Возвращение от смерти

Небо на горизонте уже окрасилось огнями первой зари, и ночной ветер начал понемногу теплеть, когда вахтенный возвестил команду о приближении корабля. «Безмолвная Мария» нагоняла их с завидной скоростью. На палубе заметно поднялся уровень тревожности, пираты закопошились как потревоженный муравейник. Капитан Барбосса рявкнул на особо впечатлительных, чтоб те прикрыли рты, и приказал быть готовыми к атаке. Хотя вряд ли озвучивание подобной команды имело смысл — все и так были на взводе. Мадлен будто парализовало, она замерла на месте перед фок мачтой и всматривалась в море слева от кормы — разглядывая силуэт «Безмолвной Марии» и не смея отвести взгляд. Тёмные очертания корабля становились всё чётче — поваленная мачта, разорванные паруса, разбитый корпус — всё как в книжках о кораблях-призраках; и если предыдущим утром такая картина вызвала у неё радость от подтверждения её догадок о проклятье и призрачном существовании отца, то теперь становилось откровенно жутко. Корабль призрак, что и при «жизни» своей был одним из самых быстрых и боеспособных судов на Карибах, гнался за небольшим, хоть и быстроходным пиратским кораблём — а на борту преследователей целая команда мертвецов — отменных военных — с затуманенными разумами и жаждой мести. Скорей бы суша. Мадлен очнулась от мыслей только тогда, когда между «Марией» и «Жемчужиной» осталась всего пара миль — нужно было срочно спрятаться где-то на палубе, вниз спускать слишком опасно, их легко могут начать топить, а оставаться на виду — рисковать быть убитой кем-то из команды линкора. Если не собственному отцу попасться под горячую руку — фантастическое будет завершение приключения, нечего сказать. Боже, он верно сойдёт с ума, если потом, опомнившись, осознает, на кого поднял руку. А ведь невредимой для исполнения замысла из этого водоворота событий должна выйти не одна она — Мадлен прекрасно осознавала, Джек нужен в живом состоянии до победного конца, до нахождения Трезубца и снятия проклятья — потом пусть бегают друг за другом сколько им вздумается, но сейчас, пока отец — мстительный призрак, а Воробей привязан к мачте, пирата нужно было срочно спасать, иначе шансов дожить до рассвета у него почти не оставалось. К тому моменту, когда «Безмолвная Мария» была совсем уж близко к «Жемчужине», до Генри, по-видимому, тоже дошло, что Джеку немедленно настанет конец, стоит испанцам взять их на абордаж, и юноша кинулся перерезать верёвки, которыми пират был привязан к мачте — благо команда Барбоссы пребывала в таком смертельном ужасе, что никто и не думал мешать Тёрнеру — но дело тем не менее продвигалось крайне медленно, плотные морские верёвки плохо поддавались любому насильственному вмешательству. Мадлен хотела было броситься на помощь, но в этот момент на палубе послышался стук сапог — посторонний, совсем не пиратский. Команда «Марии». Их нагнали. Девочка забилась в тёмный угол рядом с парой бочек и канатами и сжалась, боясь пошевелиться, надеясь, что её либо не заметят, либо узнают и решат проигнорировать. Мадлен погладывала то на прибывающих испанцев, то на всё ещё возящегося с верёвками Генри, молясь, чтобы он успел. Да что же это? Почему в этом путешествии всё вечной решается долями секунды и надеждой на везение? Генри, пожалуйста, торопись. На палубе раздались шаги — тяжёлая поступь, что по какой-то причине была различима даже в суматохе схватки, словно звук этот был отделён от всех остальных — два тяжёлых шага и удар рапиры. Капитан Салазар сам пришёл за Воробьём. Шум на палубе прекратился, всё друг замерло: испанские матросы — в ожидании приказов, пираты — в ожидании расправы. По-видимому, Салазар спросил у одного из пиратов, где