Глубокие воды

Лето, 2013 Хизаки в принципе не горел желанием идти на лайв Matenrou Opera, а когда узнал, что там же собирается показаться и Камиджо — уже решил малодушно сослаться на неотложные дела. Не хотелось признаваться самому себе, что он нарочно избегает Юджи, но по факту дело обстояло именно так. И когда он заикнулся что, наверное, не сможет пойти, Зин сделал такое разочарованное лицо, что жалко было смотреть. — Почему не сможешь? — только и спросил он, оторвавшись от просмотра видео. Мейкинг к клипу, по мнению Хизаки, вышел каким-то бредовым, но это было хорошо. И весело. — Много дел накопилось. Лечь пораньше надо будет, ради разнообразия. — Хизаки пожал плечами, изо всех сил стараясь выглядеть хоть немного расстроенным. — К тому же, ты не знаешь Соно, а я знаю, и не очень-то хочу очнуться в какой-то момент в баре в начале второго ночи. — Да когда такое было? — встрял вдруг Масаши, тоже до этого просматривавший мейкинг с тихим сдерживаемым смехом. — Заливаешь, лидер-сан. — Честное слово. Если бы я столько пил… — хмыкнув, Хизаки постарался проигнорировать расстроенное лицо Зина, и углубился в исчерканные листы с партитурой. Он никак не мог пристроить несколько аккордов с модуляцией, но непременно хотел их впихнуть. Хотя на деле его мысли были заняты совсем другим. То и дело поглядывая украдкой на Зина, Хизаки в очередной раз убеждался, что с этим парнем они точно не прогадали. Самым главным его достоинством была потрясающая работоспособность — казалось, он вообще мог работать сутками на одном энтузиазме, который бил из него фонтаном. Может, это было потому что значительный шанс в жизни Зину выпал относительно поздно, и он вцепился в него мертвой хваткой, а может, в принципе был человеком обязательным и работящим. Во время записи сингла и на съемках клипа он, казалось, вообще не уставал, и только когда в какой-то момент сел в неприметном углу и отрубился настолько, что его не мог докричаться режиссер, Хизаки понял, что пора устроить коллеге насильственную передышку. Сразу после съемок Зин был отправлен домой под присмотром Теру, с которым они вообще неплохо ладили. Это было неудивительно, учитывая, что эти двое были ближе по возрасту, чем Зин и остальные. С Теру же однажды, спустя недели две после начала работы, у них случился весьма интересный разговор о новом вокалисте. Один вопрос постоянно не давал Хизаки покоя и буквально вертелся на языке, но спрашивать очень не хотелось, будто это было какое-то обещание, данное самому себе. — А не кажется тебе, что он кого-то напоминает? — все-таки не вытерпев, он старался в тот момент хотя бы выглядеть как можно более равнодушным. Теру, подкручивая колки, поднял голову. Пару секунд он, казалось, размышлял. — Нуу… Как будто немного похож на Камиджо. Они почти одного роста и сложения, оба светловолосые. Пока что. Но сходство небольшое, слишком уж разные люди. Это было в точку, Камиджо и Кайто были совершенно разными людьми, Хизаки даже казалось — полярно разными. По сравнению с всегда истово следящим за своими словами и жестами Камиджо, Зин держался гораздо свободнее и естественнее. Если смеялся, то явно не думал, что надо при этом выглядеть на уровне — ему просто было весело и ничего больше. Если говорил что-то с жаром, то порой перебивал себя и выстраивал забавные конструкции из торопливых слов. Камиджо всегда говорил так, будто заранее пару часов репетировал перед зеркалом, выверяя каждый поворот головы. Хизаки нравилась эта эффектность в Юджи, но прямая искренняя непосредственность Зина импонировала едва ли не больше. И все же, ему казалось, что существовала проблема. — Может быть, поговорить с ним, пусть сменит имидж? Нет. Ты не подумай, что я это из-за… — Какая разница, светлые у него будут волосы, темные, или разноцветные? Все равно его будут сравнивать с Камиджо. Это неизбежно, — закончив с гитарой, Теру бережно поставил ее на диван и уселся удобнее. — Лучше подумай, где мне сапоги раздобыть к костюму. Хизаки едва не прыснул. — Только не говори, что… — Угу. На днях сунулся — как и следовало ожидать, обе пары исчезли. Не иначе как Юджи пригнал кого-то из своего стаффа, и тот все обнес, — Теру, кажется, самого разбирал смех. Хизаки представил, как какой-то мальчик на побегушках тащит к Камиджо домой все, что тот велел ему принести с базы. — Да уж. Развод и сапоги. Его плечи задрожали от беззвучного смеха. С Теру легко было обсуждать даже такие моменты, которые, по-хорошему, должны были вызывать грусть или, в крайнем случае, осадок. Но Хизаки очень быстро приучил себя смотреть только вперед, а впереди у него были не тени прошлого, а вполне перспективная новая группа. У новой группы все должно быть новое — звучание, образы, костюмы, и фронтмен. Конечно, Хизаки замечал, что порой упомянутый фронтмен чувствует себя как-то неловко. Возможно, как новенький в классе, если упростить до примитива. В конце концов, они четверо работали вместе не один год, привыкли к определенным вещам, и новому человеку вот так просто влиться было трудно. К тому же Зин почти никого не знал из тех, с кем обычно общались и просто пересекались остальные из Jupiter, и именно поэтому он предвкушал этот концерт ребят из Matenrou Opera с таким нетерпением. В других обстоятельствах Хизаки и в голову бы не пришло отлынивать, и теперь он чувствовал себя виноватым. …Покрутив в руках пустую бутылку из-под воды, Зин поднялся на ноги и вышел, отправившись к автоматам внизу. Учитывая, что никакой срочной работы у них сейчас не было, можно было не ждать его раньше чем через двадцать минут. Хизаки тоже нестерпимо захотелось смыться, потому что он чувствовал, что сейчас спросит Масаши. Тот и правда остановил видео, откинувшись спиной на удобное кресло, и задумчиво посмотрел на него. — Ты не хочешь идти из-за Камиджо? Хизаки с трудом подавил желание глубоко вздохнуть и только по-дурацки пожал плечами. — Я же сказал. У меня нет желания гудеть после концерта, к тому же чужого. — Да ладно тебе, Хи-чан. Мне ты можешь и не врать, тем более у тебя на лице все написано. Масаши был не щедр на слова, больше отмалчивался, но как-то так вышло, что с первого своего появления еще тогда, три года назад, он как-то исподволь взял на себя роль резонера, и в иные моменты, когда затянувшееся молчание грозило обернуться катастрофой, Масаши подавал голос, обычно говоря сразу по существу. Как теперь. — Знаешь, я виделся с ним пару раз, — задумчиво проговорил басист, легонько барабаня пальцами по подлокотнику кресла. — Могу сказать, что ты совершенно зря очкуешь. Камиджо все-таки не псих, по большей части он мыслит рационально… — По большей части, — горько хмыкнул Хизаки, отворачиваясь. — По большей части да. Но ты не хуже меня знаешь, какой он, когда что-то выбивает его из колеи. — Я говорил, надо было ему сказать, — мягко заметил Масаши. — И говорил, что будет только хуже, если он узнает сам. — Его вообще это не