Глубокие воды

Зима — весна, 2015 В последнее время все чаще, когда Хизаки закрывал глаза, будь то перед сном или просто так, перед его мысленным взором было пластиковое колесо — вроде одного из тех, что ставят в клетку для мелких домашних грызунов. Белкой вот в таком колесе Хизаки себя и чувствовал — сколько не беги, конца не видно. Жаловаться на жизнь не стоило. Впервые за последние годы он понимал, что действительно счастлив. Приподнятое настроение сопровождалось невероятным вдохновением, иногда Хизаки казалось, что он слышит музыку, даже когда утром засыпает кофе в кофеварку. Только успевай записывать. Работа над «History of Genesis» пошла куда бодрее, чем над первым альбомом, и результат ему тоже нравился больше, чем в предыдущий раз. Кроме того, в его жизнь вернулся некогда очень важный и по-прежнему дорогой человек, который занял если не все мысли, то их большую часть точно. И, тем не менее, иногда Хизаки казалось, что за один день безделья, когда он сможет хотя бы выспаться до обеда, не жалко и душу продать. О Камиджо он действительно думал постоянно: в какой-то момент поймал себя на том, что с мыслями о нем засыпает и встает. Юджи звонил ему едва ли не каждый день, как правило, забывая поздороваться, начиная разговор со слов вроде: «Слушай, я тут вчера думал о том, что мы обсуждали. Мне кажется, надо сделать немного по-другому… Ах да, привет». Камиджо смеялся, то ли смущенно, то ли весело, и Хизаки ловил себя на том, что тоже улыбается, прижимая трубку к уху. Чувство дежавю было потрясающе сильным: именно так они общались в далеком 2007 году, и еще потом, некоторое время после. Только теперь эмоции, которые Хизаки испытывал, были ярче во сто крат, потому что к ним примешивалась ностальгия. Он даже не подозревал, как сильно скучал по тем временам и, получив снова то, чего подсознательно так хотел, в глубине души радовался, словно ребенок. Versailles для них не был чем-то новым, однако Хизаки все равно казалось, что они оба, он и Юджи, стоят на пороге важного начинания, и самое лучшее ждет их впереди. Единственной мелочью, ложкой дегтя, стало неприятное подспудное чувство, что он не очень хорошо поступает с Зином, умалчивая уже не первый месяц о возрождении старой группы. Хизаки даже злился на себя, на неуместную совестливость, и порой, когда не мог заснуть, объяснял сам себе, раскладывая по полочкам и доказывая, что Versailles был сам по себе, он являлся другим, не имеющим отношения к Зину проектом, и стало быть, Хизаки вообще не был обязан рассказывать о своих планах кому бы то ни было, кто не был связан напрямую с будущей работой именно в этой группе. А у Jupiter был свой путь, сворачивать с которого Хизаки не собирался. «Это никак не отразится на Jupiter, — упрямо думал он, и тут же возражал сам себе: — ну, а раз не отразится, расскажи все Зину и успокойся. В чем проблема?» Проблема была в том, что тот будет переживать, будет волноваться и расстраиваться, и Хизаки не брался воображать, как именно его вокалист поступит и не выбросит ли какой-нибудь финт. Странно, прежде ему казалось, что он читает Зина, как открытую книгу, а тут вдруг пришло понимание, что он даже не может спрогнозировать его реакцию на простую, в общем и целом, новость. И дело было даже не только в музыке — хотя в основном, конечно, все же в ней. Вопрос становился острее из-за отношений, что связывали Камиджо и Зина, а точнее, из-за чувств, что последний испытывал к Юджи. Врать себе Хизаки не любил, ему вообще нравилось думать о себе, как о человеке здравомыслящем и рассудительном. Без ложной скромности он верил, что оба эти определения по отношению к нему будут справедливы. Именно поэтому он сразу попытался здраво проанализировать, что думает об этой неожиданной связи, и пришел к выводу, что не ревнует. Ему было неприятно, когда он понял, что творится за его спиной, Хизаки отлично помнил, какую досаду испытал, когда правда о Камиджо и Зине вскрылась, но теперь, остыв, он осознавал, что кроме бесконечного терпения и философского снисхождения в его душе ничего не осталось. Юджи всегда будет оставаться собой. Как бы он не любил, как бы ни нуждался в ком-то, все равно он будет в вечном поиске, и только наивный дурак решит попытаться привязать его к себе. С Зином все было и проще, и сложнее одновременно. Проще, потому что Хизаки едва ли не с точностью до ста процентов представлял, что тот испытывает, глядя на Камиджо, прекрасного и блистательного настолько, что поначалу невозможно не ослепнуть. Сложнее, потому что Хизаки не знал, чем все это закончится, и это подвешенное состояние, заигравшийся Юджи и влюбленный Зин ему совершенно не нравились. Внутренние перипетии казались такой мелочью на фоне счастливой жизни, записи альбома, концертов и путешествий. Однако именно они портили Хизаки настроение и мешали спать по ночам. От мыслей об этом он уставал больше всего, и думал, что действительно пора поставить Зина в известность о возрождении Versailles, заверить его, что на их будущем это никак не скажется, и таким образом избавиться от занозы, которая мешала Хизаки расслабиться. Но он все медлил: из-за страха, что станет хуже, чем есть сейчас. Из-за того, что возродившаяся хрупкая, пока неокрепшая связь между ним и Камиджо может тоже пострадать от этих признаний. А Хизаки слишком сильно дорожил ею, и сколько не убеждал себя, что все эти мелочи не смогут ничего испортить в их с Юджи отношениях, ведь строились те в первую очередь именно на творческом фундаменте, все равно опасался рискнуть. И не хотел думать, что во второй раз загоняет себя в ту же ловушку, что и два года назад, когда долго не мог решиться рассказать тому же Камиджо о Jupiter. Казалось бы, урок был усвоен прочно, но Хизаки во