Глубокие воды

Весна, 2014 Конец зимы, плавно перешедший в начало весны, выдался на удивление погожим. Тепло разливалось в воздухе, солнечные лучи грели не по-весеннему жарко, и манящий свежий запах проникал в квартиру через приоткрытые окна. В редкие минуты досуга Камиджо ловил себя на том, что, когда читает книгу, его глаза бездумно бегают по строчкам, или сам он отрешенно смотрит в окно, ни на чем не сосредотачиваясь. И думает о чем-то несвязном, но, безусловно, приятном. Впервые за долгое время он испытывал невероятный подъем, а заодно чувствовал необъяснимую детскую уверенность, что все будет хорошо. Стал ли тому причиной успех первого сингла, или же Камиджо просто начал привыкать к своей новой жизни, он затруднялся ответить даже себе. Репетиции тоже шли своим чередом, хотя для сборов полным составом было еще рано. Камиджо понимал, что невероятно торопится, но ждать до июля у него порой не было сил. Он не выходил на сцену около года, и это был небывалый для него срок, пожалуй, самый большой за всю жизнь. Поэтому когда закончилась запись и прошли съемки видео, он с энтузиазмом приступил к подбору саппортов для концертов, и естественно, место ведущей гитары отошло Меку. Тот наравне с Юджи торчал на репетиционной базе в любое время дня и ночи, и казалось, полностью был поглощен новым сотрудничеством. — Я могу завтра прийти раньше, — у голоса Меку была странная особенность — он никогда не выражал эмоций. Как и его лицо. — Куда уж раньше, — усмехнулся Камиджо. Меку пожал плечами. Вжикнула молния на гитарном чехле, и Юджи невольно проследил за движением пальцев гитариста, который следом за этим подтянул ремень и закинул кофр на плечо. Никогда и ни при каких обстоятельствах Меку не оставлял в репетиционной свой инструмент. И даже то, что уже перевалило за девять вечера, а завтра утром они снова соберутся здесь, Меку не считал поводом не забрать свою гитару домой. — Вдруг меня посетит вдохновение, — объяснил он Юджи, когда однажды тот поинтересовался, зачем таскать с собой лишнюю тяжесть. Камиджо знал, что дома у Меку есть еще как минимум четыре гитары, но упоминать об этом не стал. Скорей всего, эту особенность в поведении тот не мог объяснить даже себе. Существовали люди, которые мусор не могли вынести, не прихватив с собой телефон. Меку же не мог расстаться с гитарой. — Ладно, тогда к восьми, — теперь Меку щелкнул застежками на своей черной куртке, и по насмешливым искоркам, блеснувшим в его глазах, Камиджо понял, что тот все же собирается заявиться на рассвете. — Нет смысла так усердствовать, — улыбнувшись, он покачал головой. — До начала тура еще несколько месяцев. Мы успеем все отрепетировать и переиграть двадцать раз. Мне бы не хотелось, чтобы ты свалился от изнеможения на первом же концерте. — Не свалюсь. Ты даже не представляешь, сколько у меня сил, — отозвался Меку. В этой фразе Камиджо послышалась двусмысленность, и если бы на месте его гитариста был кто-то другой, он бы наверняка раскусил, было это намеком или нет. Но понять, о чем думал этот человек, действительно никогда не получалось. — Ты еще остаешься, — скорее сказал, а не спросил Меку, толкая дверь в коридор. — Да, задержусь немного. Хочу поработать в тишине. — Тогда до завтра. Не дожидаясь ответа, Меку вышел, и Камиджо еще несколько секунд смотрел в закрывшуюся за его спиной дверь. Первое время после роспуска Versailles он испытывал нечто похожее на наркотическую ломку, и понадобилось полгода, чтобы понять: Камиджо скучал не столько по конкретным людям, сколько по командной работе в целом. Все последние тяжелые месяцы перед остановкой деятельности Камиджо считал, что вытягивает все трудности, проблемы и сложные вопросы в одиночку, избавив согруппников от этой тяжелой ноши. И только оставшись совершенно один, он понял, как сильно ошибался. Работа в группе имела один неоспоримый плюс: что бы ни случилось, рядом всегда было плечо, на которое можно опереться. Даже если не пользуешься этой помощью, легче становится от простого понимания, что ты не один. Закрыв и открыв глаза, Камиджо тряхнул головой, вырываясь из неожиданно накативших воспоминаний. Все это было уже в прошлом, и теперь он не мог не признать, что и в сольной работе имелась масса плюсов. Например, отсутствовало глупое и бессмысленное перетягивание одеяла и бесконечные споры на ровном месте, когда одного из согруппников не устраивала какая-нибудь мелочь. Впервые он делал все по-своему, и команду тоже набрал отличную. Теперь даже не верилось, что год назад он думал, будто никогда не сможет найти достойную замену тем, кого потерял. Мигнул дисплей лежащего рядом телефона, и Камиджо перевел на него взгляд, только тут вспомнив, что после окончания репетиции так и не включил звук и, наверное, пропустил десяток входящих звонков. Почти так оно и оказалось: в ящике висела пара непрочитанных деловых сообщений, зачем-то ему звонил фотограф, с которым Камиджо работал уже много лет, еще один номер оказался вовсе незнакомым. И в завершение ко всему этому он прочитал последнее сообщение: «Ты сейчас не занят?» Хмыкнув, Камиджо неосознанно провел пальцем по корпусу телефона, решая, что на это ответить. Все чаще в последнее время Кайто становился навязчивым. «Мальчик Хизаки», как нередко называли его за глаза коллеги по творчеству, писал и звонил Камиджо чуть ли не каждую неделю. Но если подобное поведение в исполнении кого-то другого его наверняка раздражало бы, здесь Камиджо испытывал противоречивые, но совершенно точно не отрицательные эмоции. Он сам не знал, зачем затеял все это, тогда, после эфира, пригласив Хизаки и его нового вокалиста в ресторан. Причем Камиджо был уверен на сто десять процентов, что гитарист откажется, но все равно позвал. А Зин вдруг взял и согласился, чем удивил его во второй раз за вечер. Первым же стало внезапное «бонжур» в прямом эфире — тогда Камиджо чуть мимо стула не сел. Почему-то он ждал, что рядом с ним Зин будет иметь бледный вид и не посмеет