Совсем не детская сказка

      4 дня спустя       — … надеюсь, у вас все получится.       Монотонный голос Кингсли оборвался, и пространство небольшого кабинета мигом погрузилось в тишину, которая вырвала меня из собственных размышлений и нафантазированных миров, в которые я погрузился незаметно для самого себя во время напутственного монолога.       Я редко позволял себе быть таким расхлябанным и халатным, просто… а какой смысл в десятый раз выслушивать одно и то же? Намного приятнее предаваться размышлениям о том, что уже сегодня вечером… буквально через несколько часов я могу вывести на чистую воду мразь, которая своими ухищрениями и гениальными планами закрутила устрашающую карусель возрождения тоталитарного режима и вседозволенности чистокровных выродков. Хотя если уж и быть честным до конца, то плевал я на мифические обряды и устрашающие перспективы воскрешения Темного властелина. А вот нужный для Драко кулон я у этой скользкой твари непременно вырву, пусть даже перед этим мне и придется свернуть его благородную шею. И мне абсолютно до лампочки, что подобные меры были строжайше запрещены действующим Министром.       — Помните, главное — вычислить нужного человека и проследить за его передвижениями. Незаметно. Ненавязчиво, — по несколько раз на дню повторял Шеклболт. — Но еще лучше, если у вас получится втереться к нему в доверие. Пообщаться. И намекнуть между строк, что благородный род Малфоев безумно скучает по былым временам.       Мне уже надоело утвердительно кивать на эти идиотские пункты. «Гениальный» план зиял кучей огромных дыр, залатать которые могли помочь удачные совпадения. Попробуй-ка из всеобщей разношерстной массы выудить необходимое лицо! Да, по всей видимости, это метаморф, но где гарантия, что нужный человек совершит нечто, что могло бы указать на него?!       Разумеется, есть список подозреваемых, на которых мы обратим пристальное внимание, но этот перечень не внушал мне никакого доверия. Наоборот, перечитывая замысловатые сочетания фамилий, имен и титулов, я ощущал нарастающую уверенность, что искомого человека здесь нет и в помине.       — Кингсли, если не секрет, кто составлял этот перечень? — я дошел до середины списка и уже на данном этапе готов был плеваться от возмущения. Для справки, вопрос был чисто риторическим. Не дожидаясь ответа, я иронично продолжил: — Вы серьезно? Мисс Розье?! Да она же тупа как пробка! И слишком труслива для озвученных грандиозных планов!       Шеклболт не перебивал. Он открыл рот только в тот момент, когда я наконец-то выдохся:       — Но она же была в составе Пожирателей, — заметил Министр таким вкрадчивым и даже ласковым тоном, будто разговаривал с буйным умалишенным.       — Да она вступила в их ряды под Империусом! — вспылил я, но сумев совладать с нахлынувшими эмоциями, уже на пол тона тише добавил: — По приказу Волан-де-Морта я лично накладывал на мисс Розье Непростительные чары.       — Ну… — судя по ощутимой заминочке, непоколебимость в правдивости и уместности выше оговоренного списка дала заметную трещину, — согласись, Адриана Розье выходец из семьи Пожирателей, поэтому…       — Розье? — встрепенулась Грейнджер, словно только сейчас расслышала пресловутую чистокровную фамилию. — Это дочь того Розье, который лишил Аластора Грюма левого глаза?!       — Именно, — кивнул Кингсли.       Он произнес это единственное слово таким тоном, будто только что начислил сто баллов Гриффиндору за ум, сообразительность и хорошую память. Как ни странно, Шеклболт с Грейнджер не стали пускаться в воспоминания по поводу их поверженного соратника.       Внимательные, пронизывающие своей мудростью глаза Министра вновь были прикованы к моему лицу:       — Мы перестраховываемся и пытаемся избежать любой неприятной неожиданности. Очень не хочется, чтобы два лучших сотрудника погорели на такой пустяковой мелочи, — отшвырнув на стол папку с исписанными листами, я небрежно откинулся на спинку кресла и, скрестив руки на груди, выжидающе уставился на мужчину.       