***
Тори спрашивает разрешения вежливо, но в лоб. Совершенно неожиданно за обедом, когда ничего не предвещает беды, на русском, который учит уже два года. — Виктор, можно мне звать тебя папой? Виктор в этот момент делает глоток сока, вместе с тем резко вдыхает и в итоге закашливается. Юри автоматически хлопает его по спине, сам пребывая в поражённом состоянии. — Что-то не так? — удивлённо хлопает глазками. — Мы ведь живём все вместе, вы с папой влюблены, и ты заботишься обо мне как о Юрио. — Нет-нет, — пытается успокоить пришедший в себя Виктор. — Конечно, э… — смотрит на Юри нерешительно, будто спрашивая разрешения. А тот улыбается своей счастливой улыбкой, и сомнений не остаётся, — конечно, называй! Я давно об этом мечтаю! Тори светится. Виктор знает, конечно, что она не родная дочь Юри, но улыбка у неё определённо точно папина. А Юрочка, который считает себя достаточно взрослым, чтобы осознавать всё сумасшествие этой жизни, смотрит на них как на умалишённых. Его папа Вике не отец. У них кроме любви к Юри ничего общего нет! А Виктор — только его, Юры, папа. И он сам уж точно никогда папину леди своим папой не назовёт. Называет. Когда Юри встаёт на старый и уже порядком уставший от жизни стул, чтобы поменять лампочку в гостиной, а ножка этого самого стула на такое не согласна, поэтому и отваливается, отправляя наглого человека в полёт. Юри падает, приземляется на спину, но успевает вывернуться, чтобы не удариться головой. От ушиба всё тело немного офигевает, и он позволяет себе полежать немного, чтобы оправиться от такого потрясения. Но Юрочка слышит шум, видит падение, вспоминает, что папа и Тори сейчас на тренировке, а Маккачин вряд ли чем поможет, и чуть ли не впадает в панику, когда Юри не встаёт. — Папа! — кричит, не думая. — Папа, ты живой? — подбегает и падает на колени рядом. — Живой, — успокаивает ребёнка Юри, садясь. А потом прокручивает его фразу в голове ещё раз, смотрит шокировано и хватает за руки. — Что ты сказал? — у него даже глаза блестят, а голос тихий. Юра тоже понимает, что сказал, краснеет, отворачивается и пытается вырваться. — Скажи ещё раз, пожалуйста, — просит Юри. — Ладно, — быстро сдаётся мальчик. — Хорошо, папа, я рад, что ты живой. А Юри чуть не плачет — понадобилось четыре года, чтобы Юра всё-таки признал его как второго родителя. Но любое ожидание стоит того, чтобы чувствовать себя полноценным отцом двоих детей.***
Из-за Маккачина Виктор постоянно отказывал Юре в покупке кота. Но когда в семье появляется ещё и маленькая девочка, дети объединяются и просят усиленно. Юри смотрит на них с умилением, поддерживает, а противиться трём парам умоляющих глаз Виктор уже не может. Поэтому в один прекрасный день возвращается домой раньше — между прочим, перенёс индивидуальную тренировку очень способной девочки, которую в этом году уже на юниорский чемпионат мира собирается отправлять — и приносит с собой маленького котёнка. Дети визжат, а Юри беспокоится, что они затискают бедное животное до смерти. — Is it мальчик or девочка? — спрашивает взволнованная шестилетняя Тори, которая от изучения одновременно трёх языков, включая родной, частенько путается. Хотя, если учесть, что дома все говорят на смеси русского, английского и японского, это не удивительно. Зато «языковой барьер» становится понятием им совсем не свойственным. — Девочка, — улыбается Виктор. Тори сияет — наконец-то она в доме не единственная девушка! — Как назовёте? — интересуется Юри, присаживаясь на корточки и обнимая обоих детей за плечи. — Бека, — уверенно заявляет Юрочка. Вика кивает. — Бека? — недоумевают папы. — Что это за имя? — Ну классно же звучит! — хором восклицают дети. Родители не спорят. (А годами позже, когда Юра впервые приводит своего друга Отабека в гости, вся семья покатывается со смеху).***
