Офицер

Никогда бы не подумал, что мне доведётся сказать те слова, которые я произнёс в тот день. При чём, не кому-то на улице, и не просто обычному солдату, а ещё и своему другу. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер, и раз вышло так, что в высших кругах посчитали, что моя кандидатура всё-таки подходит как нельзя лучше – значит, всем придётся считаться со мной. Но тогда мне было в первую очередь даже стыдно перед Фридрихом, поэтому я попытался сперва наладить отношения с ним. Хотя я и считал, что он со временем ожидал услышать нечто такое от меня, тем более, что он понимал, в какой ярости я находился после того, как вышел из здания военного штаба. И, наверное, он тогда прекрасно понимал, что я был готов начать действовать немедленно, если бы не моя семья. Никто в моей семье и не подозревает, что их просто-напросто используют против меня, уже в который раз они подвергаются опасности, а я не мог допустить этого. Прежде чем начинать какие-либо действия, необходимо было вывезти их из Берлина и доставить даже не сюда. Так как при удачном выполнении операции мы начали бы первые шаги нашего плана, здесь было бы крайне опасно, особенно потому что с Эммой будут дети, поэтому необходимо было не просто их вывезти, а вывезти целенаправленно подальше от зоны повышенной опасности. На тот момент для меня идеальным вариантом была Румыния. Хотя в Бухаресте есть подобное военное управление, но, насколько хорошо я располагал информацией на тот момент, там практически не было столкновений и военных конфликтов. Я предполагал отправить семью в один из жилых районов города, и лучше даже не в самый роскошный. После выезда и тайного побега из столицы их бы стали активно искать, так как Гроссер бы понимал, что их отсутствие в его поле зрения полностью развязывало бы мне руки. И в своих мыслях я с каждой минутой предвкушал предстоящее всё сильнее и сильнее. Фридрих рассказывал, что у него в Берлине есть свои связи, которые бы помогли вызволить Эмму и детей. Я полностью доверял ему, поэтому доверил руководство операцией ему. Я точно знал, что он в состоянии вновь не подвести меня. Именно таких людей не хватало нашей стране. Больше таких людей, как Фридрих, больше таких же дружеских уз. Если бы в своё время Германия пошла по иному пути развития, я уверен, что в тот день не шёл бы с жуткой головной болью, на морозе к автомобилю, который довёз бы меня до «Плашува», чтобы выяснить судьбу беглецов, сбежавших ночью. После тех слов Фридриху мы с ним так и не попрощались в тот день, но он знал, что лишний раз лучше меня не трогать по пустякам. Он – человек действия, и ему можно даже не отдавать приказов. За свою жизнь он научился многому, в том числе и пониманию, ответственности. Уже на обратном пути в «Плашув» мне позвонил Хайнрих и доложил, что беглые заключённые были пойманы и уже направляются обратно в лагерь. Признаться, я не знал, как мне стоит поступить. Я знал, что на закате их выведут на центральную площадь, где мне предстоит руководить их высечением. По всем правилам таких беглецов стоит казнить на месте и не раздумывая, но чтобы устроить себе весёленький вечер, было решено доставить их живыми и невредимыми, чтобы оставить всё самое интересное на вечер. До этого же мне и Хайнриху, а также руководителю службы безопасности лагеря необходимо было допросить их в подвалах лагеря. До самого допроса их бросили бы в камеры, а может быть даже в одну камеру. Стоны и крики доносились бы до самого моего офиса в управлении в «Плашуве». Что же, как куратор лагеря и старший по званию, я имел полное право проводить допрос в одиночку, и я посчитал, что это стоит использовать, но всё ещё не мог придумать, как мне поступить после. Признаюсь, что был в растерянности, но из любой ситуации всегда можно найти выход, особенно если твою «спину» прикрывают высокопоставленные из вермахта. Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Мой автомобиль подъехал к центральному управлению лагеря, где меня встретил Хайнрих и глава службы безопасности Вальтер Лоренц, с которыми мне сейчас предстояло обсудить сложившеюся ситуацию. Кроме всего того, что из лагеря был совершён побег, кто-то из вышестоящего руководства лагеря должен был понести наказание за произошедшее, и в Берлине всегда было с этим очень строго. Достаточно вспомнить хотя бы трагические последствия, когда Адриан Рот позволил себе поднять руку на Гроссера. Наказание было суровым для нас обоих, но для него в ещё большей степени. С накопившимися проблемами я совершенно забыл о том, что Ханна ещё не знает о смерти Рота, но у меня до сих пор не было подходящего момента, чтобы сообщить это. Из Берлина, естественно, никто не станет ей сообщать. У меня ещё будет возможность поговорить с ней, а пока стоило заняться тем самым днём, когда были схвачены беглецы. - Герр полковник, транспорт с беглецами только что подъехал к лагерю. Я лично распорядился, чтобы до начала допроса их посадили в камеру в наших подвалах под управлением, - встретив меня у машины, быстро рассказал о ситуации Хайнрих. - К сегодняшнему вечеру уже всё подготавливается, герр полковник. На данный момент мы установили их номера. Это мужчина и девушка. После поимки они ни слова не проронили. Поэтому остаётся лишь ждать вечера. Наши подвалы должны развязать им языки, если они не сдохнут раньше, хотя будет очень жаль, - продолжил вслед за Хайнрихом глава службы безопасности Вальтер Лоренц. Я остановился перед зданием управления, оглядываясь по сторонам и продолжая: - А чего вы хотели? Чтобы они прямо сейчас рассказали вам всю свою историю? К тому же не забывайте, что эти люди просто-напросто могли не знать немецкого, - ответил я. Краем глаза я заметил, что Хайнрих и Лоренц бросили взгляд друг на друга после того, как я произнёс слово: «люди», ведь никто и никогда здесь так пленных и заключённых не называл. - Оставим их там до самого вечера. Герр Лоренц, я бы хотел сейчас взглянуть на материалы видеонаблюдения последней ночи, на которых изображены беглецы. Зайдите через полчаса ко мне в кабинет. Нам с вами надо кое-что обсудить. Наедине, пожалуйста, - обратился я к главе службы безопасности. - Так точно, герр полковник. Я немедленно распоряжусь, чтобы мне предоставили из материалов этого дела видеосъёмку последней ночи. Какие-нибудь ещё распоряжения? – покорно спросил Лоренц. - Нет, это всё, можете идти. Через полчаса жду в своём кабинете, - ответил я, и Лоренц, пройдя мимо меня, отправился в отдел безопасности. Я тоже решил отправиться в свой кабинет, чтобы кое о чём подумать, но вдруг ко мне сзади обратился Хайнрих. - Герр полковник, разрешите поинтересоваться, по каким делам вы ездили сегодня утром в Краков во время сложившейся ситуации в лагере? Насколько я знаю устав и законодательство, даже куратор не имеет права выезжать за пределы лагеря по личным причинам или без причины, а также по причинам, которые он скрывает. Я ни в чём не ошибся? Более того, герр полковник, в Кракове не базируется ни один штаб СС, по делам которого вы могли бы отлучаться, если на то была необходимость, - вдруг обратился ко мне Хайнрих. - К чему вы клоните, герр комендант? – развернувшись обратно к нему лицом и медленно приблизившись, спросил я. - Что вам понадобилось в военном управлении вермахта в Кракове? Более того, что понадобилось куратору концентрационного лагеря в этом самом управлении, - продолжал он. На самом деле, такой поворот событий был для меня весьма неожиданным, но я не мог позволить выдавать себя. - Если вы хотите меня в чём-то обвинить или арестовать за что-либо, так действуйте, герр комендант. Смею заметить ваше крайне неуважительное обращение к старшему по званию, герр комендант. Хотите сегодня составить компанию тем людям, которые находятся в подвалах под нами? Только дайте мне такую возможность, Хайнрих, и я быстро смогу это устроить, - резко ответил я. - «Люди»… Почему именно «люди», герр полковник? Что такого вы нашли в этих грязных крысах, отбросах мира, от которых