глаза поднять, но тот, даже если и не чувствовал себя свободно в его компании, изо всех сил храбрился и вполне успешно изображал уверенность. «Это будет забавно», — думал в тот день Камиджо, выходя вместе с ним из здания Akasaka Plus. Чего он не ожидал, так это что забава затянется так надолго. Как ни странно, парень ему понравился. Он вел себя сдержанно и вежливо, наверняка испытывал неловкость, но достаточно успешно ее скрывал. Чего ему не удалось утаить, так это откровенно заинтересованного взгляда, когда он смотрел на Камиджо. Почему-то никак не получилось называть его тем новым именем, которое он сам себе выбрал. Если в прямом эфире Камиджо еще мог спокойно произносить это «Зин-кун», то наедине, в непринужденной обстановке, он сразу же споткнулся. — Давай-ка так. Как тебя зовут? — спросил Камиджо тогда, с легкой улыбкой глядя парню в глаза. Им тогда только принесли заказ, и в память почему-то врезался нежный аромат латте, сопровождавший этот вопрос. — Ты знаешь, как меня зовут, — удивленно и, казалось, даже неуверенно ответил Зин, глядя на него с легким недоверием. — Как тебя зовут на самом деле. С полминуты он колебался. Камиджо видел, что это, должно быть, какой-то психологический барьер, вроде того, что был и остается у Хизаки. Однако звать своего бывшего гитариста настоящим именем его никогда не тянуло — Масая Кавамура навеки стал для Камиджо Хизаки. С другим человеком дело обстояло иначе. Не сказать, что Юджи не нравился его псевдоним. Просто за этим коротким выдуманным именем он не видел ничего, что могло бы заинтересовать. — Кайто, — последовал, наконец, тихий ответ. — Только мне не хотелось бы, чтобы меня теперь называли так, и… — А в качестве исключения? — перебил его Камиджо. И изобразил самую обаятельную свою улыбку. — Пожалуйста. Чтобы было честно, ты тоже можешь называть меня Юджи. Так оно и получилось. Зин стал для него исключительно Кайто, хотя глупо было отрицать, что не только звучание реального имени нравилось ему больше. Почему-то и правда хотелось называть нового знакомого только так, хотя Камиджо прекрасно видел, что того это не слишком-то радует. Изначально он думал посидеть за чашкой кофе в изысканной кофейне, одной из его любимых в городе, полчаса или час, а потом, сославшись на дела, попрощаться. Не то чтобы его так захватила беседа, что опомнился он, только когда официантка, извинившись, сообщила, что они закрываются. Камиджо отлично контролировал время, просто не хотел уходить. Кайто показался ему любопытным, пускай даже мало говорил и все больше слушал. — Могу подбросить тебя до дома, — великодушно предложил тогда Камиджо, когда они вышли на улицу. Кайто не отказался. Дом Юджи был ближе, он попрощался и попросил водителя доставить его спутника, куда тот пожелает. Если Кайто что-то и удивило, он этого не показал. Ту четверть часа, что они провели, сидя рядом на заднем сидении автомобиля, он был еще более молчалив, чем до этого. Камиджо понятия не имел, когда в следующий раз они увидятся, и сам встречи, конечно, не искал. Потому удивился, когда Кайто дал о себе знать через какую-то пару дней. А потом его звонки стали почти привычны, хотя виделись они редко, и обычно в обществе Хизаки, Теру или Масаши. Но Камиджо не покидало ощущение, что о том, как часто Кайто звонит и пишет ему, больше никто не в курсе. …Он так и не успел придумать, что ответить на сообщение, когда мобильный замигал, сообщая о входящем вызове. Поразмыслив пару секунд, отвечать или проигнорировать, Камиджо все же провел пальцем по экрану. — Ты как обычно, Кайто, — специально улыбнувшись, зная, что улыбку собеседник почувствует по голосу, Камиджо чуть насмешливо добавил: — никак не можешь дождаться, когда я отвечу сам. — Прости, если отвлекаю. Мне перезвонить позже? — голос у парня был оживленный, из чего можно было сделать вывод, что-либо сегодня у Jupiter была особо удачная репетиция, либо Хизаки сжалился и устроил всем выходной. — Ну, в любом случае, мы ведь уже говорим, зачем тебе перезванивать, — отдавая себе отчет, что звучит это несколько заносчиво, Камиджо никак не мог прекратить вести себя так. Ему безумно нравилось, как Кайто реагирует. — Ты что-то хотел или просто поболтать? — Мне нужен совет. Это было уже интересно. Камиджо невольно подался вперед и выпрямил спину. Его, конечно, никто не видел сейчас, но он привык всегда выглядеть так, будто на него устремлены десятки глаз. — В чем? — Я написал кое-что. Не знаю, стоит ли показывать это Хизаки. Донельзя удивленный, Камиджо помолчал какое-то время, силясь проследить логическую цепочку. Он уже знал, что ближе и лучше всего Кайто общался с Теру, их даже можно было назвать приятелями. Теру сам порой писал музыку, излишне специфичную на вкус Камиджо, хотя кое-какие из его работ ему нравились. Так почему Кайто не мог пойти с советом к своему согруппнику и другу, зачем ему мнение человека, по сути, постороннего? — Думаю, показать стоит в любом случае, — осторожно отозвался Камиджо. — Хизаки всегда открыт к новым идеям, тем более в текстах он не… Спохватившись, он прикусил язык. Что его дернуло неосмотрительно заявить такое человеку, который вместо него работал теперь с Хизаки? Камиджо сомневался, что Кайто побежит и настучит, сдав его, но все-таки такой прокол выглядел откровенно так себе. — В общем, думаю, тебе стоит показать Хизаки все, что ты там написал, — спокойно сказал он, вновь овладев собой и откинувшись спиной на высокую спинку кресла. — Это ведь текст, я прав? Кайто тихо рассмеялся. — Как ты узнал? Я ведь мог и про музыку говорить. — Просто если бы ты написал музыку, тебе бы ни за что не пришло в голову показывать ее Хизаки, и уж тем более спрашивать у меня совет, — Юджи уже самого веселила ситуация, а еще нравилось рисовать Хизаки всесильным властелином. Кайто с ним, конечно, работал, но вряд ли они были близки как-то еще, а для возникшего взаимопонимания прошло слишком мало времени. Так почему бы не показать, насколько