касается. — Это так. Но то, что он подумает, все еще важно для тебя, Хизаки-сан. Что верно то верно. Хизаки так и не смог отучить себя от привычки постоянно ждать мнения Камиджо на любое свое действие. Но после того, что он случайно услышал тогда, во время записи последнего альбома, после этих обидных убийственных слов, в его безусловно-авторитетном доверии Юджи прошла глубокая трещина. Хизаки никому не рассказал об этом, сам себя уговаривая, что тот просто был тогда не в себе, но обида жила в душе и уходить никуда не спешила. Может, именно поэтому он и решил, что стоит двигаться дальше. Может, именно поэтому он говорил с представителями лейбла о новой группе спустя всего полтора месяца после финального концерта Versailles. Теру открыто заявлял Хизаки, что он просто хочет этим поставить Камиджо на место и нанести ему удар. Но Хизаки даже сам себе не признавался, что Теру в чем-то прав. Взглянув все-таки на Масаши, он понял, что отмолчаться в этот раз не выйдет. — Ты прав. Мне все еще важно, что он подумает. Но не из-за каких-то личных причин, а просто потому что Юджи — профессионал, и был им задолго до того как я начал делать какие-то серьезные вещи в музыке. А еще потому что он не последний человек в нашем деле, и потому что, как бы ты хорошо о нем не думал, он вполне способен все нам зарубить. Масаши удивленно посмотрел, даже перестав мучить подлокотник. Выглядел он так, будто Хизаки объявил, что у него перед домом высадились инопланетяне. — Да ты, никак, параноишь. Как это, интересно, Камиджо может что-то нам зарубить? Будет давать направо и налево интервью, поливая нас последними словами? Клипы призовет бойкотировать? — Нет, но… — Ты на него в обиде. Я вполне это понимаю. И, между нами, он тоже здорово обижен на тебя. Но не из-за каких-то ваших личных причин, а просто потому, что ты дотянул до последнего и не сказал ему, что мы четверо собираем группу с новым вокалистом. Хизаки промолчал, старательно держа лицо, хотя очень хотелось сейчас схватить карандаш и сломать. — Но Камиджо никогда не опустится до подлости и не станет ставить нам палки в колеса, — продолжал тем временем Масаши все тем же спокойным тоном. — Ты ведь знаешь, что у него сейчас другие заботы. Да уж, эти самые «другие заботы» доводили Хизаки до белого каления. Как вопиюще глупо вышло все, он готов был врезать Камиджо за умение все переворачивать и из всего выходить жертвой-победителем. Невозможно было забыть, какой безобразный скандал у них вышел ровно на следующий день после первого промо «Jupiter». Об этом Хизаки тоже никому не сказал. — Я попытался ему намекнуть еще в январе. Он меня даже не дослушал и заявил, что собирается работать сольно, после того как я сказал, что мы четверо, возможно, будем держаться вместе, — упрямо буркнул он, старательно держа себя в руках. — Заметь, я ему ни слова не сказал о новой группе. Это он тут же пошел и сделал заявление на весь интернет. — А стоило сказать. Стоило сказать сразу, а не добивать его по частям все новыми и новыми подробностями. И ты еще удивляешься, что он сорвался. Масаши поднялся из кресла и прошелся по студии туда-сюда, вроде бы без особой цели. Ему нужно было разрабатывать спину после лечения, и он не любил долго сидеть на одном месте. Хизаки смолчал, но его раздражали эти хождения за спиной, вызывающие неясное чувство тревоги. — Значит, ты его поддерживаешь? — хмуро подбил он неутешительный итог. — Я поддерживаю нас. И тебя. Мне легче, чем вам всем, общаться с Юджи, и думаю, у него действительно есть причины обижаться на нас. Но с чего ты взял, что он станет высокомерно задирать нос, едва тебя увидит? Ты помнишь, чтобы он хоть раз вел себя так? — Нет, — честно признал гитарист. Тут уж действительно ничего другого он ответить не мог. — Тогда перестань валять дурака и придумывать отговорки. Идем все вместе, с Зином мы вообще еще никуда не выбирались, как группа, даже если это просто дружеский визит. Парень все еще не в своей тарелке, надо его поддерживать. Помолчав какое-то время, тщательно все обдумывая, Хизаки кивнул. Масаши был прав, а его, Хизаки, поведение отдавало эгоизмом. Невозможно же бегать от Камиджо всю жизнь. — Считаешь, разумно знакомить их с Зином? — спросил он, оборачиваясь вместе с креслом к Масаши. Тот, как оказалось, устроился на полу по-турецки и старательно перебирал свои шнуры. — Боишься, что великий и ужасный Камиджо его сожрет? — рассмеялся он, будто нарочно заставляя хихикнуть и Хизаки. — Скорее боюсь, что Камиджо он понравится. Масаши посмотрел на лидера с видом «ну ты издеваешься?» и опять занялся своими делами. Как раз в этот момент вернулся Зин с бутылкой виноградной минералки, и вопросительно посмотрел по очереди на коллег. — Можешь не страдать. Идем полным составом, — бросил ему Хизаки с как можно более равнодушным видом, и отвернулся, снова уткнувшись в дурацкое видео со съемок их первого клипа. Но даже сидя спиной и не видя, он знал, как просиял Зин. Может, совместные походы на концерты для него действительно важны, в конце концов, что там может страшного случиться. Хизаки старательно задвигал подальше не самые приятные мысли, размышляя над тем, что сказал Масаши. Странное дело, он даже не знал, что их басист общался с Юджи, понятия не имел, когда это было. С самого начала года он настолько погрузился в себя и так старался не сорваться, что совершенно перестал замечать что-то вокруг. Работа, еще работа, масса работы. Только это его, наверное, и спасало. Спасло и в тот вечер, когда раздался звонок Камиджо, который Хизаки одновременно и ждал, и ужасно боялся услышать. Разумеется, не было дня с момента начала работы Jupiter, чтобы Хизаки не думал о том, как отреагирует Камиджо, когда узнает, какую деятельность бывшие согруппники развернули за его спиной. А что воспримет он это именно так, сомнений не было — Хизаки знал Юджи давно. Справедливости ради, многие на его месте рассудили бы так же. Но как Камиджо поступит после, Хизаки не представлял. Воображение рисовало самые разные картины, от бурного выяснения отношений до ледяного молчания, и Хизаки даже себе не мог ответить на вопрос, чего боится больше: ярости Камиджо или равнодушия. Порой он думал, что так и не рассказал о новой группе заранее, потому что не был уверен, как справится с реакцией бывшего вокалиста, и найдет ли в себе силы работать дальше. Словами Камиджо умел бить по самому больному. Долго ждать себя он не заставил: телефон зашелся истошным сигналом через два часа после официального заявления. Даже месяцы спустя Хизаки отчетливо помнил, как провернул тогда ключ в замке, как вошел в свою квартиру и расстегнул куртку, когда мобильный завибрировал в его кармане. Он ни на секунду не усомнился, кто ему звонит. — Ничего не хочешь мне сказать, Хизаки-сан? — голос Камиджо звучал обманчиво спокойно, но ему почудилось, что он слышит в трубке звенящую злость, которую Юджи пытается скрыть. — Полагаю, это