***
pov Jungkook
день второй после похищения
Раз, два. Ненавижу, когда от нервов и бессилия я начинаю дергать ногами. Коленями, вверх и вниз. Но эта тупая привычка – единственное, что я могу делать. И единственное, что получается делать с плотно привязанными щиколотками к стулу. Три, четыре. Полтора часа кажутся такой непреодолимой вещью, когда ты будто приклеен к злополучному сидению и его ножкам, находишься с закрытыми глазами, что эти девяносто минут словно специально текут бесконечно. Просто представьте, насколько это дико, сидеть так, не зная, что будет дальше. Сидеть так, ожидая смерти. Пять, шесть. Просто представьте, насколько это страшно, когда ты не можешь пошевелить ни одной конечностью собственного тела. Не можешь посмотреть вокруг себя. Потому, что ты связан. Потому, что даже твои глаза закрыты маской. И вокруг тебя одна тьма. Семь, восемь. И она лезет отовсюду и везде, куда и где только можно. Попадает в кровь через воздух, которым я дышу. Въедается в зрачки, окутывая собой каждый сантиметр моего тела и лица. Залезает прямо в мозг, занимая мысли, чувства и эмоции. Тьма пугает. Отталкивает. Отравляет. И замедляет время. Девять. Десять. Когда уже закончится весь этот ад? Одиннадцать. А ведь я всё чаще ловлю себя за тем, что думаю, как было бы хорошо, если бы я поскорее сдох. Почему я хочу умереть? Почему думаю об этом так спокойно? Всё предельно просто. Слишком много унижений пришлось стерпеть. Слишком много боли я чувствую даже сейчас, хотя никого кроме меня в помещении нет. И, в принципе, нужно надеяться, что вскоре всё закончится, пройдёт и обойдется. Но в чем смысл, если ты выжил, но тебя преследуют кошмары прошлого изо дня в день? Хочу ли я каждую минуту, в каждый неприятный момент видеть картинку ситуаций, которые происходят со мной прямо сейчас? Хочу ли я спустя, допустим, десять лет сидеть на диване и трястись от ужаса, через который прошел? Хочу ли шугаться от громких звуков, странных людей и от собственного тела, покрытого шрамами? Нет. Не хочу, не желаю. И не буду. Почему? Потому, что мне дали понять, что я уже не жилец. Потому, что какой бы сюжет не развился, я в каждой сцене буду умирать. А если есть теория, что каждая жизнь повторяется из раза в раз до бесконечности, то я тем более не хочу такой судьбы. Каждый раз умирать. Каждый раз хотеть умереть. И каждый раз страдать. Двенадцать. Если правда есть такая теория, – теория бесконечного повторения каждой отдельной ситуации и жизни из раза в раз – то, пожалуй, я бы хотел, чтобы моя душа сгорела, рассыпавшись назло бесконечности. Ведь нет души – нет и жизни. Нет жизни, нет и повторения этой самой жизни. Тринадцать. Я чувствую, что схожу с ума. Я не ел почти три дня. Во рту так сухо, что пустыни Египта и Арабских Эмиратов стоят где-то в сторонке, нервно покуривая. Возможно, они даже покуривают сигареты Юнги. Прямо вместе с ним. Четырнадцать. Зачем я веду этот отсчёт у себя в голове? Пятнадцать. Я сошёл с ума. Час за часом, минута за минутой и секунда за секундой. Возможно, мне стоит начать ненавидеть всех и вся, но на это нет никаких сил. И желания. Да и в чём смысл? Любая мысль, любое действие может вернуться в самых разных интерпретациях, формах и видах. Чем больше думаешь о плохом, тем хуже это отражается на тебе. Поэтому нужно контролировать свои эмоции. Потому что на любое действие найдется своё противодействие. Это ли не огорчает? Я не хочу думать. Не хочу мыслить. Не хочу жалеть. Но без этого уже никуда. И злость поднимается откуда-то из желудка, разносясь по венам, покалывая кончики пальцев (а может, это просто нарушен приток крови в руках?). Почему я? Почему меня занесли в список людей, через которых хотят мстить другим людям? От этого чувства безвыходности начинаешь чувствовать себя самым маленьким существом на этой планете.***