крутым он считает Хизаки? Пусть даже это не так. Но последующие слова Кайто буквально поставили в тупик. Юджи ожидал чего угодно, но не этого. — А когда ты приносил ему музыку, у тебя возникало чувство, что это не твоя территория? — спросил парень, и по голосу явно не издевался. В первый момент Камиджо испытал раздражение и злость, к которым потом примешалась досада. Хотелось холодно отчеканить в трубку, что он-то писал музыку и выходил на большую сцену, когда Хизаки еще кочевал по убогим базам на киотских окраинах, а в Versailles написанные целиком им, Камиджо, песни вообще были на особом счету. Но в последний момент он сдержался и только усмехнулся. — Моя территория — повсюду, если я над чем-то работаю. Здесь нет правильного и неправильного. Если у тебя есть мысль, любая, будь она о лирике или о музыке, или о концертной одежде, или об оформлении сцены — ты не просто должен, ты обязан делиться ею. Потому что ты артист. Камиджо сам не заметил, как его снесло в патетику. Хизаки обычно после таких выпадов долго молчал, в конце концов, коротко кивая. Теру иногда несмело возражал, и порой это выливалось в долгие абстрактные беседы, о которых вспоминалось с теплом. Жасмин же всегда вступал в жаркий спор, хотя на самом деле его точка зрения абсолютно совпадала с мнением Камиджо. И это было парадоксально. — Жаль, что уже столько времени, — в голосе Кайто и в самом деле звучало неприкрытое сожаление. — Я хотел бы обсудить это, особенно с тобой. И, еще, может быть, если бы ты взглянул на текст… Он замолчал, явно решив, что сказал лишнее. Камиджо с интересом ждал, что будет дальше. — Словом, я рад, что ты ответил на звонок, — смазано пробормотал Кайто. Стало ясно, что пора брать ситуацию в свои руки. Собрав партитуры, работать с которыми сегодня он уже явно не будет, убрав их в ящик стола, Камиджо поднялся из удобного кресла и стал надевать куртку, прижимая телефон плечом к уху. — Время действительно уже позднее. Но почему бы нам не встретиться после работы? Думаю, на сегодня я тут закончил. Ответом ему было молчание, но Юджи будто слышал все возможные мысли в голове собеседника. Тот явно размышлял, что завтра с утра Хизаки снова будет ждать всех на запись с утра пораньше, а потом на репетицию. Или наоборот, смотря что там у них по плану. Так или иначе — работу никто не отменял. Встреча же поздним вечером может и затянуться, времени на сон останется мало. Точно так же, как тогда после эфира, Юджи ждал, что решит тот, кем Хизаки его заменил. Пьянящее чувство власти над другим человеком приятно согрело душу, еще и потому что подсознательно он уже знал, каким будет ответ. — В такой час еще работает хоть одно приличное кафе? — спросил Кайто, и теперь уже по его голосу было ясно, что он улыбается. Он так легко согласился, что это было бы скучно. Но Камиджо еще не успел заскучать. — Приглашаю тебя к себе. Кофе не обещаю, но что-нибудь у меня всегда найдется. Как и следовало ожидать, Кайто несколько обалдел. — Что… Сейчас? — Ты, вроде бы, очень хотел продолжить интересный разговор на тему того, что значит быть артистом? — лукаво поинтересовался Юджи, на ходу проверяя ключи в сумке и окидывая взглядом помещение, не забыл ли чего. — Тем более, час не такой уж и поздний. — Ты никогда не приглашал меня к себе. Если это удобно… — в его голосе все еще слышались сомнения, и Камиджо невольно чуть сильнее сжал корпус телефона. — Буду дома через полчаса. Куда ехать ты должен помнить. — Я помню. — Тогда приезжай, — Юджи мягко понизил голос. — Если хочешь, конечно. Кайто обещал быть в течение часа. Сбивчиво попрощавшись, он отключился, а Камиджо, уже сидя в машине, прокручивал в голове только одну мысль. Какого черта? Зачем он позвал Кайто к себе, хотя изначально вообще ничего такого не планировал? Почему тот захотел показать какой-то текст именно ему? Зачем он вообще звонил, и не только сегодня? Вопросов было предостаточно, а вот ответы не находились. Даже Тадаши как-то странно поглядывал на Камиджо в зеркало заднего вида, и тот вдруг понял, что уже минут пять напряженно кусает уголок губы, будто борется с едва сдерживаемой болью. — Все в порядке, Камиджо-сан? Юджи только кивнул. Ведь и в самом деле, все у него было в порядке. А ответы на вопросы обычно, так или иначе, приходят, пусть даже не тогда, когда очень их ждешь. Кайто пожаловал даже быстрее, чем Камиджо его ждал. Он сам едва успел переодеться и привести себя в порядок после целого дня работы, когда раздался звонок в дверь. Гостей Юджи, как ни странно, любил. В последнее время они и вовсе к нему зачастили, ведь гораздо удобнее было обсуждать что-то о художественной стороне работы в приятной домашней обстановке, а не в людном месте, где под рукой не было книг и иллюстраций, связанных с Луи. Этот принципиально новый подход так захватил Камиджо, и иногда он ловил себя на мысли, что обсуждает с новой командой вещи уже почти и не связанные с музыкой. Атмосфера собственной квартиры располагала к долгим беседам. Но на этот раз гость у него был только один. Он стоял на пороге, все еще с тенью легких сомнений глядя на Юджи, и будто не решался сделать шаг. — Проходи, — Камиджо улыбнулся и внимательно окинул взглядом Кайто, невольно отметив, что тот сегодня весьма хорошо и со вкусом одет. К тому же он явно любил украшения, и на его запястьях опять болтались какие-то браслеты. Камиджо почему-то зацепился за эту деталь, пока он разматывал шарф. — Я не привык ходить по гостям так поздно, — Кайто все еще за что-то извинялся, хотя смущенным не выглядел. Юджи уже знал, что парень по природе довольно скромный, или, во всяком случае, хорошо воспитанный. Но ему явно хотелось выглядеть уверенным в себе и решительным, и из-за этого часто его голос звучал слишком уж резко, почти грубовато. Хотя это впечатление немного скрадывала его улыбка — действительно красивая. — Хизаки задает жесткий темп? — поинтересовался Камиджо, чуть кивнув в сторону гостиной. — Не сказал бы. Но работаем