Глубокие воды

Весна — лето, 2015 В определенный момент Меку поймал себя на мысли, что к Камиджо он привык. Привык в хорошем смысле этого слова: он не чувствовал влюбленности, особой привязанности, какой-нибудь иной неприятной зависимости, даже назвать его другом язык не поворачивался. Но при этом Меку нравилось постоянное общение и совместная работа. Это не приедалось, что немного удивляло. Соглашаясь играть на саппорте у Юджи, он даже мысленно не стал ставить каких-то временных ограничений, рассудив, что будет работать, пока хочется и пока ему рады. Но подспудно все равно ждал, что в скором будущем затея исчерпает себя — ему просто надоест. Вот только Меку промахнулся — почему-то ему все еще было интересно, причем чем дальше, тем больше. Камиджо чем-то напоминал ему ребенка, несмотря на то, что был старше. Он совершенно не ладил с техникой и мог действительно растеряться из-за ерунды вроде зависшего телефона. У него были фантастические, кажущиеся абсурдными идеи — когда речь заходила о творчестве, и Юджи принимался вдохновенно делиться своим видением концепта, в первый момент хотелось покрутить пальцем у виска. Даже спустя время Меку не переставал вяло удивляться тому, как откровенная шизофрения в итоге принимала настолько замечательную форму на сцене. А еще иногда Камиджо забывал, что должен сохранять важный вид и прокалывался на какой-нибудь ерунде. Например, после вечеринки с обильными возлияниями мог оставить твит, содержанием под стать школьнице, или совершенно по-дурацки распустить перья, услышав лестный комплимент. Странно было только одно: Меку это не раздражало. Скорее, веселило. Немного. Нередко знакомые называли его равнодушным засранцем — или словами похуже, но с тем же смыслом. Меку сам понимал, что с эмоциями у него дело обстоит скудно. Окружающие люди после недолгого общения, как правило, вызывали у него исключительно усталость. Может именно из-за того, что с Юджи все было иначе, он занял некое особое место в его жизни. Через некоторое время Меку обнаружил, что Камиджо не хватало кого-то, кто был бы на подхвате. Речь шла не о каком-нибудь секретаре. На память Юджи не жаловался, все успевал и всегда оставался на высоте во всех организационных и творческих вопросах. И все же, как и любому человеку, порой ему нужно было поговорить с кем-то, посоветоваться или обсудить спорные моменты в технической части записи нового сингла или организации предстоящего тура. — Как ты думаешь, а если сейчас плюнуть на все и сделать наоборот? — Если три дня подряд давать концерты, а потом организовать перелет с пересадкой, это не будет слишком?.. — Мне нравится звук у этого микрофона, я хочу установить его в студии. Кто-нибудь вообще пробовал писать голос в концертный микрофон? Все чаще слыша подобные вопросы, Меку все равно не придавал им особого значения, и отвечать мог по-разному, от «Юджи, ты совсем рехнулся» до «а почему бы и нет?». Поначалу ему казалось, что Камиджо просто рад чесать языком, когда рядом находятся очередные благодарные уши. И лишь позже заметил, что тот действительно прислушивается к его словам и нередко меняет мнение, послушав аргументы своего гитариста. Камиджо не производил впечатления человека, которому нужна чья-то помощь. Более того, раньше Меку думал, что тот просто не станет слушать, даже если ему скажут что-то полезное, но идущее вразрез в его позицией, — упрямство читалось в глазах Юджи, все же слишком часто он поступал по-своему и в итоге был за это вознагражден. Вот только почему-то так вышло, что из Меку для него получился неплохой советчик. Порой его искренне веселила мысль, что теперь он своего рода серый кардинал при его королевском высочестве. Хизаки удавился бы. Лидер Jupiter по-прежнему не вызывал у Меку особого расположения, но после той памятной работы над альбомом пересекались они нечасто. Тем сильнее было удивление, когда Камиджо неожиданно объявил, что в тур с ними в качестве саппорт-басиста поедет Масаши. У Меку язык чесался спросить, а как же планы и туры Хизаки, и что он будет делать с неполной группой, но по привычке он смолчал, рассудив, что рано или поздно все вскроется само. Он вообще был больше наблюдателем, все чаще и чаще невольно держась за плечом Камиджо. Но не потому что был на вторых ролях, а исключительно в качестве доверенного лица. Масаши это тоже сразу отметил, всего один раз едва заметно удивленно взглянув, когда они расходились вечером по номерам — Меку, разумеется, жил вместе с Камиджо. — Я так и думал, что ты у него задержишься надолго, — сказал Масаши утром на саунд-чеке перед третьим концертом. Расчехлив бас, он сидел на корточках, и не столько приводил в порядок струны, сколько наблюдал за распевающимся Юджи. — Почему? — флегматично поинтересовался Меку. Внешне он никак не выдавал своей заинтересованности, но давно хотел узнать, каково работать бок о бок с бывшим коллегой Камиджо по Versailles. — Ты ему подходишь. Ему иногда нужна твердая рука. Это было неожиданно. Меку даже забыл надеть на лицо привычное непроницаемое выражение и просто присел рядом, разматывая провода. Камиджо ходил туда-сюда по сцене, мерил ее шагами, будто ощупывал новое для себя пространство. Смотреть на него в такие моменты было интересно — пожалуй, интереснее всего. Иногда он пропадал минут на пять-десять, усаживаясь где-нибудь в углу сцены или в зале, сидел там один и настраивался непонятно на что. Меку не припоминал такой привычки ни у кого, с кем прежде работал, не говоря уж о собственной группе. Масаши продолжал заниматься своим делом с таким видом, будто говорить он больше ни о чем не хочет. Но Меку был уверен, что когда так старательно держат лицо — на самом деле человеку всегда есть, что сказать. — У тебя нелегкое начало года, я смотрю, — хмыкнул он и кивком указал на выход за кулисы. В той стороне была курилка. — Сначала ваш тур, теперь здесь. Дальше планируется Латинская Америка, и я видел, что ты тоже вписался. Осилишь? — Мне нравится работать с Камиджо, — коротко отозвался Масаши, закончив со струнами. Выпрямившись, он махнул рукой, держа на изготовке пачку сигарет. Общаться с ним было не слишком удобно, Меку постоянно приходилось задирать голову, а это нервировало. Но от Масаши исходила какая-то очень спокойная ровная эмоция, пожалуй, еще более монолитная, чем его собственная, и Меку в итоге просто уселся на подоконник в курилке, рассудив, что с этим человеком он определенно поладит. После той во всех отношениях неожиданной ночи в конце прошлого года, когда Камиджо проснулся сам не свой, встревоженный каким-то сном, Меку стал к нему внимательнее. Обычно его не особенно волновали чьи-то любовные истории, но то, что рассказал ему Юджи, оказалось необычным. Надо было быть полнейшим моральным уродом, чтобы не испытать сочувствия, узнав все это, но еще более ужасным Меку казалось подбирать какие-то ненужные слова утешения. И он не произнес ни слова, пока Камиджо рассказывал ему о Юичи Кагеяме, не задал ни единого вопроса, и вообще старался лишний раз ему не напоминать о том откровении. Однако Масаши Меку ничего в личном плане не был должен, и преспокойно поинтересовался, закинув ногу на ногу: — Это ведь он привел тебя в группу, да? Масаши медленно кивнул, будто раздумывая, и выпустил дым в сторону. — Не совсем так. Камиджо позвонил мне и договорился об участии. Некоторое время мне казалось, что только он один охотно общался