Вспоминая сгорать

Джейс чертовски боится Джонатана. Когда тот смотрит на него бездонными глазами, в которых чернилами растворяется безумие. В которых скрыты все тайны, всё то, что Джонатан пожелал бы схоронить, спрятать, не позволяя никому подобраться ближе. Джейс боится его. Когда Моргенштерн обманчиво спокойным голосом говорит о том, что ему стоить забыть Клариссу. Что она его не спасёт. Когда сообщает об очередном этапе грандиозного, масштабного плана по завоеванию мира. Когда слышит в его голосе тревожные нотки. Пугающие. Когда каждое слово напоминает о том, что перед ним — психопат. Не охотник, свернувший с правильного пути, не парень с израненным самолюбием, не ребёнок, которого попросту не любили. А психопат. Убийца. Тот, кто перережет глотку, не задумываясь. Тот, кто искусно манипулирует им, дёргая за ниточки. Знает, за какие потянуть. А Джейс…. Он будто рад подчиниться. Джонатану — действительно рад. (И кажется, дело вовсе не в демоническом клейме). Джейс боится его. Особенно в периоды затишья. Когда Джонатан мягок, убийственно спокоен. Когда ведёт его на экскурсию по Праге, цитируя классические произведения и с упоением рассказывая о достопримечательностях и великолепии города, искренне восторгаясь возможностью увидеть всё это. Когда кормит его собственноручно приготовленными изысканными блюдами и загорается, видя, что его стряпня пришлась по душе. Когда они тренируются вместе, чтобы не потерять форму. В такие мгновения Джейс невольно вспоминает своего парабатая. Такие похожие ощущения. И вместе с тем, такие разные. Джейс чувствует это постоянно. Когда Джонатан смотрит на него пристально, словно хочет заглянуть в самую душу. Когда подходит незаметно, абсолютно бесшумно (хвалёное нефилимское чутьё куда-то исчезает, когда рядом он). Когда он ощущает тёплое дыхание Моргенштерна на своей коже, которое вызывает приятную дрожь. (И ему так не хочется это признавать, что он продолжает заниматься самообманом). Джейс боится. Он пропитан животным страхом, который заставляет застыть кровь в жилах и холод расползаться по телу. Джейс боится. Когда Джонатан крепко держит его за подбородок, а после спускается к шее, слегка надавливает пальцами, и на протяжении секунд десяти в тёмных омутах отчётливо читается намерение задушить, забрать кислород, дать понять, что жизнь Джейса сосредоточена в его руках. Когда видится столь ясное желание подчинить. Приручить. Джейс боится ещё сильнее. Когда всего этого не происходит. Когда Джонатан удивляет его, круша все ожидания. Когда подаётся навстречу, не убирая руки. Показывает, что контролирует сейчас ситуацию, при этом действуя абсолютно спонтанно. Мощный, зубодробительный контраст, от которого сносит крышу. Джейс чувствует, как страх топит его, опуская на самое дно, туда, откуда уже не выбраться, когда чувствует губы Моргенштерна на своих. Когда одно прикосновение выбивает почву из-под ног, и он растворяется в ощущениях, забывая обо всём. Потому что ничего другого ему и не надо. У Джейса мороз по коже, когда он сам отвечает. Джейс ощущает этот страх постоянно. Каждой клеточкой своего тела. Тела, которое отзывается на прикосновения того, кто ему ненавистен. Кого он презирать просто обязан. Он чувствует, как что-то дикое, необузданное просыпается в нём с каждым прикосновением Джонатана. Когда тот не стесняясь целует его, оставляя метки. Когда Моргенштерн наслаждается его стонами, которые он рад слышать настолько, что в глазах пляшут дьявольские огоньки. Когда сам Джейс тянется навстречу в попытке стать ближе, потому что иначе невозможно. Когда льнёт к нему, когда тела сплетаются, и уже не различить, кто где. Когда они становятся одним целым. Джейс живёт с этой боязнью, которая по сути является ничем иным как навязчивой идеей. Гораздо легче думать, что реакция тела и души основана на страхе. Проще оставаться малодушным, проще страшиться любого действия и показывать, что никогда не подчинится мучителю. Что будет жертвой, неизменно жертвой. Не ровней. Не кем-то больше. Сложнее быть честным с самим собой. Признать, что боязно вовсе не от Джонатана, а понимания, что он привязан к нему больше, чем кажется на первый взгляд. Что содрогается не от мысли, что ему могут перерезать глотку, пока он спит, а осознания, что Моргенштерн как раз только ему бы и позволил проделать нечто подобное с собой. И это даёт ему необъятную власть, что жертвам совершенно не свойственно. Джейс живёт в страхе, который стал его неизменным спутником. В страхе, что однажды ему придётся признать, что он уже давно не считает себя безвольной добычей хищника, что сам отчаянно мечтает быть кем-то больше. Поселиться у Джонатана под кожей, между рёбер, где-то в области сердца, которое вопреки всему чувствует. Джейс чертовски боится не Джонатана. Он боится своих чувств к тому, кто вообще не должен вызывать ничего, кроме ненависти. Но посылая все его ожидания к чёрту, тот пробрался так глубоко, что не вытащить сразу. А хочет ли вынимать? Отчего-то кажется, что тогда вмиг опустеет. Джейс боится не Джонатана. Он боится чувства, которое напоминает ему... то, что просто невозможно. Ни в одной из вселенных. И с каждым днём отрицать это всё невыносимее. Джейс живёт в страхе всё это время, что они проводят в квартире Моргенштерна. В страхе, что наступит день — и последние предохранители сорвёт окончательно. И он признает, что любит. Того, кого привык ненавидеть.