очень много, а я не имею права лажать, — Кайто чуть пожал плечами. Оглядевшись, он заметил стеллажи с книгами и как присох к ним. Долго рассматривал, бормоча что-то себе под нос, чуть ли не водя пальцем по корешкам книг. — Ты все это прочитал? — По большей части, — уклончиво отмазался Камиджо. Кайто был первым, кто, попав в его дом, обратил такое внимание на книги. — Это не бог весть какая библиотека. Видел бы ты книжные полки у моей матери. Усмехнувшись, Юджи достал из мини-бара два бокала и бутылку вина. Обычно он предпочитал красное полусладкое, но сегодня ему захотелось сухого. Сомневаясь, что Кайто оценит, он мельком взглянул на него. Его гость внимательно рассматривал фотографии, особо долго задержав взгляд на одной: это был 2011 год, и сам Камиджо на этом снимке, спрятав глаза за темными очками, уткнулся лбом в плечо Хизаки, который смотрел куда-то вдаль, немного откинув голову. Его тогда еще совсем светлые волосы были небрежно перекинуты на одно плечо, а лицо безо всякой косметики выглядело чуть грустным и вместе с тем невероятно светлым и одухотворенным. — Хорошая фотография, — негромко сказал Кайто. — Мне она тоже нравится. — Где это снято? — В Ватикане. У нас тогда выдался свободный день в туре. Мы гуляли все вместе, Хизаки очень хотелось посмотреть на собор святого Петра. Фотографий в доме у Камиджо было предостаточно, но почему-то Кайто обратил внимание именно на эту. Юджи вдруг подумал, а знает ли вообще новый вокалист Хизаки, что за отношения связывали его с вокалистом предыдущим? Тряхнув головой, он открыл бутылку и неторопливо разлил вино по бокалам, совсем немного, только чтобы было что цедить весь вечер. Протянув один из них Кайто, Камиджо медленно сделал первый глоток, смакуя вкус. — Хизаки всегда лучше удавалась музыкальная составляющая песен. И я считаю это абсолютно справедливым, он ведь гитарист, а я так и не овладел толком ни одним инструментом. — Ты ведь играешь на клавишных и на гитаре, — возразил Кайто, держа в руках бокал, но будто бы не решаясь пить. Он, наконец, отлепился от книжных полок и уселся на самый краешек дивана. Камиджо устроился рядом, закинув ногу на ногу, и смотрел на него, чуть склонив голову к плечу. — Да, но профессионалом я так и не стал. Это другое, гитара и клавишные нужны для технической работы. Хизаки же — музыкант, гитарист от бога. И я всегда доверял ему в том, что касалось музыки. Но иногда случается, что и на меня что-то находит, — он слабо улыбнулся. Впервые с момента знакомства у них случился разговор в таком ключе. — Точнее, находило. Теперь-то приходится полагаться только на себя. И знаешь, это тоже интересный опыт — писать все самому. Но раньше, когда я приносил Хизаки еще сырые партитуры, мне тоже было страшно, что он забракует их. Или, того хуже, промолчит и решит работать с этим через силу. Кайто поднял голову и их взгляды встретились. Потом он все-таки пригубил вино, чуть удивленно оценивая. — Думал, будет сладкое. — Сладость не дает почувствовать букет. Согласно кивнув, Кайто сделал еще глоток. Они какое-то время молчали, пока парень снова не заговорил. — Я тоже все время боюсь, что его молчание только вежливость, и он работает со мной через силу. Было видно, что эти слова искренние. А еще, что Кайто не признавался в этом еще никому, и даже, может, самому себе. — Я не считаю, что это так, — покачал головой Камиджо, и даже почти не кривил душой. — Не забывай, он выбрал тебя. Значит, ты его устраиваешь. И значит, тебе не стоит бояться подавать ему идеи или писать тексты. В конце концов, лирика, это то, с чем ты, как вокалист, непосредственно имеешь дело. От твоего исполнения, твоего голоса, твоего настроения и твоих чувств зависит, как заиграет каждое слово. И может быть, у тебя есть что-то такое, что ты хотел бы спеть в полную силу, и это слова, рожденные в твоей голове и в твоем сердце, а не в чьем-то чужом. Так почему бы тебе не показать их Хизаки, раз ты уже написал их. Гостиная утопала в теплом коричном полумраке, и Кайто вдруг показался Юджи очень красивым. Он, конечно, и так был хорош, Хизаки выбирал не только голос, и не взял бы фронтменом кого-то не столь смазливого. Как ни крути — это важно. Но сейчас, здесь, дело было не в макияже и не в прическе не в умело подчеркнутых достоинствах и заретушированных недостатках. Кайто смотрел на Камиджо полным понимания и согласия взглядом, попутно явно о чем-то размышляя, и это шло ему неимоверно. Делало его настоящим. — Ты будто говоришь то, что смутно крутилось у меня в мыслях, — сказал он. Достаточно расслабившись, он сел удобнее и откинулся назад, на мягкую спинку дивана. — Может, оно и не стоило такого позднего визита, но я очень благодарен тебе за то, что ты сказал мне все это. Ты ведь, откровенно говоря, вовсе не обязан вообще общаться со мной, да?.. Камиджо очень надеялся, что его собственный взгляд был сейчас непроницаем и ничего не выдавал. Покачав головой, он снова обратил внимание на свое вино и сделал пару глотков сразу. — Если ты думаешь, что я обязан был вместо доброго отношения возненавидеть тебя только за то, что теперь ты работаешь с моими бывшими коллегами, хорошо же я выгляжу в твоих глазах. — Я вовсе так не думаю, — поспешно выдохнул Кайто, — но ведь это было бы логично? — В какой-нибудь другой жизни, может быть. Или, — Юджи откровенно рассмеялся, — лет двадцать назад, когда я был завистливым, неопытным, бесхитростным дураком. Глядя на него, Кайто недоверчиво улыбнулся: — Сложно поверить, что ты был таким. — И, тем не менее. О том, что он и сейчас таким бывает, Камиджо решил не упоминать. В гостиной ненадолго повисло молчание, но оно не казалось неловким. Зин сделал глоток вина, задумчиво глядя перед собой. — Иногда подумать страшно, как сцена меняет людей, — произнес он, и Камиджо показалось, что тот ни к кому не обращался, просто озвучивал свои мысли. — Меняет не только сцена. Люди, со сценой не связанные, тоже меняются. Факторов множество, и дело