После тяжелого выдоха он продолжил:        — Раз Артур Уизли включил в список подозреваемых имя этой юной леди, значит, что-то в общих сведениях о ее персоне сподвигло его на подобные действия. А я склонен ему доверять.       Костяшки пальцев крепче врезались друг в друга, а зубы скрипнули до почти осязаемой крошки эмали на языке. Ну разумеется, Мистер Уизли святоша и провидец, какого еще поискать нужно!       Так и подмывало избавиться от неприятного, солоноватого привкуса во рту, сплюнув на пол, как последняя необразованная деревенщина.       Но, разумеется, я никогда не позволю себе ничего подобного. По крайней мере, на людях. Иногда жутко раздражало, что аристократическая выправка и вдолбленные в подкорку правила приличия лишали маленьких радостей и возможностей в открытую показывать негодование и презрение.       — Лучше учесть самые невероятные варианты, ведь под маской белой овечки может скрываться что-то куда более темное, — вкрадчивый голосок Грейнджер как всегда выдал своевременную фразу.       Мои губы растянулись в ехидной усмешке от смысла сказанного.       Пришлось слегка придавить собственное дыхание, только чтобы не сорваться на дьявольский хохот. Разумеется, Грейнджер, тебе ли не знать правдивость того, о чем ты толкуешь с таким невинным видом! И не только тебе.       Не удержавшись, повернул голову в сторону замолчавшей девушки и… тут же встретился взглядом с насыщенными коричневыми радужками. А я и не замечал, что их шоколадная поверхность имеет такую причудливую исчерченность. Или это видно исключительно при свете дня?!       Гермиона, как ни в чем не бывало, смерила меня спокойным взглядом и едва угадывающейся, покровительственной полуулыбкой.       Все так, как и должно быть.       Все так, как того требуют правила приличия и законы отлично разыгрываемой конспирации.       И только игривый прищур миндалевидных глаз, да знакомые до дрожи и крепкого стояка отголоски страсти и желания, промелькнувшие на дне, дали понять: мы правильно поняли друг друга. Без лишних слов и уточнений.       Оцарапанная острыми коготками спина сладостно заныла, а низ живота запылал из-за невыносимого желания от одних только воспоминаний наших забав, которые мы и не подумали прекратить.       Ты совершенно права, малышка! Ведь под маской невинной овечки и заучки все эти годы скрывалась еще та искусительница — такая, что с легкостью может дать фору любой нимфоманке!       — Понимаю: обещанный список получился несколько больше обсуждаемого на собрании, — виновато заметил Кингсли, обрывая наше немое противостояние, и продолжил: — На сегодняшнем ужине присмотритесь к имеющемуся контингенту и постарайтесь пообщаться с каждым, на кого прописано досье. Будем надеяться: они выдадут себя или хотя бы подтолкнут к разгадке таинственной личности. Но будьте осторожны.       Вот такой смехотворный расклад, означающий лишь одно: в который раз придется действовать интуитивно, искренне надеясь, что моя чуйка не подведет в самый ответственный момент. Пока за всю жизнь она дала сбой лишь однажды — когда я сопливым юнцом выбирал спутницу жизни. Повелся на совершенное личико и огромные бирюзовые глаза в плену длиннющих пышных ресниц, так невинно хлопающих от каждого удачно ввернутого комплимента. И теперь который год подряд приходится сосуществовать рядом с красивой оболочкой, под которой хранилась вовсе не сладкая конфета.       Впрочем, сейчас речь шла о другом.       Три встречи. У меня есть три встречи, а, точнее, две. И пусть я тешу надежду, что уже сегодня все завершится чудесным образом, но в душе я понимаю: волшебства не будет. Так что у меня есть две осязаемые попытки, чтобы изучить все личности и, проанализировав подмеченные особенности, все сопоставить и вычислить повторяющиеся лица. Вряд ли наш активист ходит в высший свет под разными масками. Даже не сомневаюсь: у него есть благородная ипостась, в которой он не боится соваться в приличное общество. Личность, которая так хорошо замаскировалась чарами, что на данный момент не вызывает подозрений. Или же это кто-то, кто слишком