ты хочешь сообщить мне что-то. Ты же позвонил, — произнес Хизаки и на миг закрыл глаза. Надо было отвечать как-то не так, Юджи был зол и негодовал, а Хизаки ведь заранее готовился к этому разговору. Вот только почему-то он не мог вспомнить ни единой примирительной фразы из тех, что так долго сочинял. — С удовольствием скажу. Ты сволочь, Хи. Хотя, думаю, ты сам в курсе. Камиджо говорил отрывисто, чуть-чуть повышая голос, ему как будто не хватало то ли воздуха, то ли слов. Гнев, перемешанный с обидой, всколыхнулся внутри Хизаки, мгновенно лишив сил. Прислонившись к закрытой входной двери, он медленно опустился на корточки, проехавшись по ней спиной. «На самом деле, все не так, — вот, что должен был сказать он. — Я просто не мог иначе. Ты ведь ушел, а что мне оставалось делать?» Но произнес он совсем другое. — В Versailles была только одна бессовестная сволочь. Сволочь, которая сначала загнала группу в паузу, а потом слилась. Хизаки сам испугался своих слов и тут же пожелал взять их назад, но было поздно. Удивительно, как легко у него получилось бросить эти злые, ядовитые обвинения некогда дорогому человеку, другу и коллеге, на которого надышаться не мог. В какой момент произошел тот перелом, после которого любимый превратился в сволочь, он не знал. — Поздравляю, Хизаки-сан, — после небольшой паузы, в течение которой Хизаки успел два раза нервно сглотнуть, процедил Камиджо. — Ты меня наказал. Цель достигнута. — Да никого я не наказывал! — взорвался Хизаки, и не сразу сообразил, что его уже не слушают: щелчка он не услышал, но в трубке повисла глухая тишина. Бессильно опустив руку с телефоном, долгую минуту Хизаки так и сидел в полумраке прихожей, тупо глядя перед собой. Так гадко он еще никогда себя не чувствовал, и самым отвратительным было то, что в эту минуту он был практически уверен: Камиджо абсолютно прав. Дело не в том, как выглядело появление Jupiter в принципе. Дело было в том, что оно действительно стало предательством, и то, что Хизаки двигало вовсе не желание отыграться, а другие мотивы, его слабо оправдывало. Рывком поднявшись на ноги, он натянул куртку, которую минутой ранее снял, и вышел за дверь. Поймав первое попавшееся такси, он назвал адрес и прижался лбом к прохладному стеклу. Здравый смысл нашептывал, что ехать сейчас к бывшему вокалисту — идея далеко не лучшая. Им обоим надо было остыть. Вот только Хизаки не представлял, как переживет этот вечер, а потом завтрашний день, и еще один, если не закончит разговор. Бросить трубку можно только на расстоянии, а если Юджи будет стоять перед ним и смотреть в глаза, придется сказать все до конца, и будь что будет. Хизаки испытал секундный страх, что Камиджо его даже в парадную своего дома не впустит, но когда он собрался нажать на кнопку нужного звонка, из подъезда как раз вышла пожилая пара, впустив его внутрь. Лифт ехал слишком медленно, Хизаки успел оробеть, но приказал себе собраться и не давать слабину. Он чувствовал, что еще немного, и развернется в обратном направлении. Поэтому, когда двери лифта разъехались, он решительно шагнул к знакомой до боли двери и нажал на кнопку звонка. Хизаки держал ее долгих полминуты, пока по квартире разносилась мелодичная трель, и отпустил, лишь услышав, как изнутри тихо щелкнул магнитный замок. — На звонок нажимают один раз. Один короткий раз, — Камиджо не сказал, а выдохнул это. Его лицо казалось чужим, почти незнакомым, и сердце Хизаки свело спазмом от непонятного чувства. Наверное, он очень скучал, но в тот момент не понял этого. — Пусти меня, — грубо бросил он. — А если нет? — А если нет, будем говорить тут, — Хизаки подставил ногу, удерживая дверь, но Камиджо как будто и не собирался хлопать ею перед его носом. — Ну, заходи, — неприятно улыбнувшись, он посторонился и сделал приглашающий жест. Переступив порог, Хизаки не особо сосредоточился на том, что увидел вокруг. Холл был знаком до последней детали, ведь он много раз бывал здесь прежде. А Камиджо, вопреки своей привычке ходить по дому в халате, сейчас был одет в обычные светлые джинсы и свободную тонкую кофту с широким вырезом. Должно быть, он сам недавно пришел. — Мы не договорили, — сухо произнес Хизаки, сбрасывая обувь, и сделал шаг в сторону гостиной. — Притормози. Дальше я тебя не приглашал. — Ничего нового я здесь все равно не увижу. — Боюсь, что увидишь. Хизаки пер напролом и уже решительно пересек гостиную, когда его настигли эти слова. Остановившись, он медленно обернулся и встретился взглядом с Камиджо, который застыл на пороге, опершись рукой на дверной косяк. «Он не один», — вдруг понял Хизаки, хотя напрямую Камиджо этого не говорил. — Вот оно что, — едко улыбнувшись, он понимающе кивнул. — Ну хоть что-то не меняется. К тебе, как всегда, очередь. — Выбирай слова, — одернул его Юджи, не шелохнувшись при этом. Его лицо тоже застыло, оно не выражало ровным счетом ничего. — Говорю как есть. — Нет. Ты говоришь то, что думаешь. А это разные вещи. «Что мы несем вообще?» — Хизаки на миг прикрыл глаза. Он же вовсе не для этого приехал — он планировал внести ясность, объяснить, что… — Зачем ты пришел? — не дал ему додумать мысль Камиджо, и Хизаки понял, что это конец. Он теряет контроль, его уже несет, и сдерживаться он не намерен. — Не зачем, а почему. Потому что ты позвонил, а потом бросил трубку, и мы не закончили разговор. Что за глупые обвинения, Юджи? Я перед тобой ни в чем не виноват. Даже мысль о том, что в квартире они не одни, и их наверняка слышат, отступила. Хизаки уже плохо соображал, что говорил — его душили гнев и обида, накопившиеся за все последние месяцы одиночества. — И это мне говорит человек, который подбил музыкантов нашей общей группы собраться за моей спиной, найти какого-то мальчика и сделать вид, что так и надо? — За какой спиной? — от напускного спокойствия Камиджо Хизаки закипал все сильнее. — Ты свихнулся? — Пока я решал тысячу вопросов и проблем с Versailles, вы устроили какой-то заговор, — по словам отчеканил Камиджо. — И не надо сейчас мне рассказывать, что это было не так. — Ты же сам объявил, что больше не хочешь быть в группе и будешь работать сольно! — Я объявил это, когда группа была уже на хиатусе. — И о Jupiter мы объявили, когда группа была на хиатусе! Ты сам заявил, что не можешь дальше работать со мной! Хизаки уже почти кричал. Они с Камиджо сейчас представляли собой две полные противоположности — один сходил с ума и бесился, второй был спокоен и неподвижен, как скала. — Неважно, что я заявил. Важно, когда вы успели подготовить все это, — Камиджо сделал широкий жест рукой, будто приглашая Хизаки полюбоваться его невидимыми глазу достижениями. — Не считай меня дураком, я прекрасно знаю, сколько на это надо времени. — А я смотрю, ты и посчитать успел, — выплюнул Хизаки. — Я только этим и занимался всю жизнь: планировал, подсчитывал, договаривался, обеспечивал функционал группы, работа у меня такая, — парировал