От маминой звездочки в государственные преступницы - пропущенные годы

Яркое весеннее солнце освещало комнату в мезонине Бирюковых. Восьмилетняя Юля и семилетний Федя сидели за столом и прилежно выводили практически каллиграфические буквы в тетради. - Мама, Федя опять кляксу поставил, - сказала Юля Марии Викторовне. - Федя, будь аккуратнее, - ответила женщина. - Мама, а Юля строчку не до конца дописала, - сказал Федя. - Юля, не хитри, допиши строчку до конца, - ответила Мария Викторовна. Для шестидесятивосьмилетней женщины эти занятия были в радость. Мария Викторовна занималась с детьми, считая их своими внуками, и только слово «мама» напоминало ей о том, что дети считают ее мамой, а не бабушкой. - Мама, мы дописали, - сказала Юля, - Теперь будем заниматься математикой? - Да, - ответила Мария Викторовна, - Пять минут походите и займемся. Глядя на детей, которые спустились вниз, Мария Викторовна решила тоже пока что сходить к мужу. - Стыдно говорить такое, но иногда задумываюсь о том, чтобы учителя детям нанять, - сказала женщина, - Красиво писать я их научить смогу, считать тоже научила, а вот те же языки вряд ли смогу им дать. - Может быть, Соню попросим научить детей языкам? – предложил Георгий Сергеевич, - Она, вроде, как-то примирилась в душе с мыслью, что дети живут не с ней. На мгновение задумавшись, мужчина продолжил: - Катерина хорошо обучила дочь немецкому языку, а в институте Соня углубила свои познания. Поэтому, при всем уважении к Катерине с Соней, я бы не рисковал. Не хочу, чтобы Юля с Федей знали, что такое scheiße, hält die Fotze и du gehst mir auf die Eier. И в Смольный я никогда их не отдам. Не для того мы их воспитываем, как родители Соню, в любви и покое, слова грубого не говоря, голос не повышая, чтобы Юленька оттуда же в первый день сбежала или в первый приемный день домой попросилась, а потом, от безысходности, по подпольным кружкам пошла. Скажет ребенку классная дама что-нибудь не то и все, привычный мир сломается. Я себе иногда до сих пор простить не могу, что Соню с панели забрал не себе домой, а в Смольный отдал. Соня на меня не в обиде, она и за это благодарна, но не должны мы были ее, сироту, из дома вот так выгонять в жестокий мир, чтобы она с семнадцати лет знакомство с полицией начала. - Так почему ты считаешь, что Соня их не тем словам в немецком научит? – удивилась Мария Викторовна, - Да, Соня, благодаря Анне, виртуозно матерится на немецком, но она и на русском крепкое словцо ввернуть может, опять же, благодаря той же Анне. Но, когда не нужно, Соня никогда не скажет лишнее слово. - Придет время – будет видно, - ответил Георгий Сергеевич, - Может быть, и Соня будет учить детей языкам. Она и немецкий, и французский знает на достойном уровне. Но Юленьке с Феденькой еще ведь рано, они еще маленькие, чтобы языки учить. Годика через два и начнем, наверное. Снова поднявшись в мезонин, Мария Викторовна увидела, что Юля и Федя, играя, смахнули чернильницу и чернила разлились по полу. Увидев мать, дети сразу же притихли. - А теперь взяли тряпку и вытерли все, - совершенно спокойно сказала Мария Викторовна, - Сначала просто чернила собрали, потом остатки чернил оттерли, а потом тряпочку выстирали и прополоскали. Вскоре пол был так же чист, как и получасом ранее. - А еще вам умыться не помешало бы, - сказала Мария Викторовна, - Юля, у тебя на щечке чернила остались, ты грязными пальчиками лицо трогала. А у Феди на носу пятна. - Это Юля на меня брызнула, - ответил Федя, спускаясь по лестнице. «Да, сначала своих детей вырастили, а теперь и новое поколение подоспело», - подумала Мария Викторовна, - «Ничего, справимся, вырастим деток».