Возвращение от смерти

Переход до родного порта «Безмолвной Марии» не был слишком уж тяжёлым или длинным, но, учитывая общие настроения команды, а так же острую нехватку запасов на судне, Салазар посчитал благоразумным держать курс на ближайший крупный порт перед тем как направиться уже непосредственно домой. Англичане, многие из чьих старших офицеров неплохо помнили времена величия как судна, так и капитана, а также прекрасно знавшие о слухах о том, чем эти времена были завершены, были, мягко сказать, знатно удивлены внезапному триумфальному возвращению испанского линкора. Почти десятилетие тишины, когда все были уверены, что с великолепным галеоном покончено — и вдруг он просит разрешения войти в порт для небольшого переоснащения и восполнения провизии — без единой пробоины, без единого потерянного члена экипажа — разрешение было отдано скорее от растерянности, чем с какими-то здравыми рассуждениями и взвешиванием опасности. А уж когда «Безмолвная Мария» вошла в порт… трудно передать смятение и возбуждение, охватившее пристани — моряки самого разного свойства и призвания не постеснялись подойти поближе и убедиться, что перед ними не видение и не глупая шутка испанского флота — действительно, та самая «Мария» и тот самый Салазар. Ошибки быть не могло. Экипаж и корабль, сами того не желая, стали главной новостью и темой для пересудов на всём Сент-Мартине. Салазар расхаживал по капитанскому мостику, занятый тем, по чему так скучал и от чего так отвык за время бытования призраком — отдавал приказы офицерам и матросам — обычные бытовые приказы. Потому что теперь снова были паруса, которые нужно было поднимать, якорь, который нужно было бросить и все остальные детали корабля, о которых так давно не заботились за их отсутствием или полной непригодностью. Прежде он уже начинал терять надежду на то, что корабль вернётся к былой форме и теперь было невероятно приятно чувствовать возвращение сил и прежде привычной рутины. Мадлен, зная, что на пристани придётся остаться на несколько часов, а пользы от неё на корабле особо не будет, соскользнула по трапу на берег. Девочка прохаживалась по пристани, любуясь линкором с разных точек, разглядывая его со всех сторон — хотелось насладиться этим видом, видом, которого она ждала все те годы, каждое утро подбегая к окну. И пусть это случилось не так, как она ожидала, Мадлен собиралась насладиться победой сполна.  — Ах, вот ты где! — за спиной Мадлен раздался резкий окрик. Девочка обернулась, пару секунд недоуменно оглядывая женщину, что несомненно обращалась именно к ней — потом осознала: это была одна из воспитательниц приюта, как раз та самая, что выводила их на пляж в судьбоносное утро. После всех тех событий, ужасов и приключений, что она успела пережить на море за недолгое время своего отсутствия, Мадлен успела начисто позабыть о рискованном начале своего предприятия и нехитром побеге. А ведь её, естественно, должны были хватиться и искать. Мадлен окинула взглядом женщину, не совсем понимая, как реагировать на её, судя по всему, не очень доброжелательный настрой и претензии. Чисто теоретически, учитывая возвращение отца, к пансиону девочка больше не имела отношения — точнее, опека над ней того, кто решил, что там ей самое место, больше не имела силы, а раз так, то все дальнейшие решения о её судьбе принимал отец и уж точно не пансионские учителя. Правда, сами учителя были вряд ли в курсе неожиданного поворота событий в судьбе воспитанницы, а это значило, что на Сент-Мартинне девочку всё ещё ждали крупные неприятности. И лучше бы они ждали дальше. Пока Мадлен раздумывала над комичностью ситуации и юридической спецификой вопроса с её опекунством, женщина время даром терять не собиралась — девочка была резко схвачена за плечо — даже опомниться не успела, как её уже пытались волочь куда-то в сторону города.  — Ты у нас месяц без ужина будешь сидеть! Хватит, нагулялась! — чувство самосохранения приказывало делать ноги как можно быстрее, поэтому она резким рывком высвободила руку из острой хватки и бросилась бежать в сторону корабля. Учительница взвизгнула, явно не ожидая такой строптивости от пойманной беглянки, но упускать её просто так явно не собиралась. И как им удаётся так быстро бегать в этих неудобных юбках? Мадлен почти нагнали, но, на её счастье, Салазар, по всей видимости, успел заметить неприятную сцену на набережной и уже сам спустился к дочери. Девочка сделала резкий разворот, прячась от гневного учительского взора за широкой отцовской спиной.  — Прошу прощения за беспокойство, Сеньор! — ох, какой приторно-вежливый тон, как голос-то в секунду поменялся с резкого крика, которым только что удостоили девочку. — На Ваш корабль, мне кажется, хочет проскочить одна девчонка, позвольте мне её забрать, чтобы она не причинила Вам хлопот, — витиеватость почтительной речи была под стать разве что тому, как учителя разговаривали с директором и особо важными родителями. Хотя по сути, он теперь и был одним из этих «важных отцов».  — Девочка? О чём Вы? — безусловно, речь шла о Мадлен, но претензий к ней он явно не понимал, а потому изобразил полное удивление.  — Она прямо за Вашей спиной, сударь! — воскликнула женщина, рассержено глядя на Мадлен и ещё пока понимая, зачем девочке далось мчаться к военному судну и почему она не пытается скрыться и дальше. Капитан бросил мимолетный взгляд на дочь, продолжающую прятаться за его спиной, и по его глазам Мадлен поняла — тот тоже забавлялся над таким уверенно-враждебным поведением.  — Это Вы о ней?  — Да, сударь, о ней! Эта паршивка пару недель назад сбежала из пансиона! Абсолютно не контролируемое, бессовестное создание! Мы уже с ног сбились… и где она только пряталась?! — уважительный тон очень быстро сменился на злобное шипение, стоило только девочке, явно сдерживающей насмешку, выглянуть из-за спины капитана. — Вот подожди! Доберётся до тебя…! — но угрозу свою закончить она не успела.  — Я бы попросил Вас успокоиться. Никто ни до кого не доберётся, — строго отрезал капитан Салазар, заводя руку за спину и позволяя дочери ухватиться за его ладонь. — И будьте любезны не использовать подобных слов в отношении девочки. Мадлен — моя дочь, и в пансион возвращать её я не намереваюсь, так что прошу оставить её в покое, её воспитание не входит в Ваши обязанности, а знай я раньше о подобном обращении — никогда и не входило бы. Мадлен едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться в голос, глядя на вмиг вытянувшееся и покрасневшее лицо воспитательницы. Да, определённо триумф. Теперь, после такой победы над пансионской правильностью и воспитанием — уж точно. Её подмывало показать язык на прощание учительнице, но это бы выглядело слишком вульгарно — тем более когда она рядом с отцом. Женщина от удивления, растерянности и досады не нашлась что ответить, а потому, поджав губы, резко развернулась и быстрым шагом, не оборачиваясь, направилась прочь от корабля. Проводив её взглядом, капитан Салазар повернулся к дочери.  — Ничего не хочешь мне сказать? — голос не сердитый, да он и не должен был злиться, судя по только что развернувшейся сцене. Мадлен упоминала о жизни в пансионе — о том, что кто-то из родственников посчитал такое размещение наиболее благоразумным (услышав подобное толкование, Салазар в тот раз лишь недовольно покачал головой), но внимания на проблемах той жизни она старалась не заострять. Как и на своём побеге.  — Я, кажется, уже упоминала, что сбежала — да и как бы я тебя нашла, сидя на одном месте! — сразу после признания начала оправдываться Мадлен. — Да это не особо сложно и было, что там — чуть поотстала, когда вышли на прогулку — не заметил даже никто. А потом я встретила Генри, и он привёл меня к Джеку… Дальше сам знаешь. — серьёзный взгляд, которым её одарили Мадлен не понравился. Она опасалась, что возникнут какие-то претензии.  — Я не говорю, что этого не стоило делать, но… что если бы у тебя не вышло, что если бы ты наткнулась не на Генри, а на…  — А если бы я осталась — всё время до совершеннолетия сидела бы в этом монастыре — иначе не назовёшь. Инкубатор для благородных девиц — потом бы меня забрала оттуда какая-нибудь тётушка, которая кому-то задолжала и за это должна со мной возиться. И она поскорей постаралась бы сдать меня замуж за какого-нибудь несчастного… — с каждым словом тон её становился всё более едким.  — Я понял, продолжать список не нужно, — Салазар рассмеялся, глядя на вмиг посерьёзневшую дочь. — Я же сказал, я не могу винить тебя ни в чем — за этот побег я должен быть тебе благодарен. Просто обещай, что не будешь больше принимать таких необдуманных решений, хорошо?  — Оно было очень хорошо обдума…  — Мадлен.  — Я постараюсь, padre, — она склонила голову, признавая временное поражение. Они вернулись на борт «Марии» и, оперевшись на перила капитанского мостика оглядывали порт.  — Я тебя не осуждаю. Знаешь, когда я был чуть младше твоего возраста, отец поначалу отдал меня в юридическую академию, — продолжил Салазар уже более мягко.  — Неужели? — она повернула голову, глядя на отца — взор капитана был по-прежнему устремлён вдаль. Было трудно поверить, что он когда-то горел чем-то кроме моря.  — Да. Не хотел, чтобы я шёл по его стопам — его отец поднялся в положении благодаря службе, а он сам закрепил эту позицию, но после того что случилось — после трагической, жестокой гибели твоего прадеда — он не хотел, чтобы я связывал свою судьбу с морем. Хотел, чтобы я направил силы в более безопасное и не менее благородное русло.  — И ты учился в юридической академии?  — Полгода. Ненавидел это дело всем сердцем. В конце концов, в один день в порт пришёл потрёпанный военный корабль — им здорово досталось и очень требовались лишние руки. В общем я сбежал, подделал пару бумаг и нанялся юнгой.  — И неужели взяли? — Мадлен чуть затаила дыхание. А вот о таких подробностях биографии отца она не догадывалась.  — Взяли. На неделю — потом всё раскрылось, меня ведь ещё искали и догадывались, куда я мог податься. Привели обратно к отцу, досталось мне тогда — ужас, — он покачал головой.  — А дальше?  — А что дальше? Отчитал, выругал, махнул рукой и отдал в морское училище, — Салазар усмехнулся, поворачиваясь, чтобы взглянуть в лицо дочери. — В общем, устроил всем ту ещё нервотрёпку, но своего добился… — «…яблочко от яблони» — закончил он про себя. Некоторое время они продолжили стоять молча, наблюдая за движением на палубе и вслушиваясь в окрики Лесаро и других офицеров. Солнце постепенно клонилось к горизонту, суда выходили в море, входили в порт, пристани постепенно готовились к вечеру. На набережной появились разодетые дамочки, прогуливающиеся парочками, верно, перед ужином, то и дело поглядывающие на огромный военный корабль.  — Мы скоро отправимся? — тихо спросила Мадлен.  — Конечно. Не позднее, чем через час — хочу выйти до заката, пока отлива не будет. Мы могли бы задержаться здесь и дольше, но что-то мне подсказывает, никто на этом корабле не горит желанием ближе знакомиться с Сент-Мартином. Уж точно не сейчас, — поспешил заверить девочку капитан, поглядывая то на солнце, то на хронометр. Он сам больше других ждал встречи с родным берегом, с домом — казалось, стоит им вернуться в те стены, и жизнь станет хотя бы подобна прежней.

