Офицер

Нынче зима очень суровая. Я пробыл в своей камере уже несколько дней, но только сейчас начинаю ощущать холод, пробирающий до костей. На мне всего лишь один комплект одежды, и, естественно, мне не предусмотрено тёплое одеяло или свитер. Возможно, это очень похоже на то, что чувствовали жертвы, которые проходили через немецкие подвалы смерти. Хотя места в моей камере намного больше, могу сказать, что чувствую сейчас на себе нечто подобное. Здесь в камере компанию мне составляет только небольшая мышь, которая скребётся обычно в дальнем от меня углу. Признаться, я никогда не переносил вида мышей или крыс, но сейчас время от времени я наблюдаю за ней со спокойным взглядом. Кроме ведения моего дневника, здесь это единственное занятие, поэтому страх уходит на второй план, особенно учитывая всю ситуацию и обстоятельства моего пребывания здесь. Мой дневник помогает мне отвлечься, помогает не терять голову и разум. Страниц ещё хватает, однако я постараюсь не терять времени даром. Я продолжу свою историю. После принятия присяги София на некоторое время стала центром нашего управления, где располагалась администрация и небольшой кабинет министров, созданный мной. Чтобы не погрязнуть в бюрократии и коррупции, мной был оформлен небольшой для начала кабинет министров, чтобы задействовать самые необходимые проблемы на данном этапе гражданской войны. В первую очередь, необходимо было создать Министерство контроля беженцев, Министерство социального и экономического управления, Министерство здравоохранения, Министерство по чрезвычайным ситуациям, Министерство внутренних расследования и одно из самых главных министерств, образованных мной в самом начале – Министерство международных отношений, которое согласился возглавить Фридрих. Он уже имел некоторый опыт в переговорах, к тому же неплохо знал русский, английский и французский языки. Лоренц был задействован в управлении внутренних расследований, а Миллер в министерстве по чрезвычайным ситуациям. Министерства обороны как такового создано не было. Армия была прикреплена к министерству внутренних расследований и к министерству по чрезвычайным ситуациям. Была образована полиция и отдел специального назначения, которые контролировались министерством внутренних расследований. Остальную часть вооружённых сил нашего нового государства составляла государственная армия, в которой верховным главнокомандующим был я. В ходе войны было несколько назначений на эту должность, в первую очередь, с болгарской стороны, а чуть позже и верных и проявивших себя в бою солдат других национальностей. После принятия присяги я почти сразу выпустил указ, в котором говорилось о том, что после окончания войны и взятия Берлина, Германия не будет держать в оккупации страны, которые всё это время были под твёрдой рукой Рейха. Германия существенно уменьшилась бы в размерах, но ведь это было бы справедливо и, как ни крути, это и было нашей первоначальной целью. После принятия присяги во всех изданиях страны на первой полосе была лишь одна новость. После этого, до создания министерства международных отношений, Фридрих и я начинаем вести переговоры с ближайшими странами, которые ещё совсем недавно вели бои на восточном фронте, который был закрыт фон Вебер. Был подписан ряд соглашений с Украиной. В переговорах участвовала и Россия, которые поддержали нас в трудную минуту, признав власть меня и моего Правительства. В условиях гражданской войны это всегда было особенно важно. Это и показывает те результаты, которых мы смогли добиться за тот период времени. Однако, несмотря на это, наша армия испытывала некоторые трудности с каждым приближением к Берлину. К началу лета в стране, учитывая оккупированные страны, по моему плану должно было быть открыто и освобождено 70-80% концентрационных лагерей. Заключённым и военнопленным должны были немедленно вернуть социальный статус, восстановить документы и помочь вернуться домой. Заключённые, которых мы изначально освободили в «Плашуве» и отправили в Краков, через месяц были обнаружены при попытке вывезти их из Польши. 