Камиджо. И едко усмехнулся. — К тому же, ты ведь знаешь, как мне всегда было интересно твое творчество. — Да что ты! А я думал, у меня всего одна приличная песня, а остальное можно выбросить! От глаз Хизаки не укрылось, как впервые с начала разговора Юджи переменился в лице. Те слова, которые он случайно подслушал в студии, занозой сидели в душе и не шли из головы, тогда как человек, произнесший их, даже не подозревал, как сильно ранил Хизаки. Он так и не узнал, что ответил бы на это Камиджо. Позади него послышались шаги, и Хизаки весь подобрался, заметив движение в прихожей. — Можете не обращать на меня внимания, — появившийся за спиной Камиджо парень махнул рукой и направился к вешалке, а сам хозяин дома резко развернулся к нему и замер, меряя взглядом. Ощущение было таким, словно Хизаки под дых дали. Гость Камиджо со скучающей физиономией вытащил из кармана болтающейся на крючке куртки телефон и украдкой взглянул на дисплей, чтобы после невозмутимо поднять глаза и окинуть равнодушным взглядом и Юджи, и Хизаки, стоявшего от него поодаль. — Ты подождать не мог? — сердито спросил его Камиджо, на что парень пожал плечами: — Мне позвонить надо. Я и так уже долго жду. Этот тип с лошадиным лицом показался Хизаки смутно знакомым, но понять, где именно они встречались прежде, не получилось. Наверняка, тот тоже был музыкантом, быть может, кто-то, с кем Юджи теперь работал, он ведь никогда не видел проблемы в том, чтобы пригласить домой коллегу. И до Хизаки вдруг дошло, что появись сейчас в гостиной обычный полураздетый парень или девка, это и то ранило бы его меньше. Не так важно было, с кем Камиджо теперь спит, важно было — с кем он теперь работает. Парень исчез в коридоре так же быстро, как появился, а Юджи повернулся к Хизаки, и тот явственно увидел в его глазах усталость. Камиджо показался ему в тот момент постаревшим и измученным. — Тебе лучше уйти, — негромко произнес он. Хизаки ничего на это не ответил. Оставаться дальше в этой квартире он не смог бы, даже если бы Юджи просил его об этом. Последующие за этим дни напоминали сплошной дурдом, Хизаки даже толком не помнил, что именно они делали тогда — все слилось в сплошное световое пятно. Но среди всего этого он четко воспринимал истерию, начавшуюся среди фанатов, а так же идиотские заголовки в СМИ о «переименовании группы» и «новом вокалисте Versailles». Все будто нарочно шло по самому отвратительному сценарию, и если уж даже им всем неприятно было такое читать, Хизаки думать не хотел, как, должно быть, бесится Камиджо. Он ждал, что все станет еще хуже, грянет какое-нибудь изобличительное интервью или заявление, и заявление действительно последовало, вот только совершенно не такое, какое Хизаки мог ожидать. Перечитывая снова и снова длинное послание на официальном сайте Камиджо, он просто не мог унять ноющее тяжелое чувство в груди. Все эти слова поддержки, разумные акценты, здравый смысл... Ни следа негатива или обиды. Будто за пару дней с Юджи случились метаморфозы, и он сумел взять себя в руки скорее, чем можно было представить. Хизаки почему-то не сомневался, что этот текст написал он лично. В этих обращенных к общественности словах слышался знакомый голос. Юджи в очередной раз доказал ему, что он — истинный лидер, не на словах, а на деле. И пусть оба они знали, что можно было в его послании прочесть между строк, выглядело оно достойно, именно так, как должно было выглядеть. Разум подсказывал, что не стоит смотреть на Камиджо сквозь розовые очки даже после такой впечатляющей защитной речи посредством блога. Но сердцем Хизаки в очередной раз потянулся к нему, все еще продолжая безмолвно восхищаться этим человеком вопреки его сволочному характеру. …Тряхнув головой, он погнал прочь неуместные теперь воспоминания. После той последней для них встречи прошло немало времени, но Хизаки до сих вспоминал о ней чуть ли не каждый день и прокручивал в голове сотни возможных вариантов разговора. Как все повернулось бы, сумей он тогда сдержаться? Затянувшееся молчание длилось два месяца, и чем дальше, тем труднее Хизаки было решиться на новый разговор с Камиджо, зарыть топор войны и помириться, насколько это возможно. И грядущий концерт Matenrou Opera был, конечно, отличным поводом, но именно поэтому Хизаки отчаянно трусил и не хотел идти. Слишком сильно было предчувствие, что Камиджо просто пошлет его подальше с попытками пойти на мировую, и общаться станет отстранено и холодно, как с пустым местом. Но Масаши тоже был прав, нельзя же из-за натянутых отношений с бывшим коллегой игнорировать нужды коллеги нынешнего, к тому же, им и правда полезно будет показаться всем вместе. Зин выглядел спокойным, разглядывая букеты в холле концертного зала, но Хизаки чувствовал, что тот все равно нервничает. — Да успокойся. Ты будто раньше не бывал на лайвах, — он слегка похлопал парня по плечу. Зин очнулся и согласно кивнул. — Бывал, конечно. Но сейчас все по-другому… Он не успел договорить, глядя куда-то поверх плеча Хизаки. Тот обернулся, невольно задержав дыхание, как перед прыжком в ледяную воду. К ним приближались Соно, Анзи и Йо, а между ними шел Камиджо, собственной персоной. Позади него виднелся Икеда и тот самый парень, которого Хизаки тогда застал в квартире Юджи. Все пятеро о чем-то болтали, Камиджо смеялся, как всегда очаровательно сверкая улыбкой, хотя выглядел он сегодня как обычно, без каких-либо изысков — темные очки, привычный черный пиджак, джинсы, и мягко струящиеся волосы, падающие на шею. Йо заметил их первым и тут же помахал рукой, ускорив шаг. Соно последовал его примеру, а Анзи еще о чем-то поговорил с полминуты с Камиджо. Хизаки очень старался не есть его глазами, и перевел взгляд на Соно. До концерта еще было время и зрителей пока не впустили, в холле они были одни. — Здорово, что вы пришли! — Соно, как всегда, был на мандраже перед лайвом. — Я вас сто лет не видел, ребята! Эти слова адресовались, конечно, Масаши, Юки и Теру, последний вообще радостно обнял Йо за шею. — Круто, что вы нас позвали, я как раз на днях собирался тебе звонить! О, кстати, знакомьтесь, это — Зин, вокалист Jupiter. Теру опередил будто впавшего в ступор Хизаки, сам представив всем Зина. Тот держался молодцом, ничем не выдавал робость, раскланялся со всеми и привычно улыбнулся. Но Хизаки заметил, что уголки губ у него немного дрожат. — Ждем с нетерпением ваших работ, очень хочется послушать, — искренне заверил их Йо, а Соно тут же втянул Зина в разговор, сути которого Хизаки не уловил, потому что снова взглянул на Камиджо. Тот со своей «свитой», иначе и не скажешь, так и стоял в паре шагов от них, но недовольным или злым не выглядел. Напротив — он слегка улыбался, вроде бы не глядя на Хизаки, но как всегда трудно было понять, что попало под его пристальное внимание. Иногда Хизаки терпеть не мог солнечные очки. Убедившись, что Зин в надежных руках, если, конечно, Соно не