со мной. — Интересно. А потом все диаметрально поменялось? — Я бы не сказал. Но мне по-прежнему комфортнее всего обсуждать что-то с Юджи, чем с остальными. Он отличный друг. «Нихрена себе, поворот», — подумал Меку. За два года работы с Камиджо он и не подозревал, что они с Масаши такие друзья. Это было вдвойне занимательно, учитывая, чье место этот человек занял. — Я слышал, ты и с Юки весьма дружен, — пожал Меку плечами. — А меж тем, Юджи его терпеть не может. Масаши вдруг неожиданно заулыбался, и это так переменило его обычно замкнутое хмурое лицо, что смотреть было забавно. Казалось, улыбался он нечасто, будто делал это на пробу, и оттого казался очень искренним. — Согласись, хреново мне? — пошутил Масаши. — Как в школе, когда дружишь с одним чуваком и с еще одним, а у них между собой холодная война. Хотя, конечно, на самом деле все не так. Не всегда и не со всеми классно и дружить и работать. С кем-то хорошо только дружить, с Хизаки, например. Услышав это, Меку внутренне подобрался. Он всегда обладал хорошей интуицией и сейчас нутром почуял, что Масаши вот-вот скажет нечто интересное. — И чем же плохо работать с Хизаки? — как можно равнодушнее поинтересовался Меку, мельком глянув на часы. Они торчали тут уже почти десять минут, и по закону мирового свинства в любой момент сюда мог притащиться кто-нибудь левый. Так и произошло. И Меку очень захотелось прибить Маоки, который как по заказу плюхнулся в кресло со своими сигаретами. Масаши ухмыльнулся, кивнув Меку, и у того возникло странное чувство, будто басист прекрасно понял, о чем его хотели спросить. Меньше всего на свете Меку нравилось, когда что-то шло независимо от его контроля, либо когда он переставал понимать ситуацию и быть выше нее. Третий лайв тура, в Лондоне, тоже прошел как по маслу — первые концерты вообще были самыми удачными, Камиджо же был явно в ударе и даже после завершения не чувствовал особой усталости. Он наверняка устроил бы шумную посиделку в честь начала своего грандиозного «тура длиной в год», но Меку очень красноречиво посмотрел на него в стиле «завтра с утра у нас самолет, идиот», и почему-то Юджи это остановило. …Когда Меку вышел из ванной, в комнате царил привычный полумрак. Камиджо сидел с ногами на кровати, листая что-то в планшете и, казалось, был полностью погружен в себя. В душ он успел раньше Меку и теперь привычно кутался в халат, явно замерзнув. Расстелить постель и забраться под одеяло ему, очевидно, что-то мешало. Что-то очень дурацкое типа твиттера или другой ерунды. — Боже, Юджи, — фыркнул Меку, на ходу просушивая полотенцем волосы. — Фотки в инстаграм можно слить и завтра. Или этого ты тоже у своего мальчика нахватался? Камиджо поднял взгляд и впервые за вечер очень хитро усмехнулся. И отложил, слава богу, планшет. — У него нет инстаграма, к твоему сведению. — Офигенно ценная информация. Как бы я без нее жил. Отбросив полотенце в сторону, Меку растянулся на своей половине кровати, закинув руки за голову. Странное дело, но последние несколько месяцев они с Камиджо почти перестали спать раздельно после секса. Более того, теперь они ложились вместе даже без оного. Это можно было бы отнести к тревожному симптому, если бы со стороны кого-то из них было высказано хоть одно слово на этот счет. Но они ничего не обсуждали: Камиджо просто засыпал рядом, и Меку его не будил и не выгонял. Либо наоборот, как сегодня — сам Меку спокойно укладывался рядом, и Юджи не возражал. — Я много думал… — начал Камиджо, но таким тоном, что градус возникшего пафоса срочно потребовалось сбавить. — Здорово. И как, понравилось? — с непробиваемым спокойствием поинтересовался Меку, даже не открывая глаза. Камиджо тихо рассмеялся. — Я думал о предложении Хизаки, — пояснил он, тоже медленно опускаясь на локоть. Меку этого не увидел, но почувствовал. — Вы все-таки решили узаконить свои отношения? После стольких лет? У-у-у… — Ну, заткнись. Склонившись к нему совсем низко, Камиджо легко прихватил его губы поцелуем — сперва верхнюю, потом нижнюю. Меку никогда особенно это не любил, но не мог не признать, что целовался Юджи очень хорошо и приятно. Впрочем, тут они могли побороться за звание чемпиона. — Он хочет возродить Versailles, — тихо продолжил Камиджо, его голос звучал как-то глуховато. — Дай угадаю. Милый мальчик Зин об этом, надо полагать, ни сном ни духом? — лениво приоткрыв один глаз, Меку посмотрел на него, слегка повернув голову. — А ты собираешься согласиться, — даже без вопросительной интонации добавил он, внимательно глядя Камиджо в лицо. Тот чуть удивленно вскинул брови, как позволял себе только с самими близкими людьми, с которыми не было или почти не было нужды носить маску. Меку ни за что не признал бы этого вслух, но в глубине души его грел тот факт, что он тоже был для него таким человеком. — Я соглашусь, — едва заметно кивнул Юджи. — Но не для того, чтобы что-то кому-то доказать. — Да ну? А как же ваша бархатная война? — Он сам пришел ко мне с этим. Он и Масаши. Они позвали меня, и все выложили, как есть. Какая может быть война, когда общие цели. Меку возвел глаза к потолку. Иногда его так и тянуло дать Камиджо ладонью по затылку. Он вдруг неожиданно понял, что имел ввиду Масаши, когда говорил, что Юджи иногда нужна твердая рука. — По логике, наверное, я должен спросить, что будет с твоим сольным проектом? — абсолютно равнодушно поинтересовался Меку, чувствуя, что на него смотрят в упор. — Ой, прекрати. Дыру протрешь. — Ты останешься со мной? Вопрос прозвучал крайне неожиданно. — Да я, вроде как, никуда и не собираюсь… — с сомнением протянул Меку и даже сел, устраиваясь на подушке спиной. После гитарного ремня она ощутимо ныла. Он и в самом деле не сразу понял, к чему был этот вопрос, но потом до него дошло. Главным образом потому, что Камиджо промолчал и не пожелал уточнить, завозившись на кровати. Убрав планшет на прикроватный столик, он снял халат, небрежно бросив его где-то в ногах, и забрался наконец-то под одеяло. Меку всегда удивляло и немного умиляло, что даже самые сильные и дерзкие из людей почему-то постоянно нуждались в одобрении. В ободряющем слове, в надежной руке, которая в нужный момент погладит по голове. Еще в чем-то таком, в том числе простом и банальном «Я не оставлю тебя одного». — Я буду работать с тобой, пока ты будешь меня звать, — скупо произнес Меку в наступившей тишине и плавно протянул руку через Юджи, выключая ночник. Камиджо обнял его за талию и уложил на себя, зарывшись пальцами в волосы. Если бы Меку уже не привык к таким проявлениям ненужной нежности, его бы это раздражало. Но почему-то Камиджо он это позволял. — Масаши сегодня интересную вещь сказал, — чмокнув его в шею, Меку улегся удобнее, пялясь в кромешную темноту. — Что же? — Что вы с ним офигеть какие друзья. — И что тебя удивило? — Почему-то за два года я этого совсем не заметил. Камиджо промолчал, продолжая рассеяно перебирать его волосы. Потом его рука замерла, а сам он как-то глубоко и будто бы тяжело вздохнул. — Ты многое не замечаешь. Но, наверное, так даже лучше. Меку ужасно хотелось возразить, но прежде чем он открыл рот — настигло понимание, что сейчас ничего говорить не стоит. Или стоит, но не в такой сложной форме. — Почему у тебя все вечно не как у людей, а, — только и проворчал он, закрывая глаза. Все-таки после концерта и перелетов самым разумным было уснуть, а не копаться в чужой