держали Джека, потому что тот, не в силах вымолвить ни слова, только указал в направлении бизань-мачты. Мадлен, безопасный уголок которой находился недалеко от ступеней на уровень палубы, где должен был быть Воробей, сжалась ещё сильнее. Отец. Так близко — после стольких лет впервые. Глаза — всё ещё его глаза, что метали молнии при ошибках молодых моряков и что всегда так ласково смотрели на неё, когда она засыпала в его руках — теперь эти глаза горели золотым пламенем. Мадлен лишь гуще вжалась в тень — сейчас это не он. И ему лучше не знать о её присутствии. Мысли девочки были сконцентрированы на отце и на планах отступления в случае накала ситуации, она так напряжённо следила за капитаном, что чуть не вскрикнула от неожиданности, когда перед ней, словно чёртик из табакерки, выскочил Генри, по-видимому расправившись с верёвками Джека, загораживая Мадлен собой от гневного взора испанского капитана. В таком бешенстве Салазар порешал бы на своём пути кого угодно — пусть бросится бегать за Воробьём, благо тот теперь свободен, при оружии и изворотлив как угорь — чем быстрее капитан увлечётся погоней за своей жертвой номер один, тем целее будут остальные члены экипажа…жей. К большому облегчению молодого человека и девочки, всё именно так и вышло — Салазар узрел на мачте отметины и перерезанные верёвки, заметил мелькнувшую где-то треуголку Воробья, и больше уже никого и ничего вокруг себя не видел — разум заволокла пелена проклятья, оставляя только призрачную жажду мести, и капитан бросился за пиратом как гончая за лисицей. Мадлен и Генри одновременно выдохнули:  — Что же с ним стало? — тихо прошептала Мадлен.  — Морские проклятья… Это — ещё не самый страшный эффект. Судя по тому офицеру, они ходя бы иногда в сознании бывают, в отличие от некоторых, — мрачно ответил Тёрнер. Корабли шли бок о бок, половина команды «Безмолвной Марии» оставалась так же стоять на палубе «Жемчужины», но не предпринимала никаких действий ни к продолжению боя, ни к отступлению. Капитана-то как ветром сдуло, а что в такой ситуации делать с пиратским экипажем было не совсем ясно. Да и действовать без приказа — не та школа. Судя по всему, между Воробьём и Салазаром завязалась дуэль где-то на нижних палубах — не совсем ясно было, где они, а разглядеть в мраке мелькающие тени было почти невозможно. За отца Мадлен не беспокоилась — что ему будет, он же призрак, но вот Джек — видела она, как у него с фехтованием, его друг — мушкет, но никак не рапира — и учитывая искусство отца в этом деле… Пирату нужно было хоть как-то помочь, иначе для него всё могло закончиться плачевно и слишком рано. Генри бросился к правому борту, где, как ему казалось, происходило сражение, перегибаясь вниз и пытаясь по тьме хоть что-то различить, понять насколько тяжела ситуация. Тем временем Карине в голову пришла гораздо более дееспособная идея. Остров. Остров, к которому они упорно направлялись через все угрозы жизни, несмотря на призраков и пиратов, был уже совсем близко — еще миля-две и они у цели. Девушка резко повернула штурвал, уводя «Жемчужину» от направления безопасной бухты и правя прямо на пологий берег.  — Что ты творишь?! Мы же разобьёмся! — воскликнула Мадлен, пытаясь перекричать шум волн.  — Не разобьёмся! — ответила Карина. — Зато призракам на сушу нельзя. Экипаж «Безмолвной Марии» осознал замысел девушки быстрее, чем она успела его озвучить — испанцы поспешно возвращались на свой корабль, «Марии» нужно было менять курс, пока ещё не поздно. Капитан Салазар оказался на палубе до удивления внезапно — что-что, а резкие появления никак не казались частью репертуара подобного призрака — Мадлен взвизгнула от неожиданности — капитан был совсем рядом с ней — ещё секунда и он увидит её лицо, и… но на девочку не обратили никакого внимания. Отцовская рука отпихнула её в сторону как путающегося под ногами щенка, кого-то схватили за шкирку совсем рядом с ней, но падая, Мадлен не совсем успела осознать, что произошло — только через пару секунд, придя в себя, она увидела: Салазар покинул борт «Чёрной Жемчужины» не один — Генри Тёрнер оказался пленником на «Безмолвной Марии».  — Генри! — хором вскрикнули Карина и Мадлен. Но «Мария» стремительно отворачивала в сторону, а «Жемчужина» неслась на мель, и их крики потонули в шуме ветра и морских волн. Девочке стало действительно страшно за Генри. Она, конечно, не знала, для чего именно юноша понадобился её отцу, убить можно было при желании и на палубе «Жемчужины», скорее всего, Тёрнер был нужен живым, но зная нрав капитана… Пиратам у Армандо Салазара и в хорошие его дни приходилось не сладко, а уж сейчас, учитывая в каком бешенстве он от постоянной погони… Земля была достигнута — «Чёрную Жемчужину» сотряс резкий толчок, Мадлен потеряла равновесие и, не устояв на ногах, рухнула на палубу, как и большая часть команды, не успевшая ухватиться за что-нибудь покрепче — на минуту, приходя в себя, она потеряла из виду «Безмолвную Марию», а когда вновь нашла взглядом корабль, он был уже слишком далеко, чтобы разглядеть происходящее на палубе.  — Прибыли… — тихо произнесла Карина, практически лежа на штурвале. Капитан Барбосса на секунду обернулся, убеждаясь, кажется, что девушка не ранена, а затем снова устремил свой взгляд на сушу, высматривая возможные безопасные пути к спуску на остров, а также возможных недоброжелателей — если такие и имелись на этом острове — хотя пустая, без единого кустика суша, простиравшаяся перед кораблём, вряд ли служила домом хотя бы для каких-то живых существ. Мадлен, едва поднявшись на ноги, тоже приблизилась к борту, окидывая взором место, в которое привела их судьба — или, во всяком случае, карта Карины. Первые лучи восходящего солнца пролили свет на чёрные скалы одинокого пустынного острова — ни растений, ни чаек, ни даже песка, только чёрные острые скалы до самого противоположного берега, а на верхушках и сколах скал — кристаллы, сколько их — не сосчитать. Словно кто-то воссоздал небеса на суше, пытаясь передать сияние звёзд. Белые камни мерцали на солнце, контрастируя с угольно-чёрными скалами.  — Это невероятно! — невольно восхитилась девочка.  — Ну, конечно! Это звёздное небо! — воскликнула Карина, лишь на секунду отвлекаясь на красоту пейзажа, и тут же снова погружаясь в свою главную задачу. — Вон созвездие трезубца! — она указала на яркие, выделяющиеся на фоне остальных камней, четыре рубина, что мерцали на острых возвышениях. — Только одна звезда не горит… Первой по сброшенной лестнице с корабля на землю спустилась Карина — эта честь должна была достаться ей, после всего, через что она прошла для достижения цели — да она бы и не пропустила никого вперёд себя, справедливо считая себя специалистом в области тайн, хранящихся в мрачных переливающихся скалах. Следом за девушкой спустились с судна Джек, Мадлен и Барбосса, не желающие пропускать предстоящее зрелище — по крайней мере, то, что каждый из них рассчитывал увидеть, однако остававшаяся в живых и в сознании часть команды не спешила следовать за активной группой. К тому же неподалёку виднелась спасательная шлюпка — кто-то взглянув в подзорную трубу воскликнул «Гиббс» — оказалось, каким-то образом команда Воробья всё же рассталась со своей «Умирающей чайкой» и теперь кому-то нужно было позаботиться о том, чтобы они безопасно поднялись на борт «Чёрной Жемчужины». Оставив команду, четверо продвинулись вглубь острова — туда, где, судя по форме созвездия, должна была располагаться пятая, погасшая звезда. Вскоре они действительно увидели возвышение с тусклым рубином на верхушке — судя по остальному строению кристалла, кусочка явно не доставало.  — Он сломан, — озвучил очевидное наблюдение Джек. Карина, осторожно придерживая старинный кожаный дневник, чуть поддела алый камешек на обложке, вытаскивая его и поднося к камню на скале — было сразу видно, что осколок должен встать как родной. Теперь понятно, откуда на обложке потрёпанной книжки драгоценный самоцвет. На секунду девушка замерла в нерешительности, камень замер в сантиметре от нужного углубления. Вдох. И торжественные слова, кажется, она мечтала об этом моменте невыносимо долго:  — В честь моего отца!  — Да, в его честь, — казалось, так же гордо вторил ей Барбосса. А у Мадлен чуть слёзы на глаза не наворачивались — наконец после всех испытаний, шаг к успеху. Ещё секунда и Трезубец будет обнаружен. Камешек встал на место как влитой, словно тут же врастая в остальной кристалл — имитация созвездия трезубца была восстановлена и засияла ярким алым светом — лучи будто соединили кристаллические «звёзды», дорисовывая линии созвездия. Скалы под ногами внезапно задрожали, а волны у берега разбушевались — но только у одной оконечности острова. Все четверо скорее поспешили туда — за следующей подсказкой, а, возможно, уже и финальным призом. Волна бушевала не долго — меньше минуты и море перед ними разошлось в стороны, освобождая длинную полосу морского дна, словно в библейских рассказах. Трезубец Посейдона, контролирующий моря — сокрыт под толщей воды — что ж, этого следовало ожидать. Первым скорее скатился, нежели спустился Джек, неуклюже падая на влажное морское дно, а за ним, осторожно спускаясь по более пологой части берега и стараясь не подражать примеру Воробья, последовали все остальные. Цель их путешествия была уже видна — совсем недалеко от берега на каменном возвышении сиял неправильной формы золотой трезубец. Джек, едва шатко поднявшийся на ноги после своего падения, увидев золото, подскочил как мальчишка и бросился к бесценному предмету, но взять его в руки пирату было не суждено. Как только он приблизился к Трезубцу, откуда ни возьмись появился Генри, словно скатился по самой толще воды. В первое мгновение Мадлен хотела обрадоваться появлению юноши — она опасалась было уже не увидеть его живым и невредимым — но вскоре поняла: живым он, может, и был, но это был явно не Генри. Во всяком случае, не тот Генри Тёрнер, что покинул «Жемчужину» в руках Салазара. Юноша резко оттолкнул Джека от скалы с Трезубцем и бросился к сокровищу морей сам, выхватывая его с его морского трона. В то же мгновение, что Трезубец оказался в руках молодого человека, что-то произошло — толчок, порыв ветра прошёлся по всей длине открытого морского дна. Генри как-то неестественно вздрогнул, по его лицу и рукам пошли странные чёрные полосы, словно кожа трескалась или вены наполнялась чернилами — такие же, полосы она уже видела на лицах отца и команды «Марии». Но как такое возможно? Её замешательство продлилось лишь пару мгновений — ответ не заставил себя долго ждать. Юноша, чьё лицо стремительно менялось и преображалось, всё больше напоминая лицо испанского капитана, вдруг свалился без чувств — Генри будто выпал из своего тела, хотя, если быть точнее, его тело распалось на двух людей. На месте юноши, победно сжимая в руках рукоять Трезубца, стоял никто иной, как капитан Салазар — теперь, с магическим предметом, суша была для призрака не помехой. Генри, придя в себя, сделал слабую попытку помешать Салазару, вырвать из его рук Трезубец, но был тут же отброшен в сторону с такой силой, что