исходит жуткая вонь и безобразие, - не сдаваясь, продолжал давить на меня Хайнрих. Я подошёл к нему уже почти вплотную, и мы оба услышали щелчок пистолета. Хайнрих посмотрел вниз и увидел, что я наставил свой пистолет на место, где у человека располагается печень. Хайнрих смотрел вниз на пистолет, а на его лице прошла лишь небольшая ухмылка. Он ничего не говорил, только смотрел. Даже не знаю, что он думал в тот момент. Представлял ли, что я могу действительно нажать на курок, либо же я блефую. Мой пистолет был несколько модифицирован, поэтому мог стрелять практически бесшумно без применения к нему глушителя, поэтому в лагере никто бы не услышал выстрел, а, значит, никто бы не узнал, что я мог приложить руку к смерти коменданта. Хайнрих это понимал, поэтому через какое-то время та отвратительная ухмылка сошла с его лица, и он вновь посмотрел на меня, а я пристально смотрел ему в глаза. - Давайте без глупостей и лишних слов, герр комендант. Я уберу свой пистолет, а вы сделаете вид, что этого разговора не было, вы согласны? – предложил я Хайнриху. Тот лишь улыбнулся мне в ответ и, пройдя мимо меня, вошёл в управление. Я медленно поставил свой пистолет на предохранитель и сам решил отправиться в свой кабинет, так как скоро должен был прийти Лоренц, который принесёт видеоматериалы, но к тому моменту я решил, что же делать дальше. Перед входом в управление я достал свой мобильный и решил отправить одно сообщение. Я сидел в своём кабинете, перебирая документы и просматривая дела заключённых, которые к моему приезду уже были переданы в секретариат, а оттуда ко мне. Это были довольно молодые парень и девушка 25 лет. Хотя лагерь очень сильно измотал и обезобразил их. Голодная, холодная, серая и кровавая жизнь здесь искалечит любую душу. Рядом стояла пометка о возрасте молодых людей, но на вид им было около сорока. Исхудалые лица, грустный взгляд. Хотя это были всего лишь фотографии, я не мог оторвать от них взгляд, докуривая свою сигарету. Вдруг в дверь постучались. Похоже, что это был Лоренц. - Герр полковник, к вам можно? – вежливо заглянул Лоренц и задал мне вопрос. Остались ещё здесь добрые люди своего дела. Лоренц был из таких, хотя и служил в службе безопасности, а не занимался фермерством где-нибудь в глуши, попивая каждое утро вкусное деревенское молоко. Что и говорить, ведь я тоже нахожусь там же, где и он. Лоренцу было 30 лет, служил раньше на юго-восточном фронте, закончил там службу в чине лейтенанта вермахта, а затем был назначен руководителем отдела безопасности в этом лагере. - Да, проходите. Принесли видеоматериалы? – спросил я. – Положите их сюда, мы посмотрим их чуть позже. Пожалуйста, присаживайтесь, - попросил я Лоренца. Он сначала несколько опешил от подобной просьбы, видимо, не ожидая, что я приглашу его на какую-то особенную беседу. Что же, он удивится ещё больше, когда узнает, о чём я хочу с ним поговорить. - Герр полковник, вы хотели со мной о чём-то поговорить? – Лоренц присел, а я в этот момент встал из-за стола и медленно подошёл к одному из окон, находящихся за моим офисным креслом. Через какое-то время я повернулся к нему лицом, а на моём лице прослеживалась небольшая улыбка. Лоренца это заинтересовало, поэтому я решил начать нашу беседу. Через полчаса наша беседа с ним закончилась, и он вышел из моего кабинета, а я лишь вспоминал наши с ним последние слова: - И запомни, никто не должен ни о чём догадываться. Делай вид, что занимаешься своими делами. Ни с кем не общайся, держись подальше от Штефана Хайнриха. Я дам тебе знать, когда нужно будет приступать. До этого я не хочу, чтобы ты попался. Это приказ, герр лейтенант, - вспоминал я свои слова. Лоренц же несколько напрягся, но он понимал, какое ответственное дело я поручил ему несколько минут назад. Он наморщил свой лоб, кивая в ответ на мои слова. Это было человек, которому не нужно было повторять дважды. Я не чувствовал никакого страха от того, что доверился ему, но для продолжения наших действий необходимо