голове. Утро вечера мудренее. Жизнь могла бы считаться прекрасной, если бы одно досадное недоразумение все же немного не выводило Меку из себя. И звали недоразумение мальчиком Хизаки. Даже про себя он никогда не называл его по имени. Ревности он не испытывал, потому что вряд ли вообще был способен на это чувство. Ему просто претило, что Камиджо, не идеальный, конечно, но занятный и в целом Меку симпатичный, разменивался на такую пустышку. У Меку скулы сводило от приторной смазливости Зина, даже смотреть на него было противно. Как будто картинка с глянцевой обложки ожила и вылезла из своего дурацкого журнала, чтобы бесить всем своим существованием, жестами и мимикой, голосом и долгими взглядами из-под длиннющих ресниц. Зин был никаким, в нем не было абсолютно ничего интересного, а безупречная мордашка лишь подчеркивала внутреннюю серость. В ответ на не слишком уверенные заявления Камиджо, что «у Кайто сильный голос», Меку только кривился. Незабвенный Гаро и то пел лучше. Досадно было видеть увлечение Юджи этим никчемным объектом. Меку не понимал, как такой человек, как Камиджо, мог купиться на банальную щенячью преданность и мордашку фарфоровой куклы. С другой стороны, иногда Меку ловил себя на том, что забавляется. Камиджо оказался тем еще троллем — дразнил мальчика, но ничего не давал. Или почти ничего — Меку не мог быть уверен, но подмечал, что время шло, а вид у Зина оставался откровенно недотраханный. Вся эта ситуация была и смешной, и глупой одновременно — только Камиджо мог такое затеять, да еще и заиграться на несколько лет. То первое утро после возвращения в Токио, когда Юджи заявился в студию весь в царапинах и засосах, которые не смог скрыть даже глухой высокий ворот, Меку запомнил надолго. Сначала он почувствовал, как его глаза широко распахиваются от изумления, а еще через секунду понял, что с трудом сдерживается, чтобы не фыркнуть со смеху. Он не знал, что было забавнее: сам факт того, что Юджи подцепил человека, который ведет себя, как несдержанный подросток, или же то, что Камиджо имел такой самодовольный вид, будто трахнул не на все готового Зина, а особу императорских кровей. — Скажи мне, друг мой Юджи, сколько тебе лет? — изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал серьезно, спросил Меку, привычно теребя струны гитары и умышленно не глядя на Камиджо. — Та-ак, — протянул тот, усаживаясь напротив и с самодовольным видом откидываясь на спинку дивана. — В чем подвох? — Да вот, пытаюсь понять, посадят тебя за совращение несовершеннолетнего, или ты сам на той же волне. — Завидуй молча, Меку-кун, — отмахнулся Камиджо. — У меня был отличный вечер. — Я и вижу. Попал под каток? Или тебя потоптал медведь? Коротко рассмеявшись, Юджи откинул голову назад и мечтательно уставился в потолок, постукивая пальцами по бутылочке с водой, которую держал в руке. Меку вопросительно поднял брови. — Юджи, тебе надо к врачу, — флегматично сообщил он. — Почему же? — У тебя глупый вид. Ты как будто влюбился, а это очень вредно. Его слова оживили Камиджо, мутная пелена в глазах, к превеликой радости Меку, рассеялась, и теперь он радостно воззрился на своего гитариста. — Поверить не могу. По-моему, ты ревнуешь, — игриво заявил он, подаваясь всем телом вперед. Меку стоило титанического усилия не возвести глаза к небу. Вот же павлин. «Как легко вернуть тебя с небес на землю», — иронично подумал он, но вслух сказал другое: — Конечно ревную. Его. Я сам положил на него глаз после того, как он попытался дать мне в морду. — Ага, как же, — усмехнулся Юджи. — Ты его терпеть не можешь. — Поверить не могу. По-моему, ты ревнуешь, — не без удовольствия отозвался Меку, и Камиджо рассмеялся снова. Потом весь день он ходил страшно довольный собой, наверняка вспоминая подробности прошлой ночи, а Меку, периодически бросая на Камиджо короткие взгляды, думал о том, что надо выбить эту дурь из его головы. Он даже знал, как, и собирался заняться этим в одну из ближайших ночей. В любом случае, мальчик Хизаки не мог стать долгим увлечением, чтобы воспринимать его всерьез. Секс сам по себе, в чистом виде, приедается быстро, а вот после него желательно было еще и о чем-то говорить. Зин в этом вопросе откровенно проигрывал, причем проигрывал абсолютно всем. Вторая часть тура, на этот раз по Латинской Америке, шла своим чередом и, несмотря на новые страны, это путешествие мало отличалось от остальных, в которые Меку уже довелось съездить. Аэропорты, автобусы, концертные залы — все смешивалось и путалось в голове, превращаясь в, пускай по-прежнему любимую и желанную, но все-таки рутину. Иногда Меку поражало, как некоторые музыканты на вопросы журналистов или фанатов о том, что им запомнилось в той или иной стране, придумывали дельные и, главное, связные ответы. Для него самого города и страны сливались в единую полосу, и сказать, что именно и где именно он видел интересного, было практически невозможно. Камиджо, как и прежде деливший с ним один номер, взял в привычку постоянно созваниваться с Зином. Он делал это ежедневно, но если поначалу Меку тихо закипал, то позже начал находить ситуацию забавной. — Какая же ты все-таки сволочь, — как-то раз заметил он, когда Юджи ласково попрощался со своим новым любовником. — Почему это? — возмутился Камиджо, и его изумление выглядело настолько неподдельно, что Меку озадачился, действительно ли тот не понимает, в чем заключается его свинство, или так искусно прикидывается. — Ты звонишь ему и по полчаса воркуешь, каждый раз после того, как я тебя трахну, — без обиняков пояснил Меку и ехидно, передразнивая интонации голоса Юджи, спросил: — А твой Кай-кун в курсе этого? — Как грубо, — недовольно поморщился Камиджо. — После секса мне иногда хочется поговорить. А из тебя, уж прости, собеседник никакой. Меку аж на локте приподнялся, недоверчиво глядя на него. — Приятно слышать, — фыркнул он, — что с какой-то Барби тебе всегда есть о чем поболтать. Обижаться он, разумеется, и не думал, но молча позволять Камиджо топтаться по своей гордости не мог. — Меку, — вздохнул Юджи как-то очень довольно и придвинулся ближе. Вот так по имени он его называл только в те отвратительные моменты, когда решал поиграть. Дернув плечом, Меку утянул со стола сигареты и назло закурил прямо в комнате, зная, как Камиджо это бесит. Тот и правда недовольно сморщил нос и тут же отодвинулся, взбив подушку. — Скажем так, есть разные темы, на которые можно говорить, — медленно произнес он, чувствуя, что зарвался, и ситуацию надо спасать. Меку только хмыкнул — а то он сам не догадался. Вообще, он многое отдал бы за то, чтобы в этот момент упомянутый Кай-кун присутствовал в комнате и все слышал. Даже просто воображать, какой живописной стала бы его физиономия, было приятно. А еще Меку было немного любопытно, что сам Зин думал о нем. Наверное, по наивности своей полагал, что раз их отношения с Юджи изменились и переросли во что-то новое, то тот больше не спит со своим гитаристом. Меку был практически уверен, что так оно и есть. Вряд ли Зин заливался бы соловьем и ржал в трубку так, что даже сидящему рядом было слышно, узнай он, что Камиджо просто любит поболтать после секса. Причем секса не с ним. Словно назло его размышлениям об однообразии в туре, в Колумбии Меку получил неожиданную встряску и город Боготу запомнил надолго. В тот день Камиджо выглядел неважно, и каждый встречный интересовался его