заболтает его до смерти, он бросил взгляд на Теру и Масаши. — Извините, я сейчас. Те кивнули, явно понимая, в чем дело, и Хизаки шагнул к Камиджо ровно в тот момент, когда тот сам сделал шаг ему навстречу. Икеда и смутно знакомый новый коллега Юджи переглянулись и молча обошли их, присоединившись к остальным. Хизаки остановился напротив Камиджо, изучая его взглядом. Тот спокойно смотрел на него в ответ, как всегда, держа плечи расправленными и голову чуть откинув назад. — Здравствуй, Юджи, — тихо проговорил Хизаки, начав первым. — Рад тебя видеть. Судя по тому, что по губам Камиджо скользнула легкая теплая улыбка, он, наверное, даже почти и не врал. И Хизаки решился. — Я хотел… — Нет. Шагнув к нему еще ближе, коротко взглянув на своих спутников, ребят из Matenrou Opera и бывших коллег, Камиджо мягко взял Хизаки за локоть и отвел чуть в сторонку, ближе к пестрящим букетам. Гитарист был ему за это благодарен, им и в самом деле не стоило говорить при всех. — Что «нет»? — спросил он, потому что Юджи молчал. — Ты сейчас начнешь извиняться. Я не хочу, чтобы ты это делал. Камиджо снял очки, и Хизаки заметил, что тот сегодня пришел без какого-либо макияжа. Взгляд бывшего вокалиста без линз и косметики всегда казался ему каким-то беззащитным, иной раз хотелось попросить его не смотреть так. Но сейчас они стояли друг перед другом, и Хизаки не мог ни о чем просить Юджи — даже смотреть иначе. — Я не знал, что ты тогда услышал мои слова, — тихо начал Камиджо, и как ни странно, Хизаки мгновенно понял, о чем речь. — Поверь, я вовсе так не думал и не думаю. Ты прекрасный талантливый музыкант. А в тот момент во мне жила боль и злость, я видел весь мир исключительно в негативных оттенках. Как в то время, когда… Он осекся, но и так было понятно. Помолчав немного, бесцельно скользя взглядом по выставленным подарочным букетам, Камиджо вдруг протянул руку и провел кончиками пальцев по крупной алой розе, сидевшей в сердцевине одной из композиций. — Разумеется, все не так. Я верю в судьбу и точно знаю, что встретились мы не случайно. И я любил твою музыку. Всегда. И всегда буду ее любить. Даже если ты будешь писать ее уже не для меня. Хизаки почувствовал, как ему свело горло, он судорожно сглотнул комок и сумел только кивнуть. От всей души ему хотелось сейчас увидеть, что Камиджо как обычно лжет, бросается красивыми словами, только чтобы в очередной раз настроить его на свою волну. Он посмотрел ему в глаза, и на сердце легла тяжесть. Юджи и не думал врать, он говорил искренне. — Я хотел сказать… сказать тебе спасибо за то твое обращение в блоге, — запинаясь, произнес Хизаки. — Это было очень правильно и очень достойно. Если ты действительно считаешь так, как написал там… — Ну, ты ведь должен понимать, что не целиком и полностью я так считаю. Почему-то это принесло облегчение. Если бы Камиджо стал убеждать его, что именно таково было его отношение, это разрушило бы возродившееся очень хрупкое доверие, и Хизаки бы ему не поверил. Но искренность ценили они оба, и он только кивнул. — Я понимаю. И я действительно не хочу, чтобы ты думал, будто мы собрались за твоей спиной, еще когда… Камиджо покачал головой, и этот жест заставил гитариста замолчать. — По правде сказать, это уже не имеет значения, Хи. Давай просто перешагнем через это. Ласково тронув его предплечье, мягко погладив, Юджи снова спрятал глаза за темными очками и попытался улыбаться, как прежде. Как всегда, у него вышло это просто ослепительно. — Пойдем. Нас заждались. Заодно познакомишь меня с вашим новым вокалистом. Что-то кольнуло от этих слов, в глубине души шевельнулась смутная тревога, в подкорке стучало, что не могло все разрешиться вот так легко и просто, но подозревать вечно плохое неправильно, к тому же так искренне хотелось верить в лучшее. Хизаки отогнал дурацкие параноидальные мысли, и они вместе вернулись к остальным. Он как-то проморгал момент, когда были представлены друг другу Камиджо и Зин, помнил только, что общались они все вместе совсем недолго, буквально минут десять. И все это время за спиной Камиджо маячили Икеда и хамоватый гитарист, которого звали Меку. Задним числом Хизаки припомнил его в качестве гитариста и лидера Galeyd, но не стал уточнять, что тот делает рядом с Камиджо. — Вы уже определились с ближайшими планами? — вежливо поинтересовался Соно, адресуя вопрос одновременно и Камиджо и пятерке Jupiter. Все как-то невольно переглянулись, и Камиджо рассмеялся. — Возьму на себя смелость сказать, что для начала всем нам нужна критическая масса в виде достаточного количества песен. Пока что речь только о синглах, но я не хочу выступать на сборных концертах, — он посмотрел на Хизаки и, как показалось, на Зина тоже. — А вы? — Возможно. Кое-что было в планах, — подал голос его до того молчавший вокалист, и Хизаки показалось что он говорит как-то непривычно, не похоже на себя. — Мы хотели провести несколько эфиров на Akasaka Plus, начиная со следующего месяца. У нас как раз выйдет альбом… — Как и мой сингл, — лучезарно заулыбался Камиджо, и все тихо рассмеялись вслед за ним. — Почему бы не устроить один общий эфир? — вдруг предложил Зин. Хизаки не ожидал от него такой прыти и инициативы, но пожалел с досадой, что не додумался сам выступить с предложением. — Было бы неплохо, Юджи. Что скажешь? От него не укрылось, как быстро, едва заметно Камиджо переглянулся с Икедой и Меку, и еще почему-то с Анзи, хотя при чем тут он было непонятно. У Хизаки возникло чувство какой-то сложной игры с двойным, а то и тройным дном. Он пока не понимал толком, что чувствует по этому поводу, но, однозначно, ему стало интересно. — Думаю, для начала вам нужно провести несколько только своих стримов, — осторожно предложил Камиджо. — Я могу выступить специальным гостем в третьем или четвертом, ближе к выходу моего «Louis». Соно с интересом посмотрел на него. — Ты говоришь о своем дебютном сингле как о живом существе. — В каком-то смысле так и есть. Все рассмеялись. А поговорив еще пару минут разошлись. Соно со своими согруппниками отправились за сцену, а Jupiter с Хизаки — в зрительный зал, чтобы успеть занять особые места. Троица во главе с Камиджо пообещали присоединиться позже, Юджи срочно необходимо было куда-то позвонить, и на этом они расстались. Только уже в зале Хизаки вдруг обратил внимание на какого-то странного, будто приторможенного и задумчивого Зина, и мягко тронул его за руку. — Эй. Ты в порядке? — Конечно, — заверил его парень, для наглядности еще и кивнув. — Что со мной сделается? Это было резонно, но Хизаки не покидало чувство, что он что-то упустил. Зин занял место рядом с ним, но смотрел больше не на сцену, а в сторону прохода, словно кого-то хотел там высмотреть. Еще за неделю до эфира Ustream Akasaka Plus Хизаки начало грызть плохое предчувствие, и чем ближе была назначенная дата, тем больше он необъяснимо беспокоился. Несчетное количество раз он повторял