Сто гадоў самоты, сто гадоў гульні ў самаабарону. Вораг кіне змовы, сябра ў зьвера пераўтворыцца раптоўна. Ён прынясе шэрай парой чару табе з чорнай вадой. (Лявон Вольскi — «Мае каханне»)
— Ты все поняла? — наверное, уже сотый раз за последний час переспросил я у Гермионы. Непослушными пальцами я застегивал пуговицы пиджака, попутно проговаривая план, составленный несколько дней назад, в глубине души прекрасно понимая, что такая умница как Грейнджер давным-давно запомнила все в мельчайших подробностях. — Да, конечно, — неизменно отвечала девушка, и этот раз не стал исключением, вот только сейчас мне отчетливо послышалась задумчивость в ставшем таким знакомым голосе. Где-то на подкорке стойко крутилось наблюдение: весь сегодняшний день Грейнджер казалась мне какой-то слишком уж притихшей. Я бы даже добавил… хм… подавленной. И, возможно, если бы я не был настолько поглощен предстоящей авантюрой, то рассмотрел бы в данном обстоятельстве потаенный смысл. И обязательно нашел бы объяснения взглядам, полным мучительного размышления, которыми на протяжении всего дня окидывала меня Гермиона. Но я был слеп и глух, поэтому в зачатке подавил абсолютно все наблюдения. План был до безумия нелеп и прост: охмурить и запудрить мозги Розье; затащить потерявшую бдительность женщину к себе в койку и незаметно стащить с гребаной шеи нужный мне кулон, в то время как Андриана будет приходить в себя; а потом, не выдав себя сумасшедшей ведьме, на всех парах трансгрессировать к Грейнджер и вместе со своей любимой ассистенткой вернуться в Лондон. Да, знаю, все описанное — полнейший бред, но другого плана в сложившихся обстоятельствах не предвиделось, поэтому единственное, что мне оставалось, — это уповать на то, что Розье не чужды обычные женские желания и пороки; и что даже такой скрытой и двуличной сучке хоть иногда хочется выпустить пар и расслабиться в кровати с мужчиной. Рассеянно моргнув, я мысленно вернулся спальню, где и проходили наши активные сборы. Я посмотрел на свое отражение в зеркальной поверхности фрамуги и на автомате поправил узел галстука, вновь занявшего положенное место на моей шее, и смахнул кончиками пальцев невидимые пылинки с нового пиджака. Ничего сложного. Все просто. Привычно. Так, как я делал много раз. Вот только, как назло, все внутренности тянуло от скользкого, удушающего осознания, что… не хочу я этого. Не хочу я весь вечер возиться с другой женщиной. Не хочу трахать другую. Не нужна мне другая. Ведь мне хорошо с Ней — с моей Грейнджер. Всем корпусом повернулся в ту сторону, где сейчас слышались едва уловимые шорохи — Гермиона тоже усиленно готовилась к предстоящему вечеру. Девушка стояла около аккуратно застеленной кровати и неспешно натягивала на свои тонкие и такие уязвимые плечи лямки откровенного, темно-синего с фиолетовым отливом платья. А я заворожено следил за каждым движением красивых, изящных пальцев. В прорези шелковой ткани мелькали хрупкие, выступающие под молочной кожей позвонки и выпирающие по бокам от них тонкие лопатки. Почему-то в этот интимный момент Гермиона показалась мне такой невинной, такой… надломленной. Незащищенной. Такой родной. Моей. Стараясь не сорваться на бег, я преодолел разделяющее нас расстояние и, замерев у девушки за спиной, накрыл руками узкие кисти. Медленно и очень ласково провел ладонями вверх — к острым локтям. В ответ Гермиона тихо выдохнула и склонила голову вперед, выставляя мне на обозрение свою лебединую шею и выпирающий у ее основания атлант. Нужно было срочно что-то предпринять, иначе я мог сорваться и позабыть о том, что в данный момент я должен думать о сыне, а не о своих телесных и душевных потребностях. Я слегка отстранился и, обхватив двумя пальцами собачку длинной молнии где-то в районе женской талии, медленно и бережно, с тихим скрипом металлических звеньев потянул ее вверх, закрывая от своего жадного взгляда обнаженные, соблазнительные участки, тем самым помогая выбранному платью идеально обхватить совершенное тело. А потом, с чувством выполненного долга я накрыл ладонями девичьи плечи и прижался губами к полукруглой косточке у основания шеи, привлекшей мое внимание пару секунд назад. Прижавшись лбом к ее затылку, я беззвучно выдохнул, искренне надеясь, что Гермиона не расслышит в моем голосе сожаление, которое сейчас раздирало мои внутренности: — Сегодня наш последний день, — и все-таки это прозвучало излишне слащаво. — Ночь… — зачем-то уточнил я. Гермиона ощутимо вздрогнула от звука моего голоса, но ничего не ответила. Мы и так знали, о чем она думает: да, последняя. И ее я проведу не с ней, а с другой женщиной. — Я приду сразу же, как заполучу талисман, — скрепя сердце произнес я, нехотя убирая руки от полюбившейся женщины. — Отлично… — было что-то в ее голосе такое… что-то, что заставило меня потерять голову и прошептать: — Ты ведь меня дождешься? — не хотел признаваться себе в этом, но больше всего я боялся, что Гермиона уйдет уже сегодня. Девушка порывисто развернулась и посмотрела на меня так пристально, так… обреченно. Она будто просила прощения. Вот только за что? И с какой стати? В другой раз я бы не оставил все в таком подвешенном состоянии, но сейчас мне некогда было искать разгадку очередного запутанного ребуса. К тому же, Грейнджер все-таки ответила: — Обязательно. Я не успел ощутить облегчение или радость — привстав на носочки, Гермиона резко прижалась ко мне и поцеловала: так страстно; так горячо; так неистово ухватившись пальцами за отворот пиджака и впившись губами в мой рот. Так, словно ничего подобного больше никогда не будет. Она отстранилась сама. — Тебе пора, Люциус: не заставляй свою даму ждать, — спокойно, без единого намека на все то, что я прочел в шоколадной бездне, проговорила Гермиона и, отойдя на пару шагов, грациозно опустилась на пуфик перед зеркалом. Да, мне уже давно было пора уйти, но подошвы не желали отрываться от пола дома, ставшего таким родным и привычным. — А… ты? — честно? Я просто тянул время. — Я приведу себя в порядок и непременно прибуду в Друо к назначенному времени, — пожав плечами, ответила Грейнджер, с усмешкой глядя на меня сквозь зеркальную гладь. Все, вот теперь меня здесь точно больше ничего не держало. — Тогда до встречи на аукционе, — сотую долю секунды я еще переминался с ноги на ногу, а потом решительно вышел из спальни. За секунду до трансгрессии мне показалось, будто я услышал какую-то фразу, слетевшую с губ моей малышки, но, возможно, это была всего лишь игра моего воображения. Кто знает…***
Стоило замочному язычку с характерным щелчком встать в металлическую прорезь, а знакомому треску трансгрессии всколыхнуть вечерний воздух, как оставшаяся в комнате девушка с тихим стоном оперлась сведенными вместе локтями на изящную столешницу, на которой были расставлены всевозможные тюбики и флакончики с косметикой, а потом… с надрывным всхлипом закрыла ладонями лицо и на грани слышимости прошептала: — Прости меня…***
— Люциус, а Вас сегодня интересует что-то конкретное? — Андриане пришлось повторить этот вопрос не один раз, потому что вот уже несколько минут я с легким беспокойством шарил взглядом по толпе, выискивая в человеческой массе рыжие локоны своей загримированной ассистентки. — Что… — я рассеянно посмотрел на Розье, но тут же спохватился: — Да, меня уже давно привлекала вот эта вещица, — в подтверждение своих слов, я ткнул пальцем в страницу буклета с заранее обведенной скульптурой. — У вас отличный вкус, — с улыбкой польстила мне женщина. Нервно хихикнув, она открыла свой экземпляр и, слегка покраснев, протянула его мне: — А вот что сегодня будет моей целью. Я с интересом скользнул взглядом по изображению старинной диадемы, вдоль и поперек усеянной драгоценными камнями. Да уж, за такую прелесть Розье придется отвалить целое состояние. И откуда у этой сучки столько галеонов, если за последнее время она уже умудрилась скупить с десяток черномагических артефактов, попутно балуя себя древней, безвкусной ерундой на подобие сегодняшней? Я никогда не был скупым: уж что-что, а сорить деньгами меня приучили с пеленок, но в сложившихся обстоятельствах даже я был обескуражен. — Думаю, нам лучше пройти в зал. Все начнется через несколько минут, — заметил я и подал руку своей собеседнице. Андриана тут же уцепилась в локоть, как бы невзначай приваливаясь пышной грудью к моему плечу, давая почувствовать трепещущие под тканью прелести. Разумеется, я предоставил своей спутнице самой выбрать для нас места в зале. К моему удовольствию Розье облюбовала их в заднем ряду. Прекрасно. Благодаря ее выбору, я получил отличный обзор на всех посетителей. Взгляд бегал по анфасам, затылкам и профилям