искусно притворялся во времена нашего компанейства, поэтому теперь его истинная, не подправленная магией физиономия и не вызывает у меня опасений. Ведь я на самом деле не могу предположить, кто из уцелевших соратников мог на такое решиться. Была бы Бэллочка, не задумываясь бы заорал, что злоумышленницей является сестрица моей дорогой женушки! И что подобный спектакль устроила никто иная, как эта сумасшедшая ведьма, но… Лестрейндж присоединилась к своему обожаемому господину тем же весенним днем, который числится в современных свитках датой окончательного поражения самого гнусного тирана волшебного мира.       Хм… а может, Грейнджер права. И стоит присмотреться к неожиданным личностям. К той же Андриане Розье.       Вот тут было о чем поразмышлять.       В общем, как я уже упоминал: ляпов была тьма. И самым главным упущением мне казалось то, что… Министр был всерьез настроен оставить нарушителя на свободе. Во всяком случае, пока что. И как выяснилось, не одного меня смущало это обстоятельство.       — Неуловимый маразматик представляет угрозу, а вы хотите позволить ему разгуливать на свободе?! Почему мы не можем засунуть его в Азкабан? — когда мы дошли до этих отягощающих вопросов, привычное спокойствие в одночасье покинуло мою сладкую, пылкую ассистенточку. Я даже развернулся в ее сторону — не хотелось пропустить ни единой эмоции на миловидной мордашке. — Я понимаю: подобные операции не входят в обязанности нашего отдела, но, думаю, у нас с мистером Малфоем хватит сил, навыков и умений, чтобы провернуть подобное! И…       — Гермиона… — Шеклболт обратился к девушке таким тоном, что она моментально умолкла и прислушалась к выдвигаемым аргументам. — Я не могу запретить вам арестовать преступника, — на юном лице бывшей гриффиндорки отчетливо проскользнуло нечто, отдаленно напоминающее удовлетворение. Впрочем, праздновать победу было рановато: — Но я искренне надеюсь на ваше благоразумие и понимание всех сложностей предстоящей авантюры.       Пухлые губы искривились в упрямом изгибе — даже не сомневаюсь, что очередная порция гневливой тирады вот-вот должна была слететь с умопомрачительных уст — но Кингсли продолжил, не давая девчонке ни единой возможности себя перебить:       — Кем бы ни был этот сумасшедший, он уже запустил ядовитый механизм: по улицам и нашего города, и кучи других поселений блуждают отравленные гениальными идеями люди, вынашивая планы абсурдной мести имеющемуся режиму и твердую уверенность, что обещанное Волан-де-Мортом общество — самое правильное и безупречное.       Внутри… где-то там, под плотной грудной клеткой, что-то оборвалось, и будто в ответ на это действие в горле часто-часто застучало не на шутку расшалившееся сердце. Почему-то услышать вот так…в открытую, без утайки то, что ты и так мысленно осознавал, но боялся даже себе в этом признаться, оказалось до нелепости волнительно и жутко.       — Даже если мы его схватим сию секунду, они уже горят от его идеальных планов и перспектив. И они обязательно доведут все до конца, — короткая пауза.       Казалось бы, вот идеальный момент для Грейнджер, чтобы вставить громогласные пять копеек по поводу имеющейся ситуации, но она не проронила ни звука. Нахмурившись и поджав губы, девчонка, не отрываясь, смотрела на философствующего мужчину.       — Нужно, чтобы именно главарь вывел нас на всех своих собачек, а уже потом мы разберемся и с исполнителями, и с зачинщиком, — во взгляде Министра появилось нечто настолько леденящее и устрашающее, что я невольно тяжело сглотнул — как назло, липкая слюна еще больнее саданула по слизистой глотки, и не подумав принести облегчение. — Думаю, нам придется вспомнить о таком наказании, как поцелуй дементора.       Мне показалось, будто в кожу вдоль позвоночника вонзились миллиарды ледяных, затупленных иголок. От одного упоминания этих существ на душе становилось по-настоящему страшно.       А ведь раньше такого не было.       