себе, что мандражировать перед встречей с Камиджо глупо: они уже виделись и поговорили тогда, недосказанность, висевшая между ними, исчезла, и можно было сказать, что они расстались друзьями. Умом Хизаки все это понимал, но внутри все равно что-то сжималось от одной мысли о предстоящем эфире. Еще ему не нравилось, как себя ведет Зин. Парень вообще оказался впечатлительным и эмоциональным, однако, к его чести, держался он неплохо и почти ничем не выдавал истинных чувств. Еще до того, как Jupiter заявили о себе, Хизаки начал жалеть своего нового вокалиста — ему предстояло непростое испытание. Обидные сравнения, пустые обвинения, придирчивые оценивающие взгляды знакомых и коллег — с этим ни Хизаки, ни другие участники группы ничего не могли поделать и никак не смогли бы помочь. По прошествии некоторого времени — самого трудного, как считал Хизаки — можно было смело сделать вывод, что Зин справляется. Вот только почему-то теперь Хизаки настойчиво мерещилось беспокойство в его глазах, и он утвердился в своих подозрениях, когда в день выхода передачи увидел, как Зин, уже переодетый, с макияжем и прической, нервно покачивается на стуле, кусает губы и мнет в руке какую-то салфетку. — Почему ты каждый раз так дергаешься? — в конце концов не выдержал гитарист. По правде сказать, он сам был не в своей тарелке. Камиджо опаздывал. Точнее, немного задерживался: его выход планировался примерно через тридцать минут после начала, и спешить ему не было нужды. Это ведь не концерт, вовсе не обязательно выходить при полном параде, так что успеть Камиджо должен был, даже если бы явился в самый последний момент. И все бы ничего, если бы ни одна мысль, которая не давала Хизаки покоя: Юджи делает это специально — нагнетает. И задерживается он вовсе не потому, что не хочет лишнюю четверть часа общаться с бывшим коллегой и любовником, а затем, чтобы тот не находил себе места и томился. Хизаки злился на себя, но это предположительное ожидание Камиджо он оправдывал по полной программе. Тот не мог не прийти, даже если бы полгорода рухнуло, Камиджо не пропустил бы эфир. Не было никакой разницы, когда именно он объявится, но Хизаки все равно безостановочно нервничал. Вид Зина, который тоже изводился непонятно из-за чего, раздражал еще сильнее. Вдвоем они сидели в комнате, служившей здесь гримерной, и ждали, когда их пригласят в студию. Часы на стене отсчитывали секунды, и Хизаки поймал себя на том, что смотрит на них чуть ли не каждые полминуты. — Я не дергаюсь, — нарочито спокойно ответил Зин. — С чего ты взял? — Посмотри, что у тебя в руке. Видимо, Зин даже не замечал, что делает, и с некоторым удивлением взглянул на измочаленную, влажную от пота бумажную салфетку, которой до этого поправлял макияж, да так и не выбросил. — Дело не в эфире, — выдохнул он и посмотрел в сторону. А Хизаки вдруг почувствовал легкие угрызения совести. Он как-то совсем не думал, что люди могут переживать и из-за своих личных проблем, к работе никак не относящихся. К тому же, будучи крайне тщательным на репетициях, Хизаки ни разу не поинтересовался, все ли у Зина гладко вне студии. А тот последние дни и правда ходил как в воду опущенный. — Случилось что-то? — вопрос звучал натужно и по-дурацки, но Хизаки решил, что лучше все-таки спросить, чем игнорировать. Зин пожал плечами, и чуть было не потер лоб, но вовремя вспомнил про уже нанесенный грим. — Если честно, все паршиво. Пришлось съезжать с квартиры. Это было так неожиданно, что Хизаки подумал, будто ослышался. Он даже слегка подался вперед, посчитав, что что-то не так понял, и внезапно сообразил, что понятия не имел, где вообще жил до этого его вокалист. — Почему пришлось? У Зина было такое лицо, будто его мучила зубная боль, хотя он и пытался это скрыть. — Если не хочешь — не говори, — быстро добавил гитарист. — Да нет тут ничего такого, о чем нельзя было бы говорить. Мы разъехались с Риной. Прозвучало это сухо, но Хизаки все равно уловил в голосе Зина какие-то нехорошие нотки. Не зная, что сказать, он молчал, но чувствовал, что это еще не все. — Она посчитала, что я не умею держать слово, — Зин невесело усмехнулся. — И еще, что я похож на Томо и никогда не повзрослею, а она на своем горбу меня всю жизнь тащить не желает. Последние слова прозвучали так, что стало ясно — это цитата. Причем цитата весьма горькая и явно задевшая на живое. — Она решила так из-за того, что ты стал работать с нами? — у Хизаки как-то не укладывалась в голове подобная нелогичность. — Вроде того. За пару недель до нашего с вами знакомства я ей сказал, что хочу со всем завязать. Ну, слово вроде как свое не сдержал, и она ушла. — Может, еще передумает… — несмело предположил Хизаки. Зря он этот разговор затеял, не стоило расстраивать и без того нервничавшего Зина. — Не передумает. Веришь, я пытался ее вернуть, все бесполезно. Уперлась «или я, или твоя новая группа». — И ты выбрал группу? — Для меня вообще в этом смысле не было вариантов. Хизаки почувствовал легкий холодок по спине. Он не знал точно, как относиться к такому категоричному заявлению, и с одной стороны ему нравилась безапелляционность Зина и его приоритеты, а с другой было жутковато — как и всегда, когда он встречал людей, которые руководствуются холодным разумом, а не чувствами. Почему-то он считал, что Зин не такой. — И теперь ты в поисках жилья? — Нашел кое-что. Одному ту квартиру, где мы жили с Риной, мне не потянуть, так что теперь я ем и сплю в кухняспальне, — Зин рассмеялся. — Зато к нашей базе поближе. Некоторое время он молчал, будто что-то обдумывал, и взглянул на большие настенные часы. — Ладно, если уж совсем честно, из-за эфира я тоже волнуюсь немного, — уголок губ Зина чуть дернулся. Скомкав салфетку окончательно, он бросил ее на подзеркальный столик. — Ничего не могу с этим поделать. — Ну и зачем волноваться, — Хизаки пожал плечами. — Это ведь даже не выступление. Тут не налажаешь. Сиди, читай вопросы и отвечай — никаких проблем. — Мне кажется, ты иногда забываешь, что у меня не такой богатый опыт, как у тебя… У всех вас, — Зин невесело улыбнулся, и в интонациях его голоса Хизаки послышалась усталость. — То, что для вас обычное дело, для меня первый опыт и испытание. «К сожалению, я никогда об этом не забываю», — мелькнула в голове горькая мысль, но Хизаки не стал за нее цепляться и, тем более, озвучивать. — Я все прекрасно понимаю, — вслух произнес он. — Но поводов для беспокойства действительно нет, к тому же, три эфира уже за плечами. А если ты так волнуешься из-за Камиджо, то совершенно напрасно. Даже хорошо, что он будет. Юджи знает свое дело и всегда поможет, если что-то пойдет не так. Хизаки скорее успокаивал себя, чем своего разволновавшегося вокалиста, и когда Зин посмотрел на него как-то странно, вовсе прикусил язык. — А что может пойти не так, чтобы Камиджо пришлось помогать? — наконец спросил Зин, но ответить Хизаки не успел. — Кому здесь уже