Не могу точно сказать, сколько прошло времени с момента ухода прислужника Джина. Это было, возможно, пятнадцать минут назад. А может, и полчаса назад. Так или иначе, мне стало плевать на всю эту ситуацию. В чём смысл паниковать или на что-то надеяться, если тебе чётко дали понять, что в любом случае ты покойник? Вот и я не вижу смысла. Но спокойствие это не то, что я испытываю, потому что мне страшно. Я испытываю ужас перед тем, что меня ожидает. Любому было бы страшно на моём месте. Все знают то чувство, когда нужно просто ждать, не имея сил что-либо исправить. Я чувствую, как немеют мои ноги, как затекают руки. Я слышу, как с потолка падают капли воды со ржавых труб. Одна из капель снова и снова бьёт по одному и тому же месту кривого шва на ляжке вот уже более суток. Вот уже более суток я пытаюсь осознать, что это всё не второсортное кино, а моя жизнь, моя реальность, моё настоящее; что я не могу просто взять пульт и выключить телевизор, потому что то, что сейчас происходит – материально, имеет свою собственную форму, значение и вес. Вот уже более суток я думаю над тем, что сейчас делает Тэхён и где он находится сейчас. Думает ли он над тем, как вытащить меня отсюда, избежав глобальных потерь? Понимает ли, что любое его решение будет неверным? И всё же… Понимая всю серьёзность и опасность ситуации, придёт ли он за мной? Но… даже если и да, то зачем? Кто я ему? «Простая прислуга», вот и весь ответ. За несколько моментов, проведённых вместе, вряд ли я смог вызвать в нём те же чувства, что испытываю я к нему. Симпатия и любовь – вещи абсолютно разные и абсолютно одинаковые одновременно; и то, и другое понятие может быть взаимным, но если симпатия в этом случае будет настоящей и может продлиться долго, то вот любовь уже в случае взаимности становится не любовью, а простой фикцией: любовь может быть любовью – настоящей, крепкой, сильной – лишь когда она односторонняя, исходит от одного человека, ведь тогда она будет бескорыстной, безвозмездной. Не требующая чего-то взамен. И не заканчивающаяся никогда. Потому что в любом случае ты будешь любить, какое бы дерьмо на тебя не лилось в ответ. Вообще фраза «я тебя люблю», как бы она ни была красива и глубока, действует только на равнодушных, но не всегда может удовлетворить тех, кто счастлив или несчастлив; потому-то высшим выражениям счастья или несчастья является чаще всего безмолвие. Иногда лучше не говорить ничего, ведь без слов бывает понятнее. Настоящие влюблённые понимают друг друга лучше, когда молчат, даже если влюблён только один, а горячая, страстная речь трогает только посторонних, близким же кажется она холодной и ничтожной. Я ещё сам не могу определиться, что происходит у меня внутри (люблю я его или просто испытываю симпатию, ведь он красив, загадочен и чарует одним только прикосновением), так что имею ли я право на требование ответных чувств… Ко мне? И, опираясь на всё это, хочу ли я, чтобы он правда пришёл за мной? Хочу ли, чтобы он действительно, по словам Чхве, рискнул и заявился сюда? Потому что тогда он лишится жизни. А это самый неприятный расклад, которого я не хочу. И даже думать о таком я не желаю. Я не хочу, чтобы он приходил. Лучше просижу здесь всю жизнь, в этой чёрной тишине, чем его убьют. Но стоило мне подумать о вечной тишине…Выстрел, второй, третий. Громкий звук доносится откуда-то издалека. Ещё один выстрел – только намного ближе, чем раньше – оглушает меня, эхом разносясь по помещению. Доносятся вскрики, грубости и ещё несколько хлопков. — ВАЛИ ЕГО, БЛЯТЬ! — слышится тяжёлый бас мужчины. — СКОЛЬКО ИХ? — раздаётся чей-то такой же злой голос, только немного тоньше, среди многообразных шумов, но после этой реплики стало не слышно ни одного, ни второго говорящего. Все их слова заменяет однообразный кровавый шум