второй раз тянул, игнорируя предчувствие, сам не понимая, что его держит. Помимо всего этого, будто нарочно, из головы не шли воспоминания о том недавнем единственном поцелуе Юджи. Картинка перед глазами была такой яркой, будто это все случилось вчера. Глупо было прокручивать в памяти одно и то же, Хизаки ведь не был какой-нибудь школьницей, которая придает слишком много значения случайным ласкам. Но на это он возражал себе, что и не придает, просто думает о произошедшем чуть больше, чем следует. И опять же силу честности с самим собой Хизаки довольно быстро осознал, что был бы не против возобновить не только творческий союз с Камиджо. Что он скучал по нему не только как по согруппнику. Но говорить об этом пока было рано из тех же соображений: он боялся все испортить и считал, что спешка сейчас — это последнее, что ему нужно. Однако Хизаки знал точно, что просто так Юджи, при всей своей влюбчивости и впечатлительности, никогда никого не целует. Тот день, первый после небольшого тура, был выходным, но Хизаки все равно запланировал множество дел, не связанных с группой. Ему надо было пройтись по магазинам, купить кое-что по мелочи, заехать в банк, чтобы подписать какие-то формальные бумаги — письмо с просьбой по возможности прийти он получил во время отъезда, кроме того, Йори давно следовало отвезти к ветеринару на плановый осмотр. Справился Хизаки неожиданно быстро и домой вернулся после обеда. Мысль о том, что можно провести вечер, просто отдыхая, в первый момент порадовала его, но тут же ей на смену пришла другая. Он так долго не видел Камиджо, что успел соскучиться. Даже в самом напряженном графике Хизаки удавалось урвать немного времени для Юджи, но в разъездах даже такие короткие встречи стали невозможны. «Отдохну на пенсии», — сказал себе Хизаки, доставая телефон. — О, Хи, какая приятная неожиданность, — радостно приветствовал его Юджи, и Хизаки тоже улыбнулся. Приятно было чувствовать такую искренность. — Не занят? — привычно спросил он. — Скорее нет, чем да, — отозвался Камиджо, и по одним интонациям Хизаки понял, что тот не один. — Что ты хотел? — Думал предложить встретиться, сходить в какой-нибудь бар, — честно ответил он. — Но если у тебя дела… — Это отличная идея, — перебил его Камиджо с непривычным энтузиазмом. — Только в бар мы не пойдем. Приезжай лучше ко мне. — К тебе? За словами Камиджо слышался какой-то подвох, он как будто готовил сюрприз. — У меня тут гости. Точнее — гость. Думаю, ты тоже будешь рад его видеть. Хизаки был готов поклясться, что в этот момент Юджи и его невидимый гость обменялись взглядами. — Вот это интрига, — хмыкнул гитарист, но при этом уже направился в прихожую, чтобы, держа телефон одной рукой, начать обуваться. — Никаких интриг, мы ждем тебя, — ответил Камиджо и, не попрощавшись, сбросил вызов. Пожав плечами, Хизаки убрал мобильный в карман. Гадать, что за гость был у Юджи, не имело смысла, у них набралось бы слишком много общих знакомых, которые потенциально могли зайти к нему на чай — начиная с того же Масаши и заканчивая кем угодно из менеджеров. Однако, судя по поведению Камиджо, Хизаки ждала встреча с кем-то действительно неожиданным. И это в самом деле превзошло все его ожидания. Он просто на месте застыл, так и замерев в холле квартиры Юджи, когда в дверях, ведущих в гостиную, показался Шаура — собственной персоной. — С ума сойти, — прокомментировал такое явление Хизаки и, как-то не особенно раздумывая, шагнул ближе к Джуке и крепко его обнял. — Вот уж кого не ожидал у тебя увидеть. Джука усмехнулся, кивнув. А Камиджо улыбался настолько красноречивой улыбкой, что снова захотелось стукнуть его. Уж он-то точно понимал, какой эффект его гость и сам факт его присутствия произвел на Хизаки. Хотя виделись они с Джукой относительно недавно — всего пару месяцев назад, на хэллоуинской вечеринке у того же Юджи, Хизаки все еще не мог поверить, что Хироки и в самом деле прервал свое добровольное затворничество. Им ничто не мешало общаться чаще, особенно когда былые обиды и натянутость исчезли по прошествии достаточного количества времени. Но почему-то общение не возобновилось, о чем Хизаки иной раз жалел. Когда у него было время вспомнить об этом. И тем больше он был поражен, когда еще год назад, тоже в преддверии Дня Всех Святых, Камиджо провернул невероятный фокус и представил Шауру как гостя на своей ежегодной вечеринке. Тогда Джука и Хизаки увиделись в первый раз с 2011 года, но успели только парой слов перекинуться. На вопрос, каким образом Юджи удалось его вытащить, Хироки только рассмеялся и сказал, что у того есть редкий дар убеждения. Дар у Камиджо, без сомнения, был, но Хизаки искренне считал, что Джука будет последним, кто поддастся его обаянию и позволит себя уговорить на что бы то ни было. — Я смотрю, вы неплохо ладите, — осторожно заметил Хизаки, когда они втроем расположились в уютной гостиной Камиджо. Тот сидел между ними, какой-то особенно домашний и расслабленный. Хотя прежде, Хизаки помнил, Юджи всегда был словно настороже в компании Хироки. Джука улыбнулся и пожал плечами. — Нам давно уже нечего делить, так почему бы и не ладить. Ты не хуже меня знаешь, что Юджи — та еще заноза в заднице. Камиджо расхохотался, слегка запрокинув назад голову, как всегда делал, когда смеялся искренне и от души. — Не так-то просто отделаться от хорошего человека, верно, Хиро? — Это ты-то хороший? — парировал Джука, открывая бутылку пива и передавая ее Хизаки, глядя на Камиджо. — Всегда считал тебя главным антагонистом в драматической истории. — Лестно слышать, — усмехнулся тот. Пил он, как обычно, только вино, хотя сегодня в его бокале было совсем немного. То ли Камиджо по каким-то причинам нужно было оставаться трезвым, то ли