было расширять круг доверенных лиц, и здесь заручиться поддержкой такого человека, как Лоренц, было крайне важно. Остаётся лишь ждать. Я вышел из своего кабинета, чтобы отправиться во двор, а заодно проверить обстановку в лагере. Сейчас здесь кипела работа. Охрана бегала то туда, то сюда, была сплошная суета и беготня. Все пытались ликвидировать последствия событий сегодня ночью. Издалека было видно, что заключённых взяли под ещё более строгий контроль, так как теперь у каждой группы рабочих стало по несколько человек охраны с заряженными винтовками. Пока я находился во дворе, решив присесть на лавку, я слышал несколько выстрелов. Очевидно, что было убито ещё несколько человек. Я не мог помешать этому, пока что не мог. Я учился не слышать выстрелов, чтобы не расстраивать себя лишний раз. Вдруг я увидел, что в мою сторону идёт Ханна Рот, вдова Адриана. Она была ещё довольно далеко, чтобы я мог осознать то, что сейчас разговора о Роте не избежать. В голове я пытался найти нужные слова, но всё это было бесполезно. Здесь нельзя заранее подобрать слова. Она присела рядом со мной. - Здравствуйте, герр полковник? Помните меня? Я – Ханна Рот, главный врач здесь. Когда вы только приехали, у нас не было времени, чтобы поговорить и поздороваться. Я слышала, что вы прибыли из лагеря, где служит мой муж Адриан, да? – начала разговор она. - Да, я помню вас Ханна, и правда не было возможности обсудить дела и поговорить. Вы здесь давно? – попытался продолжить беседу я. - Нет, только недавно направили сюда, почти перед вашим прибытием. Я знаю, что Адриан всегда был против того, чтобы меня отправляли в подобные места. Честно говоря, он был прав. Не знаю, готова ли я быть здесь. Но я не хотела вас тревожить, герр полковник. Я лишь хотела узнать, как Адриан сейчас? Я пыталась звонить ему несколько раз, но телефон никто не берёт. Может, вы скажите, что с ним? – продолжала она. В этот момент я весь напрягся от одной мысли, что сейчас я должен буду рассказать ей то, что сделал я своими собственными руками. Теми же самыми руками, которыми… в этот момент держал петлицу, которую Гроссер оставил мне в конверте перед своим отбытием в Берлин. Я совершенно не заметил, как взял её в руки, а вот Ханна, к сожалению, это заметила. - Что это у вас в руке? – она заметила петлицу и что на ней те же самые узоры, которые были на петлицах звания, в котором состоял Адриан Рот. – Это что, петлица? Узоры, на ней такие же узоры как на форме моего мужа. Это не совпадение! Вы здесь, а с вами петлица моего мужа. Что с ним случилось, герр полковник? – резко и громко начала говорить она, и одновременно встала с места. – Он жив?! Ответьте мне! – было видно, что на её глазах начинают наворачиваться слёзы. Можно было бы подумать, что любящий муж переживает за свою супругу и в подарок вместе со мной решил отправить петлицу, но только не здесь. Когда семье приходило уведомление о смерти кого-то из родственников, состоящих на военной службе, в документе уведомления обычно прикреплялась петлица с формы погибшего. В особых случаях, если тело не было обнаружено, либо сожжено, петлица отпечатывалась на документе. Ханна это прекрасно понимала, и на её месте всё понял бы любой житель Рейха. Вдруг Ханне резко стало плохо и она упала в обморок. - Ханна, держись! Врача, скорее, помогите! – прокричал я. Взяв её на руки, я побежал к зданию управления, чтобы немедленно отвезти её в медпункт, где ею занялся другой врач. Это был обыкновенный обморок, но лучше, чтобы её состоянием занялись врачи. Ханну положили отдыхать. Она спала, но от этого мне было не легче. Я подошёл к её койке, посмотрев на её спящее лицо, положил рядом с ней на тумбочку петлицу, которую достал из кармана. Позже я собирался заглянуть к ней, но видел, что уже наступил вечер, а значит пришло время для допроса сбежавших заключённых. Ответа на моё сообщение, которое я отправил ещё днём, так и не пришло. Я подошёл ко входу в подвальные помещения нашего лагеря, где меня уже