больше во времени, мне кажется. — О да, — Кайто негромко и коротко рассмеялся. — Вспоминаю себя какой-то год назад, и не верю, что это был я. — А что было год назад? — Год назад у меня была девушка и твердая уверенность, что я ухожу из музыки. Он усмехнулся, но тут же это выражение стерлось с его лица. Глаза Кайто блестели в приглушенном свете торшера, и в этот момент он казался Камиджо завораживающе привлекательным. — Насчет уверенности все понятно. А что же случилось с девушкой? — Юджи поймал себя на том, что ему действительно любопытно. Почему-то уже долгое время он был уверен, что ни в каких длительных серьезных отношениях Кайто не состоит. — Одно связано с другим. Она надеялась, что я возьмусь за ум, к тому все и шло. И тут я познакомился с Хизаки. В этот момент Камиджо больше всего хотелось спросить, где именно и при каких обстоятельствах они встретились, а самое главное — когда это произошло. Притупившаяся со временем обида порой все же скреблась где-то в самом дальнем уголке его сознания, сколько бы он ни уговаривал себя, что распад Versailles и скорое появление Jupiter — дело прошлое и теперь значения не имеющее. Поэтому вслух свой вопрос Камиджо не задал, заставив себя принять невозмутимый и равнодушный вид. — Иногда поведение женщин чем-то напоминает поведение родителей — они, якобы, уж точно знают, что для тебя лучше, — вместо ненужных вопросов нейтрально заметил он. — Оттого с женщинами часто бывает сложно — Да, — отрешенно кивнул Кайто. — Именно поэтому я предпочитаю мужчин. В тот же миг он осекся и бросил на Камиджо быстрый взгляд, показавшийся тому явно испуганным. Юджи хватило на секунду невозмутимого молчания, после чего он не выдержал и расхохотался, отчего Кайто смутился окончательно. — Я не… — начал было он, но Камиджо только отмахнулся. — Да-да, я понял. Ты говорил, что предпочитаешь иметь дело с мужчинами в работе и творчестве. И ты вовсе не то имел ввиду. Щеки Кайто чуть порозовели — виной тому могло быть вино, но Камиджо слабо верилось, что это действительно так. В эту минуту он остро почувствовал, насколько Зин был его моложе. Сейчас он и вовсе напоминал мальчишку. — На самом деле, я имел ввиду и это тоже, — медленно произнес Кайто. Ему стоило немалых усилий не отвести глаз. Юджи заметил, как подрагивают его ресницы, и как пальцы сильнее стиснули ножку бокала. Если первую фразу о мужчинах Кайто бросил нечаянно, то теперь Камиджо настойчиво виделся прямой намек. Он не верил, что вокалист Хизаки был настолько наивным мальчиком, чтобы сидеть в гостях почти что ночью у знакомого мужчины и рассуждать о своей ориентации просто так, без какой-либо цели. «Тебе удалось меня удивить», — мысленно поздравил Камиджо своего гостя. Однако вестись на грубую провокацию было ниже его достоинства, да и ничего такого он не планировал, что бы там себе не придумал Кайто. — Что ж, приятно иметь дело с человеком широких взглядов, — Юджи вежливо улыбнулся и, пока тот не опомнился, сменил тему, напомнив: — ты хотел показать мне песню, так? — Да. Да, хотел, — в глазах Кайто мелькнуло растерянное выражение, но он торопливо сунул руку во внутренний карман своего пиджака, извлекая на свет аккуратно сложенные белые, не разлинованные листы. — Вот. — Как здорово видеть, что кто-то еще пишет на бумаге, — Камиджо улыбнулся и постарался не прикоснуться к пальцам Кайто, когда тот протягивал ему свой текст. — А как иначе? — Ну, многие сейчас, не имея под рукой карандаша и блокнота, записывают в телефон или сразу на компьютере. — С трудом себе могу представить, — Кайто слабо нахмурился, как будто и правда изо всех сил пытался вообразить, как подобное происходит. — Неоднократно такое видел, — заверил его Камиджо и положил сложенные листы на невысокий столик рядом с собой. — Ты не посмотришь? — теперь на лице парня отразилось такое искреннее разочарование, что Юджи даже почувствовал слабый укол совести. — Никогда не любил знакомиться ни с текстами, ни с музыкой, когда автор буравит испытующим взглядом и пытается понять, что я думаю. В такие моменты больше следишь за лицом, чем проникаешься написанным. Так что я обязательно посмотрю, но после твоего ухода. — Конечно, — Кайто неуверенно кивнул. — Мне, кстати, уже пора. Мысленно Камиджо поставил своему гостю плюс за сообразительность — все же было приятно, когда намеки понимали с полуслова. Тот торопливо в два больших глотка допил вино, чем немного подпортил впечатление, и поднялся на ноги. Уже в прихожей, когда поздний гость оделся и обулся, а Камиджо равнодушно наблюдал за этими сборами, Кайто произнес: — Спасибо, что выслушал. Они стояли друг к другу намного ближе, чем допускала зона комфорта, и от внимания Камиджо ускользнуло, кто из них двоих сократил расстояние до минимума. — Мне это ничего не стоило, — улыбнулся он. — Тогда до связи? — Да. Я позвоню. Этой короткой фразой Камиджо будто подвел черту, показывая, что следующий шаг за ним и что не следует ему звонить и писать. Он охотно поспорил бы, что Кайто не выдержит и объявится уже через несколько дней, но у этой сцены не было свидетелей, а спорить с самим собой казалось неинтересным. Кайто продолжал топтаться на пороге, он не решался сказать что-то, и Юджи не хотел ему помогать. — Как выйдешь из подъезда, поверни направо, — посоветовал он. — Там будет автобусная остановка, и ты легко поймаешь такси. — Хорошо. — Доброй ночи? — Да, и тебе, — автоматически, думая о чем-то другом, ответил тот. После того, как Кайто ушел, Камиджо несколько секунд простоял в коридоре, опираясь о закрытую дверь рукой. В голове путались бессвязные мысли, и он провел ладонью по лицу, гоня их прочь. Даже будучи искренним с самим собой, Камиджо не мог ответить на вопрос, зачем так себя ведет и чего добивается. И следом вдруг подумал, что его общение с Зином в самом скором времени может измениться в ту или иную сторону. «У нас сегодня выходной. Собираюсь отдохнуть в Йойоги парке: если вдруг будешь проходить мимо — присоединяйся», — это