он уже успел достаточно отпить. Хизаки вдруг ощутил, что ему давно уже не было так спокойно и хорошо, как теперь — в компании с людьми, с которыми его так много связывало, с теми, с кем довелось пережить великие взлеты и самые тяжелые и трагические минуты. Он снова взглянул на Хироки, смутно догадываясь, почему теперь, когда прошло столько лет, он уже не смотрит на Камиджо с ненавистью и явно не испытывает желания подправить ему лицо. — Можно ли надеяться, что мы скоро опять о тебе услышим? — спросил Хизаки, медленно цедя пиво. Джука пристально взглянул на него, казалось, некоторое время обдумывая вопрос. А потом качнул головой, машинально проведя ладонью по коротко постриженным каштановым волосам. Эта деталь казалась в нем такой непривычной и чужой. — Нет, Хи, увы. Нельзя два раза войти в одну и ту же реку. Камиджо только молча фыркнул и глаза закатил. — Да, нельзя, — с нажимом повторил Хироки. — Особенно когда уже попытался. — Джука у нас теперь вовсю осваивает мир автобизнеса, — поделился Юджи, положив под шею диванную подушку. В руке он все еще держал бокал с вином, но, казалось, пить его совсем не собирался. — Если честно, с трудом представляю, как разбор моторов и тюнинг сочетается с первоклассным маникюром, но… Джука рассмеялся, нахально перебив Камиджо посреди его снисходительной речи, и это выглядело совсем как тогда, в конце 2006 года, когда они, казалось, и в самом деле были хорошими приятелями. Хизаки знал, что Юджи никогда по-настоящему не испытывал неприязни к Хироки, а так же всегда открыто восхищался его вокальными данными. «Наверное, поэтому теперь ты с ним так упоенно дружишь, — вдруг подумал Хизаки, глядя на обоих. — Хироки тебе больше не конкурент, во всех смыслах». В глубине души что-то слегка похолодело от этих мыслей, хотя ни Джука, ни Камиджо не подкалывали друг друга нарочно и злобно, они и в самом деле, судя по всему, часто общались. Как такое могло произойти, Хизаки все еще не понимал, а спрашивать было нетактично. — Я все равно был рад увидеть тебя в октябре, — вместо ненужных вопросов сказал он, похлопав себя по карманам. Шаура мигом его понял, потянувшись к своей пачке сигарет, лежавшей тут же перед ним, на низком кофейном столике у дивана. — Все вон на лоджию, — тут же заявил Камиджо, кивком указав Хизаки на его же сигареты. — Ну и занудой же ты стал, когда бросил курить, — припечатал Джука, вставая. Хизаки потянулся за ним, но намеренно слегка отстал, обернувшись и посмотрев на Юджи. Тот оставался сидеть в центре огромного дивана, привычно закинув ногу на ногу, но выглядел каким-то отстраненным, словно мыслями был не здесь. Хизаки заметил, что взгляд Камиджо устремлен куда-то далеко, и машинально взглянул в ту же сторону. Прямо напротив на длинной полке стояли в ряд фотографии в рамках — их было много разных, больших и маленьких, из арт-буков и снятых на простую камеру второпях. Приглядевшись, Хизаки понял, что смотрит Юджи на их большой общий снимок с самого первого выступления Node of Scherzo. Странно, но прежде он и не осознавал, как далеко позади осталось прошлое. Он почти не вспоминал все, что было до 2010 года. А Юджи, видимо, вспоминал нередко. Медленно подойдя к нему со спины, Хизаки опустил ладонь ему на плечо, чуть сжав. Тот молча накрыл его руку кончиками пальцев, будто машинально гладя в ответ. Как раньше, много-много раз. Это был их извечный ритуал, когда Юджи нуждался в его неуловимой близости, а Хизаки всегда мог понять, о чем тот думает. — Кое в чем Хироки прав. Нельзя два раза войти в одну и ту же реку, — тихо сказал он, глядя Камиджо в макушку. — Кто сказал, что я хочу? — отозвался тот после короткой паузы, не оборачиваясь. — Мне просто жаль, что эта река утекла. Или, может, она есть, но уже не моя. Выходя на лоджию, Хизаки почему-то подумал, что, возможно, сейчас впервые понял, зачем Юджи продолжает эти жестокие игры с Зином. Хотя еще вопрос, для кого они более жестоки. — Ты, должно быть, и правда в шоке, — негромко заметил Хироки, выпуская излишки дыма. Они стояли рядом и курили, наблюдая зыбкие зимние сумерки. Хотя уже несколько дней как царила оттепель. — Не буду спорить. Я думал, ты… — не договорив, Хизаки красноречиво пожал плечами. — В одном Юджи не откажешь, — подумав, сказал Джука, затягиваясь. — Избавиться от него и впрямь трудно, потому что он, как правило, своих в покое не оставляет. Нравится нам это или нет. — Вы и в самом деле друзья? — Я бы так не сказал. Это слово не слишком подходит. — Но и не враги? Джука едва уловимо удивленно приподнял брови. — А мы разве были? — Мне так казалось. — Тогда мы и с тобой, получается, были врагами. Но ведь это же не так? Давние события вдруг ярко вспыхнули перед глазами, как в кино. Хизаки казалось, что этот сегодняшний Хироки совсем не похож на того Джуку, с которым он когда-то работал, радовался, ссорился, на того пылающего яркого артиста, каким он был. Он обещал так много, но все его начинания кончились ничем. Мог ли Хироки знать тогда, в темном гостиничном номере, пьяный и разбитый, что завершение будет именно таким? Хотя как знать. Может быть, оставив все это в прошлом, он стал счастливее. Хизаки снова перевел взгляд, долго изучая четкий профиль Шауры на фоне темнеющего неба. Трудно сказать, выглядел ли этот человек счастливым — скорее, он был полностью другим. — Я ни разу не спросил, как твои дела, — смущенно осознав это, Хизаки сделал глубокую затяжку, будто прячась за сигаретой. Хироки искоса взглянул, легко улыбнувшись. — Камиджо ведь сказал. Готовлюсь тут скоро к большому заезду любителей спорткаров BMW на юго-западе. Подрабатываю у Микаге в баре. Знаешь, он открыл очень симпатичное заведение. — Слышал, — кивнул Хизаки, но следующий вопрос не задал. Докурив, Джука