ждал Хайнрих ещё трое охранников. Лоренца среди них не было, но я знал это, потому что знал, что должно будет произойти и отдал ему приказ не появляться сегодня на допросе, а работать в центре охраны. - Герр комендант, здравствуйте. Вы готовы начать допрос? – поприветствовал я Хайнриха. - Да, герр полковник. Надо дождаться лишь Лоренца. Он, наверное, вот-вот должен будет подойти, - ответил Хайнрих, вглядываясь в даль. - Нет, я отдал ему приказ не появляться сегодня на допросе. Надеюсь, вы отнесётесь к этому с пониманием и не станете задавать лишние вопросы, герр комендант, - ответил я. Хайнрих лишь с подозрением посмотрел на меня, но лишний раз спорить не стал. Мы начали спускаться вниз. Даже зайдя в подвал, здесь невозможно снять с себя тёплый плащ, потому что холод внутри влажного кирпичного помещения пробирал бы до костей, а заключённые сидели в одной камере, которая была отделана стальными листами. Как известно, такое покрытие при подобных условиях, особенно зимой, становилось очень холодным. Беглецы остались живы, хотя после такой камеры я почти не узнал их по внешнему виду. Они выглядели даже хуже, чем на тех фотографиях, которые я видел в деле днём. Двое охранников поволокли их за волосы по полу в комнату для допросов. После допроса они должны будут быть высечены на центральной площади лагеря, но у меня другие планы. Хотя из-за того, что на тот момент я так и не получил ответа на утреннее сообщение, я переживал, что сейчас всё может сорваться. Я рисковал, и очень сильно. Я должен был стараться держать себя в руках. Двух заключённых посадили на стулья перед столом. Я и Хайнрих сели перед ними, а на столе лежали их дела. Двое охранников стояли снаружи комнаты, а ещё один с нами. После того, как мы сели, в сторону заключённых загорелись несколько ярких ламп, глядя на которые можно было просто ослепнуть. Я и Хайнрих сидели на своих местах и наблюдали за происходящим. Они пытались жмурить глаза или увернуться от света, а закрыть лицо руками не получалось, так как они были связаны сзади. Лампы погасли, и включилось обычное почти тусклое освещение. Мы открыли их дела, чтобы приступить, но затем я решил сказать: - Все вон, - твёрдо произнёс я. Хайнрих посмотрел на меня крайне удивлённым взглядом. - Как старший по званию офицер и куратор лагеря я имею полное право проводить допрос в одиночку, поэтому выйдите все вон из комнаты. Это приказ, - продолжал я. Хайнрих был в ярости, однако он не имел права спорить со мной, потому что понимал, что я был прав во всём. Он и охранник покинули комнату и ждали снаружи. Я же просидел ещё несколько секунд с открытыми делами двух беглецов, затем встал с места. Достал нож, обошёл их сзади и перерезал верёвки, чтобы освободить руки. Они очень удивились, но при этом их глаза почти сразу загорелись. Я сел вновь перед ними и спросил: - Вы говорите по-немецки? Они посмотрели друг на друга, а затем парень ответил: - Да. Я был очень этому рад, так как в данном случае это очень облегчало процесс переговоров. Впервые за все свои годы службы в тот вечер я поинтересовался как зовут заключённых. - Меня зовут Мартин Гроссманн, и здесь я являюсь куратором лагеря, штандартенфюрер СС. Я не желаю вам зла, поэтому освободил. Напротив, сегодня вечером вы выйдите из этого подвала свободными людьми, но вам необходимо делать то, что я скажу, вам ясно? Не задавайте лишних вопросов, помалкивайте и делайте всё так, как я скажу. За этой дверью стоят четверо: 3 охранника и комендант лагеря. Я обещаю, что вы выйдите отсюда невредимыми. Как вас зовут? – впервые в жизни я решил спросить у заключённого имя. Парень уже было хотел назвать своё, но вдруг я почувствовал, что мне пришло СМС. В предвкушении узнать, что там за сообщение, я даже сперва выронил телефон из рук, но быстро поднял. Сообщение от Фридриха, в котором написано: «Марти, Эмма и дети покинули Берлин. Пора. Я скоро прибуду в лагерь». Вот и наступил момент истины, которого я так долго ждал. Я отправил сообщение Лоренцу