Друг дорогой, что ты сделал с собой? Был худой, молодой, ел сердца. Пил и курил, зажигал и гасил. Думал, будешь таким до конца… Би-2 — Компромисс
Расплатившись с таксистом, я ловко выбрался из машины и, стараясь не сильно вертеть головой, внимательно осмотрелся по сторонам, оценивая фасад одного из самых престижных и дорогих отелей города. По обеим сторонам от стеклянных дверей расположились охранники с одинаковыми, бесстрастными лицами. Взгляд скользнул вверх, пробегая по многочисленным окнам, с моего ракурса отдающим неприветливым металлическим блеском. Где-то там… в одном из номеров находилась эта зарвавшаяся сволочь. Где-то там Он ждал моей капитуляции. Где-то там Он потирал руки и считал секунды до того, как в его власть вернутся с таким трудом добытые амулеты. Где-то там — разумеется, если Антонин не солгал, — находилась Грейнджер. А залог ее дальнейшего здорового и благополучного существования лежал в кармане моего классического пиджака. Что ж, значит, так тому и быть. Я сделал два шага к выбранной цели, интуитивно чувствуя, как мою макушку сверлит чей-то взгляд с высоты птичьего полета, но… так и не поднял голову. Не дождешься, дружище. Я замер, будто еще раз взвешивая все «за» и «против». Думаю, любой человек сомневался бы в правильности выбора. Так что все должно было выглядеть как можно более достоверным. А потом решительным шагом направился ко входу в отель. Уверен, в это самое мгновение губы невидимого наблюдателя сложились в победоносную ухмылку. Думаю, если сейчас Он не один, — хотя о чем это я — разумеется, Он там не один. Это я мог гарантировать. На это я готов был поспорить и в доказательство поставить на кон Малфой-Мэнор и парочку других поместий в придачу. Правда, спорить мне было не с кем. Такие подонки не работают в одиночку. Новоиспеченные тираны слишком трусливы. Они слишком боятся, что что-то может пойти не так.Ведь даже могущественный Темный Лорд никогда не работал один. На все вылазки он брал свою мерзкую Нагайну и десяток соратников. Мысленно я скрестил пальцы в весьма неаристократической комбинации и продемонстрировал ее наблюдателю. Радуйся. Празднуй победу. Вот только существует одна маленькая поправочка — так, сущий пустячок. Радуйся, пока можешь, сукин сын. Меня никто не задерживал, хотя метнувшийся было в мою сторону обслуживающий персонал, как по команде вернулся на место. Тем лучше. Мне уже приходилось бывать здесь, так что я уверенно миновал лифт и направился в сторону лестницы. Я знал, что придется подниматься на последний этаж, но меня совершенно не смущала предстоящая физическая нагрузка — так я мог еще раз собраться с мыслями и наполниться решимостью, а заодно заставить этого гада понервничать. А еще неплохо потянуть время. Через пару лестничных пролетов я понял, что в очередной раз оказался прав: будто по взмаху волшебной палочки, за спиной оказались две невидимые тени, следующие за мной по пятам. Я знал, что это мужчины, — их сущность угадывалась по слишком тяжелым и размашистым шагам. Они были уверены в себе, поэтому даже не попытались замаскироваться, а я… так и не соизволил обернуться, чтобы более детально изучить противника, — не хотелось давать им морального преимущества. Как бы не так, сосунки. Наконец я замер перед дверью, на которой красовалось нужное сочетание цифр и букв. Те двое моментально сократили расстояние и враждебно застыли за спиной. Не покидало стойкое ощущение: еще немного — и эти двое вот-вот навалятся на меня, чтобы втолкнуть в номер, откуда уже для меня не будет выхода. Во рту стало как-то сухо, а горло опалило неприятным жаром. Но тут, как по команде, белоснежные створки приветливо распахнулись, и… я шагнул вперед. Оказавшись в огромном помещении, явно расширенном не одним десятком пространственных чар, я окинул окружающую меня обстановку наигранно безразличным и бесстрастным взглядом. Все, что мне сейчас нужно было для спокойствия, — увидеть целую и невредимую Грейнджер, но… ее нигде не было. — Сэр, вашу волшебную палочку, — судя по тону, ко мне уже обращались как минимум второй раз. Один из сопровождающих настойчиво протягивал раскрытую ладонь. Судя по неприятной, звенящей тишине, сейчас происходило что-то очень важное. Решающее. Когда до меня в полной мере дошло, что этот молодой человек хочет получить, меня захлестнула волна дикой агрессии. Еще немного — и я был готов ввязаться в драку, которая с самого начала была бы проиграна. Они хотят, чтобы я сдал оружие. Чтобы у меня не осталось ни одной возможности пойти на попятную. Твари. Если я и хотел возмутиться, то очень быстро передумал. Внутренний голос кричал не делать глупостей и до поры играть по чужим правилам. Тем более, во взгляде неприветливого малого было нечто такое, что сразу давало понять: лучше не сопротивляться. И я медленно, с напускной холодностью протянул излюбленную трость. Подавитесь. Но я не стал отдавать ее неприветливому «просителю» — я швырнул магическое древко на небольшой столик, находившийся по правую сторону от входной двери. Звук прикосновения металлического набалдашника к гладкой деревянной поверхности был сродни взрыву фейерверка. В глазах парня проступила ярость, за которой он довольно мастерски спрятал чувство уязвленной гордыни, но… он не стал трогать волшебное древко. Мысленно я ухмыльнулся: еще бы! Он же прекрасно знал, что иногда неприметные, но невероятно своевольные волшебные палочки могут причинить вред тому, кто прикасается к ним без разрешения истинного хозяина. Так что никто не хотел рисковать. Мало ли что могло произойти. Никому не хотелось остаться без одной из четырех конечностей. — Заходи, чувствуй себя как дома, мой дорогой друг! — молчавший до этого момента Долохов с широкой, радостной и до дрожи противной улыбкой шагнул навстречу, явно пытаясь заключить меня в дружеское объятие. Как будто ничего не произошло. Как будто не он несколько часов назад прислал мне ультиматум. Как будто не он водил меня за нос все это время. Внутренности превратились в натянутую тетиву, но я заставил себя вытерпеть короткое похлопывание по плечу. А Антонин, как ни в чем не бывало, продолжил: — Я так боялся, что ты не придешь — весь извелся! — каждое слово было насквозь пропитано практически осязаемым ехидством. — А нам ведь столько всего нужно обсудить, не правда ли?! — бывший приятель и соратник пытался говорить беззаботно, но я отлично видел тот взгляд, которым он на меня смотрел. Я не понимал, на что Долохов рассчитывал, разыгрывая эту несмешную комедию. Что касается обстановки… по углам гостиной стояли молодые, незнакомые волшебники. Крепкие, широкоплечие, ничуть не уступающие мне в росте. В их лицах угадывались французские и ирландские черты. Те двое, что пришли со мной, имели еще более устрашающий вид. Они были старше своих безмолвных соратников. Опытнее. Злее. Эти двое стали у входа, перекрывая своей мышечной массой путь, которым я пришел. Паршиво. Итого, семеро против меня одного. Даже вот не знаю, радоваться или нет. С одной стороны, это должно было удовлетворить мое самолюбие: похоже, Долохов считал меня весьма серьезным противником, раз захватил с собой столько народа. Но с другой… численное преимущество таило в себе слишком много неприятностей. Оторвав взгляд от самодовольной физиономии главного кукловода, я попытался осмотреться и подметить мельчайшие особенности моей дорогой темницы. Мало ли. С первого взгляда казалось, будто все соответствует нормам. Дорогущие, кричащие об излишней вычурности мебель и прочие предметы интерьера, которые не приносили в обстановку ничего, кроме излишней ляпистости. Кучи золотых канделябров отбрасывали дребезжащее желтоватое свечение, заставляющее еще сильнее напрячься. В комнате не было ни одного окна, зато я насчитал три закрытых двери, ведущие в другие помещения гостиничного номера. Но было здесь нечто, притягивающее мой взгляд, — темная, непрозрачная портьера в дальнем углу. Она чем-то напоминала кулисы в театрах, которые скрывали от собирающихся зрителей главное место действий. А может я погорячился, решив, будто здесь нет окон или балкона, и это всего лишь одна из разновидностей шикарных штор. Стараясь не выдать себя, я прикрылся ментальным щитом и попытался отследить недавние заклятия. Так и есть… буквально несколько секунд назад на эту комнату поставили антиаппартационные чары. Значит, Долохов решил обрезать еще один возможный вариант побега и не допустить ошибки, которая стала для него роковой в Друо. Впрочем, чему я удивляюсь? Как и многие представители человеческого рода, Антонин неплохо учился на собственных ошибках. Кстати, о Долохове. Волшебник продолжал беззаботно болтать на отвлеченные темы, но я не был настроен на беседу. Тем более, я уже успел рассмотреть все, что мне было необходимо. — Где мисс Грейнджер? — не дождавшись завершения очередной витиеватой фразы, я прервал распалившегося визави. Хрипловатый голос оборвался. Прищурившись, Долохов смерил меня презрительным взглядом. Впрочем, он тут же взял себя в руки, сердечно прощая эту бестактность. — Может, вначале ты пропустишь стаканчик-другой чего-нибудь горячительного со своим старым другом, а уже потом мы побеседуем о таких незначительных мелочах? — ага, значит, похищение Грейнджер — это незначительная мелочь?! Мужчина подошел к мини бару и наполнил массивные фужеры янтарной жидкостью. Следующими в стакан были брошены кубики льда. Взмахом кисти Долохов заставил один из фужеров переместиться на низкий стеклянный столик. Он уверенно подхватил второй стакан и вместе с ним опустился в широкое кресло. Коротким кивком Пожиратель указал на второе сидение. — Кстати, — Антонин с таким оживлением подчеркнул это слово, что я невольно прислушался. Правда, я так и не сдвинулся с места, игнорируя приглашение, — …у нас теперь появилась, весьма интересная тема для обсуждения! — похотливый блеск черных глаз был красноречивее последующих слов. — Должен признать, леди Малфой… — Где Грейнджер?! — чуть громче положенного выпалил я, обрывая волшебника. Не стоит, Антонин. Я и так прекрасно понял, над чем ты жаждешь поглумиться. Но сейчас я был не в настроении выслушивать гадкие шуточки по поводу неверности моей жены. Вопрос опять остался без ответа — противник не спешил развеивать окутывающее меня беспокойство. Сверля меня недобрым взглядом, Долохов медленно поднес к губам запотевший стакан и сделал хороший глоток коллекционного напитка. Поморщившись и выпустив меня из поля зрения, мужчина позволил напитку проскользнуть дальше — я видел, как дернулся кадык на внушительной шее. Причмокнув, Антонин оперся занятой рукой о подлокотник и… вновь посмотрел в мою сторону. — Вначале хотелось бы взглянуть на оговоренные ценности… — протянул он, расслабленно откинувшись на спинку кресла. Вся поза кричала о том, что сейчас Антонин ощущал себя бесспорным королем ситуации. Но и я не собирался уступать. — Вначале, — нарочно выделил это слово, — я хочу убедиться в том, что не за просто так отдам их тебе, друг, — последнее обращение я практически выплюнул. Очередной глоток обжигающего напитка. Долохов слегка склонил голову вправо, его взгляд стал задумчивым. Я видел: на этот раз он не спешил проглотить виски — нет, он перекатывал во рту терпкую жидкость, наслаждаясь насыщенным, выдержанным вкусом. Черные глаза полыхнули ненавистью, но… безупречная выдержка не покинула этого талантливого актера. Повернув голову к одному из безмолвных соратников, Антонин проговорил: — Риз, думаю, наш гость не захочет разговаривать до тех пор, пока мы не продемонстрируем серьезность своих намерений, — тонкие губы сложились в неприятную гримасу. — Сегодня мы играем по-честному. Один из парней тотчас вскинул ладонь. А дальше… смутившая с самого начала портьера пришла в движение. Тяжелая бархатная ткань разделялась на две равные части, разъезжаясь в стороны. Словно в театре перед началом представления. Неприятно засосало под ложечкой — я уже понимал, что впереди меня не ждало ничего хорошего. Как ни странно, по ту сторону штор стояла кромешная темнота. Как будто это было обособленное помещение. Как будто я на самом деле оказался в зрительном зале… Вспышка света заставила вздрогнуть — что тут скажешь, эти постановщики умели превосходно играть на нервах и знали, как застать врасплох. Яркий луч падал сверху вниз, постепенно расширяясь и превращаясь