В Крепости Заходящего Солнца

      За последние дни, в отсутствие Эовин, Фарамир все чаще возвращался мыслями к гибели отца и брата. Он слышал, Арагорн был последним, кто видел Боромира перед смертью, но, хотя он каждый день подолгу сидел в тронном зале подле Короля, решая вместе с ним и другими вождями Гондора вопросы по восстановлению разрушенной продолжительной войной страны, случая поговорить о чем-то, помимо этого, все не представлялось. Или Фарамир не искал его, опасаясь услышать то, чего не хотел бы знать? Он помнил, как Элессар позвал его из Тьмы, как вдохнул в него надежду и силу вернуться из Мрака. И все же замечал некую тень на лице Государя, когда тот смотрел на молодого князя Итилиена. Арагорн всегда был с ним учтив и обращался к нему, как к другу, хотя прежде они никогда не виделись. Порой Фарамиру казалось, что Арагорн щадит его, словно он еще маленький ребенок, и этим Король напоминал ему Боромира еще больше, хотя в остальном вовсе не походил на павшего сына Денетора. Арагорн и вправду старался быть с Фарамиром как можно мягче, словно тот был ему младшим братом. Не раз он вспоминал Боромира и ту клятву, что ему дал. Гондор не поддался Врагу. Король сдержал свое обещание. Но теперь, глядя на Фарамира, который после гибели Денетора остался совсем один, Арагорн дал себе новое обещание: не оставлять молодого Наместника. Конечно, у князя Итилиена был еще дядя Имрахиль, но Арагорн все не мог простить себе того, что именно его промедление стало причиной гибели Боромира. И исцеление Фарамира казалось ему слишком малой платой за это. Странник не раз замечал сумрачные взгляды, которые Фарамир изредка обращал к Усыпальнице; не раз он видел и то, как князь Итилиена с затаенной тоской смотрит в сторону Рэроса. Но гондорец не спешил подходить к своему Государю с расспросами, и Арагорн решил сам поговорить с ним. До сих пор он еще никому, кроме Гэндальфа, не рассказывал о предсмертных словах Боромира, касающихся Кольца и о своей попытки завладеть им. Но он понимал, что Фарамир и сам мог догадаться о подобном после встречи с Фродо и Сэмом в Итилиене. И все же, сейчас, когда Фарамир полностью оправился от раны, Арагорн решил наконец рассказать ему обо всем, что касалось гибели его отца и брата. В один из дней, когда серые тучи то набегали, закрывая солнце, то снова отступали перед яркостью его лучей, после полудня Арагорн нашел Фарамира на Площади Фонтана, стоящего у парапета и смотрящего на излучину Андуина. Сверкающий поток уходил к Западу, исчезая вдали. Рэрос, словно звезда, мерцал в той стороне, где находились врата Аргоната. Тучи снова закрыли солнце, их тень упала на землю, и блеск воды исчез. Северный ветер был не холодным, но сильным, и Арагорн запахнул плащ по старой привычке Следопыта. Глядя в сторону водопада, он сказал:  — Там я видел его в последний раз, и там отдал ему последние почести, — Фарамир внимательно посмотрел в лицо Страннику и проследил его взгляд: Рэрос не мерцал больше, но память о прошлом проснулась с новой силой в груди молодого воина. И он вдруг понял, что вот он — тот случай, когда он может узнать обо всем, что случилось тогда. И князь спросил:  — Фродо говорил мне, что Боромир погиб, возжелав взять себе Кольцо, — он заметил, как омрачилось лицо Арагорна. — Значит, это правда? Арагорн помолчал немного, словно собираясь с мыслями, а затем ответил:  — Мериадок и Перегрин, наверняка, рассказывали Вам, каким они видели Боромира в последний раз. Незадолго до того я послал его защищать хоббитов, а сам направился на поиски Фродо. Мы разошлись в разных направлениях, и когда прозвучал Рог Гондора, я не успел прийти вовремя, пробиваясь с боем. — Он умолк на время, а потом добавил: — Перед смертью Ваш брат рассказал мне о своем желании обладать Кольцом и о том, что он сожалеет, что не сумел его побороть. Он понял свою ошибку, но было уже слишком поздно. До сих пор только Митрандиру я сказал об этом, но у Вас есть право знать все о Боромире. Он просил меня прийти в Минас-Тирит и отстоять Гондор в этой войне, и я сделал все, чтобы исполнить эту его просьбу. Он пал доблестно, и я горд тем, что шел рядом с ним от Ривенделла через многие преграды и сражался плечом к плечу. — И, помолчав, Арагорн сказал: — Вы простите меня, благородный Фарамир? Тот взглянул на него с удивлением.  — За что мне прощать Вас, Государь?  — Если бы я пришел раньше…  — Если бы… Пустые слова, так говорил отец, — с горечью отозвался Фарамир. И Арагорн посуровел.  — В молодости я знал Вашего отца, хотя в те годы я носил иное имя, служа при дворе Эктелиона, Вашего деда. Но Денетор, наверное, угадал, кто скрывается под личиной простого Бродяги с Севера. И, когда услышал о пророчестве, что явилось Вам и Боромиру, не мог не вспомнить о забытом роде вождей Арнора. Он, быть может, давно понял, кто тот Бродяга, что несет в Минас-Тирит Возрожденный Меч. А Ваш отец был не таков, чтобы отдать власть в руки первому выскочке. Быть может, Вы не знаете, но в те годы, когда я служил Эктелиону, Наместник больше доверял Следопыту, нежели своему сыну. Это, наверняка, задевало Вашего отца. Арагорну, внимательно следящему за гондорцем, показалось на мгновение, что в глазах у того мелькнуло горькое отчаяние. Некоторое время Фарамир молчал, глядя вдаль, в сторону Итилиена, словно надеясь увидеть там что-то. Затем он сказал:  — Значит, отец знал Вас, и потому не хотел признавать Вашей власти. Наверное, это было неразумно с его стороны: противиться возвращению законного Короля лишь из личной неприязни. Простите его, Государь Элессар. Арагорн помрачнел. Он вовсе не это хотел услышать.  — Вам не за что просить прощения, Фарамир. Я не желал этого противостояния и всего лишь использовал все свои силы, чтобы защищать Гондор в те времена. Эктелион доверял более опытному, но, безусловно, должен был дать и сыну показать себя. Когда я увидел это, то ушел из Гондора. И, будь моя воля, я бы никогда не вернулся сюда, дабы требовать себе корону и трон. Но судьба повелела иначе. Я знал Денетора Гондорского как отважного и дальновидного полководца и воина. И мне жаль, что он пал жертвой коварства Врага. Ваш отец долгие годы смотрел в Палантир, а это было опасно, ибо Камень Итиля был захвачен Врагом и подчинен Его власти.  — Видящие Камни, — пробормотал Фарамир, и понимание отразилось на его лице. — Я слышал, Перегрин смотрел в Камень Ортханка и чудом выжил…  — Воля Вашего отца была велика, — сказал Арагорн. — Но даже Саруман Белый пал жертвой Темной силы. Наступило время, когда разум Денетора помутился, ибо невозможно долго бороться с Темным Властелином и остаться живым и нетронутым Тьмой, если только ты не обладаешь достаточной силой и властью. Это и многое другое свело Денетора с ума. А неотвратимая, казалось бы, гибель обоих сыновей стала последней каплей. Враг обманул его гордый разум и показал ему крушение Гондора. Он многое отнял у нас, прежде, чем уйти из мира живых. Тучи сгущались и ветер усилился. Город на мгновение показался серым и мрачным, и только на шпиле Белой Башни горел луч солнца, но оба воина не видели этого. Какое-то время они молчали, а затем Арагорн сказал:  — Быть может, в кончине твоих родичей я виноват больше, чем думается; пусть и не желал этого, видят звезды! Но я не хотел бы, чтобы эта тень легла между нами, благородный Фарамир.  — Короли не просят прощения у своих воинов, — сдержанно ответил тот. — Если Вы прикажете, Государь, я сложу с себя обязанности Наместника. Фарамир говорил ровно, и в глазах у него была твердость. Арагорн вздохнул. Менее всего он хотел вновь толкнуть сына Денетора к тому отчаянию, в котором он жил в годы войны, когда отец отсылал его на границы, а Боромир разрывался между ними двумя. Странник взял Фарамира за плечи и заглянул ему в глаза.  — Боромир был мне другом, — сказал он. — По моей вине Вы лишились старшего брата, и я никогда не сумею заменить Вам его. Но я уже сохранил за Вами титул Наместника и не намерен изменять своего решения. Род Наместников всегда будет хранить этот пост, и, если когда-нибудь мой род прервется, я хочу, чтобы Ваши потомки вновь взяли на себя заботу о Гондоре. Если Вы хотите этого, благородный Фарамир, то Арагорн, сын Араторна, будет рад назвать и Вас своим другом. Фарамир молчал несколько секунд. Вновь перед мысленным взором князя возник образ сияющего воина, который призвал его из Тьмы тогда… » — Фарамир! Пойдем со мной! Ты нужен мне… Вернись к Свету! Много раз после этого Фарамир думал, зачем нужен Королю сын безумного Наместника, отец которого не желал признавать его законной власти. Но теперь он видел перед собой не одного лишь Короля, но благородного воина, воспитанника и родича эльфов, не опьяненного гордостью от осознания собственной власти, но по прежнему остающегося великодушным и верным. И он понял — вот вождь, обладающий истинной властью, за которым любой пойдет, не задумываясь, ибо он ведет к Свету. И он улыбнулся и сказал:  — Это великая честь — быть другом Арагорна, потомка Исильдура.  — Если бы Вы знали, благородный Фарамир, как называют потомка Исильдура в Эриадоре, Вы бы сказали иначе, — рассмеялся Арагорн. — Там — я Бродяжник, которому летят в спину мрачные взгляды, и с которым нормальный человек не заговорит без нужды. Фарамир усмехнулся этим словам. Он уже слышал историю о том, как хоббиты впервые встретились с Арагорном, и каким подозрительным типом он показался Сэму. И ему вдруг стало ужасно смешно при мысли о том, как потомок королей Нуменора пытался доказать полуросликам даже не свою высокородность, но только то, что он заслуживает их доверия. Забавный народ, хоббиты. Встреться им на темной дороге и, даже будь у тебя корона Гондора на голове, придется сперва доказать, что ты не убивал короля, а сам им являешься.  — Эльфы идут! — сказал вдруг Арагорн, и Фарамир увидел на дороге, ведущей к Городу, вереницу повозок. — Ненадолго они отстали от гномов.  — Спору Леголаса и Гимли это не помешает, — улыбнулся князь Итилиена.  — Это точно, — кивнул Государь. — Только разгорячит их сильнее. Что же, надо встретить наших гостей. И они направились к Воротам, еще разрушенным, дабы приветствовать лесной народ, пришедший по зову своего царевича.