пролетел по воздуху пару метров, падая на камни совсем близко к Карине и Мадлен. Девочка разрывалась между происходящим — бросилась за Кариной к Генри, проверить, жив ли он вообще после такого удара — но взгляд её и разум были прикованы к отцу и разворачивающейся перед ней сцене. Трезубец в его руках — он всего в шаге от спасения, как он этого не чувствует? Боже, помоги ему, не дай совершить ещё одной роковой ошибки. На этот раз она будет финальной. Но капитан не слышал мысленной мольбы своей дочери и продолжал использовать инструмент, что должен был спасти его, приближая собственную кончину — Трезубец стал для Салазара оружием в схватке с Джеком.  — Джек… спасите Джека! Он убьёт его! — едва придя в себя после удара, Генри тут же поднялся на локтях, следя за неравной дуэлью. Карина наконец обернулась — и ужас отразился на лицах всех троих примерно в равной степени. Воробей, видимо, пытался спастись бегством, надеясь, что уж если морское дно Салазара выносило, то совсем на сушу он ступить не сможет — но такой ход мысли его не спас. Схватка продолжилась и на суше, Капитан Салазар уверенно стоял на скалах острова и с помощью Трезубца Посейдона перетаскивал Воробья по воздуху, точно тряпичную куклу, то поднимая его высоко над землёй, то окуная в морскую воду. Наконец, позволив Джеку свалиться на землю, Салазар двинулся на пирата, держа Трезубец словно рапиру и явно намереваясь пробить пару смертельных отверстий в груди ненавистного Воробья. У Мадлен сердце пропустило удар: ещё шаг, ещё два — и вот уже остриё Трезубца уткнулось в грудь Джека прямо над сердцем — один удар, одно усилие — и отец сгинет на веки. Но прошло мгновение, два — и ничего не произошло — остриё Трезубца плотно застряло в груди Джека, а если быть точнее, в чём-то, спрятанном у него за пазухой. Это выигрывало пару мгновений, пока Салазар разберётся, как окончательно порешить пирата. Положение нужно было срочно спасать.  — Трезубец… трезубец… в нём собраны все проклятья… — судорожно шептал Генри, не сводя глаз с происходящего, пока они мчались обратно на берег вслед за смертельными противниками.  — Нужно разбить его! — воскликнула Мадлен. — Скорее! Дважды повторять не приходилось — бросив на неё удивлённый взгляд, юноша тут же, не теряя ни секунды, подскочил на ноги, выхватывая собственный клинок. Прыжок, взмах стали — всё, будто время замедлилось. Ещё секунда. Удар и звон, будто тысячи хрустальных ваз разбились в один миг. Древний предмет дрогнул в руках испанского капитана и разлетелся на мелкие осколки, а самого Салазара отбросило назад ударной волной. Джек соскользнул со скалы, на которой полулежал, и отполз куда-то в сторону. Море за их спинами начало медленно сходиться обратно — стены из водной толщи постепенно сдвигались всё ближе, делая полосу освобождённого дна всё уже. Карина и Мадлен, а вместе с ними и капитан Барбосса, поспешно выскочили на безопасную часть берега, спасаясь от волн, вновь высоко вздымающихся над странным феноменом. Джек, растеряв остаток сил как физических, так и моральных, лежал не шевелясь под скалой, на которой чуть не был заколот, Генри, тоже задыхаясь от переживаний и усталости, стоял рядом с пиратом на коленях. Пройдясь взглядом по всем присутствующим и убедившись в их относительно целости, Мадлен наконец опомнилась. Её глаза тут же судорожно пробежались по обозримой поверхности острова в поисках Салазара. Куда он успел исчезнуть? Фигура капитана вскоре обнаружилась — он стоял неподалёку согнувшись, опираясь на осколок скалы, и из груди его вырывались тихие хрипы. Мадлен сделала пару неуверенных шагов в его сторону и тут же замерла, будто окаменела. Волна чувств, поглотившая её, наверное, сбила бы её