Внезапно дверь со скрипом открывается, ударяясь о стену. Я улавливаю звуки быстрых шагов неизвестного и невольно съёживаюсь. «Кто это, — проносится в мыслях у меня, — неужели Тэхён правда допустил такую ошибку?». Стоило мне об этом подумать, как дыхание в разы участилось. То ли от злости, то ли от страха, то ли от отчаяния. Сложно понять, потому что в этом водовороте пиздеца практически невозможно ухватиться за какую-то одну эмоцию. Через пару мгновений чувствую, как мне освобождают руки, но при этом я не чувствую запаха того, кто это делает: или с моим обонянием что-то не то, или неизвестный принимает подавляющие таблетки. «Но ведь ты всё равно чувствовал мяту, несмотря на препараты, которые принимал Ви». Секунда, и яркий свет вновь режет глаза, прямо как пару часов назад, но даже через это неудобство мне удаётся рассмотреть лицо. Пак Чимин. Обида сдавливает грудь, поднимая свой комок к моему горлу: почему он, а не Тэ? Как только я напряг зрение, замечаю, что передо мной стоит не тот Пак Чимин, которого я знаю. У этого взъерошены крашенные волосы, по виску струится кровь, а одежда вымазана грязью. Взгляд затуманен, нет и следа от прежнего озорного блеска. Челюсти плотно сжаты, на шее выступают вены. Не успел я моргнуть, как спаситель срывает клейкую ленту с моего рта. — Ч… Чимин… — хриплю я. — Ничего не говори, — шепчет он, присев на корточки, чтобы разрезать леску, крепящую мои ноги к стулу, — Нельзя, чтобы нас обнаружили раньше времени. Проходит минута, но у него так и не получается справиться с леской, что изрядно раздражает Пака. Это видно по напряжённым плечам и выступившим каплям пота на лбу. — Блять, да что за пиздец, — цедит от злости он, но его практически не слышно из-за выстрелов, доносящихся с улицы, — Потерпи немного, Тэ-Тэ, я скоро буду, — чуть слышно добавляет мужчина, так что начинает казаться, будто это лишь послышалось мне… Я не знаю, что говорить и что делать, поэтому обессиленно пялюсь на дверной проём, вслушиваясь в шум от хлопков. Через какое-то время я различаю в общем шуме какие-то шаги и замечаю тень, отбрасываемую на пол. Самого человека не видно, значит это кто-то из людей Джина. Чёрт. Чёрт. Чёрт. — ЧИМИН, СЗАДИ! — мгновенно реагирую я. Чимин в замешательстве поднимает голову на меня, опуская правую руку на пистолет, торчащий из-под ремня джинс. Но было уже поздно. Не успел он повернуться и на половину, как из темноты дверного проёма показались чужие руки, сжимающие револьвер.Выстрел. Пуля попала в лопатку Пака. Он скривился от боли, но даже не дёрнулся, лишь прицелился из своего пистолета, – когда он успел его вытащить? – мгновенно нажав на курок. Ещё один выстрел. Прежде чем человек Джина замертво повалился на холодные плиты пола, я успел различить на его лице удивление и озадаченность действиям Чимина.
— Блять, блять, блять… — шипит Пак, хватаясь за плечо под лоскутами разорванной одежды, — Твою мать… — Сейчас, подожди, я постараюсь остановить кровотечение, только подожди, слышишь? — тараторю я в панике. — Тут где-то были нитки с иголкой, которыми мне зашивали ногу, я что-нибудь придумаю… Я наклонился вперёд, чтобы поднять нож, выпавший из рук парня, чтобы самостоятельно разрезать леску. Шов на воспалившемся ранении сразу натянулся, и я почувствовал, как кровь снова начала струиться по ноге. Но эта боль не идёт в сравнение с той, что испытывает сейчас Пак. Когда я почти справился с креплениями к стулу, то услышал, как кто-то звонко хлопает в ладоши. — Браво, браво-о-о! — Криво улыбается