Юрочка — звёздный мальчик. Вряд ли все учителя знают его в лицо, потому что с расписанием тренировки-соревнования-тренировки-«умирание дома от усталости» в школу особо не походишь. Но Юрочка всё ещё звёздный мальчик, и ему можно всё. Но Юрочкой его называть отваживается только папа. И то потом ловит такие уничтожающие взгляды, что ёжится и отворачивается на всякий случай. Юра знает, что такое быть тринадцатилетним парнем-фигуристом, который, к тому же, воспитывается однополой парой. Это восторженные взгляды, смешки и признания в любви от всех девчонок в школе. Это постоянные толчки, насмешки и оскорбления от парней. Иммунитет к этому Юра вырабатывает не сразу — он бьёт в ответ, огрызается так, что уши в трубочку сворачиваются, и плачет от безысходности дома, когда никто не видит. Или он думает, что не видит. Он не хочет, чтобы видели. Он обещал себе не плакать, пока не станет сильнее, но сильнее он становится лишь на льду — в школе всё совсем наоборот. Папы видят всё прекрасно и понимают всё. Но подойти боятся. Знают, что оттолкнёт, если приблизятся к нему в таком состоянии. Когда он приходит домой раньше обычного и пулей летит в свою комнату, шумно захлопывая дверь, Юри больше не может делать вид, что всё в порядке. — Стой! — Виктор хватает его за локоть, не пуская к сыну. — Мы не нужны ему сейчас. — Наоборот! Мы ему сейчас и нужны! — убеждает Юри, смотрит с отчаянием. — Он, может, и воин, но ещё ребёнок! Он заходит тихо, присаживается медленно на кровать, стараясь не спугнуть всхлипывающего в подушку мальчика, и осторожно касается его плеча. И совсем не ожидает, что Юра резко сядет, прижмётся к нему доверительно, вцепится пальцами в футболку и позволит слезам течь по щекам. Юри удивлённо поднимает взгляд на Виктора, а тот и сам не понимает, почему сын не кричит и не выгоняет их. А когда подходит ближе и убирает чёлку с лица мальчика, видит огромный проступивший вокруг правого глаза кровоподтёк, немного заходящий на нос и много — на щёку, и ссадины на подбородке. Мужчины синхронно шумно втягивают воздух и не сговариваясь окружают Юру. Морально —поддержкой, а физически — своими объятьями. Юри садится удобнее, чтобы обнять сына, не причинив тому боль. Виктор опускается перед ними на колени, одной рукой гладит мальчика по голове, а другую кладёт поверх его крепко сжатого кулака. Они хотят, чтобы он почувствовал себя защищённым. Чтобы понял, что он не один. И Юра чувствует. Ему и больно, и обидно, и просто хочется, чтобы его пожалели. Это совсем не стыдно. — Они увидели фотки... В новом костюме... Они говорили… — всхлипывает он. — Называли меня… — а слёзы рвутся ещё сильнее. — Не надо, Юрочка, — шепчет Юри. — Ты можешь не рассказывать. — Я им ответил, — продолжает упрямо. — Но они старше, они… сильнее. Виктор без слов смотрит на Юри, а тот всё понимает и немного отстраняется, чтобы позволить ему сесть рядом и прижать сына к себе. — Я знаю, Юрочка, — говорит тихо, поглаживая по волосам. — Мне тоже говорили. А я, как ты знаешь, ещё и волосы отращивал, — усмехается. Дети бывают жестоки, и Виктор знает это, как никто другой. Сейчас, как все думали, эти оскорбления изживают себя. Общество привыкает, вон, даже браки разрешили. В его время, когда отношения такие были под запретом, всё было ещё хуже. Он тоже не сразу научился не обращать на это внимания. Но научился, смог выдержать ради дела всей своей жизни. Витю родители оставляли одного, и он был им за это благодарен. Но иногда любви так не хватало, что становилось ещё больнее. Было холодно, но это закаляло характер. Юри же всегда мог найти утешение в семье и, возможно, поэтому он стал так зависим от этой любви и поддержки. Зато теперь он такой нежный и так тонко чувствует детей, да и людей в целом. Возможно, его методы правда важнее и лучше отстранённости, превращающей сердце человека в камень снаружи и мягкую ранимую массу внутри. Юра успокаивается, пока родители рассказывают, через что им пришлось пройти. Вовсе не стремятся поведать, что им тоже было не просто — хотят показать, что всё преодолимо. И обещают всегда быть рядом, чтобы поддержать и помочь. — Хочешь, я схожу в школу? — предлагает Виктор. — Нет, — твёрдо говорит Юра. — Я сам разберусь. И кататься не брошу из-за каких-то придурков. Отцы переглядываются и улыбаются — сын действительно вырос воином. — И это… — шмыгает носом. — Спасибо. Но привыкший к издёвкам Юра, иногда прячущийся от чужих глаз под лестницей в начальной школе, вовсе не ожидает однажды найти там всхлипывающую сестрёнку. — Вика? Что случилось? — он