В Крепости Заходящего Солнца

      Дни летели незаметно. После торжественного празднества в честь Хранителей Кольца Мерри, Пиппин, Леголас, Гимли и Гэндальф до поздней ночи рассказывали Фродо и Сэму обо всем, что те пропустили, отправившись в Мордор. У Пина чесался язык разболтать друзьям тайну, что доверил ему Мерри, но памятуя о своих приключениях, он сдержался. К тому же он видел, что для самого Мерри это не просто новость; тот всерьез переживал за сына Денетора и царевну Рохана, да и Пин, если уж быть честным, тоже. И ему, в отличие от Мерри, ужасно хотелось, чтобы и другие порадовались за Фарамира. После того, как Гэндальф увел Фродо и Сэма спать, Мерри и Пиппин еще какое-то время сидели в тени бука.  — Слушай, — не выдержал Пин. — А почему я должен молчать? Мерри сперва нахмурился, не понимая, о чем тот говорит, а когда понял, нахмурился еще сильнее.  — Зря я тебе все же рассказал, — проворчал он. — Просто мне самому хотелось с кем-то поделиться. Ты знаешь что, если уж в самом деле хочется рассказать, то скажи Арагорну или Гэндальфу. Эти все сами поймут и болтать точно не станут. Просто меня Фарамир молчать попросил, а так, как это ты его из огня вытащил, я подумал, ты имеешь право знать. Пиппин усмехнулся и сказал: — Хорошо, скажу Гэндальфу. Он точно обрадуется.  — Только убедись для начала, что поблизости нет Эомера, — хмыкнул Мерри.  — Зачем?  — Ну ты болван, Пин! Неужто вовсе не понимаешь? Просто убедись, и все. Долго выжидать Пиппин не смог. Воины поправлялись, остатки вражеской армии были либо уничтожены, либо покорились, и Арагорн уже начинал отдавать распоряжения о сборах войска. В один из последних дней пребывания в Итилиене друзья посетили Хеннет-Аннун — Окно Заката. Пока Имрахиль и Эомер осматривали пещеру, члены Братства поднялись на то самое плато, где некогда Фарамир и его люди заметили Голлума.  — Если бы не Фарамир — мы бы не прошли в Мордор, — негромко сказал Фродо. — Он многое сделал для нас.  — Его провизия пришлась очень кстати, — согласился Сэм. — Без нее мы бы не протянули долго. Он — один из благороднейших людей, которых я встречал в этом путешествии. Пиппин бросил быстрый взгляд на Мерри. Тот стоял у края площадки, глядя вдаль. Отсюда открывался чудесный вид, который радовал душу. Вздохнув, хоббит подошел к Гэндальфу и осторожно тронул его за рукав.  — Гэндальф!  — Что случилось, мой друг? — весело поблескивая глазами, спросил маг.  — Помнишь, ты мне говорил, что если у меня руки зачешутся, я должен сразу тебе все рассказать?  — Та-ак, — выколачивая трубку, протянул кудесник. — Что опять стряслось, Перегрин Тук?  — Просто… — Пин замялся. — Понимаешь, этого никто не должен знать. Гэндальф рассмеялся и повел хоббита вниз, к водопаду. Когда они очутились одни, он остановился, глядя на сверкающие нити-струи.  — Ну, рассказывай, Пиппин, что у тебя за страшные тайны? Пиппин огляделся, на всякий случай. И хоть ему и хотелось рассказать обо всем, но почему-то ему вспомнилось, как Гэндальф вскричал в Мории «болван Тук!», и ему ужасно не хотелось снова слышать это восклицание.  — Так что ты хотел мне сказать? — повторил вопрос Гэндальф. И Пиппин наконец ответил.  — Понимаешь, Мерри мне рассказал и просил никому не говорить, а сказать очень хочется, и он посоветовал, чтобы я рассказал тебе, — маг насмешливо склонил голову набок. — Если короче — Фарамир полюбил царевну Эовин.  — Вот оно что! — веселые искры в глазах Гэндальфа стали радостными. — Я рад этому! Ну, теперь ты выговорился, и, я надеюсь, сумеешь помолчать, пока Фарамир сам не решит обо всем рассказать.  — Сумею, Гэндальф! — радостно вскричал Пиппин. — Теперь точно сумею! Маг рассмеялся, затягиваясь и выпуская многочисленные колечки дыма. Имрахиль заговорил о чем-то с одним из следопытов, и Эомер в одиночку направился к выходу из пещеры, где искрилась серебром водяная завеса. Закат еще не наступил, но уже сейчас Конунг Рохана готов был признать Хеннет-Аннун прекраснейшим водопадом, какой он видел. Прохладный воздух, пропитанный запахом сырости разливался вокруг, но в нем не было гнетущей тяжести; скорее, он приносил легкость и радость. Легкие порывы ветра, задувающие в пещеру, приносили сюда аромат зелени. И этот же ветер донес до слуха роханца слова Перегрина, которые тот говорил Гэндальфу. И Эомер вдруг замер, стараясь понять то, что сейчас услышал. Не потому ли Эовин осталась в Минас-Тирите? И по своей ли воле она там осталась? Почему-то ему отчетливо вспомнился Грима, и образ Фарамира затуманился и стал неясным, словно в дымке. Рассудок твердил, что родич благородного Имрахиля, сын друга его дяди и брат отважного Боромира не может походить на Гнилоуста, но в сердце сына Эомунда все равно просыпался странный гнев, и ему захотелось немедленно оказаться в Минас-Тирите и убедиться лично, что с Эовин все в порядке. И вспомнив, сколь опечалена она была, когда он уходил к Мораннону, он помрачнел еще больше.  — Что случилось, друг мой? — вдруг коснулся его плеча Имрахиль, и рохиррим чуть вздрогнул, не ожидая этого.  — Я всего лишь задумался, благородный Имрахиль, — учтиво ответил он. — Скоро ли мы возвратимся в Минас-Тирит?  — Арагорн назначил выступление на следующий день, — отвечал князь. — Мне тоже не терпится вернуться туда. Нас обоих ждут там родичи. Эомер не ответил, только смотрел молча сквозь мерцающую серебристым светом завесу водопада. И в этот миг солнце коснулось краем горизонта, пылающим диском уходя с небосвода; и огненные лучи зажгли водяные струи, превратив их в поток золота, серебра и самоцветов. Словно каскад из рубинов, сапфиров и топазов, перевитых золотыми и серебряными нитями вспыхнул, отделяя пещеру от внешнего мира. И Эомер замер, пораженный этой картиной, от которой захватывало дух. И ему показалось, что даже если бы он знал язык эльфов — и тогда он не сумел бы передать словами эту красоту; и ни один мастер никогда не сумеет воссоздать творение, подобное этому, созданному силою Валар. И на мгновенье образ Гримы исчез, и вместо него возник образ гордого и благородного воина, что годами стоял на страже этих рубежей, и по вечерам бывал здесь, созерцая великолепие и красоту Окна Заката. Быть может, столь же благородного, как Арагорн. Но и Арагорн послужил причиною тому, что Эовин отправилась на войну. И хотя Эомер все простил Следопыту, этот опыт не прошел для роханца впустую. Повторять прежней ошибки, оставляя сестру без присмотра и защиты, он больше не хотел. Нет. Он сперва проверит Фарамира, сына Денетора. Боромира Эомер встречал лишь однажды, но запомнил его как благородного и бесстрашного воина. О Денеторе он слышал, что тот сошел с ума, и сжег себя; а заодно хотел сжечь и Фарамира. Самого Фарамира он видел только раненым и без сознания. И хотя среди воинов ходили громкие слухи о величии, благородстве и великодушии нового Наместника, Эомер уже понял, что даже самые благородные и мудрые могут нанести вред, сами того не желая. В ту ночь Эомер долго не мог уснуть. Он сидел в тени раскидистого бука, слушая шелест листвы и трав и вдыхая их аромат; и ветер доносил до него слова песни к Эльберет, которую пели, бродя по рощам Итилиена, Леголас и сыновья Элронда: Elbereth Gilthoniel, silivren penna miriel o menel aglar elenath. Na-chaered palan-diriel o galadhremmin ennorath, Fanuilos, le linnathon ve linde le ca Valimar nef aear, si nef aearon.       Фарамир закончил разбирать новые бумаги поздно вечером. После полудня от Осгилиата пришел гонец с известиями о том, что завтра на рассвете вожди Запада двинутся к Минас-Тириту и будут в Городе через несколько дней. Фарамир с легким разочарованием понимал, что даже с возвращением законного короля, первые дни Арагорну нужна будет помощь всех военачальников Гондора, чтобы привести страну в должный порядок и вернуть Гондору былую силу и процветание. А это значит, что понадобится и его, Фарамира, помощь; и он еще долго будет занят довольно сильно. Он со вздохом взглянул в окно, выходящее на Восток; встретиться с Эовин все не удавалось, что огорчало Правителя. Свеча затрещала, угасая, и Фарамир поспешил зажечь новую. Восковая капля упала на темную столешницу и застыла в форме причудливого цветка. Легкая улыбка коснулась губ Правителя. Он непременно найдет время, чтобы навестить царевну Рохана. Он старался не думать о чем-то большем, нежели о том, чтобы просто увидеть прекрасную Эовин; ведь может статься, она лишь посмеется над ним — сыном последнего, потерявшего разум, Наместника Гондора. Сердцем Фарамир хотел верить в лучшее, но даже если Эовин ответит отказом, он будет счастлив ее счастью. Ведь это все, что ему нужно. И он подошел к окну. Крупные звезды усеяли небесный свод, пылая яркими кострами серебра. Андуин мерцал в бледном свете луны, и благодатная тишина простиралась над Гондором, до самого Рэроса, до Бельфаласа и Лебенина, до дальних отрогов Белых Гор. Словно не гремели еще совсем недавно жестокие бои на полях Пеленнора, и не рушились в пламени стены Белого Города. А на Западе ярким белым светом сиял Гил-Эстель — любимая звезда эльфов — Эарендил.