***
Расследование продвигается мелкими шагами. Отследить расположение родителей Клэри по мобильным не удаётся. Из Нью-Йорка они так и не вылетели. Зацепиться не за что. Джейс тратит целый день на то, чтобы опросить всех, с кем Джослин и Валентин Моргенштерны были связаны, но никто не внушает подозрений: ни болтливый мальчишка в очках, лучший друг Клэри, ни его хмурый приятель из колледжа с едва заметным испанским акцентом. Ни коллеги по работе, ни случайные прохожие. Ни даже эксцентричный мужчина, который когда-то помог Джослин открыть свою галерею — подведённые бирюзовым глаза и сочетание несочетаемого в одежде ещё не показатель психопатии. Что-то ускользало от них. Вечером он отправляется в бар. Сдаётся после того, как Изабель настаивает на том, что ему стоит куда-то выбираться, если он не хочет сгнить на работе. В баре скучно, но выпивка заходит на ура. Он глушит один стаканчик за другим, признавая, что ненадолго алкоголь всё же отпускает. Одиночество, отсутствие целей в жизни (не глобальных, ведь они вроде как пытаются сделать этот мир лучше, а более приземлённых), а также однообразие каждодневных дел не ощущаются столь остро. — Никогда не поверю, что такой парень проводит вечера один, — раздаётся у уха. Вокруг играет громкая музыка, и мера оправдана, но Джейс рефлекторно ёжится, когда в личное пространство бесцеремонно вторгаются. Это не подкат и не попытка склеить его. Это не более чем озвучивание очевидности, от которой аж скрипит на зубах. Это не подкат, что хорошо, потому что Джейс как раз в настроении, чтобы заехать по челюсти кому-нибудь. Жаль было бы портить симпатичную мордашку незнакомца. — Издержки профессии, — отвечает с улыбкой, не считая необходимым что-то объяснять. Парень кивает. Если это не флирт, и Джейс чётко обозначил границу, почему он не уходит? — Тебе больше нечем заняться? — спрашивает раздражённо. — Всегда интересно наблюдать за такими, как ты. — Надо же, так ты у нас мозгоправ и знаток душ в одном флаконе. Я впечатлён. — Яд в тоне показывает вполне однозначно, что шутки плохи. Но его собеседник, очевидно, не из пугливых. — Просто я неплохо разбираюсь в людях. Диагнозы не ставлю, это ни к чему. Мне всего лишь показалось, — усмехается он,— что ты ищешь приключений, несмотря на то, что строишь из себя святого, который за свет, добро и мир во всём мире. Джейс смеётся. Это не так уж и далеко от истины. — Не хотелось бы тешить твоё самолюбие, но ты в чём-то прав. Я Джейс. — Зови меня Себастьян. Вместо пожатия руки Себастьян мажет языком по скуле, провоцируя. Джейс не понимает, почему ему позволяет. Инстинкты, в силу специфики его работы реагировавшие на малейшую ерунду, сейчас не работают. Отключились и молчат, не подавая признаков жизни. К чёрту.***
— Значит, и впрямь спасаешь мир? — насмешливо интересуется Себастьян, глядя на его жетон на тумбочке. Джейс оглядывается через плечо и кивает. Натягивает на себя бельё и джинсы. Что-то такое проскакивает во взгляде Себастьяна, мелькает крохотной искоркой, но Джейс не считает это важным. Он не собирается копаться в его мотивах — этого хватает и на работе. Его резко тянут назад за пояс. — Кто сказал, что я с тобой закончил? Он улыбается, паршивец. Не оставляет выбора, когда касается снова, заставляя гореть и медленно умирать изнутри. Джейс целует его, не помня себя. Забывая. Только он. С ним. Здесь и сейчас.***
Когда он выбегает из квартиры Себастьяна, опаздывая в участок, ему звонит Алек и говорит, что тело Валентина Моргенштерна нашли в доме в пригороде Нью-Йорка. Клэри, захлёбываясь в рыданиях, говорит, что правда ничего не знала об этой недвижимости, они не сочли необходимым ей сообщить. Джейс справедливо предполагает, что это может быть далеко не единственное, о чём она даже не догадывается. Посовещавшись с Алеком, проштудировав все материалы дела ещё раз, Джейс направляется к Магнусу Бейну — он не только устроил Джослин когда-то прибыльный бизнес, но также был похож на того, кто знает куда больше, чем кажется на первый взгляд. Предчувствие подсказывает Джейсу, что он вот-вот потянет за нужные ниточки.***
— А от чего бежишь ты? — В смысле? — Себастьян целует плечи, спускается ниже по спине. — В нашу первую встречу ты сказал мне, что в душе я склонен к азарту и будоражащей опасности, и рутина, правила мне порядком поднадоели, пусть я никогда и не признаюсь, — посмеивается он, давится вздохом, когда Себастьян губами касается шрама на копчике — след от огнестрельного (его чудом не парализовало тогда). — Я ходячее клише, Джейс. Нелюбимый ребёнок родителей, от которого они шарахаются, как от прокажённого. А моя младшая сестра, ангелочек во плоти, даже не в курсе моего существования. Джейс прикрывает глаза, растворяясь в ощущениях. Себастьян не из тех, кого стоит утешать и приободрять. К тому же, их не связывает ничего, кроме секса. Так к чему все эти сантименты? Джейс старается не думать о том, что за бравадой в его тоне кроется невыносимая горечь.***