действительно беспокоится. — Моя внешность случилась, — она говорит по-русски даже без намёка на акцент. — Они обзываются, называют китаёзой, а я ведь даже не из Китая! — поднимает на брата полные слёз глаза. — Говорят, что я уродина. Чтобы включить у Юры режим «ещё-слово-и-вынесу-с-ноги» многого не надо. Достаточно вот, например, довести до слёз его маленькую милую и красивую до невозможности японскую сестру. — Кто? Покажи мне их, — он уже сжимает ладони в кулаки и выглядит совсем не дружелюбно. — Юрио, не надо… — она боится, что его накажут. — Я сказал — пошли! Юра знает, что дети бывают жестоки. И он научился стоять за себя. А значит, как старший брат, и за Вику должен тоже. Он держит её за руку, когда входит в класс. Учительницы нет, а значит и подмоги маленьким самоубийцам ждать неоткуда. — Вон те? — он наклоняется к Тори и указывает пальцем на группу мальчишек, громко смеющихся у окна. Она скромно кивает. А перед Юрой все дети в страхе расступаются. Он действительно излучает убийственную ауру, к тому же выше их всех на голову, а то и больше. — Значит так, — показательно хрустит пальцами, останавливаясь перед обмершими мальчиками, — эта девочка, — указывает на Вику, — для вас — неприкосновенна, как экспонат в музее. Руками не трогать, словами не обижать. Уяснили? Ребята быстро-быстро кивают, мечтая, видимо, сбежать куда-нибудь. — А теперь извинились, — приказывает довольный произведённым эффектом Юра. — Вот ещё! — возмущается один из мальчишек. Юра тут же хватает его за шиворот и тащит в сторону замершей на месте и прижавшей ладошки к губам Вики. — Я сказал извинились! — Прости, Вика. Извини. Мы больше так не будем. Ты очень красивая, — наперебой затараторили все. Тори покрывается румянцем, глаза блестят от слёз благодарности, и она с восхищением смотрит на брата. — Зови, если что, — говорит, потрепав её по голове, и уходит к себе в класс.***
Свою жизнь Тори хорошо помнит со дня переезда в Россию. Но первым ярким воспоминанием остаётся огромный ледовый дворец, красивые костюмы фигуристов и папа Виктор на льду, который тогда ещё не был её папой. А потому в свои неполные тринадцать всё ещё планирует стать фигуристкой. Тори вся такая маленькая и лёгкая — не прыгает, а летает. А ещё эта её восточная грация… Все девушки на льду смотрят завистливо, а все парни и мужчины, включая тренера и её отцов, пророчат большое будущее. Врождённой пластичности поражается даже строгая Барановская. Она постоянно ставит сестру в пример Юре, который от таких заявлений орёт: «Я вообще-то парень!», а в ответ получает: «А на вид и не скажешь». — Как позанималась сегодня? — спрашивает папа Витя, когда она возвращается домой. — Умираю, — всё, что может сказать, падая на диван. Виктор смеётся и стаскивает с дочки ботинки, которые она не смогла снять в прихожей. — А где Юри? — внезапно вспоминает. — Ты что, сама приехала? — Нет, привёз меня и поехал обратно на каток, у него же занятие с малышами. А я всё жду, что вы начнёте пускать меня одну. Юрио в моём возрасте один возвращался на автобусе! И к дедушке своему на дачу сам ездил! — Юрио в твоём возрасте был парнем и рождённым в России. — А вот это обидно было! — Не злись, — отец садится рядом с ней и обнимает за плечи. — Мы просто беспокоимся за тебя. Ты хрупкая девушка, мало ли что может случиться! — Ага, а на свидания я тоже под присмотром буду ходить? — с вызовом спрашивает Тори. — Какие свидания?! — восклицает Виктор, прижимая руки к груди. — Бери пример со своего папы — никаких свиданий до двадцати семи! Тори внутренне содрогается. А папа ведь правда может запретить. Не тот, который однолюб, а тот, который в её годы уже наверняка фестивалил так, что только пятки сверкали. И тогда никаких мальчиков по крайней мере до совершеннолетия. Интересно, а Юре разрешат с мальчиками на свидания бегать? Он же парень, да ещё и рождённый в России. «Да, ему точно разрешат», — с грустью думает Тори. После победы Юрио в первом взрослом финале Гран-При Тори окончательно в этом убеждается, потому что у братца появляется… друг. С которым он вообще не хочет семью знакомить, потому что друга только что обрёл и потерять не очень хочется, но семья ходит по