***
— Мистер Старк, — кивает Хоган, открывая перед начальником заднюю дверь машины. — И Вам «доброго утра». — вздыхает он, когда не слышит даже «привет, Хэппи». — Куда мы едем? — В Квинс. — Могли бы вы точнее указать место? — В школу к мисс Купер. — Но сегодня же не учебный день. — Тони поводит плечами от несуществующего сквозняка. Как он мог забыть? Воскресенье же. — Алло? Пеппер, мне нужно, чтобы твой репетитор стояла на крыльце у ее школы через сорок минут. — быстро говорит Старк в трубку, сжимая ее пальцами так, что, кажется, ещё чуть-чуть и послышится хруст. — Не спрашивай, зачем, просто сделай, ладно? — Тони повышает голос, но сразу же берет себя в руки, разглаживает складочку на штанах чуть выше колена. — Просто позвони ей и попроси подойти к школе, хорошо? Я все объясню, как только вернусь. Не волнуйся, Пепп-с, все с ней будет в порядке… и со мной тоже. Спасибо. — Я не смогу доехать туда за сорок минут, мистер Старк. На мосту наверняка будет пробка. — Мы должны быть там через сорок минут, Хэппи, и ни минутой позже. — Хорошо, я попытаюсь. — Вот и чудно. — Тони запрокидывает голову и делает несколько глубоких вдохов. На минуту ему становится легче. После он опускает глаза и натыкается на распечатанные документы, свидетельствующие о том, что он уже двадцать пять лет является отцом, и ему снова становится не очень хорошо. Слегка дурно можно даже сказать. Само собой он ещё не уверен, что это правда. Для того и едет к Кэтрин. Поговорить, показать бумаги и, достаточно незаметно, вырвать у неё из шевелюры пару волосинок, чтобы перепроверить. С другой стороны, Тони помнит мать Кейт. Женщину горячую, как и вся ее культура. Он тогда был в Италии с отцом, помнится. Вроде, это была деловая сделка. И, чтобы отметить удачное ее завершение, отец потащил достаточно взбалмошного и эксцентричного молодого Тони на выставку. На выставку весьма странного художника. Если Старку не изменяет память, то его звали Витторио, и он взялся за кисть в семьдесят два. Тем не менее, стал известным натуралистом и авангардистом. Как ему удалось это сочетать в себе — до сих пор загадка для культурологов. А ещё, помнится, у Витторио была внучка Франческа. Та самая, с которой Тони провёл несколько недель. Он был с ней так долго по нескольким причинам. Во-первых, она была достаточно изобретательна в постели и не глупа. Во-вторых, она была красивой итальянкой, а на тот момент итальянок у Старка-младшего ещё не было. А в-третьих, она готовила умопомрачительную пасту и пироги и совсем не требовала отношений. Их обоих устроило то количество времени, что они были вместе, на том и разошлись, не размениваясь на мольбы остаться или уехать вдвоём. Секс без обязательств подразумевает под собой расставание. Рано или поздно. Но лучше рано, пока никто, ни в кого не влюбился. Чтобы не было больно. Старк усмехается и думает, что это карма его подводит. Франческа точно влюбилась тогда в него, а он уехал, причинив ей боль. Теперь, после многих лет, она делает больно ему, практически в лицо бросая факт того, что у него есть взрослая дочь. Взрослая. Это значит, что ее не воспитать, не изменить, не подогнать под себя и свою жизнь. И это определённо создаст ряд проблем. Как будто их мало в его жизни. — Приехали. — довольно говорит Хэппи, поглядывая в зеркало заднего вида. — Я тут, между прочим, рекорд побил. За тридцать шесть минут добрались. — Ага. — хмыкает Тони, подталкивая очки выше по переносице. Гарольд хмурится и выходит из машины, чтобы найти виновницу этого марш-броска.***