самочувствием. Меку тоже заметил непривычную бледность Юджи, но говорить ничего не стал: он вообще плохо переносил бессмысленное квохтанье над окружающими, как и не любил, когда кто-то долбал его самого идиотскими вопросами о состоянии здоровья. Как будто от этого могло стать легче. Вечер выдался жарким, в зале было и вовсе душно — персоналу, отвечавшему за работу кондиционеров, не помешало бы оторвать руки. За концерт с Меку сошло семь потов, а лицо Камиджо покрылось нездоровой испариной уже через пятнадцать минут после начала. Концерт вышел на редкость утомительным и, уходя со сцены, Меку испытывал невиданное облегчение. Оставался выход на анкор, но на фоне целого выступления это уже казалось ерундой. Прежде он слышал, что Камиджо уже доводилось терять сознание во время выступления, но почему-то даже представить не мог, что со стороны это выглядит до того пугающе. Ни один человек на его глазах не валился на пол, словно тряпичная кукла. Меку стоял у входа в гримерку и пил мелкими глотками воду из небольшой бутылочки, с тупым раздражением думая о том, как было бы хорошо сейчас умыться, если бы не чертов грим. А потом это случилось. — Юджи! — с реакцией у Масаши было куда лучше, чем у него самого, да и стоял басист ближе, но затылок Камиджо все равно успел встретиться с полом. Меку почувствовал, что у него слабеют пальцы, и лишь каким-то чудом он не уронил бутылку на пол. «Гребаный мудак», — бессильно злился он, замерев неподвижной статуей возле кушетки, на которую переложили Юджи, пока люди вокруг суетились, метались, бегали за врачом и пытались привести вырубившегося Камиджо в чувство. Меку не знал, на кого рассердился сильнее: на Юджи, который растянулся на полу, как пристреленный, или на себя — из-за того, что вдруг так глупо перепугался. На анкор Камиджо так и не смог выйти, но в норму пришел довольно быстро. Врач объяснил все скачком давления из-за жары или какой-то подобной, мало понятной Меку бессмыслицей. Он лишь вяло порадовался, что ничего действительно плохого не случилось (кое-кто всего лишь набил шишку), и пожелал себе впредь не быть таким дерганным придурком. — Сделай мне одолжение, — поздно вечером обратился он к Юджи, уже лежавшему в постели. — Когда в следующий раз соберешься помирать, дождись возвращения в Японию. — А почему мне нельзя помереть здесь? — слабо улыбнулся ему Камиджо. — Потому что ты даже не представляешь, какой это геморрой — перевозить мертвое тело через таможню. — А ты представляешь? — поинтересовался Юджи, распахнув глаза в поддельном любопытстве. — Успел представить, пока ты вытирал собой полы, — огрызнулся Меку. Насмешливо фыркнув в ответ, Камиджо закрыл глаза и натянул одеяло до самого подбородка. Несмотря на жару снаружи, в номере на пределе работал кондиционер — Меку заранее позаботился. — Хорошо, договорились. В следующий раз, когда соберусь помирать, сразу поеду в морг, чтобы никому не пришлось возиться с моим трупом. — Очень смешно, — еле слышно отозвался Меку, но Камиджо его услышал. — Ты такой милый, когда волнуешься, — пробормотал он, и по голосу было слышно, что он уже погружается в сон. За всю жизнь Меку называли по-разному, но уж точно ни у кого еще не поворачивался язык сказать, что он милый. И что он волнуется о ком-то — тоже. «Да иди ты в жопу», — от души пожелал Камиджо Меку, но говорить вслух ничего не стал — не хотелось вестись на провокацию и выдавать, что обморочный мудак все же зацепил его. Торчать в номере рядом со спящим Камиджо, будто верная жена, берегущая сон любимого супруга, и без того доведенный Меку категорически не желал. Хотя время было позднее, а утром ждала ранняя побудка и отправление в аэропорт, он отправился вниз, в лобби отеля — еще днем Меку краем глаза заметил бар на первом этаже, правда, тогда не думал, что придется воспользоваться его услугами. Усевшись на первый попавшийся стул у стойки, он ткнул пальцем в бутылку, формой и цветом содержимого напоминавшую то ли виски, то ли черный ром, и не слишком вежливо буркнул на японском: — Вот это мне. С языками Меку не дружил, долго расшаркиваться не хотел, да и бармен оказался ожидаемо понятливым и заказ тут же выполнил. — Что это ты набираешься ночью и в одиночестве? — вдруг услышал он насмешливый голос откуда-то справа и повернул голову. Всего через три стула от него расположился Масаши, но Меку, недовольный и погруженный в свои мысли, сразу не заметил его. В помещении бара горел приглушенный свет, а людей, несмотря на поздний час, было довольно много. — А ты что? — в тон ему отозвался Меку. В бокале Масаши плескалось тоже явно не пиво. — Отдыхаю после тяжелого дня, — невозмутимо ответил тот. — Ну вот и я так же. Сделать тон своего голоса не таким сердитым он даже не пытался, но при этом чувствовал, что неожиданной компании почти рад. По крайней мере, такой компании. Поколебавшись несколько секунд, Меку все же поднял задницу, слез со стула и пересел ближе к Масаши, который только улыбнулся в стакан и сделал еще один глоток. Меку не сомневался, что тот думал о том же, что и он. — Признаться честно, я немного скучал по всему этому, — произнес Масаши, глядя прямо перед собой на ряды разноцветных бутылок с яркими этикетками. — По чему именно? — иронично изогнул бровь Меку. — По эксцентричным выходкам Камиджо? Или по тому, как все вокруг него бегают? В ответ Масаши только усмехнулся и со стуком поставил бокал на деревянную столешницу барной стойки. — Ты так говоришь, как будто он специально, — весело заметил он. — Не специально. Но в принципе, с него сталось бы, — пожал плечами Меку. — Вот именно. Так что, как бы странно это ни прозвучало, но я и правда скучал. Залпом допивая содержимое своего бокала и жестом показывая бармену, чтобы повторил, Меку подумал, что, возможно, когда его сотрудничество с Камиджо закончится, — а это, разумеется, рано или поздно произойдет, — он тоже будет немного скучать. Скорей всего, изредка, но наверняка. — Это сегодня еще фигня была, — заметил он, когда пауза затянулась. С Масаши было вполне комфортно молчать, тот и сам не спешил заполнять повисшую тишину ненужными словами. — Видел бы ты, что творилось неделю назад, когда он посеял свою косметичку. — Да ладно! — Масаши восхитился так искренне, что Меку даже не усомнился: тот понимал масштабы катастрофы. — А почему я ничего не слышал об этом? — Потому что перепуганный стафф решил проблему за час и по возможности все потерянное восполнил. К завтраку наш великий был уже почти стабилен. То ли играл свою роль выпитый алкоголь, то ли Масаши рассказ действительно показался забавным, но рассмеялся он от души, на миг прижав ладонь ко лбу. — Надеюсь, никто не пострадал, — выдохнул он. — Виноватых не нашлось, потому никто. Затоптать самого себя сапогами не под силу даже Камиджо. — Зато все остальное под силу, — уже без иронии, как показалось, ответил Масаши и тоже махнул рукой расторопному бармену. Украдкой посмотрев в сторону, Меку попытался определить, что именно пьет его коллега, но надпись на прозрачной бутылке ничего ему не говорила. — Джин это, — разгадал его мысли Масаши. — Его вроде как разбавлять надо, — хмыкнул в ответ Меку. — Вроде как надо, — покорно согласился тот. — Но зачем искать легкие пути? Меку не был сторонником этого тезиса, но посчитал, что если Масаши охота нагрузиться сегодня, то кто он такой, чтобы мешать. Комплекция басисту позволяла выпить сколько угодно. — Ты