Вспоминая сгорать

Наверное, Клэри возненавидела бы меня, если бы узнала правду. Мариз бы отреклась от меня — на этот раз действительно оборвала бы все связи, и я не мог бы её винить в этом, Изабель не восприняла бы всерьёз, а Алек, чистый, слишком честный и искренний при всей внешней колючести, не теряющий веры в дорогих ему людей, не понял бы. Мой парабатай, у которого столь любящее сердце, что ему неведомо то, что я испытываю сейчас. Для него любовь — созидание, светлое и прекрасное чувство, которое окрыляет и возвышает. Не втаптывает в грязь, не разрушает, не ломает. Напротив — исцеляет. Алек не понял бы. Я так этому рад, Джонатан. Никто не умеет любить так, как он. Как бы я ни пытался, с ним мне не сравниться. Но я изо всех сил тянусь, пусть цель практически недостижима. Иногда я ловлю себя на мысли, что это стремление — не более чем фальшивка. Согласно Конклаву, кровь чище моей ещё стоит поискать. Какая ирония. Говорят, мы состоим из мыслей, стремлений и желаний. По кристальной ангельской крови течёт грязь. Помнится, отец как-то заставил меня вылизать нашу хижину на окраине Идриса. «Мысли очищаются тяжёлой работой, сын», — говорил он тогда. Мои руки болели так, что руны не спасали, а делали только хуже. Я натёр мозоли до крови, и Валентину было меня не жаль. По крайней мере, я вынес из этого урок: усердный труд — панацея от ненужных мыслей. Ты разбил мою убеждённость в этом вдребезги. Не помогают ни выматывающие тренировки, ни монотонная чистка клинков, ни рейды один за другим. Не спасают. Потому что мне порой чудится, что я слышу твой голос у себя в голове. И мне не тревожно. Мне спокойно — я слишком к тебе привык. Знаешь, я так злился на Клэри, когда она терпела и прощала мне то, что я до сих пор не могу простить себе. Я не понимал, каким образом ей удавалось вытаскивать меня снова и снова, тянуть к свету, от которого я с каждым днём всё дальше. Она всегда говорила, что я лучше, чем кажусь. Укутывала теплом, согревала, заражала этой детской, наивной и порой глупой уверенностью в том, что всё будет хорошо. Мне было несложно повестись на это. Потому что в её глазах золотыми искорками мерцает изумрудная вера в лучшее. Я отмахивался от её попыток собрать меня воедино, потому что в глубине души знал: без тебя я никогда не буду целым. Потому что отец был прав: любовь к тебе меня уничтожила. И я, сгоревший дотла, по счастливой случайности получивший второй шанс, снова иду к тебе, неосознанно, по наитию. Потому что моё место подле тебя. Мне в последнее время снится один и тот же сон: мы правим вместе, а всё вокруг — в руинах и сизой тьме, через которую солнцу не просочиться. Я протягиваю руку в надежде, что когда-нибудь смогу забрать твою боль — в тебе её непозволительно много. Или шагнуть в пропасть, предавая прошлую жизнь забвению, если только ты мне позволишь. Маска наконец слетела, я стою у обрыва, и мне не страшно. Меня не пугает зияющая бездна, разверзнувшаяся передо мной. Потому что однажды ты придёшь. А я буду всё так же тебя ждать, Джонатан. Я всегда буду тебя ждать.