сообщение Юджи получил, когда ехал на репетицию, и по традиции решил не отвечать. В последнее время он был слишком занят, чтобы тратить время на бесцельные прогулки. Работа проходила в обыкновенном режиме, но шла откровенно вяло, и Камиджо ловил себя на ленивом раздражении, объективных причин которому не было. Сказать, что кто-то из его новой команды был не в духе или делал что-то не так, было нельзя, и, следовательно, причина крылась в нем самом. — У тебя все нормально? — в определенный момент спросил его Меку, и Камиджо только тут понял, что провалился в свои мысли. — А? — рассеянно переспросил он. Десять минут назад они взяли перерыв, и гитарист сидел на диване напротив, перебирая струны, не играя при этом никакой конкретной мелодии. Меку хмыкнул, покачав головой, и вместо него ответил Дайши. — Ты уже минут пять залипаешь на его руки, — веселясь, пояснил он. — Но тебя никто не винит: на это можно смотреть вечно. Меку бросил короткий взгляд исподлобья, и Камиджо в нем почудилась хитрая насмешка. Все чаще Юджи мерещилась неоднозначность в поведении гитариста, но, как уже часто бывало, тот слишком быстро опустил глаза, чтобы делать какие-либо выводы. — Вот уж, правда, — Камиджо улыбнулся, глядя, как длинные пальцы Меку ловко скользят по струнам, даже во время спонтанной импровизации извлекая мелодичный, цепляющий за живое звук. Иногда ему казалось, что Меку чертов гений. Техника его была безупречна, но по-настоящему уникальным он становился на живых выступлениях. «Ненавижу работать в студии», — как-то раз безэмоционально заявил он Камиджо, когда речь опять зашла о том, чтобы сыграть партии Анзи в «Symphony of the vampire» вживую не хуже, чем в записи. Меку любил концерты, он по-настоящему загорался, когда играл для зрителей, и если поначалу Камиджо чуть нервничал, зная, что его новый лид-гитарист любит импровизировать, то теперь он готов был предоставить Меку полный карт-бланш. Дайши пошел за кофе, звукорежиссер сидел в наушниках, и впервые за день они оказались почти что наедине. Меку продолжал бездумно цеплять пальцами струны, наигрывая «Presto», и смотрел перед собой. — Он тебя еще не задолбал? Вопрос прозвучал так, будто Меку спрашивал о погоде. Камиджо мог бы сделать непонимающее лицо на такой вопрос, но отчего-то все опостылело, и ломать комедию не хотелось. — Как ни странно, нет, — честно ответил он после секундных раздумий. — А мне бы надоело, если б мне звонили каждый день и таскались за мной, как собачонка. Камиджо был абсолютно уверен, что Меку не кривит душой. Тот был настолько эмоционально глух, что частые звонки и сообщения от кого-то воспринимал бы как что-то ужасное и крайне неудобное. — Может, он просто хочет, чтобы я поделился с ним опытом общения с моими ребятами, — нарочно съязвив, Камиджо закинул обе руки назад, зарывшись пальцами в собственные волосы, взлохматив их и снова пригладив. После вчерашней фотосессии пряди слабо вились. Меку искоса взглянул на него, как Юджи показалось, чуть пристальнее, чем следовало бы. — Гнал бы ты его. В шею. — Может, я сам решу? — Ничего ты не решишь. Камиджо не понимал, почему с самого первого дня их общение с Меку стало именно таким. Зачастую гитарист говорил грубые и ничем не прикрытые вещи, принижал всех и вся, ничего не приукрашивал и не имел привычки умалчивать, даже если его собеседник что-то слышать и не хотел. Или не был готов. Такая манера была бы отвратительно отталкивающей, если бы подобным образом вел себя кто угодно, но не Меку. Почему-то, глядя в его спокойные глаза, в которых почти всегда был лед, Камиджо невольно прислушивался к его словам, словно подсознательно пасуя перед более сильным духом человеком. Таких в его жизни уже давно не появлялось. — Ты же его даже не знаешь, — тихо, будто по секрету заметил Юджи, справедливости ради. — Хизаки мог выбрать кого-то откровенно хуже, и… — Куда уж хуже? — Меку передернул плечами. — Был я недавно на их концерте. Этот ваш Зин поет с таким лицом, будто ему кактус за шиворот сунули. Весь напряженный и строит из себя черти что. Уж насколько ты пафосно понтуешься на сцене, но, по крайней мере, это выглядит уместно, Юджи. А этот… Камиджо, чрезвычайно заинтригованный, прищурился, стараясь поймать взгляд гитариста. — Во-первых, Зин не «наш». Он Хизаки, не мой. Во-вторых, что он тебе такого сделал, что ты так взъелся? Первый раз тебя таким вижу. — Я не взъелся. Мне не нравится, что ты на него отвлекаешься. — Я что? В каком это смысле? Ответить Меку не успел. Очень некстати вернулся Дайши, притащив четыре больших стакана кофе из Старбакса, и сразу показалось, что в помещении стало не на одного человека больше, а минимум на пять. Меку, как ни странно, болтовня Дайши никогда не раздражала, и как тот умудрился понравиться этому мизантропу, для Камиджо оставалось загадкой, но по всему было видно, что Меку относится к коллеге как к шумному младшему брату. Столь интересный разговор пришлось прервать, но Камиджо все равно никак не мог избавиться от ощущения, что что-то во всем этом он упускает. Меку, конечно, может вообще никого не любить и даже ненавидеть все население земного шара, но ни разу еще он не высказывался об этом вот так. — Почему вы всегда замолкаете, как только я прихожу? — усевшись напротив со своим стаканом, Дайши слегка попинал носком ботинка ногу Меку. — Тайные заговоры плетете? — А ты думал? Непросто быть королем, — серьезно парировал тот, глядя так, что уже сам Камиджо не выдержал и тихо рассмеялся. Чувство юмора Меку было таким тонким, что с трудом прощупывалось. И скорее из какого-то чувства противоречия, чем в самом деле руководствуясь доводами разума, или уж, на худой конец, своими планами, Камиджо набрал «может быть, и загляну», и отправил это Кайто в ответ. От него не укрылось, как Меку возвел глаза к потолку, но, хвала богам, промолчал и на этот раз. И все же, он не пожалел, что все-таки выбрался сегодня в Йойоги. День уже клонился к закату, и в эту