Магнус Бейн обещает посодействовать следствию, пусть и нехотя — «офицер, это не моя тайна, но теперь какая уж разница?». Во многом стараниями Бейна они подбираются к возможному подозреваемому. У четы Моргенштернов, кроме Клэри, как выясняется, есть ещё и сын. Его зовут Джонатан Моргенштерн, и его родители никогда не забывали об этом, хоть и скрывали его крайне успешно. Лечение в психиатрической больнице. По словам маленького Джонатана, отец издевался и бил его, мучил. Врачи признали его невменяемым. Моргенштерны сдали его туда без колебаний. Джослин и след простыл, а значит, она представляет, что ей грозит. Ради мести он мог бы убить.***
Себастьян стоит у двери, чтобы его проводить. Алек отправляет новые материалы дела. «Мы нашли фото взрослого Джонатана в запароленном ноутбуке Джослин. Хакеры наконец взломали его». У него темнеет перед глазами. Судьба та ещё сука. Он знает, что идёт на поводу у своих эмоций. Поступает безрассудно. Вместо того, чтобы вызвать подкрепление — идиотское желание разобраться самому, получить ответы. Вместо поцелуя — прямолинейный вопрос, который тут же меняет обстановку, понижает температуру в комнате моментально. — Зачем ты убил его, Джонатан? Он отступает назад. — Ненавижу это имя. — Ты не ответил. — Ты же читал моё дело, Джейс. — Не вопрос. Утверждение. — Нарыл информацию, которую так старательно прятал мой дражайший отец. — Это всё правда? — У него холодеют руки, и сдавливает грудную клетку. Немыслимо. Даже для того, кто сталкивается с подобным каждый день. Он размяк. Он разрешил обвести себя вокруг пальца. Он был так наивен, господи-боже. — Ты ведь понимаешь, что я не позволю тебе бросить меня за решётку? — Вполне, — Джейс пожимает плечами, не разбирая, сон это или явь, или же просто какой-то сюрреалистичный бред. Игры разума? Воспалённое подсознание? Джейс Эрондейл, ты уже попался на крючок, ты влип. Имей же смелость с этим покончить. Поступить так, как должно. — Правильные мальчики, как я уже подчёркивал, пусть и жаждут риска, опасности, никогда не переломят мораль. Они оба в хорошей форме, и это выводит — то, что Себастьян ни капельки ему не уступает. Из глотки вырывается булькающий смешок: несколько поздно уточнять о его прошлом. Это абсурдно. — А знаешь, что хуже всего? — Он продолжает беспечно, не отводя глаз. Не давая возможности, мизерной, ничтожной, дотянуться до пистолета. — То, что ты всё же влюбился. В такого, как я. И это, мой милый Джейс, будет преследовать тебя вечно. Джейс выдерживает его взгляд, перебарывая омерзение и презрение. Не к нему — к себе. За то, что поддался. За то, что не думал совсем, и внутри ничего не шевельнулось, и даже если он мог заметить, увидеть, сложить два и два, он не стал. Джейс ненавидит себя за то, что сейчас память подкидывает ему не то, что нужно. Как дьявольски ухмылялся, преступно красивый для обыкновенного человека. Как тянулся навстречу, полностью подчиняя себе. Безвозвратно. Присваивал, не спрашивая разрешения, одобрения. Ему бы вытравить, выжечь, подумать, как вернуть преимущество. Он даже не сумеет вызвать подкрепление — ублюдок следит за каждым его вдохом, и попытка вывернуться, обмануть только обернётся ещё большим риском. — А сам, Джонатан? — Джейс обращает на себя его внимание и получает наслаждение при виде того, как он вздрагивает. — Любить — значит уничтожать? Как же. Отчего-то всё, чего ты искал в этой жизни, — это любовь. Не получил её от эгоистки матери и тирана отца, и даже от милой сестрёнки. Всё решили за тебя. — Ты не знаешь меня. — Да ну? Почему не ушёл? Ты же догадался, кто я, ещё после первой ночи. Что держало тебя? — Ни слова больше. У него взгляд загнанной бешеной псины, которая оттяпает руку, а после сдохнет сама, но без боя не сдастся. Что ж, их таких двое. Себастьян прислушивается к шуму на улице и смеётся. Холодно и до одури пугающе. — Им я не позволю тоже, — Себастьян резко шагает к нему. Всаживает нож (откуда он только взялся?) ему в грудь, прижимая к себе. Хлопок. Выстрел. Горячая кровь заливает всё. Джейс не слышит ничего. Чувствует, как восприятие мира рушится на осколки. Не слышит криков и топота. Только видит его лицо, искажённое, окровавленное. Уже не живое.***
— Мистер Лайтвуд, как вы можете прокомментировать произошедшее? — Джейс Эрондейл был не только нашим лучшим сотрудником, но и моим другом. Братом. Я не буду отвечать, это неуместно. Проявите уважение. Алек вздыхает и придерживает Изабель — её плечи дрожат, и она чудом стоит на ногах. Далёким эхом доносится речь журналиста, и каждое слово вбивается в мозг ржавыми гвоздями: «К сожалению, никто не застрахован от подобного. Исполняя свой долг, двадцатипятилетний полицейский получил ножевое ранение, не совместимое с жизнью. Главный подозреваемый в убийстве своего отца Джонатан Моргенштерн скончался на месте от серьёзной кровопотери». Иззи всхлипывает. Алек душит рвущийся крик, понимая, что если он даст слабину, их не спасёт уже никто. Он концентрируется на ненависти, что складывается в восемь букв. Джонатан. Его звали Джонатан. Того, кого Джейс всё же потащил за собой, не собираясь сдаваться так просто.