очень здорово играешь, — заметил вдруг Масаши, и по голосу было понятно, что он собирался сказать это давно. — Честно говоря, Юки мне о тебе говорил еще в прошлом году. — И что же говорил? — поинтересовался Меку, хотя вообще ему было до лампочки, что там говорил Юки. Масаши развернулся на стуле, упершись локтем в стойку. — Что ты засранец, но дело свое знаешь. Не хочешь попробовать поиграть с нами? Меку в этот момент собирался сделать глоток, но рука замерла сама собой, и он не донес бокал до губ. Первым порывом было насмешливо спросить, нафига в Jupiter третий гитарист, но он смолчал и только изучающе посмотрел на Масаши. — У меня, вроде как, есть сейчас работа, — осторожно заметил Меку. — Или ты имеешь в виду, что мне придется сидеть без дела, пока Камиджо занимается Versailles? — Так и знал, что он сказал тебе. — Ты сам только что предложил мне играть «с вами». Как-то это предопределяет, что я в курсе о планах Камиджо на будущее, нет? Наверное, с любым другим человеком подобный разговор мог стать опасным, но Масаши совершенно никак не реагировал на завуалированные намеки и не самую вежливую подачу. Он вообще производил впечатление глыбы — все разбивалось о него, превращаясь в прах, оставалась только суть. — Мы с Хизаки в конце прошлого года предложили Юджи возобновить деятельность нашей группы. Он, как всегда, заюлил, но я уверен, что решение давно принял. А после его разговора с глазу на глаз с Юки мы с ним и решили, что тоже надо что-то поменять, — на глаз подлив себе в бокал, Масаши долго смаковал алкоголь, хотя уже давно был не в той кондиции, чтобы это имело смысл. — «Мы»? — Ах да. Об этом ты точно еще не знаешь. Никто не знает. Я и Юки хотим уйти после того, как истечет контракт. Меку только теперь понял, что, как назло, достаточно набрался и явно упускает суть. Масаши выражался слишком запутанно, на первый взгляд казалось, что они с Юки собираются покинуть Versailles, но в этом не было смысла — группа и так официально пока на паузе. И только пошевелив мозгами, Меку сообразил, что речь идет совершенно о другом. Чертовски занятном. — Вы хотите сделать ручкой Хизаки? — прямо спросил он, глядя на Масаши. — А чего так? Я думал, у вас там полная гармония. Масаши пожал плечами. — Какая может быть гармония, когда лидер разрывается, пытаясь быть сразу всем — и гитаристом, и менеджером, и нянькой? При этом упорно не замечая, что не все тут этим довольны. К тому же, мы собрались, чтобы и дальше играть вместе, не теряя друг друга из виду, пока Versailles на паузе. Теперь пауза окончена, и лично я не вижу смысла распыляться на два коллектива. — Интересно, — только и проронил Меку, изо всех сил стараясь спрятать улыбку за бокалом, делая глоток. Он сам не понимал, с чего его так веселит новость, что в Jupiter, к которой он не причастен никаким боком, не все гладко. Уж точно последней из причин могла быть личная моральная обида за Камиджо. Тот не дитя малое, сам та еще акула и в состоянии не дать себя в обиду, а то и изощренно отомстить так, что впору будет жалеть обидчика. Глухое раздражение, которое он чувствовал из-за мальчика Хизаки, тоже не дотягивало до камня преткновения. Стоило поразмыслить над этим, но где-то в глубине души шевельнулась мысль, что Jupiter чем-то слишком уж напоминал Меку его собственную, теперь уже, слава богу, бывшую Galeyd — точно такая же бесперспективность и неспособность выделиться среди десятков других групп, то же самое буксование на месте. При всех, казалось бы, имеющихся данных. — Хизаки мой друг, — тихо произнес Масаши, нарушив затянувшуюся паузу. — И я всегда буду поддерживать его, как друга, я хочу с ним работать. В Versailles. Потому что… — …там он решает очень мало, и всем рулит Камиджо. Нянчиться с которым не нужно, — почти довольно закончил за него фразу Меку, и Масаши, подумав секунду, кивнул. — Не подумай, что я на кого-то наговариваю. Зин тоже отличный парень. Но, если честно, вся эта возня вокруг него, песни, которые Хизаки с Теру пишут под него, музыка, в которой нет ничего ни от меня, ни от Юки… Веришь, от этого устаешь. Меку верил, еще как. А еще сам от себя был в шоке, но чувствовал, что неожиданные новости его почему-то взбудоражили. Это настораживало, потому что никогда прежде ничто не было способно хоть как-то поколебать его абсолютный пофигизм ко всему на свете. «Юджи обалдеет, когда узнает», — подумал Меку, но вслух ничего не сказал. Масаши отодвинул от себя бокал, словно подводя черту и решив, что на сегодня ему хватит. Пьяным он не выглядел, но если хорошо присмотреться, было заметно, что взгляд у него немного поплыл. — В общем, наше участие в Jupiter ничем от той же игры на саппорте не отличается. И Юки считает примерно так же. Вот только, будучи сессионщиком, ты свободен и сам выбираешь проекты, и я бы не прочь попробовать поиграть где-то еще. — Тогда почему вы оба поддержали идею возродить Versailles? — Потому что Versailles — наше общее дело. Он понемножку принадлежит каждому, и без кого-то одного будет уже не тем. Даже Камиджо признает это, сейчас больше, чем когда-либо. И я знаю, что после этих трех лет мы по-настоящему сможем создавать новое и цельное вместе, не растаскивая каждый по куску. Для этого будут иные возможности: у Хизаки и Теру — Jupiter. У нас с Юки — свое. — И в это «свое» ты меня, как бы, приглашаешь? — уточнил Меку на всякий случай. Масаши улыбнулся и слишком ловко для человека, только что глушившего неразбавленный джин, соскользнул с высокого табурета. — Думаю, у тебя не будет проблем с работой, когда у Юджи случится перерыв в соло. Совсем-то он тебя не отпустит, но сидеть без дела вредно. Мне бы не хотелось терять тебя из виду. Махнув рукой, он чуть виновато покосился в сторону лифтов. Меку только тут сообразил, что уже второй час ночи. — Я, наверное, пойду, — басист усмехнулся. — И так выболтал тебе лишнего. — Ну да. И я непременно использую это в своих коварных целях, — мрачно усмехнулся Меку, кивнув. — Я тоже скоро пойду спать. Так что до завтра. Ему самому уже стоило бы пойти лечь, режим во время работы — не пустой звук, но неожиданный разговор подкинул слишком много пищи для размышлений. Вернувшись в номер, Меку не стал включать свет, как-то машинально подумав, что свинство, по меньшей мере, будить спящего человека, который, ко всему прочему, и так умаялся за сегодня, да еще и головой приложился. Бесшумно раздевшись, он нырнул в постель, в который раз радуясь, что спит Юджи, вопреки своей взбалмошной натуре, очень спокойно и тихо, всегда свернувшись в клубок и занимая очень мало места. И сны его сегодня, слава богу, явно не мучили. Тишину нарушали только редкие проезжающие за окном машины. Меку следил за отсветами фар на потолке и размышлял, как его угораздило вляпаться до личного участия во что-то, почему его вообще волнует что-то происходящее с посторонними ему людьми. С другой стороны, все бывает впервые, и когда-то даже это должно было с ним случиться. Камиджо он, конечно, пока ничего говорить не стал. Меку никогда не считал себя обязанным пересказывать слухи, к тому же был свято уверен, что Масаши рано или поздно сам поделится с Юджи. Когда они покинули, наконец, латиноамериканские страны и оказались в Лос-Анджелесе, а затем в Нью-Йорке, Камиджо стал заметно живее. То ли действовала знакомая уже атмосфера, то ли перемена климата, хотя и здесь тоже было жарко, как в аду. Отыграв