пору тут было красивее, чем в любое другое время. Камиджо медленно шел по дорожке, расстегнув верхние пуговицы пальто, и уже почти готов был забыть, зачем вообще приехал. Всего лишь несколько дней оставалось до цветения сакуры, хотя ее тут было не так много, как в Уэно. Но как здорово было бы прийти сюда снова на следующей неделе, устроиться под бело-розовой сенью, закрыть глаза и не думать ни о чем. Только о вечности. Сейчас даже редких ранних цветов еще нигде не было видно, но соцветия уже набухли, и казалось, им не хватает самой малости — еще одного теплого солнечного луча, чтобы раскрыться. Живая красота на самой грани своего буйного расцвета. В этом Камиджо вдруг увидел аллюзию, и вновь страстно захотел поскорее оказаться во Франции. И чтобы был июль. Миновав мост, он спустился с пологого склона к озеру, неторопливо шагая по траве. Солнце светило еще слишком ярко, и он не рискнул снять очки, хотя после вынужденного почти годового перерыва на сцене глаза его уже не так болели от яркого света. Но это не радовало, он готов был терпеть болезненную светобоязнь сколько угодно, и жечь сетчатку софитами, лишь бы только на них смотреть, лишь бы только огни рампы сияли над ним, как раньше. Кайто он заметил почти сразу. С этой стороны у озера почти никого не было, парочки и студенты предпочитали более живописный берег под раскидистыми деревьями. Но Кайто почему-то решил расположиться здесь. Он лежал на земле, на собственной куртке, закинув руки за голову, а одну ногу согнул в колене, и со стороны казалось, что он спит. Подойдя ближе, Камиджо заметил тонкие проводки от наушников, тянущиеся через грудь парня в его карман. Значит, музыку слушал, и скорее всего, рабочие записи. Хотя Камиджо не мог быть в этом уверен — несмотря на достаточно частые встречи, он все еще не знал наверняка, что Кайто любит, а что нет, и вообще хоть что-то из его вкусов. Кроме, разве что, предпочтений в постели. Камиджо был не властен над своими мыслями, которые почему-то вдруг резко свернули в эту сторону. Неловкости он не испытал, скорее усмехнулся про себя, признавшись себе подсознательно, что Кайто сумел зацепить его самым примитивным образом, и это после долгих месяцев вежливого общения. Но Юджи по опыту знал, что чем хуже — тем лучше. Парень не слышал его шагов и не шелохнулся, даже когда Камиджо тихо сел рядом. Ужасно хотелось его напугать, тыкнув пальцем в бок, но гладкое зеркало озера блестело так умиротворенно, а едва наметившийся закат мазнул по траве и деревьям желтой кистью, сделав еще прекраснее, и не хотелось разрушать настрой от такой красоты вокруг. Юджи достал телефон, набрал короткое «Эй», и отправил, тут же услышав, как завибрировал у Кайто в кармане его собственный мобильный. Плавно и нехотя выудив телефон, парень занес его над собой, лениво приоткрыв левый глаз, и взглянул на сообщение. А потом будто резко очнулся, распахнув глаза, повернул голову вправо и вбок и улыбнулся, наконец-то заметив Камиджо. — Я думал ты позвонишь, если и правда решишь прийти, — он сделал попытку сесть, но Камиджо вдруг неожиданно для себя мягко опустил руку на его плечо, чуть погладив. — Да лежи, ты так хорошо отдыхал, пока я не помешал, — чуть щурясь, он все-таки снял очки, постепенно привыкая к закатному солнцу. И не заметил даже, что продолжал неосознанно поглаживать плечо Кайто. — Как ты меня нашел? — спросил тот, все еще глядя на Юджи снизу вверх, задрав голову. — Ну, ты ведь написал, что будешь здесь. Остальное не сложно — шел, шел, и нашел. И подумал, что вряд ли ты будешь там, где толпа. — Здесь, наверное, тысяча дорожек, куча мостов, и не одно озеро, где можно найти относительно безлюдное место. — Значит, повезло. Кайто смотал провода наушников, сунув в карман, но принимать сидячее положение все так же не спешил, то глядя в небо, а точнее, на качающиеся над ними ветки деревьев, то поглядывал на Камиджо. — Я прочитал твой текст, — тихо сказал Юджи, поймав его взгляд. — Хотя все еще считаю, что не имел на это права. — Он посмотрел куда-то в сторону, стараясь зацепиться взглядом за рябь на озере. — Не думаю, что Хизаки понравится, если он узнает… — Он не узнает, — быстро сказал Кайто. И замолчал, глядя внимательно и с едва сдерживаемым нетерпением. Это бросалось в глаза, и Камиджо вдруг прошило внезапным пониманием, что если он сейчас наклонится и прикоснется к губам этого парня — то не встретит ровно никакого сопротивления. Этот порыв бушевал в нем настолько сильно, что Камиджо едва сдержал себя, сохраняя на лице привычную маску и легкую улыбку. — Я редко оцениваю чужое, но ты написал красивые стихи. По-настоящему чувственные, — сказал он, снова мягко проведя рукой по плечу Кайто. Скользнул пальцами чуть дальше, по канту воротника его кофты, и потом — по шее, едва-едва прикасаясь за ухом, тронув пряди волос. — И мне понравилась в твоем тексте отчаянная, скрытая страсть. Что-то очень плотское и низменное, но именно этим и настоящее. Покажи текст Хизаки. Хочу, чтобы ты это спел. Камиджо видел, как от резкого быстрого дыхания у Кайто судорожно ходит ходуном грудная клетка. Он изо всех сил старался держать себя в руках, но не мог совладать с собой, и часто дышал, в какой-то момент отведя взгляд в сторону и даже прикрыв глаза, будто от мучительно-сладкой боли. У Камиджо чуть крышу не снесло от такой реакции, учитывая, что он совершенно ничего такого не сделал, и вообще они оба были в общественном месте и в обычной обстановке. Вдруг некстати всплыли в памяти аналогичные прогулки по паркам с Хизаки — как же бесконечно давно это было! — но Юджи поспешно отогнал эти мысли. Сейчас они были совсем уж не к месту. Он чуть не охнул от неожиданности, когда Кайто вдруг поймал его руку, убрав ее от своей шеи, крепко сжал запястье, а потом, скользнув своими пальцами к его, крепко переплел в замок. Он все еще тяжело дышал, закрыв глаза, и лежал на спине, будто утопающий, выброшенный на берег штормом. Помедлив, Кайто притянул руку