Когда-то мне не раз приходилось иметь дело с этими тварями в качестве вполне разумных союзников. Думаю, причина подобной перемены в том, что пять лет назад, прозябая в одной из камер Азкабана, даже не сомневался: перед тем, как ясность сознания окончательно меня покинет, я непременно увижу черную воронку разинутой пасти устрашающей нечисти.       — Думаю, пока рано разговаривать о наказании, — буркнул я, стараясь отвлечь Министра от подробного описания предстоящих казней.       — Ты совершенно прав. Еще не время, — утвердительно закивал Министр и уже спокойнее продолжил: — Так что я в который раз настоятельно прошу вас обоих прислушаться к голосу разума. Постарайтесь не рассекретить себя раньше времени. Никто, кроме наших доверенных сотрудников, с которых давным-давно взята клятва о неразглашении, не знает, что ты, Люциус, работаешь на светлую сторону, — внимательный, понимающий взгляд на меня, и он вновь развернулся к притихшей девушке: — А благодаря маскировке никто не узнает тебя, Гермиона. Вы… — Кингсли замялся, и его щек коснулся едва уловимый румянец смущения. Переборов себя, Шеклболт добавил: — Вдвоем вы будете очень органично смотреться на предстоящих мероприятиях. Так что… личность, — он нарочно подчеркнул последнее слово. — От вас нужна исключительно личность преступника, а уже дальше с ним будут разбираться специально обученные люди.       — Есть еще один интереснейший момент, — проговорила Гермиона таким голосом, что я внутренне сжался. — Амулет. Теперь у меня возникает вопрос: как же нам незаметно забрать его у обнаруженного тирана с манией величия, если нельзя ни арестовать наглеца, ни выдать себя?! Господин Министр, не поделитесь соображениями, как нам это сделать?       Гермиона обращалась к Кингсли в наигранно-почтительно манере, насквозь пропитанной сарказмом. Насколько я был осведомлен, Грейнджер никогда не позволяла себе подобного. Думаю, дело в том, что ей осталось работать под его началом чуть меньше недели. А, может… как бы Грейнджер не хорохорилась, на самом деле, ее обидели и решение Шеклболта, и установленная договоренность.       — Кажется, ты забыла, что сама вызвалась на это, — справедливо заметил ничуть не смутившийся Министр, — я тебя не заставлял.       — Не спорю, но я рассчитывала схватить эту сволочь! — в сердцах воскликнула девушка, — А ты теперь ставишь невыполнимые задачи. Не выдать, присмотреть, пообщаться, проследить и при этом стащить нужную безделушку. Мне одной кажется, что это звучит не очень обнадеживающе? — Гермиона сверлила взглядом бесстрастное, даже немного отрешенное лицо Шеклболта, но я прекрасно понимал: последняя фраза была обращена ко мне.       — Это я беру на себя, — хрипло выдавил из себя, решив поставить точку в бесполезных разборках.       Теперь две пары глаз были прочно прикованы к моей самодовольной физиономии. Кингсли выглядел удивленным, а вот Гермиона… Девчонка смотрела на меня с примесью озлобленности и подчеркнутым ехидством:       — Лорд Малфой, вы, кажется, забыли: на этот раз, для того, чтобы украсть артефакт, вам придется охмурять не одинокую леди, а какого-то неуловимого джентльмена, — заметила Грейнджер и, скользнув по мне странным взглядом, задержалась где-то в районе паха. Молниеносный взмах пушистых ресниц — и карие глаза вновь буравили мою душу: — Тут совершенно другая миссия.       — Ну почему же… — задумчиво протянул я, лихорадочно пытаясь придумать, как выкрутиться, а еще лучше… как унять всполошившийся в трусах член, вмиг активировавшийся под взглядом выразительных, шоколадных глаз. — А вдруг нужный человек ни кто иная, как красавица Розье? Тогда у меня есть все шансы, — попытался отшутиться, чтобы не зацикливаться на имеющихся в запасе уловках.       Грейнджер фыркнула и, закатив глаза, отвернулась к Министру, который, к слову, довольно странно поглядывал на нас во время перепалки. Мужчина показался мне несколько ошарашенным. А его щеки уже слегка розовели от пробивавшегося румянца. Мерлин, ну что тут такого? Ох уж эти пуритане!       — Думаю, в этом моменте мы разобрались, — на лице Кингсли так и читалась неловкость.       