последний в туре лайв в Нью-Йорке, Меку впервые осознал, как эта бешеная гонка выматывает. Он обожал живые выступления, любил их куда больше, чем просиживание в студии, но нельзя было не признать, что национальный тур — это одно, мировой — совсем другое. — Ты все-таки сумасшедший, — сказал он Камиджо вечером после последнего концерта. — Взвалить на себя такое… Скажи спасибо еще, что все согласились на такой график. — Я тоже постоянно чувствую, что так нельзя, — отозвался из кресла Юджи. Он сидел за ноутбуком и торопливо что-то строчил. Меку совершенно невольно вспомнил, что этот еще ничего сегодня не ел, и неплохо бы было заказать какой-нибудь ужин. — Что ты имеешь ввиду? Что нельзя? Подойдя ближе, Меку увидел, что Камиджо получил от кого-то письмо на личную почту. Читать он не стал, что там могло быть интересного, но заметил, что Юджи впал в глубокую задумчивость. Пожав плечами, Меку вышел из номера, нашел младшего менеджера и попросил, чтобы их уже, наконец, покормили. Камиджо, конечно, сейчас начал бы упрямиться и заявил, что не голоден, а потом удивлялся, почему это у него кружится голова. «С таким же успехом я бы мог и жениться», — думал Меку, выходя на балкон. Этаж был высокий, один из главных американских городов шумел, как неутихающее море, хотя до центра с его небоскребами и Таймс-сквер отсюда было чертовски далеко. Сквозь неплотно прикрытую балконную дверь он слышал, как им принесли ужин, а Камиджо бормотал что-то на английском, пытаясь сам преодолеть языковой барьер, и невольно усмехнулся. Английский у него был все же хреновый. Меку тоже не был полиглотом, но предпочитал не мучиться, делая попытки говорить на языке, который знает настолько худо-бедно. Он прикурил, аккуратно отложив пачку и зажигалку на подоконник рядом, а в следующее мгновение чуть не подавился сигаретой: Камиджо, тоже проскользнув на балкон, бесцеремонно утянул его сигареты с таким видом, будто так и надо. — Обалдеть, — только и смог прокомментировать Меку. — Это что-то новенькое. Юджи молча на него взглянул, но не сказал ни слова. Видно было, что он уже очень давно не курил, и вообще такие сигареты для него слишком крепкие. Выдыхая дым, он то и дело покашливал, а Меку терялся в догадках, что это за внезапно активировавшийся режим ванильной малолетки. — Знаешь, ты сейчас на Гаро моего похож, — подколол он. Как и следовало ожидать, Камиджо смерил его убийственным взглядом и рассерженно фыркнул. — Да пошел ты, Меку-кун, — прошипел он, докурив в две затяжки, уже по-нормальному, перестав мусолить несчастную сигарету. С балкона, однако, уходить не спешил. Меку прекрасно видел, что у Юджи свербит поделиться, но терпеливо и равнодушно ждал, пока тот сам скажет. Пускай трепетный мальчик Хизаки тревожно заглядывает ему в глаза, берет за руку и спрашивает, что случилось. — Возможно, на финальном выступлении в декабре будет воссоединение моей предыдущей… Lareine, — наконец тихо сказал Камиджо, глядя перед собой. — Я только что получил предварительное подтверждение. Они согласны. — Кто «они»? — спокойно поинтересовался Меку. — Ты, вроде, говорил, что не видел кое-кого из них лет десять, а с кем-то и вовсе связь принципиально не поддерживаешь. — Не принципиально. Мы просто договорились, что так будет лучше. Меку внимательно на него посмотрел и понял, что лучше всего было бы сейчас слинять. Потому что это выражение лица Камиджо он знал уже очень хорошо. Называлось оно «пепел бывшего стучит в мое сердце». «Сколько ж у тебя было вечных любовей на лето», — с глухим раздражением подумал Меку, но почему-то не смог уйти. — Мне сообщили, что Маю согласен принять участие, — завершающим аккордом добил Камиджо, явно приготовившись страдать. Меку меньше всего хотел быть тому свидетелем. — Ну, хорошо, — чуть пожал он плечами. — Ты исполнишь те песни, что выбрал для тура, с теми людьми, с которыми их создавал. Что плохого? Камиджо посмотрел на него с досадой. Так, будто Меку заставляет его объяснять очевидное. — Мы плохо расстались, — произнес он очень тихо. — Точнее даже, отвратительно. Разве что до скандала не дошло, но Маю тогда даже отказался отыграть последний концерт. Я просил Хизаки… — О. Начинается. Меку не увидел, но почувствовал, как Камиджо дернулся. Он явно злился, но злость была для него сейчас лучшим вариантом. — Ты вообще ничего не знаешь, — отрезал он, почти рявкнув. — И не смей в таком тоне со мной разговаривать! Резко развернувшись, Камиджо метнулся прочь, хлопнув балконной дверью, Меку же остался спокойно стоять, опираясь о балконные перила, скрестив руки. Он знал, что Юджи сейчас, не раздумывая особо, напишет, что сотрудничество возобновится, все договоры будут в силе, и отправит e-mail, даже если спустя десять минут поймет, что его нарочно разозлили, вынудив перестать наматывать сопли на кулак. Он явно все еще бесился, когда Меку вернулся в комнату. Ужин стоял нетронутый. — Ведешь себя, как ребенок, хотя вроде бы уже не должен, — заметил Меку, взяв тарелку и усевшись в соседнее кресло. Мучить себя голодом только потому, что Юджи Камиджо взбрыкнул из-за надуманной проблемы, он не собирался. Камиджо, подумав, все же соблазнился тоже, хотя выглядел все еще недовольным. — Ты говоришь сейчас, в точности как он, — буркнул он, с независимым видом принявшись за еду. — Знать не хочу, как кто, — отозвался Меку, утаив про себя ухмылку. Не то чтобы Юджи было легко манипулировать. Но, как оказалось, и не сложно. — Ему тоже нравилось, когда я бешусь. — С чего ты взял, что мне нравится? — У тебя на лице написано. Недоверчиво покосившись на него, Меку подумал, что впредь надо бы повнимательнее следить за своим лицом, раз уж Камиджо навострился что-то в нем видеть. Потому что ему и правда нравилось, когда тот бесился. Его эмоции выглядели красиво. Возвращению домой из тура Меку был рад, насколько он вообще был способен радоваться. Все же при всем удовольствии от работы такие путешествия оставались крайне утомительными со своими бесконечными переездами и перелетами. А сообщение Камиджо о том, что музыкантам предоставляются небольшие выходные, оказалось и вовсе приятным сюрпризом. За время поездки Меку действительно устал, вымотался не столько морально, сколько просто физически из-за постоянных перемещений, потому пообещал себе, что как приедет, ляжет и будет спать, пока не осточертеет. Данное себе слово он сдержал: добрых двое суток выбирался из-под одеяла исключительно для того, чтобы навестить холодильник. В свое время Камиджо поражался, как можно спать целыми днями. Юджи имел порой раздражающее свойство даже после серьезного переутомления высыпаться за пять-шесть часов, а потом подскакивать и бежать куда-то. — Это потому, что я более деятельный человек, чем ты, — как-то раз умничал он, вышагивая перед Меку. — Это потому, что ты не умеешь отдыхать, — парировал тот. Как бы там ни было, но растраченные силы Меку восстановил быстро, а его организм успешно перестроился на соответствующий часовой пояс. Впереди их ждал тур по Японии, и что-то подсказывало, что тот будет не менее выматывающим, чем предыдущий. Проснувшись утром на третий день отдыха, Меку потянулся всем телом и, взглянув за окно, даже без часов определил, что время было ранним. Мысли в голове плавали вяло, словно в каком-то киселе, и он вскользь подумал, что отдохнуть от Камиджо тоже успел — теперь было бы неплохо встретиться. Вслепую порывшись под