в урну. Нет уж, такие способы расслабления не для меня. Теперь я знаю другие… более изощренные и порочные. И вновь у меня перед глазами материализовался образ красивого, надменного лица, обрамленного длинными, мягкими белоснежными прядями, а в ушах зазвучал его бархатистый голос, с едва уловимыми хрипловатыми нотками. Стоп. Стоп, Грейнджер! О чем Люциус сегодня рассказал тебе? Помнишь? Хм… кажется, самое время наведаться в свою личную библиотеку, чтобы подтвердить или опровергнуть кое-какие догадки, появившиеся во время его повествования. Вот еще один прекрасный, безобидный и до нелепости невинный способ снятия стресса. Да, заучка и всезнайка Грейнджер навсегда ею и останется, какую бы маску не примерила и под какую оболочку не забралась бы.