Кейт не понимает, зачем мисс Поттс попросила ее добраться до школы. Да и сама Вирджиния тоже не знает, если верить ее словам. Тем не менее, она идёт к главному входу в старых джинсах, в которые, наконец, снова влезает (беременность ни разу положительно не сказывается на фигуре) и футболке с принтом пьющего кофе жирафа. Вроде бы, он что-то говорит о том, что нужно расслабиться и получать от жизни удовольствие. «Это на самом деле хороший совет». — решила тогда в магазине Кэтрин и купила эту футболку. Тротуар становится уже, возвещая о прибытии на место. Кейт обычно ходит в наушниках на работу, а в дождливую погоду опускает голову и прячется в капюшоне огромного дождевика. Именно поэтому она научилась ориентироваться по выбоинам, трещинам конкретных форм… В общем, любой детали, отличающей этот кусок асфальта от миллионов других. У ворот школы пробивало канализацию — большая трещина, похожая на ветку вербы, Мэтью Клайв пролил тут какую-то едкую дрянь пару лет назад (его за это и отчислили) — блеклое бардовое пятно, очень похожее на кляксы с карточек, что показывают психотерапевты, а рядом с урной, всегда доверху забитой разорванными или скомканными работами двоечников, небольшая ямка — это пятиклассники на спор изучали состав земной коры. Помнится, дальше гальки они не дошли, — директриса присекла их попытки добраться до магмы с помощью молотка и пары отверток. — Кейт! — Кэтрин поднимает голову, озираясь. В нескольких шагах от неё стоит Гарольд с поднятой вверх рукой. Скорее всего, чтобы она его заметила. Вряд ли он гимнастикой решил заняться. — Здравствуйте, мне звонила… — Садитесь в машину. — В чем дело? — в ответ на ее вопрос опускается тонированное стекло заднего сидения. Ей приходится нагнуться и перехватить водопад собственных волос, намотав его на кулак, чтобы увидеть Тони Старка. Без Вирджинии Поттс. И это уже настораживает. — Сядь. — коротко бросает миллиардер. Кейт открывает дверь и встречается взглядом с Хоганом, будто желая уточнить у него, стоит ли ей садиться. Но Гарольд лишь кивает и отходит чуть дальше. То есть они никуда не поедут. Это тоже настораживает. — Здравствуйте, мистер Старк, Вы чего-то от меня хотите? Что-то случилось? Мне звонила мисс Поттс… — Помолчи. — Кейт так и не произносит окончания фразы, закрывает рот на полуслове и складывает руки на коленях. Тон мужчины ее несколько пугает. Да и вся ситуация в целом. Не будь он ее фактическим работодателем — ни в жизнь бы не села в его машину, будь он хоть пятьдесят раз супергероем. Но она сидит, сидит и ждёт, когда он начнёт говорить. Потому что вряд ли он позвал ее просто посидеть. — Кейт… Ты Кейт, я прав? Хотя, глупо спрашивать. Само собой я прав. — он усмехается, очки чуть сползают вниз. — Я не стану ни задвигать речей, ни рассказывать, как я все это откопал, просто прочти и скажи, что ты думаешь. — он протягивает сравнительно тонкую папку с бумагами, в углу каждой из которых эмблема «Старк Индастриз». «Наверняка, у них там даже чайные пакетики с логотипом. Впрочем, не факт, что у такой пафосной кампании есть обычные пакетики. Это мы, учителя, их пьём, а у миллиардеров-то всяко должен быть вкус. Всякие там бергамото-корично-индийские чаи… Вполне возможно, что у него на террасе сразу палисадник, где рабы собирают каждое утро чай, а потом сушат, пока роботы бьют их плетками… нет, не думаю, что такое значимое лицо, как Тони Старк, расист. Об этом бы уже написали. Боже, о чем я думаю?» Кейт вытаскивает идеально сшитые по краям листы, смотрит на первый, вчитывается в каждое слово, повторяя про себя несколько раз, шевелит губами, трогает буквы кончиками пальцев. Ей кажется, что если она упустит хоть что-то, то какая-нибудь супер-охрана тут же выпрыгнет из пожарного гидранта через улицу и увезёт ее в лес с целью похоронить заживо. Все-таки, Тони Старк — это страшно, когда ты всего-то навсего учительница. Одно дело читать о нем в газете, совсем другое — сидеть в двадцати дюймах от него и читать, что… что? — Что это значит? — ощущение, будто по легким саданули битой. Хорошей такой, железной, какая стоит у деда Билли Роя в кладовой. Он ее получил в подарок от кого-то. Лет, эдак, сорок