100 человек были расстреляны, а остальные были отправлены в другие концентрационные лагеря. Через 11 месяцев ожесточённых боёв начиная от Софии, мы сумели продвинуться до границ оккупированных Словакии и Австрии. Именно здесь, начиная с этих стран, национал-социалистический режим был самым активным. Именно здесь была сосредоточена основная военная сила Рейха. Начиная от Австрии и Словакии, в каждом городе, даже не большом, немецкое население уже давно превалировало над местным. В каждом городе была своя воинская часть. Здесь количество концентрационных лагерей увеличивалось в разы. Надо признать жестокую правду, что все наши успехи до того момента были ознаменованы если не единственным этим фактором, то одним из них – в освобождённых странах и городах влияние нацистов было несколько ослаблено. Не сказать, что его совсем не было, но воинские части и базы располагались не в каждом городе. Я не хотел признавать, что мы оказались в тупике, однако ситуация заставляла задуматься. К этому времени мы уже обосновали свой центр в Бухаресте, куда со временем я прибыл к своей семье. Итак, на дворе был ноябрь. Прошёл почти год с тех пор, как Гроссер впервые навестил меня в «Берлине». Сегодня же мы устраивали большой вечер в большом приёмном зале Бухареста. Лоренц, Миллер и Рангелов поднимали бокалы с шампанским, произнося громкие слова, веселясь и пытаясь отойти от дел последнего года. Это был первый крупный вечер за тот год, что гражданская война охватила страну. Особого повода для того, чтобы собраться не было. Однако было сделано небольшое предложение президентам тех стран, которые были освобождены от оккупации. После событий последнего года, несмотря на продолжающееся военное положение, лидеры стран просто обязаны были собраться вместе, обсудить насущные проблемы, поговорить со мной в неформальной обстановке и просто вместе выпить. Были приглашены и их семьи. Это был роскошный вечер, когда мужчины были одеты в великолепные вечерние костюмы, а дамы в очаровательные вечерние платья, которые особенно подчёркивали их фигуру. Эмма с детьми тоже была с нами. - Вечер довольно приятный. Честно говоря, сомневалась, что на твоё предложение откликнуться лидеры стольких стран, - сказала Эмма, подойдя ко мне со спины. Я повернулся к ней лицом и немного улыбнулся. - Встреча скорее некая необходимость, чем обычное желание в нынешней ситуации устраивать пышные вечера, - немного вздохнув произнёс я. У меня на виду пробежали наши с Эммой дети, а также маленькие дети других приглашённых гостей. Мы посмеялись с Эммой глядя на то, как они играли вместе. Хоть что-то в той встрече было забавное и весёлое. - У вас выдался грандиозный вечер, герр Верховный главнокомандующий, - сказал с улыбкой президент Румынии, подойдя со своей женой. Я улыбнулся ему в ответ. - Называйте меня просто «герр полковник». Так мне гораздо привычнее, - с улыбкой сказал я. – Хоть и прошёл целый год, но до сих пор так и не привык к новому званию, - ответил я. - Которое ты сам же и ввёл, дорогой, - с такой же улыбкой произнесла Эмма. Мы немного посмеялись и поговорили. О чём ещё можно говорить на подобных вечерах. Все в тот вечер были радостные с весёлыми лицами. Играла классическая музыка. Фридрих стоял неподалёку от меня, о чём-то разговаривая с министром по чрезвычайными ситуациям, которым был назначен руководитель венгерского оппозиционного фронта во время начала боевых действий Криштоф Богнар. Богнар очень хорошо говорил на немецком, поэтому общение с министром международных отношений не составляло для него труда. Я решил подойти к ним. В тот вечер мне то и дело приходилось ходить по залу, общаясь с высшим светом и интересуясь как у них дела. Однако Фридрих и Богнар были из тех, которые также как и я в данном положении дел не особо интересовались подобными вечерами. Однако я всё же видел, что тот вечер произвёл впечатление на Эмму и детей, поэтому был рад, что он состоялся. - Герр полковник, здравствуйте. Честно говоря, вечер вышел на очень хорошем уровне. Видные счастливые лица людей. Эх, я на самом деле не фанат таких баллов, но они помогают людям прийти в себя и отвлечься от насущного, - произнёс Богнар когда я подошёл к ним. Я продолжал осматривать зал, лишь кивая в ответ Богнару. Решив немного отдохнуть, я вышел на обширную лоджию здания, чтобы немного выкурить и