присутствующих, пока не споткнулся о знакомые длинные, иссиня черные пряди. Правда, нужно отдать должное, в отличие от прототипа, они были идеально уложены и выглядели ухоженными. Бартл Уолш собственной персоной. Будто ощутив на себе излишнее внимание, ирландец слегка повернул голову, выставляя мне на обозрение свой несуразный профиль. Впрочем, сегодня этот идиот меня не особо интересовал, тем более… леди Малфой рядом с ним не было. Это обстоятельство отозвалось внутри яркой искрой удовольствия, плотно переплетающегося с ехидством: может, моей дорогой женушке уже приелся этот герой-любовник, и она благополучно отправилась в Малфой-Мэнор, как и все прошлые разы? Хотя, скорее всего, Нарцисса просто не захотела здесь появляться: вот что леди Малфой ненавидела всем сердцем, так это аукционы. Поэтому, учитывая, какая именно пассия досталась Уошлу, его сегодняшнее одиночество имело вполне объяснимую причину. Потеряв интерес к богатенькому ирландцу, я перевел изучающий взгляд на дверной проем, через который все еще подтягивались остальные члены предстоящего мероприятия. Кое-кто переговаривался между собой и увлеченно размахивал буклетом перед лицом собеседника; кто-то безмолвно уткнулся носом в напечатанную книгу с выставляемыми реликвиями и молча, неуклюже натыкаясь на все подвернувшиеся препятствия, шел к пустым местам. Она разительно отличалась от имеющейся серой массы. Гермиона была одна и шла легкой, грациозной походкой с гордо поднятой головой и с таким надменным, холодным, идеально сыгранным взглядом, что вполне могла дать фору той же Нарциссе. А я… с умиротворяющей теплотой смотрел на полюбившиеся черты юного лица, ловя себя на мысли, что, если мне чего-то сейчас и хочется, так это идти рука об руку с Ней. — Надо же, мисс Кларк тоже здесь, — раздражение в голосе Розье прослушивалось прекрасно. — А я думала, что она уже покинула Париж. Ох, хорошо, что «мисс Кларк» давно придумала отличное оправдание для своего появления здесь даже с учетом громкого фиаско на любовном фронте. — Насколько я знаю, ее нынешнее путешествие было затеяно исключительно ради какой-то штучки, которая выставляется сегодня в этом зале, — безразличным тоном проговорил я, давая понять своей спутнице, что меня совершенно не беспокоит присутствие бывшей любовницы. Знал, что это поможет новой пассии почувствовать себя уверенней и… желаннее. И как всегда не прогадал. — Надеюсь: в этом аспекте наши с ней вкусы не совпадут, — настроение Розье вновь оказалось на высочайшем уровне, — иначе мисс Кларк придется вернуться на Родину без добычи, — судя по азартному блеску в глубоких глазах Андрианы, битва за диадему с любым противником обещала быть жаркой. Розье стрельнула на меня глазками, и я благосклонно усмехнулся, делая вид, будто мне очень понравились и ее намеки, и ее тупая шуточка. Женщина продолжила болтать на тему предстоящих торгов, а я вновь уставился на Грейнджер. Гермиона медленно, но уверенно шла в широком проходе между ровных рядов. Замерев около одного из понравившихся, девушка начала пробираться к центральным местам… И только когда Бартл Уолш оказался лицом к лицу с моей прелестной помощницей из-за того, что ирландцу пришлось приподняться, дабы Гермиона смогла грациозно проскользнуть мимо его персоны, до меня дошло, что для продолжения ответственного вечера Грейнджер выбрала ряд, где сидел этот напыщенный идиот. Я видел, как мелко затряслись длинные черные локоны мужчины, — скорее всего, именно в этот момент лорд Уолш поздоровался с уже знакомой девушкой. Гермиона замерла и, пристально глядя в лицо ирландца, с улыбкой ответила на его реплику. Я не слышал, что именно она произнесла, но видел, как дернулись пухлые губы. Видел, как по завершении фразы острый кончик розового языка мимолетно скользнул по нижней губе Грейнджер. А еще… я не мог не заметить, каким взглядом моя любовница посмотрела на замершего перед ней мужчину: заинтересованным, жарким… очень опасным и до безумия знакомым; полным неприкрытого вожделения и затаенного обещания весьма пикантного мероприятия. В носу нещадно защипало, а во рту тотчас появился горьковатый привкус крови — похоже, от злости я только что прокусил себе слизистую щеки. Гермиона прекратила ворковать с Уолшем и отошла от него на пару мест. Горделиво поправив сползшую с обнаженных плеч шаль, самозваная