Вспоминая сгорать

Алек смотрит на него, держит пальцы на тетиве и понимает, что не в силах выдавить хоть слово. После стольких дней, месяцев поисков, после того, как обыскал в Нью-Йорке каждый закоулок, а после уехал в Европу. Чувствовал: Джейс далеко-далеко. Наседал на Магнуса и просил помочь. Магнус не то чтобы упрямился, только смотрел как-то невыносимо грустно — Алеку хотелось захлебнуться от чего-то такого в его взгляде, чему он не хотел подбирать названия. Теперь он понимает, что значил тот взгляд. Что-то, что совершенно точно не выразить словами, не облечь в витиеватые формулировки, не приукрасить так, чтобы суть ускользнула. Вот он, стоит перед ним и так отвратительно сияет. Алек ощущает отголоски его счастья через связь, и к ней не примешано ничего. Ни горечи, ни тьмы, ни сожалений. Он счастлив. Алек думает, что никогда не сможет это принять. В каком вообще, во имя Ангела, мире можно испытывать счастье, находясь с чудовищем? Губы Джейса трогает лёгкая улыбка. Алек осознаёт: он видит сразу их обоих. И Джейса, и Себастьяна. Две стороны одного эксперимента. Джонатан Кристофер. Диагноз на всю жизнь. Имя, соединившее судьбы задолго до того, как они оба могли выбирать. И всё же… — Как ты мог уйти с ним? — Я рад тебя видеть, Алек. Приближается, подходит к нему. Робко, будто боится спугнуть. Алек инстинктивно делает шаг назад — в голубых глазах мелькает боль. Джейс кивает. Он не может не понимать сам. Не может не видеть, что баланс был разрушен, что что-то стало не так. — После всего, что этот ублюдок сделал нам… После Макса. Джейс вздрагивает, как от пощёчины. Верно, Макс. Макс, выживший благодаря Безмолвным братьям и собственной внутренней силе, настоящий боец. Джейс молчит. Это молчание бьёт по всем болевым и ноет, мерзко ноет меж рёбер. Тоска, кажется, не отпускает совсем. Она усиливается, подпитываемая болезненной тишиной. Пусть лучше Джейс что-нибудь скажет. Пусть произнесёт что-нибудь в своё оправдание, и Алек поверит: ещё ничего не загублено, не потеряно. Пусть подойдёт и обнимет, признается в том, что скучал, что будет счастлив вернуться домой, в Институт, к Изабель, Клэри и Мариз. К нему. И, может, тогда Алек забудет, каково это — вспоминать его перед сном, греться в объятьях Магнуса, слушать его рассказы о Уилле и Джеме и заверения в том, что они с Джейсом вновь будут вместе. Отогреваться, а после просыпаться и чувствовать липкий холод, застывший на стенках давно барахлящего сердца. Их связь должна быть прочнее, крепче многих иных. Их дружба должна всё преодолеть. Почему тогда он такой чужой? Алек наблюдает за тем, как Джейс спокойно рассматривает его. Изучает, запоминает. Будто знает: это их последняя встреча. Алек складывает стрелы и лук за спиной, активирует руну дематериализации — какой толк в этом, если опасности нет, а руки дрожат, как от приступа? Если он наконец нашёл его и думает, а стоило ли вообще находить. — Это всё последствия руны, — цепляется за последнюю попытку. — Разве ты не знаешь? — Джейс спрашивает его с удивлением. — Клэри выжгла Метку Лилит ещё несколько месяцев назад. Когда нашла нас в Венеции. Каждое слово Джейса бьёт плетью прямо по разлетевшемуся вдребезги сердцу. Сердцу, которое Джейс должен был собрать. — Что мне делать? — Будто ему вновь двенадцать, и приходится отчитываться перед Мариз за испорченный инвентарь для тренировок. — Скажи, что тебе не удалось отыскать меня. Так будет лучше для всех. Джейс делает три шага к нему и заключает в объятья. Алек хотел бы его оттолкнуть, хотел бы накричать и ударить. Но он гладит его по спине, слушает, как бьётся его сердце, и мирится с тем, что необъяснимое счастье, которым Джейс полон, не выцветает, не гаснет совсем. Джейс просит прощения. Шепчет, как ему жаль, повторяет, что скучает, что всегда будет скучать, и оставляет на душе свежие раны вдобавок к старым. Треплет по волосам, извиняясь. Сглаживая нестерпимую боль, что терзает всё сильнее, поселяется в груди навеки. Алек знает: это чувство уже никогда не пройдёт. — Неужели ты останешься с ним? — его голос звучит чертовски разбито. Надежда загибается с истошным криком, когда Джейс отвечает: — Ты не понимаешь, Алек. Я буду всегда его выбирать.