надо помогать? — послышался за спиной знакомый голос, и гитарист против воли резко обернулся. Как Камиджо удалось открыть дверь беззвучно, и как долго он уже слушал, можно было только догадываться. Хизаки почувствовал острый укол страха: не сказал ли он чего лишнего? Следом за этим пришла досада. Что такого, в конце концов, он мог обсуждать с Зином, чтобы теперь пугаться, как нашкодивший ребенок? — Добрый день, — Зин опередил Хизаки, который не успел придумать достойный ответ, и едва заметно выпрямил спину, глядя на Камиджо. — Привет, — бросил тот, дружелюбно улыбаясь и проходя в комнату, чтобы опуститься в свободное кресло. — Как настроение перед эфиром? Приказав себе собраться, Хизаки изобразил самую безмятежную улыбку, на которую был сейчас способен. — Отличное, — произнес он. — Ты, как всегда, не торопишься. — А куда мне торопиться, если я всегда готов? — насмешливо поднял брови Камиджо. Тут он не соврал. На Юджи был черный костюм с блестящей отделкой на воротнике пиджака, волосы уложены в знакомую прическу, а пол-лица скрывали привычные темные очки-хамелеоны — Хизаки толком не удавалось рассмотреть его глаза за дымчатыми стеклами. Определенно, до эфира у Камиджо были запланированы еще какие-то мероприятия или встречи, после которых он приехал уже фактически подготовленный. Этому нельзя научиться, вдруг подумал Хизаки. Даже не прилагая особых усилий к созданию образа, с откровенной небрежностью в жестах и движениях, Камиджо умудрялся выглядеть, как картинка. Человек без единого изъяна, совершенство — придраться не к чему. Шлейф не по-мужски сладких духов и бархатные интонации в голосе только усиливали эффект, они дополняли образ, и Юджи уже не казался плоской моделью с обложки журнала, а превращался в живого человека, обворожительного, притягательного и совершенно недоступного. Камиджо было так легко восхищаться, что порой не верилось, будто где-то в мире существуют люди, не попавшие под его обаяние. — С тобой не угадаешь, — покачал головой Хизаки, гоня прочь такие неуместные сейчас мысли. — Иногда ты приходишь раньше всех, иногда в последний момент, и непонятно, когда тебя ждать. — Главное, что я всегда прихожу вовремя, — Камиджо одарил его слабой улыбкой. — А ждать меня не надо. Зин коротко рассмеялся, немного нервно, как показалось Хизаки, — видимо, он не совсем понял, шутил Камиджо или нет. И тот куда более лучезарно, чем до этого, улыбнулся уже Зину, который вдруг совсем несолидно опустил глаза и уставился на свои колени. Хизаки вдруг понял, что происходящее ему решительно не нравится. «Плохая была идея», — запоздало понял он, переводя взгляд с бывшего вокалиста на нынешнего. Проблема была вовсе не в том, что на фоне Камиджо любой смотрелся бы бледно. Хизаки отнюдь не считал, что его новый фронтмен был чем-то плох или уступал вокалисту Versailles — он просто был другим, как и группа была совершенно иной. Однако Хизаки все равно остро ощутил, что не стоило все это затевать. И многочисленные аргументы, которые приводили его согруппники и которые он сам придумывал десятками, вроде того, что надо показать всему миру, какими добрыми друзьями остались Камиджо и его прежние коллеги, вдруг показались ему совершенно неубедительными. — Пять минут до эфира. Вы готовы? — заглянул в гримерку парень из персонала, и Хизаки кивнул, решительно поднимаясь на ноги: — Готовы. — Удачи, — сняв очки, Камиджо откинулся на спинку кресла и чуть улыбнулся, глядя на него снизу вверх. — Спасибо большое, — поблагодарил Зин, а Хизаки только плечами передернул и направился к двери. «Может, нормально все пройдет и в этот раз», — подумал он. В любом случае, ничего ужасного или из ряда вон выходящего случиться не могло, и эта мысль немного успокаивала Хизаки. И поначалу все действительно шло, как всегда, нормально. Зин в привычной обстановке расслабился и перестал напоминать сжатую пружину, чат был как всегда дурацкий и не смеяться над какими-то репликами и вопросами было просто невозможно. В какой-то момент Хизаки вообще забыл о Камиджо, и что его появление неумолимо приближается. Только во время очередной вставки отрывка клипа в эфир, когда Юджи тихо проскользнул в студию и расположился за кадром, ожидая своего выхода, мандраж вернулся, и Хизаки ощутил, как у него слабо дрожат руки. На удивление, Зин вел себя куда спокойнее, в сторону гостя почти не смотрел, продолжал все так же ровно и доброжелательно что-то говорить, временами смеялся, словом, был такой же, как и всегда. С тайным оттенком гордости Хизаки понял, что парень прогрессирует не по дням, а по часам, и, значит, действительно есть в нем что-то. Сейчас Зин и тот Кайто, которого они встретили в баре в середине февраля, разительно отличались друг от друга, будто два разных человека. И все же, стоило Камиджо влиться в эфир, как атмосфера как-то неожиданно переменилась. Фокус явно сместился, и Хизаки только усмехнулся внутренне, давно к этому привыкший — Камиджо всегда и всюду, в любой ситуации, оттягивал центральное внимание на себя, зачастую даже не прилагая к этому никаких видимых усилий. Даже в простой посиделке он всегда был в центре обсуждения, всегда был душой компании, всегда знал, как говорить и о чем говорить. Вот и теперь, усевшись между Зином и Хизаки, он уверенно подхватил нить разговора, словно бы разом втянув в него обоих. Едва ли Хизаки мог сказать, что Камиджо обделяет его вниманием, болтая о какой-то чепухе с Зином, и едва ли сам Зин мог расслабиться, когда Камиджо переключал внимание на своего бывшего гитариста. Но все же не отпускало чувство, что вот-вот что-то случится, и это предчувствие не обмануло. Хотя Хизаки бы отдал многое, только чтоб ничего этого не произошло. Камиджо просто не был бы собой, если бы не устроил очередной хренов вампирский перфоманс. Как-то иначе назвать это было невозможно, и Хизаки в тот момент ужасно порадовался потоку очередных дурацких фраз в чате — по крайней мере, сам он сделал вид, что вычитал что-то ужасно смешное, когда Юджи так беспардонно полез к его вокалисту. Будто не было здесь никого. Будто их не видели в прямом эфире бог знает сколько зрителей. Хизаки хотелось дернуть Камиджо за плечо и рявкнуть: «Ты что, спятил что ли?!», но вместо этого он чувствовал на своем лице будто приклеенную улыбку, от которой уже начинало сводить скулы, и слышал смех Зина. Совершенно другой, незнакомый смех, которого прежде у парня никогда не бывало. «Как ты задолбал со своими вампирскими замашками», — неожиданно подумал Хизаки, сам удивившись, как быстро и диаметрально изменилось его восприятие от восхищения до откровенной неприязни. Но это было еще полбеды, можно было потерпеть несколько секунд, пока Камиджо «кусал» его вокалиста, а вот когда этот бесстыжий засранец попросил об ответной услуге, Хизаки уже очень хотелось одернуть его и потребовать прекратить. Но он будто замер и не мог шевельнуться, глянув только быстро, как Зин скрывает