От маминой звездочки в государственные преступницы - пропущенные годы

На следующее утро после бала София встала с легким и радостным настроением. Девушке было приятно то, что бал прошел хорошо и без скандалов, что она смогла наконец-то развлечься. Накормив детей, девушка села за шитье. Не сказать, чтобы София любила шить, однако, девушке очень хотелось сделать себе домашнее платье именно своими руками, не переплачивая за него в магазине. Вшив рукава и пришив пару карманов, София решила немного передохнуть. Девушка отложила шитье и выглянула в окно. Внимание Софии привлек экипаж, подъехавший к дому. «Кто это и по какому поводу?» - подумала София и решила присмотреться более внимательно. Увидев во дворе своего дома Эмилиану, девушка выронила ножницы из рук. - Елагина… - прошептала София, - Эми… На свободе… Выскочив из дома на улицу, София бросилась обнимать подругу. - Эми! – воскликнула София, забыв о возможной слежке и прочих мерах осторожности, - Пошли скорее в дом! Придя в дом, София сказала: - Эми, живая! Я тебя последний раз на Семеновском плацу видела… Не могла не приехать, прекрасно же помню, когда меня расстреливать водили, так хотелось кого-то знакомого увидеть… Вытерев слезы, София сказала: - Смотри, Эми, совсем я в быт ударилась. Шитье, муж, дети. У меня уже двое деток, первые трое у добрых людей воспитываются. Люблю их безумно, боюсь, что что-то со мной случится, именно поэтому веду себя максимально осторожно, если можно так сказать. Наливая подруге чай, София сказала: - Вот смешно подумать, чай наливаю… Водочки, наверное, надо, у нас дома где-то была, я сейчас поищу… Не умолкая ни на секунду, София продолжила свой рассказ. - Эми, я верила, что ты жива. Ездила тогда в столицу, чтобы увидеть тебя напоследок и все видела своими глазами… Лучше бы не видела… Знаешь, Эми, был же еще один трибунал… - девушка заплакала, а потом, успокоившись, продолжила, - Прости, Эми, не могу. Сейчас, возьму себя в руки… Так вот, меня тот трибунал оправдал, сослуживцы отца судили, я когда их увидела, чуть было в обморок не упала… А судили меня за Колынцеву, я в нее хотела бомбу метнуть, а метнула, идиотка, в пальто, которое во дворе висело… Меня потом чуть было с работы не выгнали из университета, завкафедрой вредный-превредный у нас, уволить хотел. Обошлось. Мне же еще и диплом университета сделали, я как бы сдала все предметы, теперь у меня диплом Московского университета с отличием, химик я. Дипломированная террористка. Засмеявшись, София продолжила уже спокойнее: - Кстати, Эми, а ты совсем седая. Я хоть серенькая, а ты блондиночкой стала. Так вот, о революции я не забываю, пусть ничего и не делаю. Кстати, те военные потом на гауптвахту пошли, а я участке отсидела по надуманному поводу. Ну ладно, отсидела и отсидела, неделя – не срок. Кстати, Эми, я же, идиотка, в последнем Московском взрыве охранки участвовала, к счастью, все обошлось. Но страшно было. Знаешь, Эми, я не высшей меры боюсь, а каторги, причем очень сильно боюсь… И поселения боюсь, кстати, чуть было туда не попала. Я же ссыльная была после того столичного переворота, отбывала свою ссылку в Москве. И, во время плановой проверки, жандарм увидел у меня в доме агитационную листовку и все закрутилось… Отправили в особые одиночки Бутырки, потом должны были сменить место ссылки на Алдан. Обошлось, Романова ссылку отменила, не забыла, из-за кого я страдаю, поучаствовала хоть. Но, сама понимаешь, это было заказное дело, мне столько денег заплатили, что хоть как-то перекрыли мои нравственные страдания из-за того, что воспользовались мною. Ты только представь, это же была не попытка революции, а переворот от Саши в пользу Коли! И я, идиотка, в этом дворцовом перевороте поучаствовала за деньги. Так что вину за содеянное я чувствовала полностью, была готова ко всему и приняла бы любой приговор суда как справедливое воздаяние. За такую глупость и на каторгу бы с легким сердцем пошла, осознавая свою безграничную вину перед народом, поучаствовала Собольникова в междуусобных разборках, получила за это деньги… Но суд при не последней роли