в воронку, отдающую холодным, беловато-синим светом, захватывающую в свою власть одинокую женскую фигуру. И от одного взгляда на хрупкое тело, так сильно контрастирующее с темным фоном, меня словно сковало коркой дикого, ледяного ужаса. Впрочем, на смену оцепенению всколыхнулась волна дикой ярости, незаметно для меня самого смешивающейся со спазмом дикой боли, скручивающей внутренности в тугой узел. — Что ты с ней сделал, ублюдок? — хрипло выдохнул я, в глубине души надеясь на то, что передо мной всего лишь мираж. Но я знал — черт возьми, знал! — все взаправду. А еще я нутром чуял: как бы мне не хотелось побыстрее оказаться рядом с Грейнджер, лучше пока не двигаться. Я никак не мог оторваться от созерцания девушки, поэтому не видел реакции этого урода на свои слова. Но думаю, несмотря на не литературное обращение в свой адрес, Долохов готов был взвыть от восторга. Уверен, именно такого эффекта он и хотел добиться. Мерзкий, скользкий выродок! Я не видел лица Гермионы, но мне это и не нужно было, чтобы узнать ее. Это тело я знал как свои пять пальцев. Ее голова неестественно свисала, касаясь подбородком тяжело вздымающейся груди. И это наблюдение не могло не порадовать — по крайней мере, я знал, что Она жива. Спутанные, разлохмаченные волосы ниспадали на лицо, но даже сквозь каштановую завесу я видел потеки запекшейся крови на щеке и подбородке; фиолетово-черный кровоподтек на виске и внушительную шишку на том участке лба, который остался без прикрытия волнистыми прядями. Но… это были еще цветочки. Грейнджер была привязана к стулу металлической цепью, с заведенными за спину руками. Моя рубашка по-прежнему была на ней… Если конечно эти ошметки можно было назвать рубашкой. Она превратилась в бесформенные, пропитанные кровью полоски, совершенно не скрывающие избитого, покрытого следами жестокого насилия тела. Сжав зубы, я скользнул взглядом по обнаженным ногам, на коже которых красовались струйки заржавевшей крови; зияли тонкие, бесформенные разрезы и пестрели многочисленные царапины. Но даже не это поразило меня в самое сердце… Наисильнейшим ударом стал вид до невозможного хрупких лодыжек, кожа которых оказалась кольцеобразно стерта практически до мяса, — похоже, здесь не обошлось без кандалов… — Лишь то, что так хотела наша крошка в каморке Друо, — хохотнув, заявил Долохов, проигнорировав нелестное высказывание в свой адрес. Смысл брошенной фразы окончательно выбил меня из колеи. Оторвавшись от Грейнджер, я впился взглядом в физиономию Пожирателя. Самодовольство так и разливалось по его лицу. Наигранно облизываясь, Антонин как бы невзначай теребил нижнюю пуговку пиджака, лежащую сейчас как раз в районе паха… — Согласен, горячая штучка. Привкус железа на языке был невыносимо горек, но именно он заставил меня, сжав кулаки, шагнуть в сторону этого изверга! Ну, мразь, я собственноручно откручу твой грязный член! Наверное, на моем лице все-таки отобразилось нечто такое, что заставило Долохова спохватиться и пойти на попятную. — Расслабься, Малфой. И куда только делось его сраное «друг»? Впрочем, надо заметить, прежней расслабленности я уже не наблюдал, хотя он и постарался еще вульгарнее развалиться в кресле. Скривившись будто от зубной боли, Антонин бросил сквозь сжатые зубы: — Не трахал я твою грязнокровку. И своим ребятам ничего лишнего не позволил, — впрочем, мимолетная слабость тут же была вытеснена следующим заявлением: — Не в почет чистокровным магам марать члены об эти грязнокровные отродья. Потом вовек не отмоешься, — хмыкнул Долохов и продолжил вкрадчивым голоском: — Мы просто немножко поговорили с мисс Грейнджер по душам… Я будто наяву видел, как Он разговаривал с моей Гермионой. И от этих картин хотелось взвыть. От навалившегося отчаяния и от удушающей нехватки кислорода я не мог выдавить ни слова, хотя понимал, что это неправильно. Нужно было сейчас же вцепиться в глотку этого чудовища и придушить его! Размазать по стенке. Но я знал: всему свое время. Успеется. Терпение, Люциус. Терпение. А пока… дыши ровнее и глубже. — Понимаешь, мой дорогой друг, — продолжал распинаться Антонин, изображая вполне приличное раскаяние. Но истинные эмоции выдавал садистский блеск черных глаз: — …мне нужно было наверняка узнать, у кого из вас находятся амулеты Жизненной силы. Я понимал: вероятность мала, но… всякое могло случиться. Вам же нужно было подлатать эту крошку после ранения, а с этими артефактами… На этих словах мне показалось, будто через тело прошел разряд высоковольтного электричества. Черт! Ну, я и идиот! Я же мог спокойно вылечить Грейнджер, проведя уже хорошо известный обряд с «Vis Vitalis»! Но я настолько свыкся с мыслью, что они пригодятся мне исключительно для спасения Драко, что даже не рассмотрел подобный вариант. Более того, он даже не всплыл у меня в голове! А ведь что проще-то! С подобной магией я прекрасно знаком, в отличие от тех же исцеляющий чар или зелий. — …так что пришлось поставить на ней парочку экспериментов, — сквозь внутреннее самобичевание пробился голос моего оппонента. Ухмыльнувшись, Антонин небрежным кивком указал в сторону Гермионы: — Судя по всему, «Vis Vitalis» не у нее. Еще бы! Если бы я отдал артефакты Грейнджер, на ее коже не осталось бы и следа от нанесенных ран. — … а значит, они по-прежнему находятся у тебя, — улыбка сползла с бледного лица. Антонин пристально, без единого намека на недавнее радушие или благосклонность смотрел на меня. Все, игры кончились. — Если хочешь получить свою шлюху живой и относительно невредимой, то прошу… — Антонин протянул руку открытой ладонью кверху. Все просто: если я хочу увести отсюда Гермиону, мне нужно вложить в его холеную ладонь с таким трудом добытые реликвии. Я упрямо молчал, бегая взглядом от бледных костяшек загребущей руки, до истерзанного, прикованного к стулу тела. Стиснув зубы, я пытался решиться на следующий шаг. Главное, не ошибиться. — Все еще сомневаешься? — в ненавистном голосе прозвучала наигранная забота. — Что ж, господа, — Антонин обвел многозначительным взглядом своих союзников, — думаю, наша задача помочь моему дорогому другу принять верное решение. Я даже пикнуть не успел, а