Он вмиг утерял выправку, которая частенько держала всех подчиненных в узде. И буквально через секунду мы с Грейнджер осознали, с чем была связана подобная перемена:       — И еще… — откашлявшись, продолжил Шеклболт: — все эти дни вам двоим придется и работать, и… жить вместе. Нет смысла без конца перемещаться из одной страны в другую — мне очень не хотелось бы тревожить Французское Министерство Магии и пояснять такое странное поведение. В течение дня наблюдайте за подозрительными личностями, которых обнаружите на сегодняшнем ужине. Нужно выяснить о них всю подноготную. И… вот, — скомкано закончив напутствие, Кингсли протянул неприметный серебристый ключ. — Это порт-ключ, который перенесет вас туда, где вам придется жить около недели.       — Какой отель? — не знаю, зачем я поинтересовался этой деталью.       — Мы решили, что лучше отказаться от отелей и сняли для вас с Гермионой частное жилье, — костлявые пальцы министра нервно забарабанили по рабочей столешнице. — Таким образом, вы не будете привлекать внимание вездесущего персонала. Да и мало ли, что может случиться… Лучше будет, если ваше местонахождение останется тайной, а в отелях, как бы ни старался, невозможно остаться инкогнито.       Я не стал спорить, хотя был в корне не согласен с Шеклболтом. Впрочем, какая мне разница. На данном этапе мое дело — подчиниться идиотским формальностям, а там будь что будет!       Во всяком случае, семь ночей, да и не только ночей, рядом с шикарным телом, которое сидит по левую руку от меня, — то, что нужно, чтобы избавиться от неутолимой жажды.       Хм… даже не сомневаюсь: к концу незапланированной командировки, моя жаркая нимфоманочка сможет передвигаться, только широко расставляя свои прелестные ножки. Да и сидеть ей будет тяжеловато. Уж я-то постараюсь.       

***

      Я шагал по узкому каменному коридору, пытаясь заставить себя думать о сегодняшнем мероприятии, а не о сексуальной попке, мельтешащей перед носом. Мысленно то и дело возвращался к последнему заявлению Кингсли — целую неделю мы с Грейнджер будем неразлучны. В самом романтичном городе земного шара.       А вот тут начинало пахнуть жареным.       У меня бывали интрижки, длящиеся и по несколько месяцев, но я давно зарубил на носу — магия Парижа как-то по-особенному действует на женское мировоззрение. Они становятся до ужаса сентиментальными и до нелепости влюбленными. И меня моментально отворачивало от их кукольных физиономий, потому что подобные эмоции я считал лишней обузой.       Черт…       Очень не хотелось, чтобы и наши с Грейнджер «отношения» постигла такая нелепая участь. Не знаю, как ее, но меня все более чем устраивало на данном этапе. Секс. Секс. Секс. И спонтанный ужин раз в неделю. То, что нужно.       Конечно, это все мои предрассудки, и мне стоило моментально расслабиться — ну, не влюбится же Грейнджер в меня за неделю! Но теперь я не мог не думать об этой пугающей перспективе, поэтому, когда мы пробирались по узкому коридору, резко изменил траекторию движений и одним махом впечатал сексуальную малышку в многовековой монолит. Упершись ладонями по бокам от женских плеч, я склонился над ней и, проведя кончиком языка жаркую полосу по округлой щечке, тихо выдохнул на ушко:       — Семь дней вместе, — слегка подавшись назад, заглянул в почти черные при таком освещении глаза. И еще загадочнее. — Справишься? — гаденько усмехнулся, выразительно поиграв левой бровью.       Решил не уточнять, чего именно опасаюсь — если честно, жутко не хотелось выглядеть в глазах Грейнджер посмешищем.       Пухлые губы изогнулись в дьявольски эротичную усмешку, и Грейнджер с негромким смешком проговорила:       — Легко, — сердце предательски сделало на пару ударов больше положенного. А Гермиона продолжила, слегка пожав округлыми плечиками: — Тем более мы будем видеться крайне редко после нашего незапланированного уик-энда размером в шесть дней, — на лице Гермионы промелькнуло нечто такое, что заставило меня облизнуть пересохшие губы, а она… она опять сделала то, чего я не ожидал.       