тщательно раздавил окурок в пепельнице и закрыл глаза, упираясь локтями в раму. — Я правда не хочу возвращаться. Что бы кто ни думал. Когда столько раз пытаешься, но в итоге все равно ничего не выходит — стоит, наверное, задуматься. Может быть, я сеял не на той ниве. — А Эрина? Это вырвалось у Хизаки непроизвольно, он уже хотел извиниться, но Джука, казалось, и бровью не повел. — А Эрина явно сеет там, где нужно. Кто я такой, чтобы заставлять его жить той жизнью, которая ему скучна и неинтересна? На лоджии становилось холодно, Хизаки натянул рукава кофты посильнее на запястья, грея руки. Вся неловкость каким-то образом улетучилась, и он сам не понял, почему. Этот странный вечер был будто не сегодняшним, а тем — из прошлого, которое уже не вернешь. Но и возвращать никто не хочет, достаточно просто ностальгически вспомнить, как оно было. Словно визит в старую школу или в район, где вырос — старые, давно отжитые эмоции уже не болят, всего лишь грея теплом самое донышко сердца. — Что ты имел ввиду, говоря, что Юджи «своих» не оставляет в покое? — задал Хизаки заинтересовавший его вопрос. — Это ты про меня и… Джука решительно помотал головой. — Нет, что ты, не совсем. Я не только о твоей группе. Юджи просто… Наверное, постоянно считает, что его касается то, как сложилась жизнь у тех, кто имел честь его узнать, — в голосе Хироки слышались смешливые беззлобные нотки. Хизаки только хмыкнул. — Вот уж в чем я сомневаюсь, так это в том, что его вообще это хоть немного волнует. — Ты, например, знал, что он недавно связался со своим коллегой из Lareine? И это после стольких лет обоюдного молчания. Новости были, мягко говоря, неожиданные. — Не знал, конечно. Откуда бы? И мне кажется, или он что-то задумал? — Пытается войти в ту же реку. — Только не Камиджо. — Значит, ищет новый берег. Дверь лоджии тихо стукнула, открывшись, и Хизаки едва не вздрогнул, услышав за спиной знакомый ехидный голос. — Нет, ну вы посмотрите только на них. Опять сплетничаете? Джука рассмеялся — искренне и легко, боком опираясь о стеклянное ограждение лоджии и разглядывая нарисовавшегося перед ними Камиджо. — Об известных личностях всегда ходит много сплетен. Я думал, ты знаешь. Тот самодовольно смерил его взглядом и еле сдержался, чтобы не рассмеяться в ответ. Шагнув ближе к Хизаки, Юджи остановился у него за спиной, положил ладони на талию и привлек к себе, легко приобняв, упершись подбородком ему в плечо, поглядывая на Джуку. — Здорово, что вы оба пришли, — тихо сказал он, и Хизаки не удержался — накрыл его руки своими, привычно погладив открытые запястья. Хироки кивнул, склонив голову, и достал еще одну сигарету. Глядя на профиль Джуки, задумчиво смотревшего куда-то вдаль, но наверняка ничего перед собой не видевшего, Хизаки неожиданно даже для себя вдруг подумал, что, наверное, понимает, почему спустя столько лет тому удается ладить с Камиджо. События, рассорившие их в пух и прах, остались в далеком прошлом, и больше не было Жасмина, оказавшегося в эпицентре той давней истории. Наверное, его смерть в чем-то даже примирила Хироки и Юджи, как порой горе объединяет злейших врагов. А то, что Джука переживал смерть Юичи не менее остро, чем они все, Хизаки не сомневался. Потому что очень любил его, пускай даже невзаимное чувство со временем отступило, и в тот момент, когда Жасмин покинул их, Джука жил уже совсем другой жизнью и был счастлив с другим человеком. Хизаки вспомнились месяцы, которые последовали за смертью Ю — тяжелые и даже страшные. В то время он многое переосмыслил для себя, и наверняка то же самое происходило с Камиджо. По крайней мере, он точно понял, что враждовать с Хироки больше смысла нет. И когда у Джуки все в очередной раз полетело в тартарары — группа, личная жизнь, вся карьера — ведь именно Камиджо протянул ему руку помощи, которую тот принял. Несколько лет назад, когда Юичи еще был жив, когда вокруг него кипели нешуточные страсти, все те события казались драматическими, а взаимоотношения — невероятно сложными. А теперь время словно подернуло их полупрозрачной пеленой, углы сгладились, и Хизаки смотрел в прошлое, как сквозь туман: краски стали тусклее, звуки тише, и то, что казалось тогда бесконечно важным и судьбоносным, вызывало сейчас лишь печальную улыбку. В эту минуту Хизаки понял, что немного скучает по ним прежним — таким, какими они были тогда. Пускай и не жалеет ни о чем. — Кажется, я уже отморозил задницу, — пожаловался Джука, мгновенно разрушив хрупкую атмосферу, и Юджи за плечом Хизаки фыркнул: — Ты, как всегда, деликатен. — Я просто честный. Не хотите вернуться внутрь? Хизаки кивнул, соглашаясь, хотя холода он почему-то совсем не чувствовал, а Юджи первый отступил от него и шагнул к застекленной двери. Запланированный на эту зиму тур Jupiter был недолгим и потому пролетел как одно мгновение, а концерты слились в сплошную неразделимую полосу. Отчасти причиной тому стала усталость, и то, что голову Хизаки переполняло множество отвлеченных вопросов. — После тура мне нужен небольшой отпуск, — сообщил ему Масаши за неделю до отъезда. — Что-то случилось? — насторожился Хизаки. У Масаши уже давно были проблемы со здоровьем, и он заранее опасался худшего. — Все в порядке. Просто Камиджо попросил отыграть у него на саппорте. В эту минуту Хизаки испытал весьма противоречивые чувства, главным из которых было удивление, почти сразу вытесненное возмущением. «А со мной никто не хотел посоветоваться по этому поводу?» — чуть было не спросил он, но, к счастью, удержался, а следом осознал, что предупреждать его никто не был обязан. Точнее, был, но Масаши и так сделал это именно в той форме, в которой следовало. Басист Хизаки не являлся его собственностью, он имел полное право