Долохов уже вскинул волшебную палочку и выкрикнул: — Круцио! Казалось, ответный дикий вопль взорвал мои барабанные перепонки. Знаю, я должен был моментально все прекратить, но… в тот момент мне казалось, будто кто-то другой, а не я наблюдаю за пыткой любимой женщины. Кто-то другой смотрит на все это и не может пошевелить ни рукой, ни языком, чтобы хоть как-то помешать происходящему. Я видел, как девушка начала извиваться на стуле. Видел, как кованные, металлические звенья до крови, до размозженного мяса впились в нежную кожу юного тела. Видел, как Гермиона начала сучить свободными ногами, будто это могло помочь ей хоть как-то укрыться от невидимого мучительного луча непростительного проклятия. Видел, как она запрокинула голову, открывая моему пришибленному взгляду свое избитое лицо. Теперь я видел, что с ней сделали недавние проверки Долохова. Правый глаз заплыл, превратившись в лиловое месиво; на висках набухли сине-черные гематомы; на лбу алела уже примеченная мною шишка; все лицо было исчерчено мелкими царапинками и потеками запекшейся крови. Она особенно выделялась коричнево-красным пятном у раздувающихся от боли ноздрей. Искусанные, разбитые губы кривились в диком крике. С каждым новым звуком, вырывающимся из разодранной глотки, на поверхность выталкивалась кровь. Казалось, еще немного — и девчонка захлебнется ею. — Хватит! — наконец, я пришел в себя. Я хотел броситься вперед и, вырвав из тонких пальцев волшебную палочку, одним движением кулака стереть с аристократического лица удовлетворенную улыбочку садиста и палача, но… две тяжелые ладони, неожиданно оказавшиеся у меня на плечах и острие волшебной палочки промеж лопаток не позволили мне подобной вольности. Я даже не заметил, когда волшебники, охраняющие входные двери, оказались в такой опасной близости. — Хватит! Ты получишь то, чего так хочешь! — я готов был пообещать, что угодно, только бы стены отеля прекратили трястись от дикого воя женщины, подвергнувшейся пыткам. Для пущего эффекта Долохов еще несколько секунд наслаждался своим невеселым представлением и только потом опустил палочку… Его губы вновь коснулись прозрачной грани наполовину пустого фужера, и Пожиратель сделал большой глоток виски… как будто только что ничего не произошло. Я мельком посмотрел на затихшую Гермиону, пытаясь убедиться в том, что новый акт насилия не успел ей навредить еще сильнее. Голова опять бессильно опустилась на грудь; заострившиеся коленки разъехались в стороны; а грудная клетка с такой частотой вздымалась под лоскутами рубашки, что мне стало не по себе. Гермиона выглядела такой уязвимой, такой хрупкой и вымотанной. Такой… поверженной. Но я в который раз ошибся. Гриффиндорский дух, о котором со времен основателей Хогвартса слагали множество сонетов и стихов, и в самом деле было не так-то легко сломить. Неожиданно Гермиона вскинула подбородок и посмотрела пристально… осознанно прямо мне в глаза. Разбитые губы дернулись, и по подбородку потекли новые струйки крови, но до меня все равно донеслись отчетливые слова: — Люциус, не нужно, — для пущей убедительности, Грейнджер мотнула головой, — Уходи, — упрямый блеск в карей бездне и… мучительная просьба о понимании: — Спаси Дра… — О, как мило и благородно! — зло выплюнул Долохов, перекрывая тихий голос. Излишняя поспешность дала пищу для размышлений: неужели он так боится, что я могу передумать, услышав имя единственного сына? — … сука, хочешь пожертвовать жизнью ради него?! — кивок в мою сторону. — Так ведь он не оценит! Его слова отозвались тупой болью в сердце. А ведь в чем-то Долохов прав… — Люциус, не слушай его! — Грейнджер сорвалась на крик. — Спасайся! Спасай… — не знаю, подал Антонин знак или это была инициатива его ручных собачек, но один из молчаливых стражей оказался рядом с кричащей девушкой. Смачная оплеуха моментально оборвала ее крик. Понимая, что у меня нет больше ни единого способа как-то по-другому остановить этих тварей, я решительно вытащил из потайного кармана три артефакта и, быстро преодолев расстояние до стола, опустился в кресло и… швырнул бесценные реликвии на прозрачную столешницу. Наверное, Долохов не ожидал от меня такой прыти, и это промедление стоило ему шанса тотчас заполучить долгожданные вещицы. Сообразив, что теперь упущенные артефакты находятся в его полной власти, Антонин подался вперед, намереваясь схватить их, но… я оказался проворнее. Наклонившись, я накрыл обеими ладонями амулеты и, нагло ухмыльнувшись, посмотрел на сатанеющее лицо. — Обещаю, ты получишь их, мой добрый друг, — что ж, тварь, в эту игру умеешь играть не только ты. — Но… только после того, как все объяснишь. Абсолютно все. Как я и рассчитывал, Антонин все понял без лишних разъяснений. Конечно, преимущество было на его стороне, но… как и все тираны он не мог обойти тему своей гениальности, позволившей добиться неоспоримого выигрыша. Отразившаяся на аристократическом лице внутренняя борьба была недолгой. Подав знак ублюдку, который все еще стоял около Гермионы, Долохов спокойно заметил: — Мы просто немного поболтаем со старым другом. Я не спешил сменить напряженную позу, позволившую мне удерживать амулеты в своей воображаемой власти, а Антонин вновь принял расслабленное положение, сверля меня внимательным взглядом, в котором все отчетливее мелькали искорки ненависти и раздражения. Он первым нарушил повисшую тишину: — Что тебя интересует, Люциус? — склонив голову на бок, будничным тоном поинтересовался Долохов. Но ему не удалось выбить меня из равновесия своим напускным безразличием. Я все равно докопаюсь до правды! — Антонин, зачем тебе все это? — можно было не уточнять, что я имел в виду. — Что тебя на это толкнуло? Ведь нам всем был предоставлен второй шанс… Тонкие губы собеседника сложились в презрительную гримасу: — Второй шанс… — он практически выплюнул эти слова, но все же взял себя в руки. Оторвав от меня сатанеющий взгляд, Долохов с чрезмерным интересом начала рассматривать плескающийся в плену стеклянных граней виски. — Люциус, думаешь, мне было приятно вновь оказаться в Азкабане в качестве побежденной стороны? — Я тоже проиграл… — тихо заметил я. И я был совершенно