Вспоминая сгорать

Я никогда не думал, что ты останешься со мной. Я же психопат и убийца, ошибка природы. Тот, от кого отреклась собственная мать, не дав и шанса, кого изуродовал отец в надежде достичь идеала, а сестра возненавидела, узнав, какой я на самом деле. Меня так просто ненавидеть, верно? Меня совершенно невозможно любить. И осознание того, что ты, светлый, храбрый, чересчур чистый для грязи, которой во мне слишком много, никуда не ушёл, повергает меня в шок. Знаешь, будь рядом Кларисса, будь она связана со мной посредством магии, она бы не покорилась. Она бы упрямилась, старалась изо всех сил это сломить, разрушить, и у неё бы получилось. Моя упёртая сестрёнка, ненавидящая меня каждой клеточкой. Я чудовище, Джейс. И тебе об этом известно. Но ты почему-то рядом, ты почему-то даже не пытаешься что-то изменить. — Мне с тобой хорошо, — шепчешь лихорадочно, целуешь мои лопатки, скользишь руками по плечам. Мой отзывчивый и страстный Джейс. Иногда я думаю о том, что эта острая потребность в тебе меня убьёт. Пламя Эдома и пытки Валентина не смогли, а тебе удастся. Эти мысли едва не сводят меня с ума, как ты, словно чувствуя, просишь: — Прекрати думать, я здесь, я с тобой. И я тебе верю. Только тебе и могу. И если это значит быть уязвимым и слабым, я позволю себе это. Потому что никогда в жизни не смогу отказаться от тебя. Когда ты пронзил меня клинком, мне не было страшно. Чувствовал, видимо — я к тебе непременно вернусь. — Ты мне так нужен, — прикрываю глаза на мгновение, жмурясь от последней вспышки солнца на горизонте. Или от того, что наконец сказал? А в ответ — смех, слегка хриплый и искренний. — Я знаю. Ты знаешь. А я — просыпаюсь с чётким пониманием того, что моя зависимость от тебя, эта бесконечная тяга никогда не пройдёт. Даже когда Клэри найдёт меня. Когда найдёт Изабель, не простившая то, на что закрыл глаза ты. Когда доберётся твой парабатай. Когда превращусь в пепел безо всякой возможности снова воскреснуть. Я вовсе не глуп, не наивен — во мне это выжгли давным-давно в адском пекле. Ты просто не уходи, ладно? Потому что я не смогу это пережить. — Хватит, Джонатан. Я почти научился не вздрагивать от своего настоящего имени, что слетает с твоих уст. От имени, что у нас на двоих. Джонатан. Кристофер. Я не верю в судьбу, ведь со мной она не церемонилась, не щадила. Не верю в Разиэля, которому поклоняются слепо охотники. Но за тебя я благодарен. — Посмотри на меня, — разворачиваешь меня к себе, глядишь до того глубоко, что залезаешь в душу. Чувствуешь отвращение, что накатывает на меня прямо сейчас? Потому что я тебя не достоин. — Ты мне нужен не менее сильно, — роняешь эти слова, после которых не будет возврата, после которых я больше не смогу себе врать в попытке защитить тебя, как нечто естественное, само собой разумеющееся. Я ненавидел своё отражение, Джейс. На дух не переносил зеркала, не желая встречаться взглядом с тем, кого воспитал Валентин. С тем, кто не заслуживает и капельки добра и любви. Это то, что мне внушили с детства. Это то, во что я верил, пока ты не появился в моей жизни. Пока не вернулся. И разбитое зеркало снова стало целым. — Я заставлю тебя забыть, — выдохом в губы, не поцелуй, но так будоражит, что кровь вскипает от желания, начисто выметающего все мысли. Не хочу больше думать. Зарываюсь руками в волосы. Тяну до стона. Твои стоны я готов слушать бесконечно. И уже не дразнюсь, не играю — целую, как хочу, глубоко, уверенно, заново клеймя тебя. Ты мой, и это никогда не изменится. Отвечаешь, прижимаешься ближе, отрываешься, чтобы коснуться шеи губами. Тянешь носом мой запах, бормочешь что-то неразборчиво. Позволяешь мне делать с собой всё. И я не стану лишать себя этого. Касаюсь тебя грубо, зная, как тебе это нравится, как ты дуреешь, как у тебя крышу рвёт — до потери в пространстве и времени. Ты никогда не наносишь иратце. Словно тебе нравится видеть на себе метки, оставленные мной. Вот и сейчас — шипишь, когда я вхожу в тебя, подаюсь вперёд. Тебе больно, но не отстраняешься. Шумно дышишь и насаживаешься сам. Мы оба привыкли к боли, правда? Мы ею полны под завязку. Киваешь, и этого достаточно. Приспосабливаешься к толчкам удивительно быстро, срываешься на рык, умоляешь ещё быстрее, сильнее и глубже. Мой ненасытный сумасшедший братец. И прежде чем кончить, произносишь еле слышно: — Я люблю тебя. Мы обречены, Джейс. Помнишь, что говорил отец? Любовь уничтожает. И нам осталось недолго.