аристократка грациозно опустилась в незанятое кресло. Розье продолжала бубнить, но я не вникал в смысл сказанного — сейчас я ничего не слышал, кроме громкого плеска крови в висках. Чувствуя себя обманутым и использованным, я хмуро смотрел то на Грейнджер, то на Уолша. Что, блять, происходит между этими двумя?! Что происходит в голове этой сумасбродной девчонки?! Она не смотрела на ирландца — я видел, что все внимание девушки было приковано к сцене, на которой вот-вот должен был появиться первый лот, но… я видел, как Уолш с явным трудом сохраняет невозмутимость. Я видел, как он то и дело кидал в сторону Грейнджер жаркие, заинтересованные, насквозь пропитанные похотью взгляды. Пальцы правой руки до хруста костяшек сжались под набалдашником излюбленной трости. Ну, урод, даже не надейся! Она тебе не достанется! Даже не думай! Я пропустил большую часть аукциона: лишь несколько раз я выныривал из мысленного акта антипатии. Первый — когда Розье практически принялась трясти меня за руку и громко шептать: — Люциус, Вы собираетесь поднимать ставки?! Ее же сейчас купит вон тот русский! Люциус… Ах, да, разыгрывали тот самый лот, который я показывал ей в буклете. Вяло поторговавшись за ненужную вещь, я без сожаления уступил ее своему противнику, мысленно поздравив его с приобретением бесполезной ерунды. Второй раз я оказался в реальности, когда Андриана двумя ладонями обхватила предплечье и, обдав меня приторно-сладким ароматом, взвизгнула: — Я же говорила: она будет моей! А я даже не услышал цену, которую этой суке придется отвалить за безвкусное украшение. Третий раз и уже окончательно я пришел в себя в тот момент, когда воздух аукционного зала прорезал знакомый до сладких судорог голосок. Со смесью удивления и непонимания я уставился на Грейнджер, высоко поднявшую табличку. Я взглянул на лот, выставленный на милость собравшихся коллекционеров: небольшой холст, исчерченный резкими, размашистыми мазками умелой, но непонятной моему личному мировоззрению кисти. Впрочем, было некогда размышлять о том, что наши с Гермионой вкусы в искусстве отличаются — сидящий невдалеке Уолш как по команде поднял табличку, поднимая цену и бросая на Гермиону такой игривый взгляд, что я с трудом удержался от того, чтобы не запустить в этого урода проклятием. Из другого конца зала послышался еще один окрик — как оказалось, здесь присутствовало довольно много любителей несуразного искусства. Табличка Гермионы вновь оказалась выше других, но не успела с ее губ сорваться цифра, как упрямый ирландец опять увеличил ставки. Казалось, этот абсурд никогда не кончится. Но все-таки с каждой новой цифрой количество желающих побороться за выставленное произведение искусства уменьшалось. А Грейнджер все равно не успокаивалась. Как и ненавистный Бартл Уолш. Казалось, эти двое вот-вот вцепятся друг другу в глотки, настолько накалилась атмосфера между ними.В конце концов, действующий любовник моей жены загнул такую цену, что Грейнджер так и не смогла поднять табличку. А я облегченно выпустил воздух из спазмированного горла. Ну, наконец-то… Впрочем, облегчение было недолгим, потому что я вновь посмотрел на гребанного ирландца. Я заметил, каким довольным взглядом окинул Уолш побежденную девчонку. И на этот раз… она не проигнорировала это проявление внимания, а все-таки повернула голову в сторону «джентльмена». К сожалению… или к счастью… я не видел лица Грейнджер — моему взору открывались исключительно красивые локоны на ее затылке. Но я прекрасно видел физиономию Уолша. На тонких мужских губах заиграла странная, двусмысленная усмешка, а черная бровь характерно взметнулась вверх, но тут же вернулась на место. Этот сучонок так откровенно заигрывал с моей женщиной, но в сложившихся обстоятельствах я должен был все это проглотить и остаться незаинтересованным зрителем. Блять… я убью этого урода! И эту маленькую дрянь тоже! Наконец-то эти двое разорвали безмолвный зрительный контакт и обратили свое внимание на происходящее в зале, а я получил небольшую передышку. Фух… может, я зря волнуюсь?! Может, это всего лишь игра моего воображения?! Может… И вот последний проданный лот — и мы наконец-то получили негласное разрешение подняться со своих мест. Я галантно предложил своей спутнице руку, краем глаза подмечая, как легко и изысканно поднялась на ноги Гермиона и без