Вспоминая сгорать

— Мне нужно… — у Джейса бегает взгляд так, будто он не знает, что последует за этими словами. — Идти. Верно. Они это уже проходили. Джейс никогда не остаётся на ночь. Оправдывается тем, что в Институте полно дел, но Себастьян уверен: у него в жизни не хватит духу признаться, разложить всё по полочкам и не сочинять нелепые оправдания как ему, — что, в общем-то, бесполезно, учитывая, что он всегда видел его насквозь, — так и своим родственникам и друзьям, упорно закрывающим глаза на очевидное. Джейс ещё долго не уходит, целуя его на прощанье, а когда всё же раздаётся хлопок двери, становится слишком пусто. Без него становится не так.

***

Джейс приходит через неделю. В Институте они не пересекаются: их заваливают работой, которую не разгрести и за месяц, и остаётся время лишь на мимолётные взгляды и (не)случайные касания рук на собраниях. Джейс приходит через неделю, и Себастьян чувствует, как раздражение, тоска и до невозможности острое желание просто быть с ним, наплевав на всех, распарывают грудную клетку, вороша в нём животное, грязное, тёмное, то самое, что он столь безуспешно старается сдерживать. Дышит глубоко, пытается переключить внимание на кастрюлю на плите, на соседскую кошку, лезущую по трубе за окном, на закат, сиреневыми и оранжевыми брызгами раскрашивающий небосвод. — Прости. И всё. К Лилит кошку и грёбаный закат, к дьяволу выдержку, к дьяволу руну усмирения гнева, если есть Джейс Эрондейл, выводящий его из себя так быстро, как не удаётся никому. — Мне не нужны твои извинения. Он впивается пальцами в столешницу, едва не сдирая кожу. Больнее. Ему нужно больнее, потому что тормоза слетают, и он не способен это контролировать. Боль дисциплинирует. Она приводит в себя. А Джейс всё молчит. Саркастичный Джейс Эрондейл, который за словом в карман не полезет, не находит, что сказать. Уникальный случай. Аномальный. И раз Джейс молчит, говорить будет он. — Зачем, скажи мне? Зачем приходишь сюда? Не можешь найти себе хорошенькую охотницу? Взять хотя бы мою сестрёнку, она так поглядывала на тебя, я не мог не заметить. Ты сбегаешь, как последняя блядь, и потом смеешь просить прощения. Его несёт. Его несёт прямо в пропасть. Потому что ревнует. Ревнует, так ревнует ко всем, кто смеет пускать на него слюни. Ревнует к своей же сестре, и порой хочется приложить её рыжую головку о стену и запретить разговаривать с ним, даже смотреть. Его несёт на полной скорости от отчаянного осознания: Джейс никогда не признает, что они вместе. И останется только дождаться, когда ревность и ненормальная ярость выжрут его изнутри до основания. — Скажи мне, Джейс, — шёпотом, рассекающим напряжённую тишину. Джейс подрывается и тут же оказывается рядом. И всё так же молчит. Касается пальцами его рук, и Себастьян чудом не вздрагивает. Он цепенеет, не в силах что-либо сделать. Позволяет Джейсу сжать руки сильнее. Коснуться губами шеи, вырвать свистящий стон. Но когда чувствует его дыхание на губах, оттаскивает за волосы, тянет намеренно так, чтобы ему было больно. — Кажется, я задал вопрос. Джейс смотрит пристально, доставая взглядом до нутра, и выдыхает: — Я люблю тебя. Он, вопреки ожиданиям, никуда не уходит, не сбегает. В этот раз он остаётся. Себастьян улыбается широко, ощущая, как гнев покорно уступает место некоему подобию счастья.