Камиджо ближе к своему лицу, и несколько раз мягко поцеловал ребро его ладони и пальцы. Оставив поцелуй на запястье, он замер, так и не отпуская, продолжая легко прикасаться губами к коже, согревая горячим прерывистым дыханием. Ощущения зашкаливали по своей силе, и про себя Камиджо отметил, что волнение Кайто было заразным. Ведь, по сути, ничего из ряда вон выходящего не делал и он, но его прикосновения казались настолько интимными, что заходилось сердце. Камиджо ничуть не сожалел о том, что соврал: в текст песни, который ему оставил Кайто, он заглянул лишь краем глаза. Как и следовало ожидать, это была очередная пафосная лирика, полная красивых слов о совершенно неземных чувствах чуть ли не за гранью реальности. У Юджи даже шевельнулось подозрение, не было ли это любовными стихами, ненавязчиво переданными ему из рук в руки. Однако любопытней от этого не стало, да и было попросту лень вникать и анализировать. Он всегда знал, как похвалить и высказать свое мнение в общих фразах, чтобы никто не догадался, насколько он далек от предмета обсуждения. Задавая себе вопрос, что он испытывает к этому парню, Камиджо считал, что только терпение, ничего больше. Вот только с таким откровенно равнодушным отношением он должен был сидеть сейчас в репетиционной и по двадцатому кругу гонять программу предстоящего тура. А он почему-то притащился в Йойоги и ощущал, как под кожей, к которой Кайто прикасается губами, бьется собственный пульс. «Мне просто лестно видеть, как он ко мне относится», — нашел логичное объяснение происходящему Камиджо. Действительно, что могло быть приятнее восхищения красивого молодого человека, который, казалось, чем дальше, тем сильнее в него влюблялся? Несмотря на то, что Юджи ровным счетом ничего для этого не делал. Несмотря на то, что он скорее даже был холоден, невнимателен, и никогда не искал встречи. — Это не слишком ли? — негромко спросил Камиджо, заставляя Кайто остановиться. Прикосновения, на первый взгляд невинные, задевали за живое. Так бывает, когда легко и ненавязчиво трогают чувствительную точку — от короткого контакта ничего не происходит, а от долгого начинаешь ерзать и не находить себе места. — Извини, — так же тихо отозвался Кайто. Он открыл глаза, но упорно смотрел лишь в небо над головой. Камиджо показалось, что тот боится увидеть выражение его лица. — Не за что извиняться, — он провел тыльной стороной ладони, которую все так же сжимал в своей руке Кайто, по его щеке и улыбнулся, когда тот судорожно выдохнул. — Ты, наверное, считаешь меня дураком, — полувопросительно произнес он. — Почему же? — Потому что… Из-за моего поведения. Я достаю тебя звонками, приношу тебе свои песни в обход лидера группы, в которой играю… Ну и вообще. Камиджо старался сохранить непроницаемое выражение лица и не выдать себя снисходительной улыбкой, пускай Кайто продолжал упорно смотреть в сторону. Со своей обширной библиотекой в гостиной, красным вином, манерами и достаточно длинным творческим путем он действительно должен был казаться Кайто человеком если не из другого измерения, то уж точно из какого-то высшего круга общества. И чувствовать над ним это не слишком обоснованное превосходство Камиджо тоже было приятно, пускай, как правило, он не находил ничего хорошего в самоутверждении за чужой счет. «Если бы я оценивал людей по этим критериям, не-дураков в моем окружении почти не осталось бы», — насмешливо отметил про себя Камиджо, но вслух, конечно, сказал другое: — Все когда-то начинали. Все чувствовали себя неуверенно, делали ошибки, понимали это только спустя время. На самом деле, я был бы рад, если бы тогда, на самом старте, у меня был кто-то, с которым можно посоветоваться. — А у тебя не было? В ответ Камиджо отрицательно покачал головой. В то время у него был Маю, и Кайто не следовало знать, во что выливались их попытки договориться хоть о чем-то. Спустя много лет Камиджо был даже в чем-то благодарен Маю — за опыт. Однажды сработавшись с ним, впоследствии он мог сотрудничать с кем угодно. — Гитарист нашей группы свернул бы мне шею, если б я рискнул советоваться с кем-то третьим, — неожиданно даже для себя вдруг признался он и коротко рассмеялся. Кайто его веселости не разделил. Он приподнялся на локтях, но руку Камиджо из своей так и не выпустил, и смотрел на него испытующе и внимательно. — Все так серьезно? — спросил он. — Ты даже не представляешь насколько, — кивнул Камиджо. Он сам не понимал, с чего его дернуло откровенничать, и потому попытался увести разговор в другую сторону. — На самом деле, сравнивать то, что было тогда, почти двадцать лет назад, и то, что есть сейчас, бессмысленно. Музыка, отношение к ней, люди, которые ее создают — все сейчас другое. — Говоришь, как старый дед, — Кайто неуверенно улыбнулся, его пальцы сжали ладонь Камиджо чуть сильнее. — Я и есть старый дед, — парировал он. — О да! Я и вижу, — теперь Кайто расхохотался так искренне, как будто Камиджо рассказал самую лучшую шутку в своей жизни. Он сел, подтянув колени к груди, — наверное, говорить лежа, когда собеседник сидит, было неудобно. Юджи поглядывал на его профиль, безупречно правильный, и делал вид, будто забыл, что его ладонь все еще в руке Кайто. — И, конечно, раньше было лучше? — подначивая, весело поинтересовался тот. — Смотря как судить, — Камиджо тоже улыбнулся и перевел взгляд на ровную гладь озера, в которой отражались бегущие по небу редкие облака. — Я бы сказал, что сейчас все стало проще… Рассуждать на эту тему он мог до бесконечности, особенно когда его внимательно слушали. А слушатель из Кайто был просто отличный, и совсем неважно, что его интересовало больше — рассказ или сам рассказчик. Солнце скрылось за верхушками высоких деревьев, сразу начало стремительно холодать, но Камиджо еще долго не замечал этого, как и не вспоминал ни о чем постороннем. И только вечером, вернувшись домой, он вдруг понял, что уже очень давно, пару лет или больше, он не устраивал себе такого выходного.