выступать с другими музыкантами. А Юджи, в свою очередь, выглядел бы более чем странно, если бы начал отпрашивать Масаши у Хизаки. Вроде бы все было логично и правильно, но он все равно почувствовал досаду, как будто его обманули. — Все равно после тура у нас небольшая передышка, — продолжил Масаши, глядя в растерянное лицо Хизаки. — Это ж не нарушит наши планы, верно? — Конечно, — пожал плечами тот. — Я просто удивился. — Почему же? Мы с Камиджо всегда были друзьями, а постоянного состава музыкантов у него все равно нет. Возразить Хизаки на это было нечего, но почему-то он подумал, что каким бы хорошим другом Камиджо не приходился Масаши, звать его выступать вместе он не стал бы, если бы не наладившиеся в последнее время отношения с лидером Jupiter, а также планы на будущее, снова связавшие их крепкой нитью. Каких-то потенциальных проблем от работы Масаши с Камиджо Хизаки не видел, потому просто плечами пожал и велел себе выбросить лишнее из головы. Однако прошло не так много времени, когда после завершения тура его всерьез огорошил уже Зин. — Меня выселяют, — сообщил он за утренним кофе, который они пили с Хизаки, дожидаясь Теру и Юки в репетиционной. — Ого, это почему? — спросил Хизаки. — Потому что сам дурак, — поморщился Зин. — Мне перед отъездом пришло письмо, что квартира нужна хозяевам для других целей и больше сдаваться не будет. А я так замотался, что прощелкал сроки: почему-то думал, что у меня остается больше времени. — А сколько его остается? В смысле, когда надо съехать? — Съехать надо позавчера, — коротко рассмеялся Зин, и не без удивления Хизаки отметил, что тот не выглядит ни расстроенным, ни растерянным, как полагается выглядеть человеку, который не знает, где будет жить завтра. Все же поиски жилья — иногда вопрос не одной недели, а то и месяца. — Могу вернуть тебе долг и пустить пожить к себе, — улыбнулся Хизаки. Когда-то ему действительно пришлось провести несколько дней у Зина в гостях, пока у него делали ремонт, но Хизаки не имел ничего против того, чтобы отдать долг с процентами. — Можешь оставаться, сколько захочешь. — Спасибо, — пробормотал Зин смущенно и опустил глаза. В первый миг Хизаки не понял, отчего такая реакция, но тот тут же пояснил: — я уже нашел, где буду жить. — Вот как. И где, если не секрет? Невольно Хизаки снова улыбнулся. Вид у Зина был красноречивый, ему никогда не удавалось скрывать свои эмоции, и сейчас он явно испытывал неловкость, и не осталось сомнений — жить Зин собирается не один. Удивляло только то, что Хизаки, работая со своим вокалистом и видя его практически каждый день, был почему-то уверен, что никаких серьезных отношений у него сейчас нет. По известным причинам. — Ну… — замялся Зин. — Наверное, сейчас очень странно для тебя прозвучит, но меня пригласил к себе пожить Камиджо. Если бы эта сцена была частью сериала или фильма, по сценарию Хизаки выронил бы банку с кофе из рук. На деле же он почувствовал, что не успевает справиться с лицом и теперь таращится на Зина во все глаза, как на редкого идиота, сморозившего невероятную глупость. — Камиджо? — медленно повторил он. — Да, Камиджо, — невольно Зин вжался в спинку дивана, на котором сидел, и при других обстоятельствах Хизаки это развеселило бы, но сейчас ему было вовсе не до смеха. «Какого хрена?!» — больше всего хотелось рявкнуть ему, но вместо этого он мысленно сосчитал до трех и постарался произнести как можно спокойнее: — Это, конечно, не мое дело, можешь не отвечать, но… Что между вами происходит? Даже не сомневаясь в том, что на его лбу большими буквами написано «вы что, съезжаетесь?», Хизаки все равно буравил взглядом Зина, который уже ерзал на месте и отводил глаза. Хизаки не знал, что испытывал в большей мере в этот момент, но одно мог сказать точно — вся эта ситуация ему категорически не нравилась. — Между нами ничего нового, — так же тихо и нейтрально произнес Зин, и Хизаки кожей почувствовал, что тот врет. — Знаешь, люди, которых ничего не связывает, обычно не живут вместе. Хизаки завтрашний обязательно даст по шее Хизаки сегодняшнему за такие резкие слова — он понимал это, как и осознавал, что в принципе ведет себя некрасиво и несдержанно, показывая истинные эмоции Зину. Но совладать с собой не получалось. — Он просто предложил помощь. Так же, как только что предложил ее ты. Это одно и то же, — слабо возмутился Зин, но запала надолго не хватило, и он опять уставился на свои колени. «Вот и замечательно, переезжай тогда ко мне, раз для тебя это одно и то же», — хотел огрызнуться в ответ Хизаки, но наконец все же взял себя в руки и сдержался. С самым независимым видом Зин закинул ногу на ногу и теперь нервно болтал ею в воздухе, наверняка даже не замечая этого, как и того, что царапает ногтями обивку дивана. А Хизаки, глядя на него, вдруг остро почувствовал, насколько тот был его младше. Скомандовав себе выдохнуть и успокоиться, он медленно кивнул и произнес: — Когда-то мы с тобой уже говорили об этом. Говорили о Юджи. Ты помнишь, что я тебе тогда сказал? — Помню, — слишком поспешно для человека, который держит себя в руках, ответил Зин и вздернул подбородок. — Но давай я со своими делами сам разберусь. «Не суй свой нос, куда не просят», — мысленно перевел сказанное Хизаки и демонстративно пожал плечами, прежде чем встать и взять со стола сигареты, которые он сам выложил десятью минутами ранее. — Главное, что помнишь, — произнес он и, чтобы немного сгладить впечатление от этого неприятного разговора, добавил: — я курить. Буду через пять минут. — Хорошо, — буркнул Зин, скрестив руки на груди и даже не взглянув на Хизаки. Вид он имел скорее расстроенный, чем разозленный, и старательно смотрел в окно, словно там показывали что-то интересное. А