Джин, держа в руках ружьё. — Я просто восхищён этой наглостью, она действительно достойна аплодисментов, — он довольно облокачивается о стену, — Влезть в дело, которое тебя не касается, перебить шестерых моих подчинённых и самоотверженно, — делает акцент на последнем слове, — пытаться спасти из плена подростка. Нет, ну просто сама логика… Жертвовать собой ради… ради чего? Очень глупо… — Ким-старший поднимает ружьё, направляя его в Чимина. — Ты, — кивает в его сторону, — даже ещё тупее, чем мой младший братец, — ухмыляется Джин в своей манере, переводя взгляд на меня, — а ты брось нож в сторону, педик, иначе я выстрелю твоему недоспасителю прямо в розовый затылок. Сомневаюсь, что тебе понравится соскребать его мозги со своего тела. И да, Пак, пистолет свой тоже бросай, это бесполезно. Чимин покорно отбрасывает оружие вслед за моим ножом на пару метров от себя, со стоном поднимая руки вверх. — А теперь медленно встань и повернись ко мне лицом. Друг, корчась от сильнейшей боли, выполняет указания Кима. — Молодец, — довольно проговаривает ублюдок, подходя ближе, — Умеешь подчиняться, это хорошо, — с этими словами он бьёт Пака прикладом в висок. Тот падает, не в состоянии что-либо сделать, получает несколько сильных ударов ногами в живот, но не издаёт ни звука. Я сижу и просто ничего не могу сделать. Кажется, не сиди я смирно, а встань и начни умолять, взывать со слезами к милосердию, горько каяться, умри я с отчаяния – и всё это разобьётся о притупленные нервы и привычку, как волна о камень. Но на деле ничего не изменится… Всё будто происходит не со мной, а с кем-то другим, создаётся впечатление, что я в фильме. «Но ты не актёр какого-нибудь поганого триллера, ты находишься в реальности, здесь и сейчас». Не могу пошевелиться. Ужас сковал конечности моего тела, не давая и шанса даже попытаться что-то изменить, а Джин всё продолжал избивать Чимина. — Н… Не над-до… — всхлипываю я, — прекра… Прекрати… Представляю, как жалко звучат мои слова, как жалко я выгляжу, но это правда всё, что я могу сделать. Но кто меня будет слушать?.. Джин, замахиваясь ногой, чтобы ещё раз пнуть Чимина, переводит свой взгляд на меня и замирает. Отходит в сторону, улыбается и поднимает нож с пола, направляясь ко мне. Что он собирается сделать? Что у этого больного урода в голове? — Как скажешь, принцесса, — пропел он, пока резал оставшуюся леску на моих ногах, — Поднимайся. С трудом встав на ноги, я испытал резкую боль, от которой чуть не повалился вниз. Я начал падать, но Ким-старший поймал меня, перебросил руку через свою шею, сделав так, что я опирался на него, и направился в сторону выхода из подвала. В дверном проёме я обернулся и встретился с пустым, ничего не выражающим взглядом Чимина, лежащего в луже собственной крови. Единственный факт, который выдавал, что он всё ещё жив, то, что он обессиленно подтянул ноги к себе. — Тао, поднимай его и тащи во двор, — кричит Джин, — а ты, маленький говнюк, не виси на мне, а перебирай своими ногами, понятно? Я лишь киваю и вслушиваюсь в стоны и протесты Чимина, которого насильно пытаются поднять с холодного пола…***
pov Namjoon
Время летело незаметно, значит, жилось хорошо и легко все шестнадцать лет, которые я провёл в уверенности, что убил всех из своей поганой семьи. Жилось действительно легко, зная, что ты в безопасности и никто не будет копать под тебя. Жилось хорошо все шестнадцать лет вплоть до сегодняшнего дня. Как настолько продуманный до каждой мелочи план мог так просто провалиться? Всё было сделано с такой чёткостью, что подобный исход был не просто не возможен, а даже не рассматривался, как реальный. Видимо, не настолько я умён, как думал всю жизнь. Нужно было проверить каждого