подушкой, Меку нащупал телефон, который сам же туда засунул, и активировал дисплей. Входящих звонков и сообщений набралась уйма — не зря он предупредительно вырубил звук, но от Камиджо не было ни единого. «Вот же засранец», — беззлобно подумал Меку. Все последнее время, когда Камиджо работал, — а делал он это постоянно, — обойтись без Меку у него не получалось. Он звонил часто, чтобы посоветоваться даже о каких-то пустяках или просто поделиться идеей. Меку не думал, что тот нашел другого благодарного слушателя, скорее, все эти дни Юджи был занят вовсе не делами. Да так увлекся, что, поди, даже вертикальное положение не принимал. Эта ситуация неожиданно развеселила. Похоже, его вокалиста безвозвратно унесло по кочкам в новую интрижку. Оставить это событие без внимания Меку просто не мог. «Что-то я по тебе соскучился», — скупо написал он и нажал кнопку отправки. Даже выпускать трубку из рук не стал, не сомневаясь, что ответ не заставит себя ждать. Юджи не разочаровал его и ответил практически мгновенно. «С чего бы это?» — от сообщения буквально веяло подозрением и ожиданием подвоха, отчего Меку даже губу закусил, обдумывая продолжение. До этого он в жизни не писал ванильных посланий — ни Камиджо, ни кому бы то ни было еще. Неудивительно, что тот насторожился. «Давно тебя не видел. Еду в гости. Жди», — отправил следующее послание он, от души потешаясь. «Так ты тут издеваешься, — запоздало разгадал его задумку Камиджо и тут же прислал вдогонку: — Плохая идея, Меку-кун. Ты же знаешь, что у меня сейчас уже есть гости». Хотел ли Юджи вложить в последнюю фразу двойной смысл, или та случайно прозвучала пошловато, но Меку, не сдержавшись, фыркнул в голос и сел на постели, набирая ответ. «Полагаю, твои гости переждут в своей комнате, пока взрослые будут заняты», — уже неприкрыто подначивая, написал он. На сей раз Камиджо молчал относительно долго, прежде чем выдал достойный ответ. «Какой же ты змей, Меку-кун, — укорял он. — И, кстати, твое пренебрежение не совсем уместно: Кайто примерно твоего возраста». Так наивно загнать самого себя в ловушку мог лишь великий интриган Юджи Камиджо — будь Меку эмоциональнее, он расхохотался бы в голос. Пальцы сами отбивали по клавишам на сенсорном дисплее ответ, что кое-кого в летах потянуло на мальчиков помоложе, а это, как известно, признак недобрый. Но в последний момент Меку передумал. Махнув рукой и рассудив, что потешить самолюбие великого тоже можно, он решил оставить последнее слово за ним и отвечать ничего не стал. Отложив телефон и потянувшись еще раз, он направился в ванную. В этот момент Меку верил, что связь Камиджо и Зина — это даже хорошо. Неплохое разнообразие в каждодневной рутине и отличное поле для шуток. Меку не сомневался, что ему дадут еще не один повод от души повеселиться. Выходные пролетели быстро, он и опомниться не успел, а из-за того, что действительно долго отдыхал, не закончил половину задуманных дел. «Успеется», — думал Меку, направляясь на первую после перерыва репетицию. Беспокоиться из-за бытовой ерунды было не в его правилах. В свой первый рабочий день он специально вышел из дома пораньше, чтобы в студии застать Камиджо с глазу на глаз. Быть может, тот хотел поделиться планами или обсудить что-нибудь полезное. Задержавшись лишь для того, чтобы купить в автомате банку холодного кофе, Меку толкнул тяжелую стеклянную дверь и вошел в полутемный вестибюль, тут же чувствуя холодное дуновение кондиционеров. Весна в этом году выдалась более жаркой, чем иной раз бывает лето, и Меку не без облегчения выдохнул. Духоту он не любил даже сильнее холода. Однако, планируя застать Юджи одного, Меку прогадал. Войдя в комнату, служившую чем-то вроде холла, он услышал голоса. Точнее — один голос, принадлежавший явно не Камиджо. Дверь в комнату отдыха была приоткрыта, из-за чего Меку рассудил, что стучать не обязательно, и, стянув с плеча одну лямку кофра, заглянул туда. Незнакомец сидел к нему спиной, на нем была черная рубашка, а высветленные волосы доставали до плеч. Камиджо расположился на противоположном диване, и выражение лица у него было удивительное. Именно такое определение дал Меку, но додумать мысль, что именно означает это слово в данном контексте, не успел. Камиджо поднял на него глаза, пока мужчина перед ним продолжал рассказывать что-то: — Мичио тогда сразу сказал, что лучше не начинать, но кто его слушал… То, что внимание Юджи ему больше не принадлежит, он понял быстро, осекся и обернулся через плечо. — О, Меку, привет, — поприветствовал Камиджо. — Проходи… У гостя были довольно крупные и резковатые черты лица, красивым он не казался, как и отталкивающим тоже. Скорее, был обычным и не слишком запоминающимся, но у Меку в голове мелькнуло смутное узнавание. Он точно видел когда-то этого человека, но где — вспомнить не мог. Так случается, когда в фильме замечаешь актера, которого точно видел в других картинах, но в каких именно, так сразу не выходит понять. — Привет, — не слишком дружелюбно буркнул он, опуская кофр на пол и проходя в комнату, чтобы плюхнуться на диван рядом с Юджи, который был… «Чересчур возбужденным», — наконец осенило Меку, и он даже недоверчиво покосился на него. Ему не привиделось: Камиджо действительно пребывал в какой-то странной ажитации, как будто волновался. Так выглядит мальчишка на первом свидании, когда вопреки худшим опасениям самая красивая девчонка в классе согласилась сходить с ним в кафе. «Чего-о?..» — сам себя недоверчиво переспросил Меку, отказываясь верить в то, о чем ему подумалось. На работе Юджи Камиджо всегда выглядел как вежливая глыба льда, обходительная и совершенно неискренняя — с незнакомцами, и как глыба льда чуть поменьше и посимпатичнее — с людьми, которые ему нравились. А теперь он нервничал, ну или как минимум искренне волновался. Меку перевел озадаченный взгляд на гостя, пока я на языке настойчиво крутился вопрос: «Ты кто такой вообще?» — Знакомьтесь, это Меку, мой гитарист, — будто мысли его подслушал отчего-то замешкавшийся с представлением Юджи. — А это Маю, мой бывший коллега. Конечно, Меку знал, кто это такой, и, услышав имя, сразу его вспомнил. Гитарист Lareine, один из тех, с кем Юджи начинал свой творческий путь. Попса, которую они играли в 90-х, была Меку откровенно не по душе, и альбомы он не покупал. Однако не знать одного из знаковых гитаристов своего времени он не мог, да и справедливости ради, всегда признавал, что музыкантом Маю был очень неплохим. Куда лучшим, чем сам Камиджо в те далекие годы. — Очень приятно, — кивнул ему Маю, и Меку выдавил вежливое подобие улыбки в ответ: — Мне тоже. Он почти не соврал — познакомиться с таким человеком было как минимум любопытно, хотя странное поведение Камиджо все равно удивляло и заставляло с некоторой настороженностью смотреть на Маю. Который одним своим видом вынуждал всегда сдержанного Юджи закидывать поочередно ногу на ногу и ерзать на месте. — Так что было дальше? — попытался возобновить разговор Камиджо. — Что сказал Мичио? — Я думаю, Меку нет дела до того бреда, что нес наш придурок-менеджер, — пожал плечами Маю, и Юджи, опомнившись, вскинулся: — Ну да, конечно, — и тут же сменил тему, обращаясь уже ко вновь прибывшему: — на самом деле, Маю пришел по делу. Он согласился выступить на юбилейном концерте. — Хорошие новости, — нейтрально отозвался Меку, которому было откровенно класть, будет выступать Маю или не