В Крепости Заходящего Солнца

      Король вернулся в свой Белый Город, и Город ликовал, встречая Государя и Королеву. Амротос преклонил колена перед Арагорном и сообщил, что в отсутствие Вождей все было тихо. Эовин встретилась взглядом с Лотириэлью, что стояла позади брата, и улыбнулась ей; и радость проснулась в глазах дочери Имрахиля. И, когда вожди направились в Цитадель, Лотириэль пошла рядом с Эовин, чему улыбался князь Итилиена.  — Я так рада, что Вы вернулись, княгиня, — тихо проговорила Лотириэль. — Без Вас в Городе было так тоскливо.  — Быть может, уже через несколько дней мы отбудем в Итилиен, — с грустной улыбкой ответила Эовин, а потом спросила: — Вы бывали там, княжна?  — Ни разу, — сказала та.  — Я тоже, — взглянув в сторону Осгилиата, обронила воительница. — Но Фарамир столько о нем рассказывал, и обещал, что мы остановимся в пещере у Хеннет-Аннуна.  — У Запретного Озера? — удивилась Лотириэль. — Отец мне иногда рассказывал о красоте Окна Заката, но мне еще не доводилось его видеть воочию.  — Как только воины Фарамира убедятся в том, что окрестности безопасны, я извещу Вас, княжна, — улыбнулась княгиня Итилиена. — И Вы сможете приехать к нам.  — Но захочет ли прекрасная Лотириэль жить в пещере, как Следопыты? — со смехом в глазах вмешался в разговор Фарамир. И Лотириэль вспыхнула от обиды и бросила на двоюродного брата сверкающий взгляд, но наткнувшись на его мягкую улыбку, только отвернулась.  — Прекрасная Лотириэль чудесно поживет в нашей великолепной пещере, друг мой, — пристально глядя на мужа, ответила Эовин — Я сама за этим прослежу. Фарамир хотел было сказать, что они еще эту пещеру даже не видели, но решил все же промолчать. Солнечные лучи заливали Белый Город, в воздухе звенели голоса птиц и в сердце пела радость. Князь Итилиена ступил на ступени крыльца Башни Эктелиона, и почудилось ему, будто он вернулся в Минас-Тирит после победной битвы.       А между тем Амротос с мрачным лицом шел позади своих братьев, которые обсуждали визит в Рохан. И с каждым их словом он становился все мрачнее, ибо все больше понимал, что они точно не подозревают ни в чем Конунга Эомера.  — …Но он был мрачен после погребения Теодена, — Амротос вслушался в речи братьев с внезапно вспыхнувшим интересом.  — Он почти всегда мрачен, — усмехнулся Эрхирион. — Как и Амротос. Наверное, друг от друга заразились, — Амротос стиснул зубы. — У Конунга сейчас хватает хлопот: многое надлежит поднять, что было разрушено войной, к тому же, если я не ошибаюсь, на него рассердилась княгиня Итилиена. Мы тоже были не очень веселые, когда на нас обиделась сестра. Младший сын Имрахиля был рассержен. Если даже братья правы, и Конунг мрачен из-за ссоры с княгиней Итилиена, неужели он в самом деле забыл Лотириэль? Те дни, когда роханец часто проводил время за разговорами с княжной, врезались в память принца, словно это происходило сейчас перед его глазами; и он видел, как смеялась Лотириэль рассказам сына Эомунда, как смотрела на роханца сияющими глазами, какими никогда не смотрела на отца и братьев; как молодой Конунг улыбался, пристально следя за ней, когда она отворачивалась, чтобы взглянуть на небо или на равнину Пеленнора и Андуин. И нечто зловещее чудилось Амротосу в этой улыбке, отчего кровь закипала и стучала в висках. Что наговорил этот гордый коневод дочери Имрахиля, когда нагнал ее в тот день посреди Пеленнорской равнины? Что сказал он ей после пира в честь свадьбы Государя? Отчего уехал из Города, не попрощавшись с нею и не сказав ничего? Почему Лотириэль молчит и не отвечает на вопросы брата? Амротос с яростью сжал рукоять меча. Он найдет, кого распросить. Он выяснит все — и тогда Эомер, Король Рохана, ответит сыну Имрахиля! Но зачем же ждать и откладывать? Пусть от ответит сам, пусть сам все объяснит! И чем скорее, тем лучше! Решено!  — Куда ты собрался, брат? Амротос метнул в вошедших в конюшню братьев свирепый взгляд и только поправил подпругу.  — Это просто зараза какая-то, — вздохнул Эльфир, опираясь на столб. — Сначала Лотириэль, теперь ты… В чем дело, Амротос?  — А вы сами ничего не замечаете? — процедил сквозь зубы тот.  — Замечаем, — сурово ответил старший брат. — Только не умеем читать мысли, брат мой. Лотириэль молчит, ты куда-то собрался, никому ничего не говоря. Что случилось, Амротос? Юноша стиснул зубы, до боли сжимая рукоять меча. Твердая ладонь Эльфира легла на плечо, и он сдался.  — Разве вы не помните, как смотрела на Конунга наша сестра? — сказал он, взглянув в глаза старшему брату. — Как потом они не заговаривали друг с другом после того неудавшегося побега? А после пира в честь свадьбы Короля… Она ушла вслед за Конунгом, а потом больше не подходила к нему и с тех пор не улыбается… Неужели вы не видите, что ее гложет печаль?  — Мы видим, — тихо сказал Эрхерион, расседлывая коня. — Мы видели и то, что Конунг сам встревожен и не знает, что происходит. Быть может, в тот вечер Лотириэль так и не поговорила с ним?  — Тогда что еще могло ее так расстроить? — едва не задохнувшись, спросил Амротос.  — Не знаю, — бросил седло на сено Эрхерион — Но драться с Эомером ты не поедешь. Подождем немного, брат мой. Эовин сумела развеселить нашу сестру; быть может, Лотириэль захочет отправиться вместе с Фарамиром в Итилиен. Я слышал, он собирается остановиться в пещере под Хеннет-Аннуном. Лотириэль еще ни разу не видела Окно Заката и Итилиен. Если она захочет туда отправиться, Амротос поедет с ней. Младший сын Имрахиля покорно склонил голову.  — Как скажешь, брат, — ответил он. Но гнев на Короля Рохана не угас в душе Амротоса, и он не собирался отступать. Сейчас он не сможет допросить роханца, но однажды ему непременно предоставится эта возможность — и тогда он не упустит ее!       В тронном зале Цитадели Король Арагорн собрал совет, где ныне решали судьбу Гондора. Решено было, что князья отправятся в свои владения, дабы восстановить их после войны.  — Но особой угрозе подвержен сейчас Итилиен, — сказал Король. — В горных цепях Эред-Литуи и в долине Моргула еще гнездится тьма. Быть может, мой друг, Эовин лучше пока остаться в Городе? Фарамир улыбнулся и покачал головой.  — Не думаю, повелитель, — с улыбкой сказал он. — Я оскорблю ее, попросив остаться. К тому же, врагу неизвестно, где находится Запретное Озеро; там мы будем в безопасности первое время, пока тьма окончательно не уйдет.  — Пусть будет так, — согласился Арагорн. — Когда вернется Леголас, он, наверное, приведет в Итилиен эльфов из своего народа, и тогда бороться с врагом будет легче. Но пока с вами пойдет лишь Белый Отряд; в дальнейшем придут еще люди, когда Гондор оправится после прошедшей бури.       После совета князья начали готовиться к отбытию из Города; и первым уходил Имрахиль со своими рыцарями и старшими сыновьями. Перед отъездом он встретился с сыном своей сестры и сказал ему:  — Лотириэль и Амротос остаются в Минас-Тирите, Фарамир. Лотириэль говорит, что хотела бы отправиться в Итилиен с вами; я просил их оставаться в Городе, пока ты не убедишься в том, что леса безопасны. Быть может, моя дочь не удержится и уедет раньше; проследи за ней, сын мой. И за Амротосом. Он сам не свой в последние дни.  — Я знаю, князь, — склонил голову Фарамир. — Эовин просила меня не говорить Эомеру, но Вам говорить она не запрещала; Вы помните спор Гимли и Конунга о красоте Леди Галадриэль? Лотириэль невольно стала свидетелем этого спора, вернее, его завершения: сын Эомунда сказал гному, что считает Королеву Арвен более прекрасной. Имрахиль грустно улыбнулся и взглянул в сторону леса Друадан.  — Дети-дети… — тихо проговорил он, а потом провел ладонью по лбу. — И что же Эомер?  — Он не понимает, почему Лотириэль избегает его, — улыбнулся Фарамир. — Эовин сказала — он сам должен прийти и извиниться. Он любит Вашу дочь, дядя.  — Дети… — вздохнул снова Имрахиль. — Но пусть так! Присмотри за Амротосом и моей дочерью, сынок. И извести меня, если что.  — Я извещу, — заверил Наместник.       А вскоре уезжал и сам Фарамир вместе с княгиней Итилиена. Лотириэль и Амротос оставались в Городе, отчего дочь Имрахиля вновь опечалилась.  — Не грустите, княжна! — утешала ее Эовин. — Как только Фарамир со своими воинами прочешет лес и убедится, что дороги безопасны — я пошлю сообщение, и Вы приедете к нам. Это не займет много времени, я надеюсь.  — Я тоже, — улыбнулся Фарамир. — Но твой отец просил меня не пускать тебя в Итилиен, пока я лично не проверю, остались ли еще враги по ту сторону Андуина. И он прав, сестра. Мы постараемся разведать все как можно скорее. Не скучай здесь без нас. В Минас-Тирите богатая библиотека, между прочим. Лотириэль грустно улыбнулась двоюродному брату. Говорить ему, что в городе она не хочет оставаться вовсе не потому, что будет скучать она не решилась. Быть может, гонца из Итилиена она будет дожидаться, не выходя вовсе из своей комнаты: видеть Королеву Гондора было невыносимо для дочери Дол-Амрота. И пусть Конунг Рохана не мог стать мужем для Вечерней Звезды эльфов — он любил ее, как Гимли любил Галадриэль, и за Королеву Гондора готов был сражаться, а не за нее — княжну из Бельфаласа, в которой не было той дивной красоты бессмертного народа. Фарамир вглядывался в каждый стебель травы, в каждый камень на дороге… Спустя много дней полных горя, боли, мрака, света, исцеления и надежды; спустя много дней, за которые жизнь изменилась так сильно — теперь он возвращался снова в Итилиен, на рубежи Гондора, где провел столько лет, беспрестанно сдерживая натиск Мордора. И воспоминания прежних лет возвращались снова. Но теперь Капитан Гондора возвращался, чтобы превратить Итилиен в цветущий сад, и возвращался не один. Командиром Белого Отряда ехал по правую руку от князя Берегонд; Бергиль также остался пока в Городе; ему Фарамир поручил следить за Лотириэлью и Амротосом. Мальчишка был рад выполнить поручение своего князя, и только спросил, будет ли он потом его оруженосцем. Фарамир рассмеялся, ласково растрепав темные волосы мальчика.  — Лучшего оруженосца мне не сыскать, сын Берегонда! — сказал он. — Когда принц Амротос и княжна Лотириэль отправятся в Итилиен, ты будешь сопровождать их, а после — да, я приму тебя своим оруженосцем! А сейчас князь Итилиена ехал с улыбкой, покачиваясь в седле и окидывая сияющим взглядом серых глаз расцветающий Гондор. Вдали, в туманной дымке виднелся Осгилиат, и Андуин сверкал в лучах солнца; а за рекой синели верхушки итилиенских лесов, и восточный ветер ласкал лицо и колыхал стяги. Краем глаза Фарамир заметил легкую улыбку на лице Эовин, и сердце радостно забилось, и он вспомнил тот день на крепостной стене Города, когда решилась их судьба… « — И если царевна Рохана захочет, мы уедем с ней за Реку, в цветущий Итилиен, и превратим его в сад; все живое будет радоваться, если Вы будете жить там!». Он прикрыл глаза, сжимая крепче рукоять меча. Светлая радость пела в сердце доблестного воина, а стены Осгилиата все приближались, и солнце заливало Пеленнорскую равнину. А с крепостной стены смотрела вслед уходящему Белому Отряду Лотириэль и просила Валар, чтобы Эовин быстрее прислала гонца с добрыми вестями.