Хизаки, прикрывая за собой дверь, задавался вопросом, кто его своим поведением выматывает больше: Зин или все-таки Камиджо? И какого черта тому понадобилось приглашать Зина жить к себе? Рука сама потянулась к карману с телефоном, но Хизаки вовремя остановился. Он не сомневался, что еще найдется подходящий момент для вопроса, что за дурацкую игру затеял Юджи. Однако было кое-что, о чем Хизаки забыл, не придав значения, и из-за чего лишился кучи нервных клеток. Он не любил бездельничать, и даже когда они не собирались для обсуждения и планирования, приходил на базу все равно, хотя далеко не всегда чтобы играть или придумывать что-то новое. Внимания Хизаки требовало множество вещей, на первый взгляд вообще не связанных с творчеством и музыкой, в частности, как-то целое утро он потратил на разбор почты и обмен сообщениями с представителями лейбла. И сегодня, придя на базу, тоже сразу уселся за ноутбук, хотя в голове что-то смутно бродило, и хорошо бы было попробовать поймать за хвост зарождающийся мотив. Хизаки было одиноко без привычных сборов, прогонов и черновых демо-записей. Еще больше его печалило отсутствие Камиджо, который несколько недель назад четко по расписанию укатил в свой тур, прихватив Масаши. Новости от обоих были, конечно, каждый день, но Хизаки понимал, что Юджи слишком устает, чтобы еще и успевать общаться с ним из другой части света, когда разницу во времени даже представить страшно. Они так и не обсудили щекотливый факт временного проживания Зина в квартире Юджи, и теперь Хизаки казалось, что чем больше проходило дней, тем все более призрачной становилась сама возможность такого разговора. В конце концов, кто он такой, чтобы допытываться, кого Камиджо зовет к себе жить, а кого нет. По факту они всего лишь друзья и бывшие-будущие коллеги. Погрузившись в свои мысли, Хизаки чуть было не пропустил e-mail от менеджера с Universal, почему-то помеченный как важное. Обычно кто-то из стаффа предупреждал его, когда возникали такие срочные ситуации, но сейчас никого не было, и Хизаки, решив не медлить, открыл письмо, углубившись в чтение. А минут через пять, перечитав текст несколько раз, зло и с досадой захлопнул крышку ноутбука, испытывая острое желание пнуть ножку стола. Как он мог забыть, что должен был отправить официальное уведомление о совместной работе Масаши с артистом другого лейбла, и, по-хорошему, дождаться подтверждения, прежде чем так легко отпускать басиста. Такие ситуации прежде, во времена Versailles, были в ведении Камиджо, который, хоть и злился порой и в принудительном порядке менял кого-то в стаффе, ответственного за документацию, но в целом справлялся неплохо. Хизаки же уже в который раз упускал важные пункты контракта, такие как работа на стороне и уж тем более — с другой компанией. Масаши отыграл с Камиджо уже три концерта, и отозвать его сейчас до момента, пока лейбл одобрит сотрудничество вне Jupiter, было бы настоящей катастрофой. Хизаки почувствовал, как его прошиб холодный пот, а пальцы чуть подрагивали, пока он, старательно подбирая слова, договаривался о встрече с представителем Universal прямо сегодня. Ситуацию следовало спасать, а опереться было не на кого — не Теру же звонить, и не Юки или Зину, которые сделать ничего не смогут, только озадачатся. От напряжения у Хизаки заболела голова, и он устало опустил ее на руки, ложась на стол. Неясный хвост новой мелодии растаял в ноосфере так, будто его и не было. Как можно умудряться быть хорошим организатором и хорошим композитором одновременно, когда заботы в одной области полностью исключают возможность целиком отдаться другой? Разорваться здесь куда предпочтительнее. Было бы намного лучше, если бы он сумел прямо сейчас связаться с Камиджо. Как ни странно, на него и его тур Хизаки совершенно не злился, понимая, что сам допустил оплошность, и если на кого и следовало наехать, то только на себя. И на Масаши отчасти, потому что он тоже мог бы напомнить, а не просто взять и упорхнуть в неизвестном направлении, едва Камиджо его позвал. Но связаться с Юджи, который пребывал сейчас где-то то ли в Англии, то ли в Германии, было нельзя. И с этим пришлось смириться. Под рукой зазвонил мобильный, от чего Хизаки, погруженный в свои мысли, даже вздрогнул. Ватару-сан, с которым он работал уже два года, как всегда, отозвался на его сообщение с поразительной скоростью, как будто никаких других групп и забот у него не было. — Если есть возможность, я бы приехал встретиться с вами хоть сейчас, — проводя рукой по глазам, Хизаки машинально взглянул на время. Близилось к обеду, и при желании можно было успеть. — Я попробую подготовить документы не с сегодняшней датой, и если бы это удалось утрясти, я был бы крайне признателен. «Куда как лучше сидеть себе, ловя вдохновение, и просто играть что-то, даже не думая ни о чем», — мелькнула мрачная мысль, когда Хизаки уходил, запирая тяжелую дверь. Он словно чувствовал, что разговор ему предстоит не самый приятный. …Домой он зашел только в девятом часу вечера, чувствуя себя так, будто его усиленно били ногами. Не включая в прихожей свет, Хизаки на ощупь скинул обувь и, спотыкаясь, побрел в комнату, где сразу же улегся на диван лицом вниз, стараясь заглушить подушкой звуки. Хотя в квартире и так царила тишина, не считая тихо мяукнувшей Йори, которая тут же запрыгнула на диван и устроилась рядом с Хизаки. В голове мелькали пункты и подпункты, проштудированные на всякий случай на пару с представителем лейбла. И по всему выходило, что при самом плохом раскладе Хизаки грозило суровое предупреждение с компенсационными выплатами. А это означало отсрочку выхода нового сингла минимум на полгода и отмену финансирования европейского тура, пусть он и планировался совсем