назад. Так что позолота от неё давным-давно отвалилась. Старк молчит, только нервно поджимает губы. Видно, что складывающаяся ситуация ему не по душе. — Тут написано, что… — Ты моя дочь. — Тони не говорит «я твой отец», он говорит «ты моя дочь», даже сейчас показывая, что он главный, что она теперь принадлежит ему, как и все вокруг, говоря по-честному. — Нет. — Кейт быстро складывает бумаги обратно в папку, разглаживает случайно погнутый уголок, протягивает их Старку, отшатывается, больно ударяется о стекло и роняет все на пол. — Нет, этого быть не может. Это какая-то ошибка. Вы решили пошутить надо мной? — Я не решил пошутить, Кейт, — Купер вжимается в сидение, отгораживаясь маленькой красной дамской сумочкой с бабочками и клевером. Облокачиваясь одной рукой о подголовник, Тони наклоняется к ней, снимая очки. Его карие глаза выделяются на фоне темного салона авто. Становясь оттого ещё более пугающими. — Это не шутка, как бы мне этого не хотелось. Я не хочу ничего наверстывать, я не собираюсь лезть в твою жизнь, давай просто условим несколько правил и разойдёмся, чтобы ты смогла это обдумать, идёт? — он улыбается, но явно не от радости от сказанного. Улыбка дежурная, бесцветная, тусклая. У Кейт «A» по английскому, она может придумать ещё с десяток синонимов, но легче от этого не станет. Ей двадцать пять, у неё за плечами престижный ВУЗ, смерть бабушки, развод, четырёхлетний сын и работа в школе. Ей не нужен отец. Он бы пригодился лет одиннадцать назад, когда она была подавлена из-за неоднозначных чувств к школьному психологу и осознания, насколько они неправильны. Но не сейчас. Не тогда, когда все стало так понятно и просто. Когда у неё появился Стивен, такой замечательный, что от радости сводит скулы и скрипит на зубах. Сейчас он вообще не нужен. — И что же за правила? — выдавливает из себя Кэтрин, вминая пальцы в собственные колени. — Скорее предложения. Первое, это остается между нами, никакой прессы. Ни тебе, ни мне не нужно, чтобы тебя до работы провожали журналисты. Второе, ты можешь обращаться ко мне по любым вопросам. Любым — не значит, что я должен уничтожить школяра за отдавленные в коридоре ноги. И третье, я хочу, чтобы все оставалось так, как было. Ты учишь Пеппер, ездишь в Башню. Я понятно излагаю? — Вполне, мисте… как мне теперь Вас… или уже не «Вас»? Как мне обращаться? — нестерпимо хочется плакать. Глаза жжёт, нос уже холодный, а губы дрожат так, будто у неё озноб. — Я не в праве тебе указывать. — задумчиво говорит Старк, возвращаясь в своё первоначальное положение. — Так, как ты хочешь. У меня есть одна просьба. Да-да, ты не ослышалась, просьба, а не приказ. — он усмехается собственной шутке, снова надевая очки. — Я хотел бы увидеть… так понимаю, — внука. — последнее слово он из себя выцеживает через силу. Внук? Какой, к чертовой матери, внук? Разве к такому не должны готовить на каких-нибудь спецкурсах? Вроде «Эй, ты случайно узнал, что у тебя есть взрослая дочь и внук? Мы расскажем, что делать!» — Пожалуйста… — Тони передёргивает. Ему не нравится, когда кто-то плачет рядом с ним. Особенно женщина. Его, Господи Боже, дочь. Ему не нравится, потому что он не может ничего сделать. Он не может ничем помочь. Ничем. Абсолютно. — Отпустите меня домой. Я… хочу уйти. Прошу Вас. — она жмурится, поворачиваясь к нему. По щекам чертят тропки несколько слезинок. Щеки красные, а на кончике носа висит прозрачная капелька. Тони ещё раз помечает, что сломанные люди не могут быть красивыми, прежде чем отвернуться и кивнуть. Как только за Кэтрин захлопывается дверь, а Хэппи садится за руль, Тони так же отмечает, что сломал её он сам. Вот прямо несколько минут назад. Он точно может сказать, что ему не понравилось. Он без понятия, как все эти ублюдки, вроде Локи, так вот изничтожают людей пачками, ежедневно. Просто берут и выжигают их изнутри, словно болезнь, что сжирает внутренности. — Домой. — машина трогается, и в окно Тони видит, как Кейт, заходясь в рыданиях, сползает по воротам школы на асфальт, пряча лицо в ладонях и волосах. Мимо неё проходят люди. Либо озираясь, либо даже не глядя. Тони чувствует себя скотиной, но не просит Хэппи остановить, только пишет Пеппер, что им нужно серьёзно поговорить, как только он приедет.***