прав. — Не спорю, — кивнул Антонин, — вот только… — черные глаза сверкнули: — ты оказался в весьма выгодном положение из-за Нарциссы. И мы оба об этом знаем, — я не возражал и не пытался перечить. — Благодаря тому, что именно Нарцисса не выдала Волан-де-Морту чудесное воскрешение Поттера, вашу семейку сразу же перевели в ранг исправившихся Пожирателей, принявших светлую сторону еще до падения повелителя, — возможно, мне почудилось, но я все-таки услышал нотки зависти в набирающем громкость голосе. — Вас не посадили за решетку — нет, тебя и еще десяток таких же умников простили и с распростертыми объятиями приняли в новое общество! Хм, не с таким уж и распростертыми. Прошло несколько лет, прежде чем нам начали хоть немного доверять. Впрочем, некоторые праведники так и не простили нам прошлых промахов. — А мы… такие как я… — кажется, Долохов и сам был рад возможности выговориться, — знаешь, вот нам же вроде объявили амнистию, но при этом незаметно лишили всего. Абсолютно всего. — У нас отняли всего лишь половину нажитого состояния, — справедливо заметил я. — Дело вовсе не в деньгах! — фыркнул бывший соратник. — А положение в обществе?! А забытые устои высшего света? Ты посмотри! Все смешалось! Теперь чистокровные маги стыдятся своего происхождения! А полукровки и грязнокровки никогда не упустят возможность упомянуть о своих магловских корнях! В какой еще стране существует подобная дискриминация?! Скажи мне?! — впрочем, Антонину не требовался ответ. — А эта тупая обязанность по поводу принудительной работы на благо общества! Чем это отличается от тюрьмы?! — По крайне мере, ты не сидишь за решеткой… — я попытался ввернуть неплохой плюс. — Да, нужно отдать должное, — Долохов пропустил замечание мимо ушей, — в конце концов, Кингсли смилостивился — кстати, кто выбрал этого идиота на должность министра?! Это надо же, — я чувствовал, как его речь пропитывалась издевкой, — если мы, чистокровные ублюдки, не хотим мириться с принятым законом, то можем покинуть просторы Англии до той поры, пока не передумаем. Ах, как благородно с его стороны! — Да, знаю, но… — закончить не удалось. — Вот только почему я должен покидать свое родовое поместье? Почему я должен отдавать все этим сраным ублюдакам? Почему?! — Потому что мы проиграли… — негромко заметил я, не надеясь быть услышанным. К моему удивлению, на этот раз Антонин мигом замолчал. Но я не позволил ему уйти в безмолвную оборону. — Хорошо, предположим, все это время тобой двигала жажда мести, — примирительно заметил я. — Но… неужели тебе хочется вернуть Темного Лорда?! Неужели ты забыл последние дни войны, когда он не щадил даже своих любимчиков?! Вспомни агонию Беллы, когда она корчилась в его ногах, обвиненная в том, что ее сестра связалась с оборотнем?! Неужели ты на самом деле хочешь вернуть то время?! — вот, что не давало мне покоя. И я еще раз с чувством повторил: — Неужели тебе хочется вернуть Темного Лорда?! То, что произошло потом, стало для меня полнейшей неожиданностью. Взмах холеной кисти и комнату резанул пронзительный возглас: — Оглохни! Оказавшиеся за невидимой, но абсолютно не проницаемой для звуков стеной соратники Антонина начали беспомощно оглядываться по сторонам и трясти головой. Значит, теперь мы могли спокойно продолжать диалог, не опасаясь быть подслушанными. Удовлетворенно улыбнувшись, Долохов посмотрел в мою сторону. — А кто сказал, что я собираюсь его вернуть? — Мы подсмотрели в мыслях той девчонки — запланированный обряд направлен на воскрешение… — Это они так думают! — хмыкнул Антонин, — а на самом деле, я и только я заполучу все его силы! Знания! Умения! Я! Я! — несмотря на охватившее его возбуждение, Долохов тут же взял себя в руки, не позволяя себе превратиться в стереотипного злодея со зловещим хохотом. И, кажется, больше он не собирался обсуждать эту милую деталь. Антонин без лишних пояснений щелкнул пальцами — судя по тому, что ребята перестали вести себя как слепые котята, заклятие рассеялось, и они вновь ощутили себя в своей тарелке. — Надеюсь, это все, что ты хотел услышать? — любезно поинтересовался аристократ. Но это было только начало. Тем более, мне еще нужно было потянуть время. — То, что произошло с Драко… это не было случайностью, — да, теперь я знал об этом наверняка. — Что это было? Месть мне? За то, что я связался с Министерством и начал играть по их правилам?! — Нет, — отрицательно покачал головой собеседник. — Тогда что?! — я почти выкрикнул этот вопрос. Кажется, в этот момент я даже перестал боковым зрением следить за состоянием Гермионы… — Просто мне было выгодно, чтобы Драко оказался в таком положении. Люциус, для осуществления моего плана, нам оставалось найти только «Vis Vitalis». Видишь ли, эти амулеты крайне тяжело отыскать — думаю, ты и сам прочувствовал это, пытаясь выследить их в течение трех месяцев, — я будто вновь переживал те напряженные дни… — Так вот, как я уже упоминал, в моей коллекции не хватало только этих вещиц… Именно в этот момент я все понял. Абсолютно все. И теперь мне еще сильнее захотелось придушить этого подонка. — Я знал, что ты работаешь в отделе, занимающимся изъятием черномагических артефактов. Согласись, в этом есть своя ирония: тот, кто раньше хранил их у себя в поместье, теперь начал изымать их у тех, кто еще рассчитывал вернуть все на круги своя, — Долохов сделал паузу, явно рассчитывая, что я попытаюсь что-нибудь сказать по этому поводу, но я молчал. — А еще я знал, что ты из кожи вылезешь, но отыщешь нужные мне артефакты. А уж перехватить их не составило бы никакого труда. Но для осуществления задуманного пришлось постараться: я выманил Драко на встречу раньше предполагаемого срока — думаю, ты уже догадался, что это мои люди подбросили вам наводки на намечающуюся сделку. А потом я прислал анонимную записку, в которой сообщал, что время изменилось. И знаешь, я все правильно рассчитал: Драко явился один. Мальчишке очень хотелось показать, чему он научился за такой короткий срок. Доказать, что он не такой бездарь, каким был на службе у Темного Лорда. Так что тут все прошло идеально. И, согласись, мой план был гениален. Вот только… — Антонин недовольно поджал