раненного, чтобы каждый был мёртв. «Но ты проверил каждого, кроме одного… Ты просто сбежал… Струсил, не смог». «Ты трус, Намджун, ты просто глупый взрослый ребёнок, неспособный контролировать свои эмоции и чувства». «Поэтому ты ошибаешься, делаешь одну ошибку за другой…». «Ты глупец, Намджун». — Господин Ким, вы слушаете, что я вам говорю? — голос Хосока вырывает меня из раздумий. — Скоро начнётся осень и нам нужно увеличить спонсирование нового препарата среднего класса, который будет повышать иммунитет, потому что на предыдущий поступало много жалоб о побочных эффектах, таких как аллергическая сыпь, например. За лето наше фармацевтическое предприятие не успело улучшить качество, им не хватило финансов. Я уже всё расписал и составил, нужна только ваша подпись и подпись вашего брата Ким Тэхёна. Несколько десятков взглядов направлено в мою сторону, ожидая, что я скажу и какое приму решение. — Да, мистер Чон, слушаю, извините. Так говорите, не успели по времени и не хватило финансов… — в раздражении тру переносицу. — А не могли бы вы поднять бумаги из архивов, куда и на что они распределяли средства, выделенные мной на стабилизацию качества? По моим подсчётам, тех денег должно было хватить даже на добавление какого-нибудь вкуса-ароматизатора во все партии. — Хорошо, Господин. А что скажете насчёт нехватки времени? — А что я могу сказать? Из-за их оплошности, а если точнее, то кражу из бюджета компании, у нас всё идёт не по срокам, которые стояли в осеннем плане. Приведи ко мне сотрудников, ответственных в этом проекте за распределение финансов. Пусть пишут сначала объяснительную, а затем отчитываются передо мной лично. — Мистер Ким, — я поворачиваю голову в сторону финансового директора, — Что делать с дальнейшим финансированием проекта? — Как что? — брови сами собой поднимаются вверх. — Нам нужен препарат, у которого не будет никаких побочных эффектов, пускай это и средний класс, это не значит, что употребление данных таблеток должно вести к аллергии. Конечно же, я подпишу документ о продолжении финансирования, куда деваться. Хосок поднимается с места и идёт в мою сторону с листком бумаги и ручкой. Читаю содержание документа и ставлю подпись. — Осталось только поставить подпись генерального директора, — в замешательстве говорит Чон. — Ну и в чем проблема, — непонимающе смотрю на него, — Подойди к нему да и скажи расписаться. — Проблема в том, что его нет на рабочем месте сегодня… Вдох-выдох, Намджун, спокойнее… — В смысле его нет на рабочем месте? На сегодняшнем совещании он должен был отчитаться о разрешении проблемы с поставками антибиотиков в соседние страны. — Мы думали, вы знаете, что он отсутствует, — обеспокоенно говорит секретарь. — Нет, не знал, он не предупредил о своём отсутствии, — раздражённо отвечаю я, громко вздыхая, — Тогда позовите Пак Чимина, они вместе решали этот вопрос. — Мон, его тоже не было сегодня, — шепчет мне на ухо Хосок. — Да какого чёрта сразу двое не появляются в важный день на работе?! — я теряю самообладание. — Лисса, принеси мне мой телефон, — добавляю я, чуть успокоившись. Секретарша вскакивает и бежит в мой кабинет за мобильным. Через несколько мгновений она возвращается с тем, что я просил её принести. — Чёртов Чимин и Тэ… — включаю экран айфона, на котором отображается два сообщения от Пака, — …хён. Недолго думая, открываю СМС. Сердце падает куда-то в районе желудка, когда я читаю содержание сообщения. Старый адрес, где шестнадцать лет назад я убил всех своих братьев, кроме одного, самого младшего. «Кроме двоих», — ехидно подмечает внутренний голос. Читая второе СМС, я чувствую, как перед глазами всё плывёт.отправитель: Чимин:
Чонгук находится здесь, мы поедем за ним.