с ног, если бы не продолжавший мчаться по венам адреналин. Отец. Теперь уже точно отец, без сомнений и без ужасного призрачного облика — почти такой же, каким привыкла его видеть раньше, почти такой же, каким она его представляла в грёзах, мечтая о его возвращении. И вот он снова перед ней. Кожа наконец потеряла свой сероватый оттенок, исчезли трещины на лице и ладонях и зияющий пролом в области левой стороны черепа, мундир вновь стал белым, и о его прежнем состоянии напоминали лишь распущенные в беспорядочную гриву волосы, теперь спускавшиеся на лицо и плечи, а не парившие в воздухе. Всё получилось. У неё получилось. Всё вышло. Она рискнула и у неё вышло. Она продолжала верить и у нее вышло. Он жив. Живой отец, совсем рядом с ней. В голову посыпались воспоминания — все те ночи, что она рыдала в подушку, всматривалась в вечерние огни острова, гадая, где он может быть, гадая, видит ли он ту же Луну и те же звёзды, все те однообразные утра, когда она подбегала к окну и всматривалась в горизонт в поисках «Марии», в ожидании его. Он вновь перед ней. Перед глазами вновь всплыл день похорон — портрет, завешенный чёрной тканью, пустой тёмный гроб и увековеченное в камне имя — Армандо Салазар. Вы все были неправы. Хотелось кричать — вы все были неправы! Вы хотели заставить меня поверить, вы так легко поверили сами, но я не сдалась и неправы оказались именно вы. Он жив. Она вернула его. Под недоуменными взглядами Джека, Карины и Барбоссы Мадлен направилась в сторону Салазара — сначала медленными шагами, потом быстрее, почти переходя на бег. Остановилась на мгновение подле него, в нерешительности, затем протянула руку, осторожно кладя ладонь на напряжённое отцовское плечо.  — Как ты? — почти шёпотом, осторожно, озабоченно спросила она… но такого ответа девочка никак не ожидала. Полагать, что, сбросив призрачную личину, он тут же лишится эмоций, контролировавших ему разум было непростительной ошибкой. Решив, по-видимому, что над ним вновь издевается кто-то из пиратской команды, Салазар лишь сильнее разъярился. Один резкий разворот — рапира выхвачена из ножен. Он отбросил предполагаемого противника в сторону, задевая острым лезвием неудачно подставленное плечо. Мадлен тонко взвизгнула, падая на острые камни. Ладони саднило от падения, плечо загорелось острой болью, а по тёмной ткани уже расползалось бордовое пятно. Кровь быстро пропитывала ткань, въедаясь в нити, скатываясь капельками к локтю. Генри подскочил на месте, готовый броситься на помощь — ещё пара секунд и Мадлен станет жертвой гнева собственного отца — Салазар заносил клинок над дочерью, ни тонкий, явно девичий крик, ни отсутствие попыток сопротивления не разбудили его разума. Его рука была готова опуститься на так невовремя подвернувшуюся в минуту гнева тонкую шею, как вдруг… Рапира дрогнула в воздухе. На секунду он замер, словно время остановилось, а затем оружие вдруг выпало из вмиг ослабившей хватку ладони, со звоном падая на камни. Золото призрачного гнева наконец исчезло из его глаз, возвращая им родной тёмный цвет. Кулон — подвеска — та самая. Он в момент узнал её и разум капитана, в которым последние несколько дней витали только ненависть и месть, наполнился воспоминаниями — словно исчез некий барьер, удерживающий чувства его — настоящего — от осознания. Порт, Мадлен, её тихие слёзы, подвеска, удаляющийся берег и подзорная труба. «Я обязательно вернусь к тебе». Бедная, несчастная девочка. Во что же он превратился, раз сумел забыть о ней.  — Не надо, пожалуйста, padre, это же я! — испуганный возглас. Padre. Как невыносимо давно он не слышал этого слова, слетающего с её уст. Голос дрожит, ладонь выставлена вперёд, в надежде заслониться от возможного удара, а на ладони — мелкие царапины, кровь. Это он бросил её на камни. Несчастная любимая Мадлен, за что тебе всё это?  — Мадлен… — её имя почти беззвучно слетает с его губ. Салазар падает на колени подле дочери, кажется, всё ещё не способный поверить.  — Padre… — тихо, на выдохе. Узнал. Очнулся от призрачного мрака. — Вот я тебя и нашла.  — Мадлен… Моя маленькая Мадлен… — он притянул девочку к груди, и она со слезами счастья упала в объятья отца. Его такие родные руки вновь вокруг неё — как она скучала по этому чувству, как давно этого ждала. — Боже, я не знал… Мадлен, моя девочка, знала бы ты только, как я тосковал, — он вряд ли отдавал себе отчёт в том, что делает и говорит. Салазар прижимал к груди девочку — повзрослевшая, но всё ещё маленькая, хрупкая — казалось, отпустить её было уже не дано — больше нет, не теперь, когда он снова дышит, его сердце снова бьётся, а его дочь у него в руках: плачет от счастья встречи, цепляется за плечи, утыкается лицом в грудь — совсем как тогда, давно-давно, когда она всё ещё была малюткой, а он возвращался с моря на несколько дней. Ещё недавно он не мог мечтать о том, чтоб разбить проклятье, и вдруг вмиг к нему возвратилось всё, о чём он так безумно тосковал. На глаза наворачивались непрошенные слёзы.  — А я ждала тебя. Так давно ждала, что просто ждать не осталось больше сил, — прошептала Мадлен, всё ещё пряча лицо у него на груди, вслушиваясь в стук родного сердца.  — Так ты искала меня?  — И нашла. Не уходи больше никогда. Пожалуйста…  — Ни за что, — чувствуя, как судорожно цепляются тонкие пальчики за широкие эполеты, он прижал её крепче, поглаживая тёмные волосы, пытаясь успокоить не то себя, не то её. — Я здесь, я с тобой, — он поцеловал родную макушку, прикрыл глаза, прижимаясь лбом к растрёпанным волосам. — Я никуда не уйду. Внезапно на капитана нашло осознание — под его ладонью, на ее плече густая влага — кровь. Он вздрогнул, словно от удара, осторожно отстраняя от себя дочь, стараясь не тревожа её разглядеть рану, нанесённую его клинком.  — Мадлен… о Боже, что я наделал… — беспорядочно шептал он: рукав платья был разорван, кровавое пятно медленно увеличивалось, а на его ладони расплывались алые разводы. — Ты ранена… Тебе больно? Это нужно срочно перевязать, кровь…— капитан с волнением переводил взгляд с раны на лицо дочери. Если бы не его секундное промедление, кулон — всё могло бы быть намного хуже. Что он натворил? Мадлен тихо усмехнулась, по-своему даже радуясь такой обеспокоенной реакции. После стольких лет — он снова о ней заботится, снова её любит. «Узнаю своего отца». Она уткнулась лбом в его левое плечо, прикрывая глаза, вдыхая запах моря и пороха.  — Всё хорошо, это просто царапина… — голос спокойный, без доли паники, что слышалась в нём всего пару минут назад. Салазар придерживал девочку под плечи, чуть раскачиваясь, опасаясь касаться раны, причинить ей боль. Старший помощник Лесаро живой-здоровый появился на скалах позади них, на секунду замирая, увидев представшую перед ним картину — он уже видел Мадлен прежде, но знать, что отец и дочь наконец воссоединились — на сердце теплело от представившейся сцены.  — Капитан, весь экипаж возвращён в естественное состояние! «Безмолвная Мария» цела, без повреждений, готова к дальнейшим распоряжениям! — довольно отрапортовал он таким тоном, будто возвращение из мёртвых было для него делом привычным. — Что прикажете делать с пиратским судном? — уже более тихо спросил Лесаро.  — Что скажешь? — спросил Салазар, наклоняясь к самому уху дочери. — Что мы будем делать с пиратами? — Оставь их в покое, прошу — даже Джека — пускай уходят. Хотя бы в этот раз, — Джек Воробей, конечно, убил её отца, но теперь всё позади, а после того, что они пережили вместе, после того, как она судорожно пыталась спасти его жизнь, переживала за каждый неосторожный шаг — не тот был день для расправы над пиратами.  — Пиратов оставить! — отдал приказ Салазар. — Возвращаемся на корабль!  — Подожди! Мне нужно… — Мадлен наконец поднялась на ноги вслед за отцом, опираясь на его руку. Было ещё маленькое незавершённое дело — её «товарищи по приключению» заслуживали хотя бы разъяснения. Барбосса, Карина и Джек наблюдали сцену «воссоединения семейства» с открытыми ртами — если Генри уже разгадал тайну личности отца их спутницы, то для остальных такой поворот событий оказался сюрпризом, пожалуй, более шокирующим, чем все чудеса прошедшего дня. Морская магия — дело известное, а вот то, что их тихая милая попутчица и яростный испанский капитан — отец и дочь — открытие фантастическое.  — Значит, когда ты говорила, что хочешь спасти отца, ты… имела в виду это? — Карина до сих пор не могла поверить в то, чему стала свидетельницей.  — Именно это. Я ведь говорила, у нас общие цели, — ответила Мадлен.  — А посмотрите на этого мерзавца, он всё знал и ни черта нам не сказал! — гневно воскликнул Воробей, поглядывая на Генри. Ему скорее было обидно, что самую интересную интригу на корабле разгадали без него. Мадлен только покачала головой, закатив глаза, а Генри чуть усмехнулся оскорбёлнному поведению пирата.  — Ну что же, дочь капитана Салазара, — вступил в разговор Барбосса. — Я так понимаю, на этом наши пути расходятся. Думаю, нам стоит поскорей уходить, пока Ваш отец не передумал и нас не расстреляли из всех ста распрекрасных пушек, — пират слегка усмехнулся, кивая в сторону стоящей на якоре «Безмолвной Марии». Мадлен улыбнулась в ответ, церемонно приседая в реверансе — никакого другого прощания в голову не пришло, особенно при таком официальном тоне самого Барбоссы. Генри подступил ближе к девочке, чуть наклоняясь к ней.  — Мы же ещё увидимся? — с надеждой спросила Мадлен.  — Надеюсь, очень хотелось бы… — ответил Тёрнер, немного улыбнувшись. — Вот, держи, — он протянул девочке серебряное колечко — совсем простое, с круглой отметиной, имитирующей крохотную монету. — На память обо мне, — расставаться с ней было действительно жалко, но юноша прекрасно понимал — в этот момент он будет лишним, сейчас он не может продолжать быть частью её истории.  — Всё равно… увидимся, — уверенно произнесла девочка, улыбаясь ему в ответ.  — Тогда до свидания, Мадлен.  — До свидания, Генри…- несмотря на разницу в росте, девочка ухитрилась, поднявшись на носочки, обнять его за шею. — До скорой встречи, — Генри осторожно приобнял её за плечи, но лишь на мгновение, чтобы затем снова убрать руку — ему не нужно было поднимать глаз, чтобы почувствовать на себе недовольный взгляд Салазара. На этом они и расстались. Пираты вместе с Кариной и Генри отправились своей дорогой, а Мадлен — своей, назад, в родной дом — теперь уже вместе с отцом и с опытом головокружительного путешествия за плечами — кто мог предсказать, сколько счастья и впечатлений принесёт одно рискованное решение. Мадлен возвратилась к отцу. Не отходя друг от друга они вернулись на борт «Безмолвной Марии» — сколько воспоминаний хранила эта палуба, эти мачты? Через сколько мучений прошел этот корабль, прежде чем вновь вернуться к своему великолепию? Стоя на носу и всматриваясь в бескрайний горизонт, прислушиваясь к говору матросов за спиной — как она скучала по этим голосам! — Мадлен чувствовала как сердце наконец согревается, обретая прежнее счастье. После стольких лет она снова на палубе «Безмолвной Марии». После стольких лет она снова с отцом. Он выполнил своё обещание — он вернулся к ней.