губы, — так получилось, что я все равно немного раньше отыскал эти талисманы. А ты… просто прикарманил их. — Да уж, жизнь вообще несправедливая штука, — заметил я, слегка раздвигая пальцы — так, чтобы собеседник имел возможность насладиться видом интересовавших его амулетов. — И еще одно: где сейчас Нарцисса? — наверное, мне хотелось убедиться, что с ней все в порядке, и ее тело не гниет где-нибудь в подвале. — О, вот мы и добрались до той темы, которую я предлагал обсудить в самом начале, — фыркнул Долохов. Впрочем, взгляд, которым он смотрел на мои руки, был абсолютно лишен веселья. Но мужчина решил не томить меня неизвестностью — наверняка сообразил: чем быстрее иссякнут мои вопросы, тем быстрее долгожданные амулеты перекочуют в его ладони, — Она спит в соседней комнате крепким сном без всяких сновидений и даже не подозревает, что здесь что-то происходит. Знаешь, Нарцисса очень горячая штучка, так что мне не хотелось бы лишиться такой женщины. Поэтому до поры до времени ей лучше не знать ни о моих перевоплощениях, ни о дальнейших грандиозных планах. Я, конечно, люблю помоложе, но… она в потрясающей форме! Думаю, все дело в генофонде Блэков! Помнишь, Беллочка даже после Азкабана была аппетитнее многих восемнадцатилетних глупышек! Я неприязненно передернул плечами. — С чего бы ты начал испытывать к моей жене такие пылкие чувства? — жутко не хотелось это обсуждать, но…я просто уже не представлял, к чему еще прицепиться. Как я и предполагал, Долохов зашелся в издевательском хохоте: — Не смеши меня, Люциус, какие чувства?! Неужели ты так и не понял, для чего я изначально затеял эту пылкую интрижку?! Тихие, всеми силами сдерживаемые стоны отвлекли меня — кажется, Гермиона уже потихоньку теряла сознание, и, если бы не сковывающие путы, она бы точно оказалась на полу. Но пока я не мог ничем ей помочь — скрепя сердце я сосредоточился на самодовольной физиономии бывшего соратника, мысленно отсчитывая последние минуты. Только бы я не ошибся. — Ты хотел контролировать меня при помощи Нарциссы, — я не спрашивал. Я утверждал. — В точку! — хохотнул Антонин и отсалютировал практически пустым фужером. — Разумеется, я и так узнавал о тебе информацию, но работа — это одно… мой человек мог что-нибудь пропустить, но вот дом… личная жизнь, любимая женушка — тут твой язык мог быть подлиннее. К тому же, я всегда знал о твоей одержимости Нарциссой. Все знали, — исправился мужчина. — Сказать по правде, в былые времена мы частенько спорили, когда же твоя выдержка подойдет к концу, и ты придушишь Нарциссу и Северуса во время их очередной жаркой ночки. Люциус, да не смотри ты так! Все об этом знали! Только слепой не увидел бы, какой влюбленной кошкой Нарцисса смотрела на этого замухрышку! — Именно поэтому ты выбрал образ человека, который как две капли воды был похож на этого замухрышку? — хотелось хоть чем-то задеть этого самодовольного сноба. — Согласись, облик, наиболее приближенный к Снейпу как нельзя лучше подходил для того, чтобы леди Малфой захотела как можно дольше находиться рядом со мной. И делиться всей информацией, которую получилось бы выведать у дорогого мужа… — Но ты просчитался, — сквозь зубы прохрипел я. — Просчитался, — кивнул Долохов, — но я же не знал, что у вас с Нарциссой дела настолько плохи. — И как быстро ты это понял? — черт, ну когда мы закончим этот бесполезный разговор?! — Когда ты скрылся в библиотеке с обворожительной девчонкой во время одного из ужинов в Малфой-Мэноре, — похотливо сверкнув глазами, отчеканил Антонин. — Ты так смотрел на нее, что я начал подозревать, что я охмурил не ту… — хохотнул Пожиратель. — Кстати, то, что это Грейнджер я понял только после прочтения блестяще составленного отчета. И как ты мог связаться с ней?! Согласен, тело этой крошки шикарно, но… она все равно была и остается грязнокровным отродьем! — Значит, это все-таки был ты… — зачем-то проговорил я, хотя мы с Гермионой уже давно раскрыли таинственного похитителя. — Меня очень привлекла папка документов, которую Грейнджер несла в руках. Мое нутро орало во что бы то ни стало завладеть этими сведениями. А я привык доверять своей интуиции… — И все-таки твоя интуиция подвела, раз ты сам с таким упоением пытался затащить в койку Грейнджер, — ухмыльнулся я. Хотя мне было абсолютно не смешно — фантомная злость и обида наплывали на меня при одном воспоминании о жарком обмене ласками в Друо. — Это потому что она, — Долохов раздраженно посмотрел на Гермиону, — … предусмотрела все. Абсолютно все. — Согласен, маскировка мисс Грейнджер была великолепна, — хмыкнул я. — Это да… — протянул Долохов, — но… ты знал, что все то время, пока вы с ней кувыркались на французских землях, в Министерстве расхаживала точная копия твоей подстилки? — а вот тут я почувствовал, что нижняя челюсть начала неумолимо опускаться вниз от нахлынувшего удивления, но, что более важно… я испытал гордость. Моя изобретательная девочка! — Так что сам понимаешь, пришлось поверить в то, что ты одиночный игрок, а мисс Кларк — ничего не подозревающая любовница. К слову, твоя грязнокровка и тут постаралась быть максимально убедительной — после первой встречи с незнакомкой, я навел справки и узнал, что такая девушка на самом деле существует. И по описанию она была идентична твоей спутнице. Так что… последние сомнения по поводу этой крошки отпали сами собой. Впрочем, это уже не имеет значения. О чем мы там говорили?! Ах, да… шикарный перепихон с Грейнджер стоил тебе того, что я узнал, что моя любимица оказалась в Азкабане… До меня дошел смысл сказанного: — Любимица?! — поперхнулся я. — Да ты же сделал из нее смертницу! — Что поделать, она была одной из самых способных, — цинизм Долохова даже мне казался диким. — В любом случае, именно после того вечера в Малфой-Мэноре началась охота, — Антонин сверкнул глазами. — На тебя… По спине прошелся неприятный холодок. — А ты ведь даже не подозревал об этом… Что верно, то верно… — Я знал наперед каждый твой шаг. Знал, что ты окажешься в Париже. Знал, что ты будешь искать метаморфа — каплю воды в огромном океане. И решил пустить тебя по ложному следу… Он что-то еще говорил, но мозг выхватил одно