От маминой звездочки в государственные преступницы - пропущенные годы

Пятнадцатое января 1893 года. Каникулы в университете только-только начинались, сессия окончилась, должников по предметам Софии не было, поэтому девушка была свободна на ближайшие недели три, если не дольше. София сидела дома и девушку будто обуяла буря ярости и злобы. София была зла на весь мир, на то, что она сидит ссыльная в Москве без дела и не может заняться делами революции, хоть как-то ее приблизив, а внезапно пришедшие воспоминания об Алене Колынцевой вообще морально убили девушку. «Все мои беды из-за этого Пустозвончика, из-за этой дочери князя», - думала София, - «Хотя что я говорю, князь Кропоткин тоже князь, однако, таких страданий простым людям он не причиняет, а наоборот, пытается сделать лучше». На волне злости, смешанной с отчаянием о том, что новое время никак не наступает, София, пусть и вспоминая слова Марии Емельяновой о том, что не стоит ждать скорую революцию, была полна решимости. «Бомбу надо собрать, бомбу», - думала девушка, - «Не знаю, верные методы были у Народной воли или неверные, но других пока что не изобрели». В один из вечеров зайдя на кафедру и украв там реактивы, София сначала решила пойти в уже заброшенную лабораторию в Неглинке, где они с Алексеем собирали бомбы в далеком 1886 году, однако, в последний момент передумала – девушка решила не рисковать собой и открыла своим ключом дверь лаборатории в университете. «В университете надежнее все будет, а то мало ли, вдруг в Неглинке что-то пойдет не по плану», - подумала София и закрыла дверь изнутри. Собрать бомбу было делом знакомым, но слегка забытым. Быстро все сделав, София замаскировала ее под кулек с сахаром и положила в корзинку. Убедившись, что она не наследила и все убрала за собой, девушка аккуратно закрыла дверь лаборатории и вышла из университета. - София Львовна, сегодня вы поздно уходите, - улыбнувшись, сказал девушке вахтер. - Надо было наконец-то документы заполнить, а то Осип Евдокимович голову оторвет, - так же улыбнулась София, однако по спине девушки пробежал холодок – уже один потенциальный свидетель был у жандармерии. София шла и думала, ехать ей в столицу или устроить взрыв в Москве. «В столицу ехать логичнее, зато в Москве спрятаться будет потом проще», - подумала девушка, - «Вот только на ком остановиться?» «Пустозвончик, дочь князя не того, который людям помогает, а который шулером был», - пронеслось в голове Софии, - «Пустозвончик, пустозвончик…» Поняв, что это вполне неплохой вариант: дочь князя, а нынче – вообще, приемная дочь не последнего человека в городе, да еще которая ей вечно портила жизнь, значит, не невинная жертва, София решила прислушаться к своему внутреннему голосу. Уняв волнение, София быстрым шагом последовала к дому, где жила Алена Колынцева. Подойдя к забору, в беседке София четко увидела силуэт своего давнего недруга. «Дело будет очень громким», - подумала София и метнула бомбу. Раздался оглушительный взрыв, однако, девушка увидела, что в беседке Алены не было, а там просто то ли сушилось, то ли осталось забытым ее пальто. «Дура, идиотка, теряю квалификацию», - подумала София, - «Ну хотя бы так, хотя бы, может, эта попытка покушения ее шокирует, Пустозвончик проклятый». Быстрым шагом идя по городу, София заметила за собой хвост. Стряхнуть его никак не получалось, а буквально через пять минут девушку арестовали. «Арестована за попытку покушения на Алену Колынцеву», - подумала София, - «Все, Соня, конец тебе… П....ц коту Ваське». Девушка покорно шла за жандармами, в состоянии шока, почти не читая, подписала документ о том, что у нее при аресте изъяли корзину, в которой находились следы от снаряда, что на ее руках остались следы нитроглицерина – бомба была собрана быстро, слегка наспех и немного подтекала. Даже не подумав о том, что все это можно оспорить, София могла сказать только одно: - Сделайте пометку, что я беременна. - Сделаем, - засмеялся жандарм, - Хотя тебе это уже не поможет. Девушка ожидала того, что сейчас ее отвезут в полицейский участок, будет возбуждено очередное уголовное дело, со счета которых София уже сбилась, она просидит под арестом минимум месяц, а что будет дальше, девушка не хотела думать. «А что будет дальше – суд решит», - подумала София, - «Либо каторга, либо не каторга… Либо то, что меня миновало в 1887 году…» Обе перспективы были абсолютно безрадостны для девушки, поэтому София мало удивилась, когда ее под конвоем отвели в полицейскую карету. «Сейчас повезут в участок, к Петру Васильевичу», - подумала девушка и даже слегка застыдилась, что было ей совершенно несвойственно. Однако когда Софию вывели из кареты, девушка была шокирована до глубины души. - Таганка? – вопросительно спросила она конвой. - Она самая, - ответил жандарм. - Военно-полевой суд, - утвердительно сказала девушка, - П....