Кейт плохо помнит, как добралась домой. Кажется, какой-то парень лет шестнадцати предложил помочь ей, усадил на раму велосипеда и довёз домой. Но может это был и не велосипед. А может, и парня не было. Она не запомнила. Совершенно раздавленная, Кейт рухнула на кровать и теперь, спустя почти два часа, смогла остановить поток слез. — Я даже не панда, я чертов убийца из «Крика». — Оттягивая нижние веки, она разглядывает, покрасневшие белки и не может себе представить, как появится сегодня на ужине. «Ужин… проклятье», — Кейт бросается к телефону с четкой мыслью написать Стивену, что она не сможет прийти. И уже дописывая «извини» понимает, что он не давал ей номера. Она списала его со свитера. Свитера, который так и не вернула. — До чего же дура… Квартира угнетает тишиной. Даже противный мистер Джордж снизу не стучит шваброй в потолок (он уверен, что именно Кейт слушает Моцарта по ночам). Все форточки закрыты, воздух не поступает, душно. Кроссовки скинуты рядом с кроватью, от прихожей идут мокрые следы, потому что прямо перед домом Кэтрин наступила в лужу. Ту, что вечно остаётся после того, как мисс Полсон поливает розы. Кейт открывает глаза и вглядываешься в потолок. Подмечает, что его стоит обновить, если она не хочет, чтобы штукатурка убила ее во сне прицельным падением в глаз. Проходит ещё около сорока минут перед тем, как Купер, резко и мощно выдыхая, рывком поднимается с кровати и идёт к шкафу с намерением чертовски хорошо провести свой вечер в заслуженный выходной. И пусть Старк подавится, что не смог его испортить.***
Стив приходит раньше на сорок минут. Он сидит за столом в светло-голубой рубашке в мелкий ромбик и в пятнадцатый раз переставляет перечницу. «Лучше у салфетницы? Или ближе к зубочисткам? Вровень со свечкой или наискосок?» — хочется, чтобы все прошло идеально. Как давно он не был на свиданиях? Лет, эдак, сто? И это без приукрашиваний. Ну, ладно, прибавил пару годов. Чуть меньше… девяносто семь. Теперь скатерть лежит как-то не правильно. С его стороны ее слишком много, а с другого конца — мало. Стив кладёт руки на стол, грудью упираясь в край, и тянет ее от себя. Ему приходится параллельно подниматься, чтобы была возможность наклоняться. Ресторан вздрагивает от грохота, — Стив, полностью вставший на ноги и согнувшийся прямым углом над столом, выпихнул из-под себя стул, отчего он повалился спинкой на другой стул, а тот, в свою очередь, задел графин с водой, стоящий на столе ужинающей парочки, что не прекращала строчить сообщения с того момента, как пришла. Стив тогда ещё подумал о том, что реальное общение в современном обществе совсем не ценится.***
По дороге носятся туда-сюда машины, поднимая пыль и фантики разных цветов. Вроде бы такие конфеты продают в магазине напротив набережной. Да, пожалуй, Кейт готова даже вспомнить, сколько они стоят, только бы не входить сейчас в эти злополучные полупрозрачные двери, за которыми ее ждут десятки людей и Стивен. И все они будут ждать, когда она перед ним опозорится. — Ну, с Богом… — она толкает дверь от себя и понимает, что череда неудач стартовала, — дверь-то открывается на себя.***