задержек проследовала к выходу. В общем коридоре Андриана с сияющими глазами покинула меня, пообещав вернуться через несколько минут, — женщине нужно было пройти в другую комнату, чтобы закончить оформление документов, связанных с дурацкой диадемой, обладательницей которой она стала несколько минут назад. И сейчас я как никогда был рад полученной передышке. Я вертел головой, пытаясь отыскать Грейнджер. Нужно сейчас же с ней переговорить и… собственно, что? Сказать ей, чтобы не смела флиртовать с другими самцами в моем присутствии?! Мерлин, о чем я думаю?! Неужели, я окончательно рехнулся?! В любом случае, дурацкой сцене ревности не суждено было состояться по одной простой причине: Грейнджер нигде не было. Если честно, меня это даже порадовало. Может, она уже покинула это здание и теперь находится в безопасности, а, главное, в одиночестве в предоставленном коттедже?! Мне очень хотелось верить в подобный исход. Довольная Розье быстро вернулась, и я с легкой улыбкой набросил ей на плечи теплую накидку: после вчерашнего ночного дождя воздух был весьма прохладным. Тут же ввернул комплимент, заставивший щеки моей спутницы разрумяниться, а глазки забегать. Все шло, как по маслу. По накатанной. Все так, как я запланировал. И вот именно в этот момент черт меня дернул посмотреть поверх макушки смутившейся Андрианы… Вдалеке я увидел их. Вместе. Грейнджер стояла лицом к лицу с Уолшем. Мило улыбаясь, она накручивала на пальчик выбившуюся из прически прядку. Я видел, как шевелятся ее губы: кажется, эти двое вели весьма увлекательную беседу. Уже который раз за вечер мои челюсти с хрустом врезались друг в друга, а руки сжались в кулаки. Спокойнее, Люциус. Спокойнее. Спокойнее, твою мать! Но спокойнее не получалось. Особенно, когда чертов ирландец низко склонился к Грейнджер, оказываясь непозволительно близко к моей девочке, и что-то жарко прошептал ей на ушко. Они громко расхохотались, но тут же умолкли. Гермиона бегло посмотрела по сторонам и, пристально глядя в лицо мужчины… утвердительно кивнула. Уолш медленно развернулся и как ни в чем ни бывало прошел за ближайший поворот, скрываясь от моего пытливого взгляда. И вроде бы нужно было облегченно выдохнуть и успокоиться: они разбежались по разным углам, вот только… уже через несколько мгновений Грейнджер прошмыгнула вслед за ним. — Люциус, может, вы проводите меня до номера в отеле? — голос Андрианы пробился сквозь алую пелену, затянувшую все вокруг. Сглотнув, я опустил взгляд на застывшую в шаге от меня женщину, так заинтересовано и… многообещающе всматривающуюся в мое бесстрастное лицо, — даже не сомневаюсь, что, несмотря на разрывающие меня на части чувства, отточенные до совершенства мимические мышцы не подвели. Вот оно — то, что я рассчитывал услышать от нее. Но… черт возьми, как же не вовремя! — Я… — облизнув пересохшие губы, мысленно браня себя витиеватыми ругательствами за мягкотелость, я все-таки выдавил: — Дай мне пять минут. У меня здесь еще одно дело. Я сейчас… — не вдаваясь в подробности, я отошел от удивленно хлопающей ресницами женщины и рванул в ту сторону, где скрылись два человека, не дающие мне сегодня покоя своими странными взаимодействиями. Я понимал, что совершаю непростительную и осознанную ошибку — вместо того, чтобы схватить в охапку женщину, на шее которой болтается залог долгой жизни единственного сына, я иду в совершенно другом направлении. Я безумец! Я идиот! Я… Внутри все клокотало — казалось, еще немного и содержимое грудной клетки разорвется на окровавленные куски. В висках бухала кровь, а в легких катастрофически не хватало воздуха — почему я раньше не замечал, как здесь душно?! Перед глазами мелькали картины увиденного, а услужливая память, будто в насмешку, подкинула обрывки того самого разговора за завтраком: а ведь тогда я не придал особого значения интересу Грейнджер к достопочтенному лорду Уолшу. Черт! Черт! Черт! Но ведь этого не может быть! Не может быть! Неужели ее заинтересовал этот придурок? А может они решили поговорить по поводу дурацкой картины? Или… блять, и кого я пытаюсь обмануть?! Я же прекрасно знаю значение подобных взглядов в лице Грейнджер! Самому столько раз приходилось прочувствовать их сладостное значение… А может мне показалось, и… я совершенно не знаю эту женщину? Блять, и чего я так завелся?! Мы же с ней