Возвращение от смерти

Мадлен мчалась со всех по коридору к окну, выходящему на пристань. Это стало для неё своеобразным ритуалом — каждое утро она подбегала к нему, усаживалась на подоконник и всматривалась в морскую даль, всё надеясь увидеть там «Безмолвную Марию» — сидела так пока не прогонят завтракать. По прошествии стольких лет, казалось бы, бессмысленно ждать чуда, но перестать верить значило бы сдаться — изменить и себе, и отцу.  — Мадлен! Не бегай! Сколько же это можно?! — возмущённо воскликнула строгого вида женщина лет пятидесяти.  — Да, миссис Тревор! — крикнула в ответ девочка, даже не замедляясь. Мадлен жила в пансионе почти девять лет и знала, что ругань миссис Тревор никогда не приводит ни к наказанию, ни даже к нагоняю от учителей, поэтому уже не обращала на воспитательницу никакого внимания. как и большинство учениц. Впрочем, она всегда делала всё так, как считала нужным, а не так, как велели воспитатели, за что ей нередко и влетало. Пускай девочку нередко наказывали за своенравие, Мадлен оставалась одной из самых непослушных воспитанниц пансиона — на неё уже почти махнули рукой как на безнадёжный случай, в целом она никому не мешала, лишь продолжала нарушать ряд правил и не отказывалась от своих привычек, что бы с ней ни делали. Она чётко определила для себя в первый же день попадания в пасион: жить по их правилам она не будет, она не принадлежит этому месту — не такого отец бы хотел для неё. Салазар успел заложить устойчивую основу для образования своей дочери и привить ей любовь к книгам и науке, поэтому, несмотря на непослушание, Мадлен оставалась отличницей. Но быть девочкой «прилежного поведения»… Этого они от неё не дождутся. Оказавшись у окна, она высунулась в него по пояс, опасно наклонившись вперёд и надеясь тем самым улучшить себе обзор, но в этот день, как, в прочем, и во все предыдущие, Мадлен не увидела там ни единого корабля, хоть отдалённо напоминавшего «Безмолвную Марию». Прозвенел звонок, начался завтрак, потом очередной класс, после него обед, а затем прогулка по берегу моря. Эти прогулки были единственным, что девочка действительно любила в своей жизни в пансионе. Свежий морской ветер и шум волн были напоминанием о светлом детстве и отцовской улыбке. Она всегда шла чуть-чуть поодаль от остальных и предавалась воспоминаниям и мечтам о том, что могло бы быть, если бы отец вернулся и забрал её из этого пансиона. Ей было не место среди напыщенных девичек, не помышляющий ни о чем, кроме романов своих старших сестёр — уезжающих на каникулы к семьям и свысока глядящих на неё. Мадлен давно хотела вырваться, убежать из пансиона и сделала бы это, но её всегда останавливала мысль, что когда — нет, не если, а именно когда — он возвратится, ему легче будет найти её здесь. Да, она до сих пор верила в то, что капитан Армандо Салазар снова появится у родных берегов. Он обещал ей, что вернётся, а Мадлен знала, отец никогда не отступится от данного слова. В этот день прогулка была более поздней, чем обычно, и на берегу, где они всегда оказывались одни, теперь сидело несколько рыбаков, отдыхающих на солнце. В стороне ото всех, на камне в тени устроился пиратской наружности старик и, собрав вокруг себя небольшую группку мальчишек, рассказывал им морские байки и легенды. Мадлен тут же почувствовала к мужчине острую неприязнь — отвращение к подобным людям осознанно или нет было с детства привито ей отцом. Однако, когда до неё донесся отрывок рассказа старика, девочка невольно вслушалась в разговор.  — Эх да какой там сейчас… вот раньше был капитан, о котором легенды и истории слагали без конца — его имя боялись произносить, а вид его корабля заставлял многих самых смелых пиратов вздрогнуть. Ему дали прозвище El Matador Del Mar за то, что он отправил на тот свет тысячи пиратов. Капитан Салазар, — он заметно понизил голос, произнося это имя. — Он уничтожал пиратские корабли без жалости, сжигал их и расстреливал всех, кто был на борту.  — Он тоже был пиратом? — заворожённо переспросил один из мальчиков.  — Как Чёрная Борода? — вставил другой.  — Нет-нет, он был военным и уничтожал корабли не потому, что они были ему соперниками, а из-за того, что искренне ненавидел пиратов, — отмахнулся рассказчик, затем возвращаясь к своему зловещему тону. Мадлен сама не заметила, как, отбившись от группы воспитанниц, подошла совсем близко к говорящим: упоминание отца заставило её забыть обо всём вокруг. — Однажды пираты объединились против него, создав собственный флот, безусловно, их небольшим кораблям было далеко до «Безмолвной Марии», галеона капитана Салазара. Все они были уничтожены, но, когда капитан и команда уже праздновали победу… из дыма появился последний оставшийся корабль. В вороньем гнезде стоял совсем молодой юнга. Дразня и издеваясь над капитаном, мальчишка заманил «Безмолвную Марию» в треугольник Дьявола, из которого не выбраться ни одному кораблю. Команда посчитала, что мальчишка за свои заслуги достоин звания капитана, а также за его наглость и смелость дала ему прозвище, которое вы наверняка уже слышали: Джек Воробей! — гордо сказал старик, будто это он сам загнал капитана Салазара в такое положение.  — А что стало с капитаном Салазаром? — тихо спросила Мадлен. Слова о том, что ни один корабль не выберется из этого треугольника, пугали её, но в душе оставалась надежда: «Он не мог умереть и бросить её…».  — Сначала все думали, что он погиб, но оказалось… — старик сделал устрашающую паузу. — Треугольник прибрал капитана, команду и корабль, сделав их всех призраками. Они уничтожают любой корабль, оставляя в живых лишь одного человека… чтоб он поведал историю. Говорят, капитана удерживает на этом свете ненависть к Воробью… и желание убить его, он и его команда ждут-не дождутся, когда Воробей предаст свой компас, ведь если это случится, треугольник Дьявола выпустит их на свободу, и они смогут отомстить, — закончил историю старик.  — Да только кому уж до Салазара какое дело? — осведомился он, уставившись на Мадлен единственным глазом. Мадлен, опустив голову, молча развернулась и поспешила догнать одноклассниц. На протяжении остатка прогулки история старика не выходила у девочки из головы. Мадлен почему-то сразу поверила в его правдивость — может, шестое чувство, а может, она просто цеплялась за любое подтверждение, что отец ещё способен вернуться — да и девочка вообще привыкла верить в легенды о морских проклятьях, а теперь эта история так удачно объясняла исчезновение капитана Салазара, что не поверить было выше её сил. Она была уверена, если он, корабль и команда прокляты, значит проклятье можно как-нибудь снять и вернуть всё как прежде — во всех же проклятьях есть какое-нибудь условие или лазейка, что-то, что можно сделать, чтобы исправить произошедшее. И Мадлен, чтобы увидеть отца, придётся приложить все усилия для поиска выхода — это не должно быть слишком уж сложно, если подумать — такие легенды всегда имеют простую разгадку. Нужно было только откуда-то узнать, как? Ответ на этот вопрос она обязательно найдёт, либо вычитает в старых книгах, либо расспросит моряков — девочка пока ещё точно не решила, как собирается искать способ снять проклятье: это сейчас и будет задачей номер один — план поиска, какие источники в приоритете и так далее. Если решение найдётся следующим шагом придётся искать способ его применить и вот тогда ситуация станет намного сложнее. Тем не менее… Она освободит отца, Мадлен готова пройти через ад и чистилище — если шанс, хоть самый крохотный, существует, то не использовав его она будет винить себя всю жизнь. «Я помогу тебе, padre, и ты вернёшься домой! Я обещаю!» — её соседки по комнате уже видели десятый сон, но Мадлен, выбравшись из постели, уселась на подоконник и всматривалась туда, вдаль, где в морских волнах отражались огни города. Был один из тех пронзительно болезненных моментов, когда Мадлен осознавала, что пансион для неё скорее тюрьма, чем школа. Обучение оплачено родственниками да состоянием отца, доступа к этим деньгам она самостоятельно не имела, распорядиться ни ими, ни свое жизнью по сути не могла — пансион нельзя покидать без разрешения, дать которое было попросту некому (кто бы ни был назначен ее опекуном, сильно не был озабочен ее проблемами), но даже оставь она это ненавистное место — ей было попросту некуда идти. Дом детства пуст и одной ей ни за что не завести те механизмы, что делали эту усадьбу ее домом. Девочка сжала в ладони кулон, подаренный отцом в последний день, и по её щеке скатилась слеза.