пятам всё время, и у Юры просто нет выхода. — Моих предков ты знаешь, — Юра машет рукой, мол, кто их не знает-то? Одного по крайней мере. Ну и второго, благодаря инстаграму первого. — А это моя сестра Вика. Ну или Тори. Виктория, короче. Виктор и Юри переглядываются и странно улыбаются, глядя на сына, который таким счастливым выглядит только рядом с кошками. Тори тоже оглядывает парочку с подозрением и начинает готовить шутки по этому поводу. — Очень приятно, — вежливо говорит Отабек с рукопожатием. — Взаимно, — милейше улыбается Тори. — Приятно осознавать, что у Юрио наконец-то появился реальный друг. Юра кидает на неё весьма выразительный взгляд, который на общеникифоровском языке отвечает «лучше замолчи сейчас, иначе потом я на коньках проедусь по тебе вместо льда и скажу, что перепутал». А потом имя «Отабек» звучит дома чаще, чем любые термины из фигурного катания. — Мне одной кажется, что он влюблён? — спрашивает Тори, пока Юрио болтает по телефону. С Отабеком, конечно же. — Это очевидно, — соглашается увлечённый готовкой Виктор, не поднимая головы. — Займись этим, Тори-чан, — подмигивает дочке, а та с коварной улыбкой кивает. — Вы чего задумали? — уточняет Юри. — Ничего, папочка, — хором отвечают Виктор и Виктория. — Не надо было давать тебе его имя, Тори, — вздыхает Юри. — Выросла его копией. — Что? — Виктор отвлекается от терзания бедных помидоров, которые выглядят больше измятыми, чем нарезанными. — Юри? — а тот уже ретируется с кухни. — Юри-и-и-и-и, а ну-ка иди сюда! Юри! Ты что, назвал дочь, как меня? Юри! Я требую ответов! Тори, предчувствуя либо разборки, либо счастливые возгласы и объятья, поспешно удаляется к себе в комнату и добавляется к Отабеку в друзья на фейсбуке. Пригодится.***
— А чего за ним ухаживать? — Тори пожимает плечами. — Подойди да поцелуй. — Мне казалось, я спросил, что ему подарить… — Отабек как всегда невозмутим, но левый глаз у него после таких заявлений нервно дёргается. — Ну я и говорю — подари себя! Какой подарок на совершеннолетие может быть круче, чем парень-байкер-фигурист?! Они ходят по магазину битый час, а взгляды уже по привычке притягиваются к вещам с леопардовым принтом. Все думали, что Юра это перерастёт. Не перерос. Только уже не тигрёнок — настоящий тигр. Но для фанаток всё равно котёнок. — Ты знаешь его размер? — спрашивает Отабек, поглядывая в сторону толстовки с надписью «White tiger». А Тори смотрит снизу-вверх и поджимает губы, сдерживая смех. — Одежды, Виктория. Одежды, — уточняет быстро, прикрывая глаза. — Заметь, ты сам нашёл двойное дно, — девочка хохочет во весь голос. Все вокруг видят, что Юра и Отабек друг другу не безразличны. Кроме самих Юры и Отабека. А Тори считает себя хорошей сестрой, и как хорошая сестра делает всё, чтобы братик обрёл своё счастье. На самом деле только подкалывает, заглядывает через плечо в Юрин телефон с надеждой подглядеть переписку и вот, гуляет с Отабеком. — Ладно, поехали, — вздыхает Тори. — Куда? — он насторожен. Знает, что эта девочка на многое способна. — Ты ведь и сам знаешь, о чём он давно мечтает, — хитро улыбается и тянет парня за руку в сторону выхода. Она надеялась, что у Отабека найдётся идея получше, но лучше уже видимо некуда. А теперь ей придётся морально готовить родителей к такому подарку. Зато у Юры счастья будут полные штаны. — Держись крепче, — командует, не поворачивая головы, когда она усаживается на мотоцикл позади него. — Ты, когда Юру домой подвозишь, тоже заставляешь прижиматься к себе? А я-то думала, чего он сразу к себе убегает, даже не здоровается… — смеётся, но сильнее обхватывает его руками. — Я за тебя отвечаю, — коротко говорит Отабек, заводя мотор. А когда подарок успешно куплен, благодарит и покупает Тори шоколадку. Девочка приезжает домой под вечер, когда мужская часть семьи сидит на диване в гостиной и смотрит какой-то сериал по СТС. Здоровается, лохматит Юре волосы и забирает Беку к себе в комнату. — Э, кошку на место положи! — возмущается без трёх дней взрослый, восемнадцатилетний парень. — Обойдёшься, — кричит Тори, падая на свою кровать. А Юра бежит за ней под предлогом отжать кошку. — Твои наглые японские глаза… — начинает он