Вспоминая сгорать

— Нам нужно домой, там... — шепчешь тихо-тихо, и твоим словам внимает прохладный осенний ветер, пуская мурашки по позвоночнику. Моя сестрёнка Кларисса, я знаю. Знаю, что она ждёт в квартире в надежде, что мы вернёмся как можно скорее, и она вновь начнёт тебя убеждать. Давить на совесть, на жалость, взывать к доброй и светлой части тебя. Той самой, что притаилась в углу, прижжённая меткой Лилит. Повторять в сотый раз всё то, что тебе и без неё прекрасно известно. Что я чудовище, монстр, что ты ещё можешь спастись. Что должен пойти с ней, потому что она так долго искала тебя и едва ли отступится. Не сейчас. Она сколь угодно может звать себя Фрэй или Фэйрчайлд, отрицая, что является дочерью Валентина, но мятежный огонь, способный по яркости сравниться с утренней звездой на небосклоне, у неё вовсе не от предков Джослин. — Джонатан, нам нужно идти. — Помолчи. Позволь нам это, Джейс. Дай всего пару минут или часов. Помолчи, заклинаю. Разреши нам остаться здесь, в переулке, где кроме нас ни души, а блёклый свет фонаря оттеняет золото твоих волос, ничуть не касаясь моих. — Что ты делаешь? Я не знаю. У меня нет ответов. Я правда понятия не имею. Лишь сжимаю воротник твоего пальто, подаюсь чуть вперёд и замираю, когда сокращаешь расстояние между нами и касаешься моего лба своим. Рвано дышишь, даже не пытаясь обрести снова контроль над собой. Мне нравится это. Нравится, когда ты не строишь из себя святую невинность. Когда уступаешь желаниям, открываешься и принимаешь тьму, с которой боролся всю свою жизнь, и напрасно. С тьмой нужно быть на «ты», её необходимо приручить, подчинить себе. И возможно, так она не поглотит тебя. — Джонатан... Тебе одному позволено называть меня этим проклятым именем. Именем, что у нас стараниями Валентина одно на двоих. Лишь тебе удаётся произносить его так, что я не злюсь. И готов слушать на повторе восемь букв, в которых мольбы с нежностью напополам. Быть может, я ничего не смыслю в чувствах, быть может, я дьявольское отродье, не заслуживающее того, чтобы ходить по этой бренной земле. Вот только я чувствую, Джейс. Чувствую, как твоё сердце выстукивает ритм, эхом отдающийся у меня в голове. Чувствую, как тянется нить, неуловимая, но крепкая, от тебя ко мне. Доверие. Не хрупкое. Нет. Ведь ты мне впрямь веришь. Вкладываешь мне в руку клинок, не боясь, что я всажу тебе его в спину, как тогда, на мосту. Несмотря ни на что, ты предо мной как на ладони. Свободный, открытый, живой. Необходимый до умопомрачения. Выдыхаешь: — Поцелуй меня. И я не могу противиться, братец. Потому что благодаря тебе мне хочется жить. Здесь и сейчас. Когда ты, прижатый к стене в безлюдном переулке, отвечаешь на поцелуй всё напористее, не желая отрываться от меня ни на миг, мне чертовски сильно хочется жить.