адвоката принял больше чем гуманное решение, пять лет ссылки, причем в Москве, а не где положено. Тяжело мне далась эта ссылка, пусть даже и полтора года всего мне отбыть пришлось. Режим нарушала, ездила, куда душа просила, потом меня драли в участке, обещали в Сибирь отправить… Сколько раз арестовывали меня, не пересчитать… Хорошо, что я теперь свободная и на легальном положении, могу делать все, что захочу. Но вот в чем проблема, я не хочу терять свое легальное положение, очень не хочу… Впервые за столько лет полностью свободна! И, Эми, я мужа люблю, деток люблю, но и народ люблю. Не могу выбрать ни первых, ни вторых, поэтому пока что пытаюсь не влазить своей глупой башкой куда попало… Передохнув, София сказала: - Заболталась я совсем, все про себя рассказываю. Эми, расскажи хоть о себе. Чем занимаешься, что планируешь дальше делать? К мирной жизни хочешь вернуться или и дальше жить насыщенно? Помню, я нашей Анютке, ныне покойной, из Петропавловки писала, когда ждала высшую меру, что не жалею ни о чем, ни об одной секунде своей биографии, моя жизнь была яркой и короткой вспышкой. Да я и сейчас ни о чем не жалею, хотя после яркой и короткой вспышки жить мирной семейной жизнью, не скрою, приятно. Так что, если что, я всегда готова помочь народу, ну ты это и так знаешь. Слушая подругу, София была в шоке от того, что рассказывала Эмилиана. - Эми, ну неужели тебе нельзя где-нибудь осесть? – недоуменно спросила София, - Понятно, в полицию не прийти и не покаяться, сразу на Сахалин обратно отправят, но прекрасно понимаю тебя, на нелегальном положении жить тяжело… Жила так, помню прекрасно. А ты, видать, на то предложение Софринского согласилась, когда мы с тобой в Бутырке сидели? Не знаю я, как из шпионов выходить, не представляю… А если тебе поехать куда-нибудь в глушь, бросить все, начать новую жизнь? Хотя что я говорю, что в этой глуши делать. Но все равно, лучше же, чем так мучиться или на каторгу опять. Подумав, София сказала: - Эми, а, может, тебе сделать поддельный паспорт, ну он у тебя явно же есть, и попробовать осесть в каком-нибудь городе. Семью попробовать завести, снова жить, как человек… Ну не дело быть такой марионеткой. Вдруг неожиданная мысль пришла в голову Софии и девушка сказала подруге: - Эми, а если продаться полиции? Страшно такое говорить, конечно, но это тоже выход. Пришла, изобразила такое раскаяние, что любой актер позавидует, потребовала встречи с каким-нибудь чином повыше, договорились, что будешь теперь немцев сдавать, сдашь тех, кто тобой управляет, а потом будешь жить как-нибудь. Не сказать, чтобы мне хорошо живется, все жандармы знают в лицо, пялятся, а филеров уже я знаю в лицо, но вполне терпимо. Спокойно, хорошо. Услышав про Смольный, София сказала: - Да, выпускной у нас был веселый, не забыть такое. Одна беременная на сносях, вторая просто террористка, и обе получают золотой шифр. У меня муж до сих пор не понимает, как мне шифр выдали да и вообще, зачем меня принудительно в институте удерживали, а не выгнали подальше, как я этого сама и хотела. После фразы о том, что Эми разочаровалась в революции и хочет уехать из города, София задумалась, а потом ответила: - Может, действительно тебе уехать куда-нибудь подальше? А потом якобы случайно попасться полиции за бесписьменность и получить легальный паспорт? Не знаю я, конечно, как лучше поступить, трудный это выбор… Особенно трудное решение полиции продаться… В общем, думай. Да все, наверное, будет хорошо, все наладится. Вот после первого взрыва я даже не сомневалась, что будет высшая мера, ждала ее, а видишь, как все теперь у меня хорошо. И у тебя тоже все хорошо будет. Услышав в ответ, что Эмилиана работает на русскую контрразведку, София потеряла дар речи. «Не на немцев работает, а на своих, на сатрапов царских… Это же надо было в такой переплет попасть, там немцы, тут сатрапы…» - подумала девушка. - Ну раз говоришь, что лучше на каторге подохнуть, сесть никогда не поздно, - улыбнулась София, - Хотя, надо ли это делать - другой вопрос. Сразу же погрустнев и вспомнив Петропавловку и Бутырку, София