просто не о чём не думать, вглядываясь в тёмное холодное звёздное небо. В то время уже начинал идти первый снег и погода временами напоминала какую-то очень волшебную и Рождественскую. Однако в тот вечер на небе не было ни облачка. Светилась лишь яркая луна и звёзды. Я продолжал выкуривать свою сигарету, но затем услышал за спиной шаги. Это был Фридрих. - Решил сбежать от высшего общества, мой друг? – произнёс он за моей спиной. Я продолжал молчать, выкуривая дальше свою сигарету. Фридрих понимал, о чём именно я переживал в тот вечер. Он встал рядом со мной и тоже засмотрелся на звёздное вечернее небо. Наше молчание продолжалось. Мы просто стояли с ним на лоджии, вдыхая свежий вечерний воздух, уже пропитанный первыми признаками наступающей зимы, которая обещала быть очень морозной. Я первым прервал молчание в тот вечер. - Где мы просчитались, Фридрих? – спросил я у него, продолжая вглядываться в неведомую даль. Он тут же «пришёл в себя» после заданного мною вопроса. По правде говоря, всё это время он ожидал, когда я задам этот вопрос. - Глядя на все жертвы, тела и трупы, на количество смертей, которые были отданы верными нам людьми, меня, порой, посещает мысль, Фридрих, что скоро и защищать будет вовсе некого, - спокойным голосом продолжал говорить я. Фридрих внимательно слушал. Он знал, что я не люблю, когда меня перебивают в такие моменты. Хотя мне было очень трудно подобрать слова, чтобы полностью выразить свои мысли относительно всей ситуации. Тем не менее, я должен был говорить. Я хотел было продолжить, но Фридрих постарался меня успокоить. - Посмотри, оглянись, где мы находимся. Посмотри на этот вечер, посмотри на свою жену, детей, на своё положение. Мы с тобой сейчас не стоим у той стенки, что была бы для нас последней, что мы увидели бы в своей жизни, Марти. Всё то, что мы имеем не только здесь, но под твоим началом, мы добились только благодаря тебе и твоим решениям. Это ты вдохновил людей на подвиги. Ты стал их героем. Помнишь первый эфир Гроссера через 2 месяца после принятия присяги? Он даже не знал, что ответить, - говорил Фридрих, уже начиная немного улыбаться. Воспоминания об эфире Гроссера, который показывали во многих странах мира, заставил смеяться и меня. – Марти, ведь ты как никто другой понимаешь, что войны без жертв и риска не бывает. Нам необходимо лишь доказать, что все эти жертвы были не напрасны, - закончил он. - Теперь ты вдохновил и меня, - с улыбкой ответил я ему, продолжая смотреть в небо. - Дружище, всё получится. Мы здесь – все вместе. Здесь собрались только храбрые и верные тебе люди. Ты их лидер и не тебе раскисать в трудную минуту, - продолжал он. - Всё верно. Мы занимаемся разговорами о характере, а в это время враги строят танки и военные корабли на берегах Италии в Адриатическом море. Я помню как говорил, что всё решает сила воли и желание, но ныне опыт и увиденное заставляет меня думать и о том, что иногда этих качеств бывает недостаточно, - ответил я. Дело в том, что основная часть военной промышленности Рейха была основана на заводах Берлина, Мюнхена и Гамбурга – в самом сердце. В Италии, которая имела дипломатические отношения с Рейхом, в городах, которые располагались на берегах Адриатического моря, располагались военно-морские базы. Хотя и в освобождённых нами странах были построены промышленные и военные заводы, этого не хватало, чтобы обеспечивать армию полностью, учитывая то, что изначально мы находились в жёстких финансовых рамках, так как основная доля находилась именно в Берлине, а денежный поток продолжался. - Слушая твои речи, Фридрих, я почему-то начинаю думать о том, что это должен был стать Верховным главнокомандующим, - с улыбкой ответил я. Фридрих тоже улыбнулся. Мы с ним постояли некоторое время, а затем решили вернуться обратно к гостям. Вскоре вечер подходил к концу, гости начали расходиться, а мы с Эммой вернулись в наш новый дом, который охранялся очень тщательно по личному приказу Лоренца. На следующее утро, несмотря на такой вечер, должно было состояться собрание кабинета министров и членов управления. Собрание должно было состояться днём в здании центрального управления в большой аудитории с длинным столом. Та аудитория