никто друг другу! И никаких обещаний никогда друг другу не давали! И моя ревность совершенно не уместна! Вот только… попробуйте-ка заткнуть то разрывающее ощущение уже совершившейся катастрофы, переплетенное с яростью и гнетущей обидой. Последние остатки благоразумия орали немедленно вернуться к ожидающей меня женщине, но мышцы и не думали поддаваться голосу разума. Я с треском раскрывал все двери подряд, надеясь и одновременно опасаясь наткнуться на скрывающихся за одной из них мужчину и женщину. И вот я остановился у одной из дубовых затворниц и как-то неуверенно потянулся к кованой ручке. Меня не покидала стойкая уверенность, что… это и есть искомая цель. Мерлин, пусть только все окажется не так, как это рисует мое воображение! Рывок — и я оказался на пороге небольшой, погруженной в полумрак комнаты. По всей видимости, это был кабинет, где хранились кипы бумаг и, возможно, периодически заседали те самые люди, которые помогали урегулировать имеющиеся вопросы после приобретения древней ценности. А может, это было что-то другое, но в любом случае… сейчас здесь были не только бумаги. Не дыша, я во все глаза смотрел на открывшуюся мне сцену, подмечая идиотские, никому не нужные мелочи и детали. Она сидела на краю широкого письменного стола. Юбка была задрана до пояса и сбилась разрозненными, небрежными складками в области тонкой талии. Охваченные прозрачным нейлоном ноги были раздвинуты в стороны, а между ними стоял темноволосый мужчина, скользящий раскрытыми ладонями по упругой плоти округлых девичьих бедер, с упоением и первобытной жадностью впивающийся губами в податливый рот моей любимой женщины. Наверное, самым правильным в данной ситуации было убраться куда подальше и предоставить этим двоим полную свободу действий. А еще лучше швырнуть в любовников непростительными заклятиями, навсегда лишившими их возможности дышать, не говоря уже о том, чтобы трахаться по темным углам. Но в данный момент у меня выскользнули из головы все заклятия. Серьезно, сейчас я не вспомнил бы даже излюбленный Империус. Поэтому я продолжал наблюдать за пошлой сценой, будто набрав в рот воды, а они… похоже, так и не заметили того, что теперь нас стало трое в этой чертовой, пропитанной пылью и запахом древесины комнате. Я видел, как Грейнджер с тихим мычанием извивается под Уолшем; видел, как ее тонкие пальчики соскользнули с мужских плеч к его широкой груди — кажется, в этот момент она была занята бесконечной чередой черных пуговок на сюртуке и рубашке. Я видел, как в ответ мужчина зарылся широкой ладонью в рыжих, искусственных прядях и резко дернул голову Гермионы, вынуждая девушку запрокинуть ее назад. Впрочем, Грейнджер и не думала сопротивляться. Гермиона тут же поддалась его «ласкам» и послушно запрокинула голову, предоставляя мне отличный вид на свое бесстыжее лицо. Ее глаза были закрыты, а на припухших от поцелуев губах растекалась благосклонная, удовлетворенная улыбка. Уолш с упоением терзал губами лебединую шею, прикусывая и посасывая натянутые сухожилия, а девушка поощряла его действия новыми приглушенными стонами и ощутимой хваткой тонких пальцев, ритмично зарывающихся в иссиня черные пряди. Грубая ладонь ирландца подхватила лямку платья и рывком стянул ее вниз — к девичьему локтю — одним махом обнажая незащищенную тканью грудь с розовым соском. Я видел, как его ладонь тут же обхватила упругую, восхитительную плоть, которую еще вчера я упоенно ласкал языком… — Убери от нее свои руки, — мой голос прозвучал глухо, зловеще… с непривычными, нехарактерными скребущими интонациями. Прерванные любовники вздрогнули от неожиданности, но… все пошло совершенно не так, как я себе это нафантазировал. Гермиона не вскрикнула и не оттолкнула от себя ирландца, как на ее месте поступила бы любая другая женщина, которую застали врасплох за подобным неподобающим занятием. Нет… Она лишь сильнее сжала коленки и теснее переплела изящные голени, вынуждая любовника оказаться ближе. А он… почувствовав благосклонность с ее стороны, спокойно развернулся ко мне лицом, так и не отлипнув от Грейнджер, и в наглую уставился прямо мне в глаза. Ну, что она нашла в этой смазливой, простоватой, придурковатой физиономии?! У него же на лице написано: идиот и простофиля! — Мне кажется, мисс Кларк совершенно не против, — с ухмылкой проговорил Уолш, скользя