ц коту Ваське. Закованные в наручники руки девушки машинально потянулись к спине, проверить, на месте ли корсет. «На месте», - подумала София, понимая, что это ей не поможет, если в этот раз приведут не вчерашних юнкеров, а солдат, то без разницы, есть ли на ней корсет, который девушка надевала каждый день, или нет, да и у юнкеров бывает разная подготовка. В одном из кабинетов, куда привели Софию, девушке было предложено сесть. - Для начала я хотела бы сделать заявление, что беременна сроком около четырех месяцев и требую осмотра врачом, - сказала девушка. Вглядевшись в лица военных, которые были в составе трибунала, голова Софии закружилась и девушка чуть было не упала в обморок – она стояла перед сослуживцами ее отца. - Назовите свои фамилию, имя и отчество, - сказал один из военных. - Юдина София Львовна, в девичестве Собольникова, - сказала София, готовая заплакать – девушка вспомнила своего отца. - Понятно, - сказал один из военных, - У меня к девушке вопросов нет, все в документах записано. У кого-либо есть вопросы? Не услышав ничего в ответ, председательствующий сказал конвою: - Софию Львовну можете пока что уводить. «Сейчас за две минуты напишут мне обвинительный приговор и все, сделают вид, что не знали про беременность», - подумала София, - «И в документах этой пометки не будет. Прости меня, маленький, а вот тебе не повезло, как Феденьке, ты не родишься». Вытерев случайно набежавшую слезу и решив быть максимально спокойной, София с внезапно взявшимся спокойствием присела на табурет и начала ждать вполне ожидаемого решения суда. Тем временем, через несколько кабинетов от Софии, девушку активно обсуждали. - Дочь Собольникова, жалко его, хороший мужик был. - Да, жалко. Дочь нормально воспитывал, пока не произошло то, что произошло. Дочь вообще ангелом во плоти была, пока сиротой не осталась. - Да и жена ангелом была, вообще, была образцовая семья. - Мне дочь жаль, не знаю, беременна она или нет, но жаль. - Мне кажется, беременна, она же с семнадцати лет по мужикам пошла, как раз, когда в Смольный попала, когда вот так ее привычный мир идеальной семьи рухнул. - Да она вообще замужем, так что вполне может быть беременной. Возраст самый такой, к воспитанию детей располагающий. - Вы только по беременности ее не оправдывайте, а то родит и новые проблемы начнутся. - А по какой причине оправдывать? Отсутствие доказательств? Их вполне хватает. А нас потом в звании понизят. - Сделайте ей обвинительный приговор по хулиганству да и дело с концом. - И отправьте ее в ссылку. Нельзя, мне девку жалко. Отцу не было возможности помочь, давайте хоть дочери доброе дело сделаем. - Пишите, что в ее деяниях отсутствует состав преступления. Спорно, но можно так мотивировать, будто девочка по своей тупости решила сделать так миру лучше. - Какая она девочка, сама уже мать десять раз. - Без разницы, оправдывайте ее таким образом. Когда Софию привели обратно к военным, девушка была максимально спокойна. - …Военно-полевой суд оправдал… - услышала обрывок фразы София и с трудом устояла на ногах. - А теперь не под протокол, - сказал военный девушке, которая была бледнее покойника, - Софья, не смогли помочь отцу, хотя бы помогли тебе. Вот только помни, другой состав суда решил бы совершенно иначе. - Спасибо, - выдавила из себя шокированная девушка. - Все, вали теперь на все четыре стороны, чтобы я тебя больше никогда здесь не видел, - сказал один из жандармов, потом задумался и добавил, - Кажется, тебе такое уже здесь говорили. - Да, говорили, - прошептала София. - Значит, еще раз повторяю, вали отсюда, чтобы больше тебя здесь никто и никогда не видел, - повторил жандарм. Шатающаяся София с трудом дошла до дома, а потом упала на кровать и пролежала в полном шоке до утра без сна, не воспринимая ничего вокруг и не отвечая на бесчисленные вопросы мужа.