была довольно-таки уютным местом с деревянным столом, покрытым лаком, а на полу был расстелен ковёр, из-за которого шаги практически не были слышны. На собрании должен был быть представлен отчёт о ходе военных действий на трёх фронтах сухопутных войск, а также о ходе подготовки к операциям в Адриатическом море. Кроме того, министр контроля беженцев должен был представить большой отчёт о том, как обстоят дела с размещением выживших бывших военнопленных, какие меры были приняты, удалось ли выдать им документы нашего нового образца и выдать им жильё. Такие собрания проходили примерно раз в месяц, и до этого все отчёты были положительные. После шестого собрания я даже не мог поверить, что в то время ситуация шла настолько хорошо. Мы смогли освободить почти половину концентрационных лагерей. Заключённые были немедленно отпущены, им были выданы временные документы с личностью. Их личности мы смогли установить благодаря их досье, которые хранились в распоряжении комендантов каждого лагеря. И с этой задачей наши военные и социальные службы, которые были созданы на тот момент, справились. Однако, как я уже писал, чем дальше мы продвигались по всем фронтам, тем, как оказалось в итоге, ситуация стала выходить из-под контроля. Мне даже приходила информация о том, что северные освобождённые страны, не хочется называть их, требовали от меня и нашего руководства суверенитета. Однако это было невозможно из-за моего указа, в котором были прописаны нормы и обязательства освобождённых стран перед нами. Я прекрасно осознаю, что мы боремся за справедливость и честность, но это был ещё не конец гражданской войны. Я отослал лидерам этих государств уведомление о том, что в моём приказе есть пункт, по которому после окончательной капитуляции Берлина они автоматически получают суверенитет и им будут возвращены их государственные границы, которые были определены ещё до захвата Гитлером Европы. Более того, я не возражал в том, чтобы эти границы могли быть изменены, так как это было бы лично дело каждой страны после нашей окончательной победы. Однако до тех пор, несмотря на всё моё понимание и мягкость, я был вынужден проявить и жёсткость, чтобы мне могли отплатить, и, наверное, всё же со стороны этих освобождённых стран было бы очень по-человечески помочь тем, кто проливал кровь и жертвовал собой ради того, чтобы покончить с дискриминацией и неравноправием в этих ранее оккупированных государствах. Хотя некоторые страны согласились с поставленными мною условиями, не все были столь доверчивы, и их, наверное, можно было понять. Проще говоря, лидеры и руководство стран, которые, кстати говоря, были назначены с моего личного одобрения, косвенно заявляли о том, что их положение после «освобождения» ничуть не изменилось. Нас начали считать такими же оккупантами, которые действовали в якобы только своих личных интересах и за счёт средств других государств, используя людей других стран, ведь все действовали на момент выхода приказа под одним флагом. Моё близкое окружение, с которым мы начали строить эти планы годом ранее, считало, что это могло бы быть отличным напоминанием о том, что все мы боремся за одну идею, что мы – едины, у нас общая цель. К сожалению, помимо промышленных затруднений, ситуация осложнялась ещё и этим, и на момент того собрания у меня не было уверенности в том, что тот месяц мы закончим с положительным результатом. Кроме того, было тревожно ещё и потому, что приближалась зима. Собрание начиналось. Лидеры министерств и небольших комитетов уже собрались и разместились на своих местах. Не хватало лишь меня, и собрание начиналось только после того, как я войду в аудиторию через свой специальный вход, который выводил меня сразу на моё место во главе длинного стола. Я подошёл к этой двери, поправляя свой костюм и думая о том, что сегодня на повестке дня и какие меры будут приняты на ближайший месяц. Иначе говоря, наверное, то собрание и определяло во многом исход этой тяжёлой войны, потому что наступал решающий этап. Всё или ничего. Я вошёл в кабинет довольно тихо и спокойно, вглядываясь в длину стола. Лидеры почти сразу замолчали и прекратили своё бурное обсуждение того, что делать. За дверью я слышал