Пока в карей бездне резвились бесенята, узкая ладонь ловко пробралась под полы пиджака, и Грейнджер, недолго думая, сомкнула восхитительные пальчики на порядком обозначившейся выпуклости немного ниже внушительной пряжки ремня.       Не знаю, почему рядом с этой женщиной мне мгновенно отшибало и память, и чувство самосохранения, и годами отработанную выдержку.       Напрочь позабыв, что сейчас мы резвимся не в укромном министерском кабинете, запечатанном искусными чарами, а в одном из многочисленных коридоров, по которому за день проходят тысячи людей, я теснее вжал любовницу в вертикальную поверхность. А уже через секунду с несдержанным рыком накрыл губами ее мягкий ротик, без прелюдии запуская язык в сладкое тепло, буквально насилуя ее рот своим. Одна ладонь по-прежнему скребла кончиками пальцев по камню, а вторая соскользнула вниз — и я с наслаждением ощутил у себя под кожей плавный изгиб тонкой талии.       Когда наше учащенное дыхание превратилось в объединенный горячий поток, опаляющий друг другу кожу, Грейнджер дернулась, ускользая от моих несдержанных, порывистых ласк. Кончик влажного языка игриво скользнул по моей шее, принося невыносимо жаркий холодок, рассыпавшийся по всему телу тысячей крошечных мурашек и новым приливом крови к пульсирующему члену:       — Мне нравится твой пыл, милый, — едва уловимый голосок в миллиметре от мочки. — Не растеряй его к вечеру, — выразительный смешок: — Ночь обещает быть жаркой…       — Не уверен, что дотерплю до вечера, — выдохнул, слегка отстраняясь от ее лица. Признавая свое поражение.       Сегодня.       Гермиона стрельнула глазками из-под пышных ресниц и… крепче сжала пальцы на моем напряженном органе, находившемся в полной боевой готовности. А эта маленькая чертовка еще сильнее подлила масла в огонь — несколько круговых движений шаловливой ладони, и я с придушенным стоном перехватил девичье запястье и, заведя его вверх, вдавил ее кисть в стену.       — Если ты еще раз так сделаешь, я трахну тебя прямо в этом коридоре, — просипел, мысленно прикидывая, как побыстрее избиваться от брюк.       — Заманчиво… — значительно подмигнув, заявила девчонка и облизнула губы своим чертовым языком!       Ну все…       Клянусь Мерлином, я бы сделал с ней то, что пообещал! Прямо в этом темном коридоре!       Если бы не звук приближающихся шагов, неумолимо усиливающих вибрацию каменных стен. Значит, неожиданные гости и в самом деле шли в нашем направлении.       Попытался отстраниться, но Грейнджер крепко вцепилась в меня, а точнее в мой пах под прикрытием брюк. Кажется, девчонка и не собиралась прекращать задуманного. От осознания, какую сцену могут застать коллеги, я чуть не кончил.       Твою… что же ты творишь, девчонка?!       И только когда до неминуемого разоблачения осталось несколько секунд, Грейнджер убрала ладонь и, резко поднырнув под руку, выскользнула из моих некрепких объятий. Вмиг оказавшись у противоположной стены, она с невозмутимым личиком проговорила:        — Встречаемся в условленном месте в восемь часов.       Я не успел до конца прийти в себя после неожиданной встряски, когда из-за поворота показались две мужские фигуры, в одной из которых я безошибочно узнал надоедливого французика из Отдела Тайн.       — О, Гермиона, как хорошо, что мы пересеклись! Я как раз тебя искал… — растянув тонкие губы в самой обольстительной улыбочке, которая непременно есть в запасе у заправских ловеласов, Бернард тотчас оказался рядом с Грейнджер.       Приветственный, подчеркнуто небрежный кивок в мою сторону — и он тотчас продолжил свое не завуалированное соблазнение:       — Тебе будет удобно, если мы поговорим у меня в кабинете? Успеем?       Кажется, в эту минуту мое сердце отбивало ритм где-то в области кадыка.       — Разумеется, — улыбнулась Гермиона, и я ощутил, как от этой фразы все мое нутро сделало непредвиденное сальто вниз.       Я следил за тем, как парочка удаляется в сторону отдела Тайн, а в голове билась одна единственная мысль, погребя под собой все остальные вопросы и проблемы:       А с каких пор эти двое перешли на «ты»?