небольшим. «Если бы вы представили запрос в срок», — набатом стучало в висках. Если бы. Если бы. Если бы можно было удержать в голове любую самую завалящую мысль — человечеству не нужны были бы компьютеры и всевозможные системы напоминалок. Был во всем этом кошмаре только один плюс — Хизаки весь день и не вспоминал о Зине и о том, что тот теперь живет в квартире Камиджо. Йори у него под рукой опять тихо замяукала, привлекая внимание, и Хизаки запустил пальцы в ее густую шерсть, рассеяно поглаживая. Как ни странно, это успокаивало. — Я идиот, веришь?.. — пробормотал он, обращаясь к кошке, хотя когда-то дал себе слово — не говорить в одиночестве сам с собой или с домашним животным. Потому что так и умом тронуться недолго. Йори рядом урчала, как трактор, явно имея ввиду, что вовсе не считает его идиотом. Хоть это было и слабым утешением, Хизаки все-таки нашел в себе силы подняться с дивана, включить свет и отправиться на кухню, готовить ужин. Со всей этой нервотрепкой он как-то забыл, что совершенно ничего не ел. Готовить он любил, но сегодня никакого вдохновения не чувствовал, машинально выполняя извечный ритуал человека, живущего в одиночестве. Против воли в подкорке скреблась противная мысль, что сегодняшний фейл — результат закономерностей, тянущихся чуть ли не с самого основания Jupiter. Оказалось, что самое сложное при организации новой группы — это не музыка, и не тексты, и не притирка к новому вокалисту, и не первые концерты, когда приходится начинать с нуля и завоевывать определенное место в нише много лет успешно выступающих групп. И даже реакция фанатов на новый коллектив после более чем удачного прежнего не была такой уж большой сложностью. Труднее всего оказалось самому стоять у руля, нести ответственность буквально за каждое решение, просматривать огромную смету расходов и контролировать их, чтобы группа не вылетела в трубу, хотя, конечно, у лейбла были люди, занимающиеся финансовой стороной. У Хизаки иной раз голова шла кругом, и он решительно не понимал, как Камиджо справлялся с этим. Когда перед одним из самых первых лайвов оказалось, что рейд был подписан на сольный концерт с учетом клуба на 500 человек, а набралась едва ли половина, Хизаки впервые решительно не знал, что ему делать. В дело тогда вмешался Юки, в сжатые сроки умудрившись договориться по своим каналам, и формат лайва изменили на небольшой сборный. И как-то так и повелось: если возникали трудности, Хизаки не успевал среагировать быстрее, чем о них узнавали остальные члены группы, и решать приходилось всем вместе. Теру обычно не возражал и не высказывался, даже когда бывал недоволен положением вещей, Зин же вообще никогда не имел ни к кому никаких претензий. Отчасти Хизаки ему был за это благодарен, чувствуя, что не прогадал в свое время — не избалованный славой и вниманием парень оказался прекрасным коллегой. А вот Юки и Масаши порой то по отдельности, то вместе старались узнать у Хизаки, собирается ли он в будущем как-то менять подход к работе, или им придется вечно мириться с возникновением в любой момент очередного форс-мажора. Эти двое часто говорили о стабильности, о концертах, приносящих удовольствие, а не досаду, Масаши то и дело осторожно замечал, что, возможно, Universal им не подходит и слишком многое оставляет без контроля, в то время как в творческой стороне наоборот стремится чрезмерно давить. «Это именно то, что нас не устраивало в Warner», — говорил Юки, и Хизаки знал, что Масаши с ним согласен. Вот только когда они говорили «нас», так и тянуло язвительно хмыкнуть. Все прекрасно помнили, что это Камиджо «не устраивала» работа их прежнего лейбла. Хизаки порой было безумно интересно, на какие в итоге уступки пошли Warner, чтобы Камиджо снова стал с ними работать уже как сольный исполнитель. Почему-то Юджи всегда умел приспосабливать мир под себя и исподволь заставлять людей делать то, что хочет он. На самых выгодных условиях. Приглушенный сигнал входящего сообщения на телефоне Хизаки чуть было не пропустил, и заметил только потому, что в этот момент мобильный на столе ему мешал, и он переложил его на стул рядом. Сообщения были разные: первое — смс от Ватару, второе — письмо на электронную почту от стаффа Камиджо. Нахмурившись, Хизаки быстро открыл то, что было от Юджи, и не сразу понял, как так вышло и каким образом ситуация внезапно разрешилась без малейших потерь. К письму были приложены все необходимые документы и двустороннее соглашение, заверенное подписями, согласно которым Масаши мог работать у Камиджо на саппорте в течение целого года. Число, с которого данное соглашение вступало в силу, тоже не оставляло Universal ни малейшего повода предъявить претензии. Пробежавшись еще раз взглядом по письму, Хизаки внезапно увидел постскриптум: «Камиджо-сан просит его извинить, договор забыли предоставить из-за спешки перед началом тура». — По голове б тебе постучать, — мрачно хмыкнул себе под нос Хизаки. — И мне тоже. Открывая смс от Ватару, он уже прочно успокоился. Разумеется, выдрессированный стафф Камиджо выслал документы и ему тоже. И вроде бы все было улажено, можно было выдохнуть и забыть как страшный сон, но Хизаки весь день пронервничал, думая сразу слишком много всего, и теперь ему уже тяжело было пустить ход мыслей в иное русло и расслабиться. Лежа без сна в постели, он думал снова и снова, что Камиджо не мог просто так что-то забыть. Тем более учитывая, что все его музыканты были сессионщиками, со всеми ними заключались контракты, нереально было отправить в срок документы для одного и забыть для другого. Масаши, скорее всего, вообще был не в курсе, что возникли какие-то проблемы, а Хизаки в очередной раз размышлял, какого черта Юджи мутит и зачем ему держать кого бы то