разное, вплоть до того, что я действительно нарушаю права освобождённых государств. До самого конца я не принимал подобную позицию, а тех в Правительстве, кто открыто исповедовал её и если я слышал об этом, немедленно увольнялись, лишаясь всяческих привилегий. Я не занимался казнью и расстрелами заключённых или врагов государства. Я не был национал-социалистом. Может быть, именно этим я и отличался, или всё-таки нет? Собрание началось. Меня поприветствовали, когда собравшиеся в один миг встали из-за стола. Я сел, чтобы мы могли начать. На собрании было обговорено. Был принят ряд небольших решений, которые затрагивали не самые проблемные в то время области проблемы, хотя и вышли на обсуждение. Меня больше волновала промышленная проблема, экономическая социальная и проблема боеготовности армии к новым боевым действиям и к грядущим холодам. - На сегодня у нас более чем хорошо развита военная промышленность, и это неудивительно в нынешних военных условиях, господа. За последний месяц производство вооружения увеличилось на 20%, и это, я считаю, большой успех. Кроме того, мы стараемся не запускать в этой области и лёгкую промышленность, вместе со средней. К сожалению, в условиях войны развитие бизнеса не приносит особого результата, - заявил глава комитета военной промышленности Юлиан Фишер. - В этом и проблема нашей экономики. Без развития малого и среднего бизнеса в стране не будет никакого денежного потока. Хочется в тоже время отметить, что с каждым месяцем наш золотой запас больше не становится. Инвестиции, которые зарубежные партнёры вкладывали в наши проекты в начале перестают быть актуальными без продвижения вперёд по всему фронту, включая военно-морские действия в Адриатическом море, - продолжил речь министр социального и экономического развития Космин Маноле, который был родом из Молдавии, но успел выучить немецкий, как и все присутствующие иностранцы в той аудитории. - Иначе говоря, герр Верховный главнокомандующий, если в течении ближайшего месяца наша армия не возьмёт Чехию и Австрию, то… - продолжил было Маноле, но я его прервал. - Освободит, господа, освободит, а не «возьмёт», - твёрдо и тихо ответил я в абсолютной тишине зала. - Да, простите. Пока наша армия не освободит Чехию и Австрию, иностранные инвесторы перестанут вкладывать в наши проекты, а золотой запас, при нынешних его тратах, окончательно растратиться через полгода, герр Верховный главнокомандующий, - закончил Маноле. В зале продолжалась тишина, все ждали моего слова. В зале присутствовали мои старые товарищи: Фридрих, Миллер, Лоренц, фон Вебер, который тогда был в звании Генерала армии. В зале также присутствовали Симеон Рангелов, который теперь дослужился до звания генерала сухопутных войск и Васко Велинов, с которым за последний год у меня сложились хорошие отношения. Он не хотел, чтобы ему была присуждена некая особая должность, но по моего личному указанию он мог присутствовать на собрании, если сам того пожелает. Время от времени он появлялся, и в тот день он решил побывать. - Что предложит в данных условиях наша армия и какова её боеспособность? Я говорю об армии на каждом из фронтов, герр фон Вебер, - обратился я к Генералу, сидящему на дальних местах. Фон Вебер решил встать, чтобы я его лучше слышал. Я бросил взгляд на Фридриха. Он внимательно слушал, что хотел бы сказать фон Вебер. - Герр Верховный главнокомандующий, в связи с последними событиями и заявления главы комитета военной промышленности о том, что военное производство увеличилось, должен заверить, что армия по-прежнему нуждается в амуниции и боеприпасах. Мы стараемся делать всё возможное в поставленных условиях, извлекать максимум, - заявил фон Вебер. - В общем и целом, нам нельзя отступать, герр Верховный главнокомандующий, но и проблемы промышленности и финансов вынуждают нас оставаться на месте, что также грозит нам тяжёлыми последствиями. Уже сейчас на фронте ходят слухи о том, что против вас готовится восстание. Словаки и хорваты, герр Верховный главнокомандующий, по-прежнему требуют суверенитета и отделения от остальной части альянса. Как мне докладывали из непроверенных источников, в течении ближайших недель может быть развёрнута активна военная