слово, которое подвело меня к очередной разгадке: — Так это ты подставил Розье?! — даже если бы в этот момент Антонин начал припираться, я бы ни за что не поверил в его непричастность. — Разумеется, — он не стал умалять свои достижения. — Я даже не рассчитывал, что все выйдет так гладко. И опережая следующий вопрос, поясню: да, я давным-давно знаю о ее… — Антонин замялся, — … особенностях. В юности мы устраивали неплохие ночки, — хмыкнул он, — а в пылу оргазма сдержать свою сущность практически невозможно. Конечно, можно было обойтись без таких подробностей, но я не стал перебивать. Чем дольше этот ублюдок будет трепать языком, тем лучше. Для меня. Мимолетный взгляд в сторону Гермионы. Для нас. — По-моему, мой дорогой друг, мы с тобой заболтались, — собеседник отставил стакан, и я понял: время вышло. Он и так слишком долго позволял забалтывать себе зубы. — Как ты нашел нас после побега из Друо?! — я готов был выпытывать любую мелочь — что угодно, только бы оттянуть тот момент, когда придется выпустить из ладоней артефакты. — Ведь Грейнджер мастерски запутала трансгрессивный след. — Все просто, — Антонин пожал плечами, будто я задал какой-то нелепый и абсурдный вопрос, но все-таки соизволил ответить — наверное, чтобы в очередной раз почувствовать свое превосходство надо мной. — Отследить исцеляющие заклятия не составило никакого труда. И только одни из них были произнесены за пределами больницы, — черт… — Кстати, вы заставили меня понервничать — я был уверен, что нападу на ваш след намного раньше. Уже даже решил, что вы что-то заподозрили и решили воспользоваться услугами магловских лекарей. — А как ты проник в дом? Я же перед уходом проверил защитные чары, — некогда было винить себя за несообразительность. — И за это тебе, Люциус, огромное спасибо, — Долохов многозначительно ухмыльнулся. — Никогда не задумывался о том, чтобы как-то изменить последовательность магических узлов? — Что… — меня будто огрели чем-то тяжелым по затылку. — Ты же все сделал по выверенному шаблону! — будто извиняясь, пояснил Антонин. — Мы все так делали. Когда служили Темному Лорду… — зачем-то добавил он, будто в этом была какая-то необходимость. — А вот если бы вашей безопасностью занялась грязнокровка, у меня возникли бы серьезные проблемы. А сейчас я хотел бы получить то, что по праву принадлежит мне. Люциус… — раскрытая ладонь вновь оказалась непозволительно близко, — … отдай их мне, — нотки угрозы заставили внутренне напрячься. — И последний вопрос… — я тоже мог быть наглым и заносчивым. И, нужно добавить, эта роль мне удавалась блестяще. — Кто из министерских был предателем? Почему-то перед лицом всплыло смазливое лицо с холеными усиками… — Хм… — задумчиво протянул мужчина, медленно убирая ладонь. — Действительно, кто? Кто официально присутствовал на всех совещаниях и собраниях, но при этом оставался совершенно незамеченным? — я молчал, и он продолжал игру: — Кто-то невзрачный. Кто-то, о ком никогда не подумаешь, что у него вообще есть мозги… Ну, что… догадался? Я лихорадочно перебирал в уме лица, с которыми встречался каждый день. Так, с чего начиналось мое утро? Так… так… С чашечки прекрасно сваренного кофе — это было единственное на, что годилась моя секретарша… Секретарша! — Догадался, да? — Антонин не отрывал от меня внимательного взгляда. — Дурочка-Меган! Кукла, которая на деле оказалась отличной актрисой и… Какими еще эпитетами он хотел наградить эту сучку, я так и не узнал, потому что именно в этот момент в кармане пиджака завибрировал мобильный телефон Грейнджер. Время. Значит, все удалось. Наверное, Долохов все-таки почувствовал что-то неладное, потому что тут же оборвал свой монолог и, приосанившись, заявил: — А теперь я бы хотел получить свои вещи. Рад был поболтать, но, сам понимаешь, дела не ждут. А я уже слышал едва уловимый топот многочисленных пар ног за стенами и дыхание спешащих на выручку людей. Победно усмехнувшись, я посмотрел Антонину в глаза и негромко выдохнул: — Не думаю. — Что?! — возмущенный возглас противника растворился в оглушительном звуке снесенной с петель двери. Мелкая крошка еще не успел осесть на пол белесым слоем мраморной пыли, а на пороге злосчастной комнаты появился Кингсли и десяток Авроров. Да, мой дорогой друг, возможно, ты отслеживал все магические каналы связи, но… тебе бы даже в голову не пришло, что такой чистокровный ублюдок как я смог разобраться с магловскими средствами общения. А они оказались весьма полезными…***
Каждую клеточку тела сковывал холод. Если бы только кто-нибудь знал, как я сейчас мечтала о теплом одеяле! Если бы только кто-нибудь знал, как мне хотелось оказаться подальше отсюда… Тело занемело, и многочасовая боль начала притупляться, оставляя после себя онемение истерзанных мышц. Наверное, самым простым было бы провалиться в глубокий обморок, давая шанс кому-нибудь другому разбираться со всеми проблемами, но… сознание не позволило мне даже такой поблажки, стойко балансируя между небытием и явью. Я слышала отголоски беседы, различала сменяющиеся интонации, но не могла собрать воедино милый разговор бывших соратников. Мерлин, Люциус, ну, пожалуйста… сделай что-нибудь! Мне… мне сейчас так нужна твоя помощь… Пожалуйста… Я знаю, нельзя было себя жалеть — это делало меня в сто раз слабее и уязвимее, но предательские слезы уже выжигали глаза, готовясь прорваться наружу соленым водопадом. Как же мне плохо… Наверное, мы все-таки проиграли… Я уже готова была смириться с этой невеселой мыслью, когда неожиданно в мое тускнеющее сознание ворвался громкий звук взрыва. Многочисленные разноцветные вспышки и всполохи света ослепляли; заставляя жмуриться, чтобы хоть как-то уберечь ставшие невероятно чувствительными глаза. Злобные, угрожающие крики смешивались с дикими болезненными воплями — наверное, кого-то задело. Кто-то кого-то звал, кто-то что-то приказывал… Мне даже показалось, будто в этом многоголосом вое я начала различать командный тон Кингсли. А потом… я внезапно осознала, что наконец-то могу свободно вдохнуть. Звон рухнувшей на пол цепи показался мне самым приятным звуком не земле, а теплые ладони, легшие мне на плечи, — самыми