ладонью по хрупкой талии. — Так что вам лучше уйти, мистер Малфой, — неожиданно в его голосе появились стальные нотки. Ах, уйти говоришь?! Ну, уж нет! Эта девчонка не будет твоей, даже если мне придется оттаскивать от тебя ее упирающееся тело! На этот раз память и язык меня не подвели. Взмах трости — и посланный мною поток принудительной силы заставил ирландца отлететь от Грейнджер на несколько шагов. Мужчина что-то вякнул, но я не позволил ему высказать протест. Сократив расстояние до злосчастного стола, я, не глядя на замершую на столешнице Гермиону, проговорил: — Это тебе лучше убрать от нее свои поганые лапы и немедленно смыться отсюда подобру-поздорову! — я чеканил слова, из последних сил сдерживаясь, чтобы не вцепиться Бартлу в глотку. Вот так… по-простому… по-магловски. Заметил, как тонкие губы ирландца раскрылись, и, судя по лихорадочному блеску черных глаз, он готов был высказать мне пару не очень ласковых замечаний, вот только я тут же ехидно приподнял бровь и, скрестив на груди руки, продолжил: — … лучше всего тебе вернуться в гостиничный номер и рассказать моей любимой женушке о том, что она не до конца удовлетворяет тебя в постели, раз ты полез на других шлюх! — судя по тому, как Уолш побледнел, и как лихорадочно забегали его глазки, я нашел неплохую зацепку. Прекрасно… сейчас я тебе устрою, сукин сын! — Мистер Малфой, вам не кажется, что подобные сцены ревности абсолютно не уместны? - полный ехидства голосок заставил оторваться от созерцания пришибленной физиономии любовника жены и уставиться на девчонку. — Я была бы очень признательна, если бы вы сейчас же оставили нас с лордом Уолшем наедине, — упершись ладонями в край стола и невинно хлопнув ресницами, заявила Грейнджер. Сейчас она казалась мне совершенно чужой и далекой — как будто между нами вообще ничего не было. Как будто я в чем-то провинился перед ней, и теперь девчонка с таким наслаждением упивалась своей «местью». Как будто не было прогулок по ночным улицам Парижа. Как будто не было танцев на набережной. Как будто не было нашего единственного свидания на той чертовой крыше. Как будто нас не объединяло общее дело. Как будто… Но если она думает, будто я сейчас же уберусь отсюда, то Грейнджер очень сильно ошибается! Окинув девчонку убийственным взглядом, я невольно зацепился за маленький, торчащий комочек розовой плоти в центре восхитительной, упругой окружности… Блять… — Прикройся! — рыкнул я и, не дожидаясь действий от этой бесстыжей девки, подцепил атласный край узкой бретели и рванул ее вверх, возвращая ткань на заслуженное место. — Лорд Малфой, я совершенно не понимаю причин для вашего недовольства, — вздернув подбородок, объявила девушка, сбрасывая мою руку. И вот это окончательно лишило меня рассудка и… осторожности. — Я сейчас убью тебя, Грейнджер! — взвыл я, напрочь позабыв обо всем на свете, и вцепился пальцами в тонкую шею, краем сознания подмечая, как испуганно расширились зрачки забившейся в моих руках шлюшки. Не знаю, чем бы все это закончилось — в том состоянии я готов был придушить Грейнджер голыми руками — вот только наэлектризовавшийся от страстей воздух прорвал дикий вопль: — Грейнджер?! — если бы я не знал, что этот вопрос произнес стоявший позади Бартл Уолш, я бы никогда не узнал его голос — настолько изменился его тембр от неподдельного изумления. Блять…. Блять! Блять! Только сейчас я сообразил, что натворил: никто не должен был знать, что под безупречно выполненной маской скрывается Героиня Войны. Что же я наделал?! Как можно было так опростоволоситься?! Хорошо, что это всего лишь Бартл Уо… Лихорадочные размышления были прерваны устрашающим, булькающим звуком — я тотчас развернулся лицом к человеку, который был к нему причастен. И, кажется, теперь была уже моя очередь отскребать нижнюю челюсть от каменного пола. Я ошарашенно наблюдал за тем, как меняются черты бледного лица: простоватость и туповатость, которые всегда раздражали меня в этом мужчине, исчезали. Привычные черты исказились от … ярости… Я во все глаза наблюдал за этими метаморфозами, понимая, что… после подобных изменений этот человек показался мне каким-то до боли знакомым и привычным. Я знаю это выражение лица. Я знаю этот зверский взгляд, полный ненависти. Вот только откуда? Черт, откуда я его знаю?! Ведь я даже не сомневаюсь, что видел его много