На ней зеленое платье по колено и горчично-коричневатая кофта. Хотя, наверное, она имеет какое-то другое более сложное и женственное название. Есть же у них всякие болеро, кардиганы… кофта — слишком просто в современном обществе. Стив поджимает губы, чтобы не усмехнуться. Он однозначно испортит это свидание. — Здравствуйте, Стивен. — она подходит к столу, и он с запозданием вспоминает, что должен отодвинуть ей стул. — Благодарю. — Я рад, что Вы пришли. — «Это же достаточно нейтрально? Или я давлю? А если я покажусь ей тряпкой?» — Я не могла не прийти, — она улыбается так мило, думает Стив, принимая из рук подошедшего официанта меню. — Мне слишком хотелось увидеть Вас. — Могли бы мы перейти на «ты»? — Думала, не предложишь.***
— Так значит, ты итальянка? Они идут по тому же самому парку, где недавно Стив провожал Кейт до детского сада. Вряд посаженные деревья создают красивую перспективу, уходя за угол. Клумба с кактусами смотрится нелепо на общем фоне, но она так сильно нравится местному знаменитому боксеру Найджелу, что трогать ее никто не решается. К тому же, растёт и растёт, не мешает же, в конце концов. А то, что дети иногда в неё падают, так это не страшно. Они, может, болевой порог повышают у себя. Ну, или крепость нервов у родителей проверяют, тут уж как повезёт. — Нет, я бы не сказала. Моя мама была на половину итальянкой. А во мне всего-то четверть. Я даже языка не знаю. — Кстати, о языках. Что сподвигло тебя учить их? — Мне нравилась Германия. — Стив кривится, но укрывает это от собеседницы. — Ее история, архитектура, ее промышленный рост, мне хотелось понять, как страна, что в столько раз меньше моей, так быстро развивается, как ее продукция оказывается на порядок качественнее… — Тебе интересен рынок? — Ха, повёлся. — Кейт смеётся, чуть пихая Стива в бок. А потом берет его под руку, заставляя чуть ли не окаменеть. Видно, он переборщил с волнением, потому что она смущённо отводит глаза, и уже было хочет убрать свою руку, но он останавливает ее, накрывая ладонь своей. Кейт смотрит с испугом, перетекающим в удивление, а следом — в радость. Такую всеобъемлющую и искреннюю, что впору ей быть ребёнком, получившим долгожданную игрушку, но никак не той, кто она есть. — На самом деле мне рынок совсем не интересен. Я хотела посмотреть северные страны. Они привлекали меня тем, что сильно отличаются от Америки. Это нечто новое, большое, сложное. Это цель, достижение которой стало мечтой. И вот я знаю языки, откладываю деньги на поездку в Швейцарию. Моя цель близка, как никогда. — Но что будет, когда ты исполнишь мечту? Цель ведь исчезнет. — Появится новая. — отвечает Кейт, и на этом разговор прерывается. Каждый думает о своём, глядя куда-то вдаль, туда, где молодая девушка сидит на лавке со своим мопсом и ест печенье. Она целует его в мокрый чёрный нос после каждого пятого откушенного кусочка.***
— Тебе не обязательно было вести меня прямо до двери, серьёзно. — Кейт улыбается, хлопая руками по бёдрам в жесте, показывающем всю неловкость, витающую вокруг них двоих, стоящих на лестничной площадке. Она прислоняется боком к двери от собственной квартиры, где ее ждут сын и друзья. Прямо перед ней самый удивительный человек из когда-либо встреченных ею. — Сейчас быстро темнеет. — он оправдывается, не сводя с неё глаз. Кейт кажется, что он гипнотизёр, а она пресловутая змея, вылезающая из плетёной коробки. Кэтрин подходит ближе и ближе, не говоря ни слова, привстает на носочки и целует Стива в щеку, обнимая за плечи. Его голубые глаза сияют круче начищенной серебряной ложки, а улыбка шире, чем у Чешира. Когда Кейт зарывает за собой дверь и чуть сползает по ней, блаженно прикрывшая глаза, на неё смотрят три пары сгорающих от любопытства глаз. — Господи, Кэти! Это же чертова скала мышц! Я все-все видела через глазок. Знаешь, тебе нужно задуматься о том, какой у тебя большой глазок. Если через него так все видно отсюда, то кто-то же может подсматривать и оттуда… Даже безостановочная болтовня Джессики сейчас кажется Кэтрин очень приятным звуком. «Выкусите, мистер Старк, у Вас не получилось убить мой день», — смеётся про себя Кейт.