Вспоминая сгорать

Я привык, знаешь. Привык к твоему голосу в своей голове. Я могу его разложить, разобрать на аккорды, могу воспроизвести безупречно, идеально до последнего такта. Сыграть безумие, скопировать сумасшествие, сделать его своей личной сонатой, что будет умирать на финальных нотах, затихать, и я почти что поверю: всё, тебя не стало. А ты будешь надрывно смеяться, возвращаясь, напоминая: ты во мне насовсем, и мне не избавиться, мне от тебя уже никуда не деться. Я действительно свыкся. Свыкся с тем, что после кровопролитной войны не нахожу себя среди этого самого нового мира, не понимаю, что делать. Не могу отчего-то радоваться воцарившемуся счастью, этой спасительной передышке, этой безмятежности после непрекращающегося мрака. Я привык, понимаешь. К тому, что приходишь во снах, как обычно, без стука, не церемонясь. К тому, что смотришь насквозь, за упорно возводимые мною стены, — они ведь так и не научились, представляешь? — качаешь головой и редко, так что приходится воскрешать это в памяти до новой встречи с тобой, позволяешь мне коснуться тебя. Почувствовать снова мягкость светлых волос, золотящихся в лучах солнца, вспомнить, как улыбаешься, посмотреть на тебя, упасть в тебя, провалиться. Увидеть себя настоящего, такого, какой я лишь с тобой. И подумать: вот он ты, ты реален. А после проснуться в этом проклятом мире, в котором нет тебя, в котором тебя нет уже пятьдесят четыре дня и семь часов. Я считаю, и это глупо. Но я исправно начинаю каждое утро с отсчёта. И это так странно. Считать дни со своей смерти. С точки, поставившей крест на попытках жить дальше. Это странно. Но я просто не могу не считать. Я привык, знаешь. Привык к тому, что уходишь. Чтобы после всё же вернуться. И в очередной раз напомнить. Тогда, в Эдоме, Клэри убила не только того, кем ты мог бы стать, если бы не Валентин. Она убила меня, даже не понимая. Не осознавая, что лишила части души. Той самой, что принадлежит тебе. Навсегда. Мой брат, моё отражение, моя погибель. Мой заклятый враг, которого я вовсе не должен любить.