грозно. — Мои наглые японские глаза видели, чем ты занимался вчера вечером, когда Отабек новые фотки выложил, — перебивает Вика, не дослушав. А Юра бледнеет и забывает, что собирался сказать. — Что тебя так удивляет? Чтобы попасть в мою комнату, надо пройти мимо твоей, — она пожимает плечами и продолжает тискать Беку, лежащую на её коленях. — Мой тебе совет — убеждайся, что дверь закрыта. Иначе на моём месте могут оказаться папы, а ты их знаешь — зайдут и начнут рассказывать, как это правильно делается. Юра зачем-то представляет это, содрогается, подавляет приступ тошноты и садится на кровать рядом с сестрой — ноги как-то резко слабеют. — Не говори никому, — просит тихо. — Ладно, — как-то слишком легко соглашается Тори. В свой восемнадцатый день рождения Юра ходит по дому такой гордый, что, кажется, ещё немножко и лопнет от своей важности. Не выпускает телефон из рук и подпрыгивает, когда приходит сообщение от Отабека. Никто уже не удивляется, лишь вздыхают хором — сколько можно морозиться?! Юра открывает долгожданную СМСку, но вместо ожидаемого поздравления там лишь: «?????????» Тогда Юра с нехорошим предчувствием смотрит на строчку выше и видит прикреплённую песню «Руки вверх! — 18 мне уже», отправленную им Отабеку сегодня в семь утра. Но Юра в семь утра ещё спал, а значит… — ВИКА, ЧТО ЖЕ ТЫ ТВОРИШЬ?! — верещит он на высоких тонах. Так и не скажешь, что парень совершеннолетним стал. — ВИКТОРИЯ! — Папа, спаси! — Тори прячется за спину Виктора и хихикает. Виктор узнаёт, в чём дело, и одобрительно пожимает дочери руку. К счастью и облегчению Юры, Отабек понимает, что в телефон Юры залезла его злобная сестра. К счастью и веселью злобной сестры, она знает больше, чем эти горе-влюблённые. Отабек, который уже год как тренируется в Петербурге, в их доме всегда желанный гость. И на день рождения приглашается без лишних вопросов, возражений и неудобств. Даже несмотря на то, что у Юры за три года появилось несколько приятелей, с которыми он неплохо общается, Отабек остаётся особенным. И поэтому на его фразу «Ты же хотел праздник в кругу семьи» Юра, не задумываясь, отвечает: «Ты тоже часть семьи». И сидя за праздничным столом, Юра с ужасом понимает — Тори с Отабеком так спелись, что Юра не удивится, если они вместе замутят танцы живота на льду под «Восточные сказки». И это с разницей в возрасте в пять лет. — Всё в твоих руках и даже он, — напевает Тори тихонько, пока Юра отвлекается на звонок от дедушки. — Я скину тебе нормальную русскую музыку, — безэмоционально отзывается Отабек. — «Арию» и «Кино»? — усмехается девочка, скептически оглядывая друга. К вечеру Юрка немного отходит от машины — подарка родителей. «Немного» исключительно потому, что заранее о нём знал и ходил на уроки вождения. И всё равно визжит и полдня не отлипает от автомобиля, упрашивает папу проехаться, но получает отказ — права-то не получил ещё. И уже готов принять подарки от сестры и лучшего друга. Тори торжественно вручает коробку с коньками тигровой расцветки. Она их давно заказывала и волновалась, что не успеют прийти. Виктор ржёт долго, а Юра любовно проводит рукой по ботинкам и лезвиям. Обнимает и благодарит сестру, примеряет коньки сразу же, заявляет, что завтра на тренировку пойдёт в них. Плевать, что Яков будет орать. А потом Юра получает от Отабека сертификат на прыжок с парашютом, полминуты не дышит, поднимает глаза, снова пялится на бумажку в своих руках, улыбается самой счастливой из своих улыбок и бросается другу на шею. И пока папы не начали хвататься за сердце, протестовать и подвергать подарок всяческой критике, Тори оперативно выталкивает их из гостиной, успокаивая и предлагая валерьяночки. А Отабек прижимает к себе Юру, который догнал его по росту, но так и не перерос, и кажется, что это уже не просто объятья благодарности. Он шепчет: — Это прыжок тандемом. Хочешь прыгнуть со мной или нет? Юра очень хочет. А когда видит новый шлем, который протягивает ему Отабек, предложивший покататься, так вообще готов прыгать за ним откуда угодно и без парашюта. Шлем с раскраской под леопарда и надписью «Soldier» чёрными буквами. А Тори собирается уйти из спорта и податься свахой в брачное агентство.