кампания с участием этих двух стран. Мятеж внутри мятежа, - сообщил мне генерал-майор Миллер, которого я повысил до этого чина. – Сопротивление нацистов крайне сильно отразилось на нынешним положении, - закончил он. - Ваше решение, герр Верховный главнокомандующий, - спросил один из присутствующих в зале. Я не увидел, кто это был, так как в это время смотрел в окно и думал над сложившейся обстановкой. Я вглядывался в лица всех присутствующих там. Фридрих смотрел прямо на меня, ожидая того, что я отвечу. Признаться, ситуация вынуждала меня молчать всё дольше, потому что я не мог найти слов к тому, чтобы что-то сказать. Нынче моих речей было бы недостаточно для того, чтобы вновь зажечь пламя мужества в сердцах, как это было год назад. Ситуация вышла на новый уровень, который не подвластен пустым словам. Это загоняло нас в тупик. Я решил объявить перерыв на сутки, чтобы решить, что делать дальше. Я вошёл в свой кабинет, резко захлопывая дверь, но её успевает придержать Фридрих, который решил навестить меня. Министры и главы комитетов спускались в холл большой толпой, чтобы отправиться домой и вернуться сюда завтра. Я решил остаться в своём кабинете ещё на некоторое время. Однако Фридрих знал, что я буду здесь, поэтому не стал терять времени даром. Вместе с ним пришли Лоренц и Миллер. Фон Вебера с ними не оказалось. Я стоял возле открытого окна, закуривая очередную сигарету. - Всё пошло к дьяволу, - твёрдо проговорил я про себя. Миллер, Лоренц и фон Вебер стояли напротив моего стола, не говоря ни слова, так как понимали, что я не хочу сейчас ничего слышать. Но и успокоиться я сам не мог. Я хотел обговорить со своими товарищами проблему. Что ж, самое время. - Я не стану распускать Кабинет, - твёрдо проговорил я. - В итоге у нас может просто не остаться выбора. В сложившейся ситуации, если вы сами не распустите Кабинет, они могут уйти самолично и никто не станет их осуждать, - заявил Миллер. - Они только и ждут того момента, когда я отдам приказ о том, чтобы распустить Кабинет. Тогда они со спокойными душами вернуться в свои страны. Будет объявлен всеобщий суверенитет, и после этого мы потеряем всё: этот офис, звания, положения, мы не добьёмся того, ради чего проливали пот и кровь всё это время. Более того, в таком случае мы будем даже не в своей стране. Когда здесь, в Румынии, будет образовано собственное Правительство, мы больше не будем иметь даже своего жилья. Нет, не должно дойти до такого, - ответил я. – Если нас не расстреляют нацисты в случае поражения, нас обязательно объявят здесь как иностранных оккупантов и тогда, возможно, приговорят к пожизненному заключению, а в последствии, возможно, и расстреляют, - продолжил я, повернувшись к собравшимся спиной. - Тогда необходимо приступать к решительным мерам, Мартин, - продолжил Фридрих. Я посмотрел на него. У него был точно такой же взгляд как в тот вечер, когда я сказал в «Плашуве» о том, что собираюсь сделать. В тот момент я понял, что необходимо рисковать, и это было не в личных целях только ради того, чтобы остаться во главе альянса, но и ради семьи и того, за что мы боролись. Я не мог просто так отступиться сейчас, когда уже столько сделано за ещё даже неполный год. - Миллер, звони фон Веберу. Сообщи ему от моего имени о том, чтобы он отдал приказ о всеобщей мобилизации армии на всех фронтах, пока в Словакии и Хорватии ситуация не накалилась до предела. Я не хочу, чтобы сейчас всё стало ещё дерьмовее. Лоренц, сообщи главе комитета военной промышленности о запуске военных проектов в полной мере. Без дела мы может пробыть в таком положении ещё ближайшие полгода, после чего золотой запас иссякнет. Я хочу, чтобы через месяц наши войска дошли до Франкфурта-на-Майне. Я требую, чтобы они дошли. Необходимо до наступления основных холодов, к середине декабря, войти в Германию и взять под контроль все южные районы до Франкфурта. Немедленно разошлите соответствующие указания главам комитетов и министрам. Немедленно созовите экстренное совещание Кабинета. Всё или ничего, господа, - закончил я в очередной раз своей речью вдохновив на активные действия людей. Я снова почувствовал уверенность в своих силах. Однако, если бы всё было так просто…