надежными… — Гермиона, как ты? Ты меня слышишь?! — Люциус… Я хотела ответить, правда, хотела, но язык отказывался ворочаться. И, похоже, Малфоя всерьез обеспокоило мое молчание. — Гермиона! — легкая встряска отозвалась в теле сотней жалящих, разрывающих на куски игл. А из напряженного горла вырвался хриплый, болезненный стон… Не надо… — Гермиона?! — проскользнувшая в голосе тревога отозвалась в сердце приятным теплом… Я почувствовала, как мужские пальцы обхватили подбородок и требовательно, но очень аккуратно потянули вверх, вынуждая… или помогая поднять лицо к их обладателю. Серые глаза смотрели с беспокойством, и я честно попыталась выдавить из себя хотя бы подобие улыбки — все хорошо. Но черты благородного лица опять начали неумолимо расползаться, превращаясь в размытое пятно… Не знаю, что не позволило мне потерять сознание: мой крепкий организм, уже однажды прошедший через многие ужасы войны, или надежные ладони, все еще удерживающие меня в своих объятиях, или… истеричный голос леди Малфой, прозвучавший громче многозалпового фейерверка: — Что здесь происходит?!***
Представляю, что Нарцисса увидела в тот момент, когда, очнувшись от действия снотворного, поспешно вышла на шум, доносящийся из соседней комнаты. А в том, что она сделала это впопыхах, не было никаких сомнений. Наброшенный, слегка сбившийся халат и пушистые тапочки были красноречивее любых объяснений. Миссис Малфой никогда не позволила бы себе показаться кому-нибудь в таком виде. Только если не крайние обстоятельства. Идеальная прическа превратилась в растрепанную копну белоснежных локонов, что тоже было совершенно не характерно для этой женщины. По-прежнему прижимая к себе полубессознательную Гермиону, я мельком осмотрелся, пытаясь поставить себя на место только что проснувшейся жены, а заодно оценивая наши успехи… Безупречная комната представляла собой наглядное воплощение хаоса: перевернутая мебель, разбитые стекла, горы осколков на полу, ошметки дорогущих штор и куски непонятно откуда отколовшегося мрамора… Если говорить о перевесе сил в этом коротком сражении, то определенно эффект неожиданности сыграл нам на руку. Авроры быстро скрутили молодых пособников — судя по их несчастным физиономиям и безоружным рукам, все прошло как надо. Я не ввязывался в сражение. Не потому что струсил. Просто тогда для меня самым главным было понять, чем я могу помочь Гермионе. А Кингсли со своими любимчиками справились бы и без меня. — Я спрашиваю, что здесь происходит?! — голос Нарциссы дрожал, она переводила ошеломленный взгляд с одного действующего лица на другое, пока не встретилась со мной взглядом… — Люциус… — я так и не узнал, какой вопрос она хотела задать. Все произошло мгновенно. Не знаю, кто был виновен в случившемся: возможно, это Уизли слегка ослабил хватку, а может все дело в излишней ловкости и везении Долохова, вот только… движение холеной ладони — и Пожиратель отбросил от себя противника одним невербальным заклятием. Почему-то я сразу понял, что за этим последует. Не знаю, откуда. Возможно, все дело в том, что… я поступил бы точно так, если бы захотел спасти собственную шкуру. Бешено сверкая глазами, Долохов схватил оброненную Артуром палочку и метнулся к застывшей Нарциссе. Все произошло мгновенно. Я метнулся наперерез, но… он опять оказался проворнее. Нарцисса сдавленно вскрикнула, когда сильные пальцы ухватили ее за волосы. Развернув женщину к нам лицом, Долохов устроился у нее за спиной, явно пытаясь превратить тонкое тело в своеобразный щит, и уверенно прижал к трепещущей шее кончик волшебной палочки. — Все сделали три шага назад, или я прикончу ее! — лицо Пожирателя исказилось от ненависти. Хорошенько встряхнув Нарциссу, он рыкнул: — Я не шучу! Кингсли тут же приказал всем отступить. Правда, это не помогло оглушенным заложникам тотчас прийти в чувства, поэтому Антонин все еще оставался в меньшинстве. — Я все равно получу то, что хочу! — рыкнул Антонин и, прикрываясь моей женой, потащил Нарциссу куда-то в сторону. И только через секунду до меня дошло, что он направлялся в сторону бессознательной Гермионы…Черт! Теперь у него будет две заложницы! Не задумываясь, желая только, чтобы этот урод даже не вздумал прикасаться к Грейнджер, я метнулся в их сторону… — Стоять! — взвизгнул Антонин: — Или я прикончу ее! — и без того обескровленное лицо Нарциссы стало белее простыни, когда острие волшебной палочки с силой вжалось ей в шею, оставляя небольшую впадинку. — Люциус не зли меня! Вернись на свое место и приготовься… вы все приготовьтесь выслушать мои условия! Во-первых… Я не слушал, что он несет. Его чертовая тушка перекрывала вид на Гермиону — они с Нарциссой заслонили девушку, и теперь я мог только догадываться о ее состоянии. — В-четвертых… — Мерлин, а у него отличный аппетит! Грязный ублюдок! Но что должно было быть под этим номером, никто так и не узнал — даже те, кто внимательно слушал предыдущие требования. Треск металла, ударившегося о кость, я не спутал бы ни с каким другим. Долохов булькнул, а в его тускнеющих глазах промелькнула беспомощность и растерянность. С нарастающим ужасом я видел, как черные радужки закатились под опускающиеся веки, а по точеному лбу потекли узкие струйки свежей крови… А потом мужчина рухнул на пол… Нарцисса отскочила от валящегося на паркет мужчины. Рвано хватая ртом воздух, она затравленно оглядывалась по сторонам, явно до конца не понимая, как прекрасный вечер с великолепным любовником превратился в такой переполох… Но в этот момент никто не смотрел на миссис Малфой. Нет. Все взгляды были прокованы к хрупкому девичьему силуэту в грязной, окровавленной рубашке. Гермиона. Замученная, уставшая, но… невероятно сильная и находчивая девочка. В правой руке она все еще сжимала внушительный подсвечник, прихваченный с неприметного углового столика в шаговой доступности. А странные пятна на его основании подозрительно смахивали на свежую кровь. Я видел, как тонкие пальчики сильнее вцепились в металлическую ножку, и девушка, слегка стушевавшись, прошептала, рассеивая ошеломленную тишину: — Неплохой удар? Бурные аплодисменты были лучшим ответом на ее вопрос. Браво, моя любимая девочка.