ни было в таком стрессе. Или это тонус? «Из меня хреновый лидер, — думал Хизаки, бесцельно листая в телефоне контакты. — Может, для этого тоже нужен талант?» Ему попался номер Зина, и вторая не дающая ему покоя за последнее время мысль опять вылезла на передний план. Неприятно было даже думать, что Зин сейчас обитает в доме Юджи, в том самом месте, где сам Хизаки бывал так часто, а было время — чуть ли не жил там, пусть Камиджо и оберегал всегда очень ревностно право на личное пространство. Тем удивительнее было его внезапное гостеприимство. Поколебавшись, Хизаки нажал вызов, отметив про себя, что время еще не столь позднее. — Странно тебя слышать в такой час, — несколько удивленно приветствовал его Зин. В трубке, кроме его голоса, было тихо, и Хизаки сделал вывод, что парень дома. Теперь главное — не цепляться за то, где именно это «дома». — У меня был просто сумасшедший день, — почему-то поделился Хизаки, закрыв глаза. — Думал, накосячил так, что вся наша дальнейшая работа была бы под серьезным вопросом. Зин помолчал секунду, явно обдумывая сказанное лидером. — Мне стоит тревожиться? — осторожно спросил он. — Уже нет. Все улажено. Но впредь, наверное, мне нужно быть внимательнее… Замолчав, Хизаки чуть сильнее сжал корпус телефона, невольно представляя, что Зин сейчас, скорее всего, сидит в гостиной, с ногами на огромном угловом диване винного цвета. Свет в этой большой уютной комнате, как всегда, приглушенный, рассеянный и очень теплый. — Я знаю, что тебе это неприятно, — тихо произнес Зин, словно мысли его подслушал. — И я не буду врать, что для меня пожить у тебя и пожить у него — это одно и то же. Но все правда не так, как ты думаешь. — Откуда тебе знать, что я думаю? — несколько поспешно отозвался Хизаки и тут же зажмурился. Ну что он творит? — Это чувствуется. В последнее время Зин изменился еще сильнее, стал будто бы спокойнее и решительнее, а еще в чем-то мудрее. Хизаки не хотелось думать, что таким его сделал Юджи своим жестоким и подчас издевательским поведением. Иной раз, чувствуя чей-то интерес, он вел себя как чертова дива — то общался так, будто стоял на другой, более высокой ступени, весь абсолютно недосягаемый и какой-то даже неземной; то внезапно щедро одаривал собой, выбивая почву из-под ног. Хизаки считал, что ему повезло, потому что с ним Юджи крайне редко держал дистанцию, словно молчаливо признавал в нем что-то, чего нет в других. Но остальным везло меньше, и Хизаки знал немало людей, которые за глаза ненавидели Камиджо, но на самом деле были им одержимы. В той или иной степени. Зину явно повезло испытать на себе всю силу и глубину его равнодушия, а при наличии сильных чувств это обычно здорово меняет характер. — Ты ведь совсем не знаешь его как человека, — выдохнул Хизаки без затаенной обиды или ревности. — Сколько времени ты общался с ним наедине? Не в те моменты, когда он задавался целью очаровать, а просто так. Юджи — такой же человек, как и все остальные, у него бывает дурное настроение, ему бывает грустно, и он так же, как все, порой раздражен или не хочет ничего. Зин молчал, но его дыхание стало чуть быстрее, Хизаки дышал с ним в унисон, отчаянно проклиная себя за слишком хорошее понимание, что происходит. — Или наоборот. В моменты, когда он обычный и будничный. Ты видел его тогда, знаешь, какой он?.. Знаешь, что он загибает уголки страниц, потому что ненавидит закладки, или что совершенно не разбирается в сортах кофе, но у него полно всякого? Или что ложится спать, только когда валится с ног от усталости, и специально доводит себя до такого состояния, чтобы сразу забыться сном и не думать перед этим? Ты знал, что у него бывают кошмары, если он позволит себе хоть раз пролежать несколько часов с бессонницей? — Хизаки, зачем… — тихо-тихо вырвалось у Зина, но в этот миг гитаристу не было его жаль. — Затем, что у этого человека полно заморочек в голове, и характер не сахарный, весьма далекий от созданного им образа. Затем, чтобы ты понимал, что любишь ты, если вообще любишь, не красивую картинку. — А ты сам понимаешь это все? Или просто хочешь думать, что только ты один способен понимать Юджи, Хизаки-сан? «Справедливо», — только и подумал Хизаки, снова думая, что зря затеял это. Достучаться до Зина он вновь не смог бы при всем желании, просто потому что тот, пусть и невольно, но видел в нем соперника. Возможно, Хизаки стоило задуматься и честно ответить себе, что причины так считать у парня были. Врать самому себе — неблагодарное дело. — Я никогда себе не льстил, и не считаю, что только я один способен понимать Камиджо, — устало сказал он, взвесив все за и против. И сделал то, что давно надо было сделать. — Он дорог мне. Все еще. Глупо отрицать. Но это не значит, что мы с ним когда-либо еще будем вместе, как и не значит, что я обязательно должен исходить злобой и ревностью, зная, что у него с тобой что-то есть. Ты понимаешь, Зин? Не у тебя с ним, а у него с тобой. В отношениях с Камиджо всегда и все решает только он. Хизаки был уверен, что это было первое, что Зину пришлось понять и принять. И если после этого он не сдался… — Я тебе благодарен за честность, — ответил парень, то ли неосознанно, то ли нарочно копируя стальные нотки Камиджо, так, что Хизаки аж почувствовал холодок вдоль спины. — Но сейчас, извини, я собираюсь лечь спать. Чего и тебе советую. — Конечно. Добрых снов, — спокойно произнес Хизаки, и первым закончил разговор. Ему казалось, что этот день не кончится никогда, но неожиданно почувствовал, как становится легче. Возможно, ему давно следовало поговорить вот так с Зином, по крайней мере, тот не стал закрываться и даже подкинул пищу для размышлений. Действительно ли Хизаки понимал Камиджо так, как ему хотелось бы думать?