раз! Черт! Черт! Черт! Это же так просто! Ответ же где-то здесь — на поверхности! Это… Черные глаза нехорошо прищурились, но Уолш смотрел не на меня. Нет, он смотрел на притихшую позади женщину. Тонкие губы дернулись — и комнату пропитала его зловещая угроза: — Я убью тебя, стерва! — я не успел понять, чем была вызвана такая перемена настроения, — будто в замедленной съемке, я видел, как ирландец проворно выхватывает волшебную палочку и в ту же секунду в нашу сторону полетела яркая алая вспышка смертоносного проклятия. Годы, проведенные в рядах Пожирателей, не прошли даром — каким-то чудом я успел отбить Непростительное, заставляя алый луч отрекошетить в кипу бумаг, которые тут же превратились в черную кучку догорающего пепла. В висках грохотало от бешеного потока крови — и даже дикая, злобная брань Уолша не смогла перекрыть эти пульсирующие звуки. Взамен первому лучу, моментально был отправлен второй, а за ним и третий. Но на этот раз мы с Грейнджер сработали слаженно, выставив щиты, превратившие алые сгустки энергии в ворох маленьких, оседающих на пол искр. А дальше все превратилось в размытый сгусток картинок и звуков: Гермиона соскочила со стола и тут же послала в Уолша обездвиживающее проклятие, блестяще отбитое мужчиной, который, к моему удивлению, оказался отличным дуэлянтом; где-то вдалеке послышался топот ног, и уже через несколько секунд на пороге появилось четверо мужчин, вооружившихся выставленными перед собой палочками… Наверное, это охранники, привлеченные звуками борьбы. Да, скорее всего… Вот только вместо того, чтобы попытаться разобраться в ситуации, вновь прибывшие зрители… неожиданно атаковали меня ярким снопом ало-зеленых искр. Я чувствовал себя каким-то жонглером: приходилось очень быстро перемещаться и вертеться на одном месте, чтобы обезвредить неожиданных противников. Но судя по возне и грохоту где-то за стеной, к ним на подмогу спешили новые… Что за чертовщина?! Азартную пелену жаркого боя прорвал болезненный вскрик до чертиков знакомого голоса. Грейнджер. Твою мать, Грейнджер! Опрокинув очередного идиота ярким лучом на пол, параллельно хорошенько приложив его затылком об каменную стену, я резко повернул голове в ту сторону, откуда секундой ранее раздался женский вопль. Как я и предполагал, это был несвязный призыв к помощи. Бледная как смерть Грейнджер была прижата к дальней стене невидимой силой, и теперь, зловеще ворочая налившимися кровью глазами, на нее наступал озверевший Уолш. Да что тут вообще произошло?! Он сумасшедший?! Что… Впрочем, в причинах такого странного поведения я буду разбираться потом — сейчас нужно было помочь Грейнджер, хоть эта стерва и заслуживает того, чтобы быть размазанной по стенке. Но этим я и сам займусь. Только чуть-чуть позже. А вначале нужно вырваться из незапланированной передряги. Не раздумывая больше ни секунды, я швырнул в Уолша проклятие — мужчина тут же развернулся в мою сторону, раздраженно отбивая не самый удачный выпад. Но я все равно добился желаемого: выпустив из поля зрения Гермиону, ирландец невольно ослабил наложенные на нее чары и дал девчонке такую необходимую свободу. — Люциус! — пробиваясь сквозь какофонию имеющихся звуков, девчонка рванула в мою сторону. Я видел, как приоткрылись ее губы — Грейнджер хотела что-то сказать, но тут воздух рвануло от нового вопля Уолша: — Не дайте уйти этой стерве! — судя по всему, сейчас он обращался к ползающим по полу, раненым сообщникам… или кем они все ему проходятся… Я шагнул навстречу задыхающейся девчонке, а она, глядя на меня расширившимися глазами, прохрипела: — Нам нужно срочно трансгрессировать! Очень смешно, Грейнджер! — Удачи! — даже в такой критической ситуации меня не покидало природное ехидство, — Тут же везде стоят анти… — Ты готов?! — она прокричала этот вопрос таким тоном, что я невольно заткнулся и молча уставился на Гермиону. Видно, ее удовлетворила подобная реакция, потому что девчонка тут же продолжила: — Прекрасно! — уцепившись в рукав моего пиджака, она зажмурилась, настраиваясь на перемещение. И как она собирается это сделать?! Нам в спину полетели новые потоки заклятий, смешанных с мужскими криками, среди которых особенно хорошо выделялся один — зачинщика всего этого безобразия: — Стой, тварь! От меня не скроешься! Я найду и убью те… Но нас уже не было в этом помещении.