Вспоминая сгорать

Из квартиры раздаётся шум. Магнус отпирает дверь щелчком пальцев, а Алек выхватывает клинок машинально, не задумываясь. Дверь в комнату Макса чуть приоткрыта. Алек замечает красные искры, трескающиеся в воздухе. Они с Магнусом обмениваются взглядами. Его магия никогда не была красной. Даже когда злится, расстроен или обижен. Всегда насыщенный фиолетовый. Неважно, лечит ли он Алека после миссий, упражняется с Магнусом в различных заклинаниях или материализует уток для Джейса. Она никогда не была красной. Алек заходит первым. В комнате настоящий бардак. Мебель перевёрнута, стеклянный столик разбит, а бумаги и книги хаотично свалены на пол. — Макс, — обращается зашедший следом Магнус. Макс не реагирует. Он не контролирует себя. С рук срываются алые искорки, при этом он беспорядочно швыряет предметы, явно причиняя себе таким образом вред. Он словно не видит, что происходит. Злости в нём так много, что Магнусу приходится вырубить его ненадолго. Алек сжимает его осторожно в объятьях, осознавая, что впервые видит, как его сын плачет. Он смотрит на Магнуса, и тот уходит, понимая его просьбу без слов. Несмотря на то, что больше времени с Максом проводил всегда Магнус, именно Алеку удавалось его успокаивать и разговорить, когда тот по каким-то причинам не шёл на контакт. Хватало недолгой беседы — и Макс открывался, начинал делиться тем, что его тревожит. Они сидят в тишине полчаса, а может, и целый час. Алек не говорит ни слова, пока Макс не отстраняется. В тёмно-синих глазах столько грусти и тоски, что ему становится не по себе. Он знает этот взгляд. Видел в зеркале каждый день, когда они с Магнусом расстались. Когда всё казалось безнадёжным, неправильным и пустым. — Пап, я… — начинает неуверенно. — Не переживай, я не буду отчитывать тебя за погром, — улыбается мягко и видит в глазах сына удивление, граничащее с шоком. — Ты не стал бы творить подобное просто так. — Правда не будешь? — спрашивает, как нашкодивший ребёнок. Он ведь действительно всего лишь ребёнок. — Это мне стоит бояться вашего гнева с Магнусом, — смеётся, ероша Максу волосы. — Кто знает, на что вы способны в гневе? Но всегда получается почему-то наоборот. В нашей семье я плохой полицейский. — Пап, я не хотел, поверь. Просто Раф… — голос ломается, и Макс замолкает. — С ним всё будет в порядке, Безмолвные братья и Магнус совершенно в этом уверены. Нет поводов для беспокойства. — Сегодня я впервые подумал… — запинается, не зная, как продолжить. Говорит так тихо, будто боится, что сбудется, стоит только ему это произнести. А после таки-решается: — Как вы научились справляться? Это как удар под дых, в солнечное сплетение, до потери сознания. Не нужно уточнений, чтобы он понял. — Кто сказал, что научились? — вздыхает Алек, а в сознании как на старой киноплёнке мелькает произошедшее в Эдоме и то, что было после, на крыше. Прошло больше двадцати лет, а легче не стало. — Бессмертие — это так дерьмово, — Макс кладёт голову ему на плечо, как в детстве, когда приходил к нему, чтобы он рассказал ему сказку. И жаловался потом, что они недостаточно оригинальны. Но неизменно засыпал, чувствуя себя защищённым. — Мы никогда не хотели ставить тебя перед выбором. — Вы всё сделали правильно. Только.… Я без него не смогу. — Я знаю, Черничка. Знаю. «Знаю лучше, чем ты можешь себе представить».