на миг свое лицо у шеи Юджи, невольно прячась за его волосами. Один короткий взгляд — и Хизаки отвернулся. «Сукин ты сын!» — в бешенстве думал он, незаметно сжимая пальцы в кулак. Вот это была бы бомба, врежь он сейчас Камиджо по довольной физиономии, ровно в тот момент, когда тот, усмехаясь, подался к нему. — Он поцеловал меня, — доверительно сообщил Юджи. Глаз его за темными стеклами все еще было не видно, но Хизаки знал, что тот кокетливо и томно стрельнул взглядом в Зина. И вновь пришла неприятная мысль, что все это Камиджо делает нарочно. Нарочно концентрирует внимание на себе, нарочно поддевает и провоцирует Зина, который — дурак безмозглый! — ведется. Юджи преследовал четкую цель. «Ничего он не простил и вряд ли забудет когда-то», — пришло вполне закономерное понимание. Хизаки как никогда ясно осознал, что сам оказал своей же новой группе медвежью услугу, приобретя себе преданного и возлюбленного врага. Камиджо просто не оставит их в покое, он всегда будет маячить сверкающим силуэтом где-то в шаге от них, не важно, впереди или позади. Его тень, так или иначе, будет падать на все, что Хизаки задумал, все, что он будет делать на сцене. Но виноват в этом только он сам, больше никто. Он верил, что по его лицу невозможно все это прочитать. Все-таки столько лет с Камиджо дали свои результаты — Хизаки научился по большей части скрывать от окружающих свои эмоции и мысли. И болтать о пустяках и глупостях, когда больше всего хочется говорить серьезно; смеяться и шутить, когда на душе кошки скребут. Среди всего этого он будто почти не фиксировал, насколько сильно Камиджо сосредоточил свое внимание на Зине, беспардонно врываясь в рамки его личного пространства, а когда обратил внимание — было поздно. Остаток эфира походил на рассвет после ядерного взрыва. Спокойно, солнечно, мило, с ощущением неотвратимо произошедшего. Хизаки сам не знал, что его дернуло, но на последних минутах он все же решился сделать то, что хотел с самого начала, хотя и вышло все не так, как он планировал. Камиджо не должен был так мягко накрывать его руку в ответ, когда они тепло обнялись. Они так не договаривались. Это очень мешало ненавидеть его за все, что он сегодня было. — Спасибо всем огромное, эфир закончен, — Тсучия-сан закрыл ноутбук и поставил его на стол, довольно ухмыляясь. — Классно вышло, число просмотров просто зашкалило сегодня. «Еще бы», — мрачно хмыкнул про себя Хизаки, но ничего не сказал, только улыбнулся. Камиджо выглядел таким довольным, будто выиграл в лотерею. Или надрал задницу сопернику на ринге, что, в свете ситуации, было куда ближе к истине. Он наконец-то снял очки, нарочно выверенным жестом, и чуть встряхнул головой, убирая волосы с глаз. — Все было очень мило, — он с улыбкой посмотрел на Зина, долго не отводя взгляд от его лица. — Думал, ты откажешься. — А что, так тоже можно было? — шутливо парировал тот, чуть ли не подмигнув. Они синхронно рассмеялись, а Хизаки просто застыл, обомлев. Он потратил столько времени, чтобы поломать робость Зина в общении с ними всеми, постоянно поддерживал и подбадривал, еле дождавшись, чтобы тот, наконец, почувствовал себя легко и свободно, а Юджи это удалось за какие-то полчаса. Камиджо не отпускал внимание Зина, и лицо его стало таким, каким бывало, когда он хотел кого-то очаровать. — Ну, конечно, можно было. Я ведь дал тебе выбор, которого никогда не было у меня, — и замолк, вроде бы выдерживая театральную паузу. Зин недоверчиво чуть сощурил глаза, улыбаясь. — Это из той книги… да? Или из фильма? — Хватит нам одного вампира, — невежливо вмешался Хизаки, рассудив, что пора это прекращать. Слова свои он сгладил смешком, но не сомневался, что всегда читавший его, как открытую книгу, Камиджо все увидел по его глазам. Выйдя из студии, они тут же напоролись на менеджеров Юджи, которые, кажется, не оставляли его одного ни на минуту. Либо он сам намеренно окружил себя большим количеством помощников, старательно повышая свою значимость. — Нам нужно сделать фото, — вдруг вспомнил Камиджо, и снова надел очки, спрятав глаза. Хотя здесь, в ярком свете ламп, его взгляд все же можно было различить. Их быстро щелкнули, и Хизаки не сомневался, что не успеют они переодеться и покинуть студию Akasaka Plus, а фотка уже будет в сети. Пальцы все еще дрожали, когда он молча сидел и курил в гримерной, успев переодеться первым. Камиджо и Зин все еще о чем-то трещали, причем говорил больше последний, что само по себе страшно удивляло. Похоже, присутствие Юджи кому угодно развязывало язык. — …сегодня как раз никаких дел больше нет, репетицию Хизаки-сан перенес на завтрашнее утро, — долетели вдруг до сознания гитариста слова Зина. — И я вполне свободен. — Прекрасно. Тогда выбор места за мной, — Камиджо вдруг обернулся к Хизаки. — Я вас обоих приглашаю, если что. Тот будто очнулся. — Что? Куда приглашаешь? Камиджо загадочно улыбнулся, подошел ближе и сел на свободный стул напротив. — Ты такой странный сегодня, Хи-чан. Я только что говорил, что полчаса — это очень мало для общения, и предложил Зину сходить куда-нибудь, — Юджи протянул руку, забрав из пальцев Хизаки дотлевшую почти до фильтра сигарету, и затушил в стоящей тут же пепельнице. И улыбался при этом так, что Хизаки совершенно не удивился бы, увидев между губами Камиджо длинные блестящие клыки. Совершенно дурацкая иллюзия, но какая верная. — Извини, но это, пожалуй, без меня, — сразу же отказался он, скорее поддавшись бессознательному импульсу. — Работы по горло, не хочется терять целый вечер. — С каких пор ты называешь общение со мной потерей времени, химе? — хитро прищурился Камиджо, и Хизаки даже знать не хотел, что подумает о таком обращении к нему Зин. А еще он вдруг понял, что Юджи не называл его так уже лет сто. — Вы-то можете ехать, почему бы и нет, — Хизаки невольно подхватил его тон и манеру говорить, улыбнулся и недобро заглянул в глаза. — Я столько раз бывал с тобой во всяких кофейнях, Юджи, так что довольствуйся одним Зином. Только чтобы завтра утром он доехал до репетиции, и желательно вовремя. — Я никогда не опаздываю, — подал голос Зин. Совершенно незнакомый, какой-то новый Зин — уверенный в себе, чуть насмешливый и свободный. Такой, каким когда-то был Хироки. У Хизаки аж дыхание перехватило на миг от этого сходства. Подхватив вешалку со своей одеждой, парень скрылся в раздевалке. Юджи все еще смотрел на Хизаки, спрятавшись за своими очками, а тот не знал, чего ему хочется больше — убить его быстро или медленно и мучительно. — Камиджо. Не смей, — практически прошептал Хизаки. И на его памяти впервые певец не выдержал его взгляд. — О чем ты вообще? — пожал он плечами, поднимаясь со стула, с деланным безразличием одернув полы пиджака. Взяв предусмотрительно принесенную кем-то из его свиты сумку с вещами, Юджи тоже отправился переодеваться, а Хизаки так и остался сидеть один, пристально глядя в глаза своему отражению в зеркале.