будет. Но неожиданно тот словно понял, о чем думал Меку, разгадал по его каменной равнодушной физиономии, однако не рассердился и понимающе усмехнулся. Меку с трудом удалось сдержать изумление. Ему почудилось, что еще чуть-чуть, и Маю подмигнул бы ему заговорщицки, мол, Камиджо с этим концертом носится, как дитя с клубничным мороженным. «Да ну, показалось», — попытался одернуть себя Меку, но сам себе не поверил. Каким-то чутьем он понял, что эта встреча у них была явно не первой за долгое время. Он почти не прислушивался к разговору, но понял, что речь идет о сроках, когда соберутся остальные участники. Удивляло, как легко и быстро они сумели нащупать и подхватить старые нити, будто и не теряли друг друга из виду, хотя Меку был уверен, что Камиджо не врал, когда говорил, что своего бывшего барабанщика он не видел более десяти лет. Сам Меку знал точно, что сейчас, спустя всего два года, не сумел бы вот так легко и просто собрать своих бывших коллег и вообще о чем-то договориться. — Я уже переписал гитарные партитуры, чтобы они легли на мою нынешнюю тональность, — голос Камиджо звучал непривычно, он говорил слишком быстро, словно ему не хватало воздуха. Меку невольно вскинул брови, глянув на него. Так хотелось взять за плечи и спросить, в честь чего тот так разволновался. Маю, однако, воспринимал все это как должное и только кивнул. — Думаю, ты захочешь вернуть мне кое-что? — спросил он спокойно и серьезно, без тени улыбки. Так, будто они с Юджи были наедине. Камиджо помедлил, словно раздумывал о чем-то, и без слов поднялся на ноги. Какое-то время Меку и Маю сидели наедине, друг напротив друга, и никто не считал нужным скрывать заинтересованность. Маю изучал его взглядом — понять, о чем он думает, было нереально, Меку же видел человека, который так много значил для Камиджо, с которым тот работал когда-то бесконечно давно, и первой славы добился с ним тоже — и почему-то никак не мог в это поверить. — Похоже, ты меня не так представлял? — безошибочно угадал его мысли Маю. Он не улыбался, но что-то подсказывало, что улыбка вообще не по его части. — Я, если честно, о тебе вообще не думал, — откровенно заметил Меку, чувствуя, что лучше говорить прямо. — До того момента, как он, сам не свой, объявил мне, что на финальном лайве подтверждено участие Lareine в оригинальном составе. Маю хмыкнул, потирая подбородок. Настроение у него явно не испортилось, даже наоборот что-то развеселило. Плавно обернувшись, положив руку на диванный валик, он наблюдал за виднеющимся в приоткрытой двери силуэтом Камиджо. — Он всегда был очень эмоциональным, — произнес Маю, наконец. — Подчас я от него страшно уставал, но отвыкнуть оказалось трудно. «Сучья правда», — подумал про себя Меку, поразившись, до чего точно это прозвучало. Камиджо вернулся спустя пару минут, и то, что он принес, заставило Меку обалдело растерять весь врожденный пофигизм. Потому что Юджи осторожно положил на диван рядом с Маю собственную гитару, на которой то и дело играл в студии и использовал, когда писал музыку. Гитарист из Камиджо был неважный, но Меку понимал, почему тот не ограничивает себя только клавишными в процессе работы. И вот теперь он так запросто отдавал свой инструмент другому человеку. Заинтригованный, Меку чуть подался вперед, садясь поудобнее, предчувствуя, что не все тут так просто. При виде этой гитары взгляд Маю потеплел. Он молча провел, едва касаясь, рукой по деке, затем осторожно сжал гриф и подтянул инструмент к себе, уложив поперек своих колен. — Будто только вчера из рук выпустил, — тихо поделился он, ни на кого не глядя. Меку перевел взгляд на Камиджо, и в очередной раз за день не поверил своим глазам. Такого лица он у Юджи никогда не видел, и, пожалуй, впервые в жизни пожалел, что не умеет рисовать — запечатлеть такое определенно стоило бы. Ресницы у него заметно подрагивали, будто он хотел зажмуриться, но никак не позволял себе этого. А еще от Камиджо исходил какой-то мандраж — словно он одновременно испытывал величайшее счастье и чувствовал нестерпимую боль. Меку искренне не понимал, как можно столько всего чувствовать сразу и не разорваться, но на всякий случай запомнил такого Камиджо. Это могло ему пригодиться. — Вижу, она не стояла без дела, — продолжал тем временем Маю, придирчиво оглядывая сверкающие колки и легко подцепляя длинными пальцами струны. — Надо бы посильнее натянуть. Ты, как всегда, делаешь всё, как дилетант, Юджи. — Вовсе не всё! — вспыхнул Камиджо и тут же тихо рассмеялся. — Конечно же, я на ней играл. Она помогла мне создать много прекрасного. — Ну и отлично. Инструмент не должен пылиться без дела, — кивнул Маю и привычно занялся перетяжкой струн. По его движениям было заметно, что когда-то он мог делать это не глядя, пальцы помнили навык, но за отсутствием опыта возился он куда дольше, чем проделал бы аналогичное Меку. Решив, что пока что увидел достаточно, он поднялся на ноги, кивнув Маю, и удалился в репетиционный бокс. Подстраивая микшер и выставляя настройки усилителя, Меку уже знал, что финальный концерт выдастся уникальным, потому что если Юджи не свернет себе шею, то с полным правом будет считаться абсолютным победителем. По всем фронтам. Разложив перед собой партитуры с песнями, отобранными для национального тура, Меку уже приступил было к сольному прогону, но тут дверь открылась, и на пороге нарисовался Камиджо. Был он один, но все еще выглядел так, будто его несильно шарахнуло током. Войдя, он сразу же прикрыл дверь, а Меку подумал, что есть невероятная удача в том, что репетиционная не просматривается, даже матовое стекло в двери было таким мутным, что едва ли можно было что-то разглядеть. Камиджо явно не хотел, чтобы кто-то его здесь сейчас видел. А сам Меку был не в счет. Медленно сделав несколько шагов, Юджи опустился на стул. Меку продолжал играть свою соло-партию в «Tsuioku no mon amour», хотя, в принципе, и так в ней не сомневался. Он все ждал, что Камиджо скажет хоть слово, но тот упрямо молчал, как партизан, и это было скверно. Очень скверно. Прервавшись, Меку коротко взглянул на него. — Он ушел? — Нет. Он сегодня будет репетировать здесь весь день. Завтра — тоже, приедет еще Эмиру. Говорил Камиджо так тихо, что пришлось напрячься, чтобы его расслышать. Меку мысленно посчитал до трех, прислонил гитару к усилителю и подошел ближе к Юджи, сев перед ним на корточки, руками упершись в его колени. — Я терпеть не могу это спрашивать, но, может, скажешь уже, в честь чего у тебя такая физиономия? И какого черта ты ведешь себя, как старая дева, встретившая свою первую любовь? Камиджо вздрогнул от этих слов, вскинув на него взгляд, но не дернулся и отпустить себя не заставил. Просто промолчал снова, и Меку захотелось ругнуться. Ну что ты будешь с ним делать. — Если хочешь, поехали ко мне сегодня, — предложил он, особо не надеясь на успех. — Сомневаюсь, что тебе сейчас будет на пользу общество этого твоего… Договорить ему Юджи не дал. Подавшись ближе, он вдруг провел по щеке Меку ладонью, чего никогда раньше не делал. — Поиграй мне, — попросил он, глядя ему в глаза. — Я просто хочу тебя послушать. Все еще слегка ошарашенный, Меку выпрямился и шагнул обратно к своей гитаре. Долго размышлял, что бы такое сыграть, а потом пальцы как-то сами начали перебирать вступление к «Heart». Камиджо едва заметно улыбнулся, слушая, и откинул голову назад, прижавшись затылком к стене.