сказала: - Ну почему же не будет покоя? Поселение где-нибудь в Богородском, муж-мокрушник, откинувшийся с каторги и никогда не слышавший про разведчиков со шпионами… Только нужна ли такая тихая семейная жизнь? Ну или не тихая, с мордобоем и скандалами. Услышав реплику о том, что лучше на каторгу, чем смотреть, как свои винтовки заряжают, София заплакала. - Полностью согласна, Эми, согласна… Как вспомню: двор Таганки, полчетвертого утра, кольца попросила передать опекуну, чтобы он для детей сохранил… А потом, вот именно, стоишь как дурак и смотришь, как свои же целятся… И это, как через какое-то время становится понятно, еще не конец, потом госпиталь, операция и чахотка на нервной почве. Лежишь и встать не можешь. Вытерев слезы, девушка сказала: - Хотя, зачем сразу о плохом думать? А вот нервы бы не морфием лечить, а спокойствием. Плохо может кончиться это дело. Довериться бы тебе кому-нибудь, пожить бы месяца два-три на море, в глуши и в покое. Сейчас на югах не сезон, народу мало, могут и не вычислить. Ну или у нас поживи, не выходя никуда. А там будет видно, что дальше делать. Я не выдам, Вася не выдаст, дети маленькие, ничего не поймут. Однако услышав, что Эмилиана завтра уезжает в Берлин, поэтому пришла попрощаться, София, вздохнув, ответила: - Ну или в Германии пожить, в тишине и покое… Я в Швейцарии жила два года, не смогла дальше оставаться, тоска по Родине замучила. Решила, что лучше буду сидеть здесь, чем мучиться на свободе там. Вернулась в Россию, ну люблю я свою Родину, но презираю власть и царя, ненавижу просто! Подойдя к Эми и обняв подругу, София сказала: - Сейчас бы с Анюткой ругаться, француза на высшие баллы раскручивать да шантажировать, а не вот это все… Хоть не сказать, что спокойно училось, но и то лучше, чем никому не доверять сейчас… Когда Эмилиана уехала, София долго плакала. Девушке было радостно знать, что подруга жива, однако, чувство безысходности не оставляло Софию. «Разве это жизнь – вот так прятаться?» - подумала девушка, - «Даже я, когда у Емельяновых пряталась, обустроила там себе постоянно гнездышко, не переезжала постоянно с места на место». Вечером домой пришел Василий. Увидев, что супруга находится в расстройстве, молодой человек спросил Софию: - Сонечка, что случилось? Не сомневаясь в своем муже, но решив не говорить лишнего, чтобы не навредить Эми, девушка сказала: - Прошлое вспомнила… Смольный, как я там пряталась, когда была беглая из Петропавловки, последний год учебы… Как пряталась в Смольном, вернувшись в Россию из Швейцарии, как потом к стенке поставили… - Сонечка, да сколько уже можно прошлое вспоминать, все же хорошо окончилось! – сказал Василий. - Окончилось хорошо, но вот эту безысходность, когда в тебя целятся, уже вряд ли забуду, - вздохнула София, - Когда понимаешь, что остались последние мгновения до того, неизвестного… И кто знает, есть тот свет, нет его… Вроде, ты не атеист, а даже священника накануне не позвали, потому что все твои товарищи – атеисты… - Сонь, да что же на тебя нашло сегодня? – удивился Василий, - Это даже не перед днем рождения, когда ты своего прошлого кавалера и его гибель вспоминаешь. Встретила кого-то сегодня? - Подруга из Смольного приходила в гости, а я свое вспомнила, - ответила София. - Так подруга из Смольного, по логике, должна была тебе другие воспоминания напомнить, - не понял рассуждений супруги Василий, - Вспоминали бы, как учились, как ты с немкой ругалась, что с одной, что со второй. - И это тоже вспоминали, но кто виноват, что я и другое вспомнила, - вздохнула София, радуясь, что супруг не подумал о том, что она встречалась с Эмилианой и ей не придется ничего говорить на эту тему. Более-менее успокоившись, София сказала Василию: - Вот всего лишь четыре года жизни меня связывают со Смольным, а столько воспоминаний… И большинство из них связаны с подпольем и борьбой… Благородная девица, ничего не скажешь. - Зато сейчас все иначе, хватит, Соня, успокаивайся, не переживай, - приобнял Василий супругу. - Надо успокаиваться, сейчас успокоюсь, - ответила София и прилегла на колени супруга.