***

До дома они добрались лишь через несколько дней — благом было уже то, что никто из ответственных за наследство Мадлен так и не решился продать фамильное поместье, и стоило Салазару вернуться на остров, как с некоторыми шокированными промедлениями усадьба снова была в его собственности. Отец и дочь вновь могли поселиться в старом доме — даже пожилой камердинер, узнав о возвращении капитана, был только рад вернуться на службу. Несколько дней и они снова дома — нельзя, конечно, притвориться, что девяти лет не было, но всё же это дом. Мадлен окутывало ощущение нереальности, когда она ходила по просторным коридорам, где прошло её детство. Комнаты — все с открытыми окнами, морской ветер заставляет лёгкие белые шторы чуть подлетать на подобие огромных крыльев — мебель, покрытая чехлами, картины (как ни странно, оставленные нетронутыми) были хорошо знакомы ей, но уже так давно забыты, что девочке казалось, будто она во сне. Девочка медленно бредя по дому, заглядывая то в одну открытую дверь, то в другую — сама того не замечая, подходила к одной из картин в коридоре — той, что выделялась среди остальных — большое полотно, завешенное полупрозрачной чёрной тканью. Мадлен слишком ясно помнила тот день — скорбные лица, люди, которых она прежде никогда не видела. В тот вечер, когда дом наконец затих, она тихо выбралась из своей комнаты, проскользнула по коридорам и сдёрнула ненавистную ткань — а потом вдруг расплакалась, да так и осталась лежать калачиком подле портрета отца — такой её и нашли к утру. Тогда она ещё не знала, на чьём попечении останется, не знала, что вскоре её сдадут в пансион — но зато впервые четко осознала: взрослые не просто подозревают, что он не вернётся, они уверены в этом. И возможно, так оно и будет. Девочка дёрнула край ткани — как той ночью, только что теперь она была выше и сорвать завесу было не так сложно. Материя слетела на пол, открывая портрет капитана Армандо Салазара.  — Это больше не нужно, — произнесла она, глядя на покорённо лёгший у ног чёрный шёлк, а затем оборачиваясь на отца — услышала его медленные шаги за спиной.  — Ты права, — тяжело вздохнул капитан «Безмолвной Марии» и печально улыбнулся дочери, подходя ближе и поднимая материю. Затем вновь поднял взгляд на портрет, на секунду встречаясь с собственными глазами на холсте. — Прости меня… за то, что бросил, — его ладонь мягко легла на плечо Мадлен — узкое, он чувствовал под пальцами выпирающие косточки. Повзрослевшая, но всё ещё юная, хрупкая, нуждающаяся в отцовской любви — там, в сердце, в душе, всё ещё его маленькая Мадлен. Она не сводила глаз с портрета, и он почти физически чувствовал ту боль, через которую она прошла — боль надежд и опасений — казалось, лунный свет перед ними, рисовал призрачные силуэты той девочки, что не хотела проститься с отцом. Той девочки, что выстояла и привела его домой. Мадлен развернулась к нему, отрывая взгляд от полотна, и внезапно упала в его руки, крепко обнимая, прижимая к самому сердцу.  — Ты не виноват. Никто не виноват. Так случилось… но теперь всё позади, — она тяжело выдохнула, отстраняясь, улыбаясь, смахивая непрошенные слёзы. — Так давай жить настоящим… — Армандо взглянул в её глаза, поблескивающие в лунном свете, и осторожно наклонился к ней, целуя дочь в лоб.  — Я всё исправлю. Теперь всё будет хорошо. Через пару недель дом зажил так же, как в прежние времена — многие из прислуги вернулись сами, некоторым пришлось найти замену, но всё же — усадьба ожила, сбросила налёт пыли и скорби и расцвела как в прежние времена. Так, как все эти годы хотелось Мадлен. Всё-таки, мечты сбываются — если очень верить и так же сильно стараться ради их исполнения. Даже самые невозможные — ровно как и обещания…