в комнату управления. В разговоре в моём кабинете я говорил с ним именно о наших будущих планах, поэтому после того, как я дам сигнал, он должен был немедленно в течении 10 минут отключить связь с лагерем, чтобы никто в Берлине не успел поднять тревогу. На это отводилось ровно 10 минут, ни минуты больше. - Так, вставайте. Держитесь сейчас за мной, - сообщил я парню с девушкой. Сейчас мы должны были выйти из комнаты, а за ней нас ждёт комендант. Мы вышли из комнаты. Хайнрих сразу повернулся ко мне, чтобы отвести заключенных на центральную площадь для публичного высечения. - Они что-нибудь рассказали? – поспешно спросил Хайнрих. Я шёл медленно молча, ведя за собой парня с девушкой. Остановившись, повернулся лицом к Хайнриху и произнёс: - Герр комендант Штефан Хайнрих, вы арестованы, - резко произнёс я, и приказал двум охранникам одеть на него наручники. Троих охранников специально ко мне послал Лоренц, чтобы я мог осуществить задуманное. - Что за чёрт? Какого хрена вы делаете?! Отпустите меня! Гроссманн, ты труп. Это же измена! – кричал мне Хайнрих, но я старался не слушать его. С Лоренцом мы решили, что Хайнрих будет помещён в одну из камер подвала на некоторое время. Чуть позже мы с ним поговорим, но пока что нам нужно было выйти на улицу, где нас должно ждать нечто необычное. Мы вышли на улицу из подвала, где нас встретил лично Лоренц, чтобы рассказать, что всё прошло удачно. Связь с лагерем потеряна, но это лишь временная мера, которая должна отсрочить новость о том, что произошло в лагере ночью. Я отпустил парня с девушкой. Видел, как заключённые начинают выходить из своих бараков, ведь теперь двери были открыты после того, как об этом позаботился Лоренц. - Камеры видеонаблюдения тоже отключены, герр полковник. Мои люди сейчас берут под контроль лагерь. Они выпускают заключённых, а те из служащих, кто отказался присоединиться, сейчас находятся на центральной площади. После вашего сообщения я тут же распорядился, чтобы мои люди были вооружены, я сразу же приказал отключить связь, камеры и сигналы тревоги. Никто в Берлине в ближайшее время не будет знать о том, что творится на территории лагеря, герр комендант, - рассказывал мне Лоренц, пока мы с ним шли ко входу в управление, а я лишь улыбался ему в ответ. Тут я увидел машину Фридриха, который только что приехал. Это был наш первый разговор с глазу на глаз после того случая в Кракове, но мы уже и забыли обо всём. Мы обнялись. - Фридрих, не знаю как благодарить тебя за мою семью. Просто не могу подобрать слов, дружище, - радостно произнёс я. - Прибереги слова для тех, к кому ты скоро будешь обращаться в качестве лидера и руководителя всей нашей операции. Я приехал сообщить лично, что сейчас мы втайне от Берлина закрываем восточный фронт здесь и чуть южнее. Это позволит нам спокойно пытаться решить наши проблемы здесь. Поэтому сейчас я переезжаю сюда, чтобы быть в начале пути с тобой, - ответил Фридрих мне. Мы втроём и ещё несколько сотрудников безопасности прошли на центральную площадь лагеря. Люди Лоренца держат на мушке тех, кто отказался присоединиться к нашему плану. Они сидели на коленях, держа руки за головами. Все люди вышли из своих бараков, чтобы посмотреть на происходящее. Была гробовая тишина, и все ждали, когда кто-нибудь что-то скажет. Это должен был быть я. Пройдя чуть вперёд, оглядев лагерь по сторонам, вглядываясь в лица заключённых через свет прожекторов, освещающих площадь, глядя в лица тем солдатам, которые теперь будут в моём подчинении, посмотрев на Лоренца, я вздохнул и произнёс: - Концентрационный лагерь «Плашув» отныне более не имеет статус концентрационного лагеря и объявляется мной, Мартином Гроссманном, штандартенфюрером СС и куратором лагеря, свободной территорией! Все заключённые и военнопленные лагеря более не являются пленниками лагеря и Рейха! Вы – свободны! – громко произнёс я, не зная, что ещё говорить. В конце я бросил взгляд на Фридриха, а он на меня, и я закончил, - и да поможет нам Бог.