От лица мгновенно отливает вся кровь. На лбу выступил холодный пот. Блять. Блять. БЛЯТЬ. — Намджун, с вами всё нормально? — доносится откуда-то издалека. Чонгук находится здесь, мы поедем за ним. Тэхён поехал за этим мальчишкой прямо в ловушку Сокджина. И Чимин поехал вместе с ним. — Да, всё… всё в норме, — бормочу я, часто моргая. — Ты хотел позвонить Чимину, — забыв о всех формальностях на работе, шёпотом напоминает Хосок. Внезапно на весь кабинет раздаётся мелодия рингтона, которую я по просьбе самого Чимина поставил на его контакт.All I am, is a man, I want the world in my hands. I hate the beach, but I stand in California with my toes in a sand…
Трясущейся рукой поднимаю трубку. — Ким Намджун, компания PIICP. Слушаю. — Привет, братец, — слышится до боли знакомый голос на том конце провода, — Не ожидал, что говорить буду я, да? — Джин смеётся, а у меня от его неприятного смеха ползут крупные мурашки по коже. — Где они? — Неверный вопрос, Джун~и, — всё так же заливаясь хохотом, отвечает Сокджин, — Давай ещё разок попробуй. — Где они, повторюсь ещё раз, — нервно выдыхаю я, — И что ты с ними сделал? — И снова ты спросил не то, что нужно, глупый ребёнок! — меняется брат в голосе. — Нужно было спросить, как у меня дела, совсем забыл о манерах и вежливости, как-никак, с Хёном разговариваешь, которого не видел почти двадцать лет! Неужто не скучал, солнце? — Мне неинтересно это выслушивать, говори только по делу, ты меня понял? — Оу, ну ты и бука, — снова смеётся Джин, — Я ведь могу и обидеться, а у меня, поверь, на это есть все причины, честно говоря! А ты же прекрасно понимаешь, что расстраивать меня очень чревато, сладкий, — в голосе слышится яд, — это, в конце концов, не в твоих интересах. Я тут, знаешь ли, держу в правой руке револьвер, а напротив меня находятся Тэ-Тэ, Чимин и Гукки, причём, представляешь, находимся мы в том же самом месте, где ты пытался меня убить. Будет очень символично, если я здесь застрелю Тэхёна, неправда ли? Оставлю его истекать кровью, как и ты меня когда-то шестнадцать лет назад. Вот же будет картина маслом, если он в конечном счёте выживет, как я! Проверим? — раздаётся звук, который невозможно перепутать ни с чем. Джин перезарядил пушку. — Не… не делай этого… — у меня снова не получается держать себя в руках. Хосок обеспокоенно смотрит на меня, пытаясь расслышать хоть что-нибудь помимо моих реплик в разговоре. — Тогда приезжай и подпиши то, о чём я просил тебя ещё два дня назад. С этими словами он бросает трубку. Я чувствую, как капли пота струятся под рубашкой, чувствую, как поднялась температура моего тела. Чёрт. Чёрт. Чёрт. — Простите, но… мне нужно срочно идти, — в спешке поднимаюсь я, направляясь к выходу на заплетающихся ногах, едва ли не заваливаясь в сторону от ужаса, — Чон Хосок, — поворачиваюсь, встречаясь со взглядом миндальных глаз, выражающих полное замешательство, — Ты идёшь со мной. — Но… мистер Ким! — протестуют сотрудники. — Совещание окончено, продолжим его завтра. Все свободны, работайте в обычном режиме… — дрожащим голосом промямлил я. Даже язык меня не слушается. Зайдя в лифт с Хоупом, как только двери закрылись, я прислонился к стене и медленно съехал вниз. — Твою мать… — шепчу одними губами я. Как я мог так оплошать? Как я мог допустить случиться такому? Пиздец. Пиздец. Пиздец. Чон опускается рядом со мной. — Так, блять, какого хуя происходит, объясни мне, — негромко начинает он, — На тебе лица нет, я никогда тебя таким не видел! Поднимаю на него глаза: — Джин… — И-и-и?.. — копируя меня, ждёт продолжения Хосок. — Что он сделал? — Тэхён и Чимин… они… Чонгук… — я делаю глубокий вдох, пытаясь сосредоточиться, — Ви и Чимин вычислили Сокджина, и где он прячет Чонгука, прислужника или любовника Тэ, я точно не могу сказать, кем этот мелкий ему приходится. Они поехали за ним и попали… в ловушку моего брата… — на последнем слове голос ломается, отчего я начинаю выглядеть жалким и беспомощным. Лифт остановился на нулевом этаже. Двери медленно раздвинулись в сторону, открывая взору огромную парковку с самыми разнообразными машинами. Хоуп с лёгкостью поднялся на ноги, протягивая мне руку. — Ты же даёшь себе отчёт в том, что… — задумчиво говорит он, на пару секунд замолкая, прежде чем начать говорить снова, –…твой приёбнутый братец убьёт вас всех, даже если ты выполнишь каждое его требование? — продолжает он после затяжной паузы. — Да, даю. Поэтому и позвал тебя, чтобы умер только один человек по исходу этой ситуации. — Ты предлагаешь мне быть пушечным мясом? — Чон разводит руки в стороны, невесело улыбаясь своей шутке. — Допустим, это было смешно, — посмеиваясь, отвечаю я, — Но если серьёзно, то я беру тебя с собой, чтобы ты убил Сокджина и спас ребят. Он с ужасом смотрит на меня. — Ты, должно быть, ебанутый на всю голову, потому что… мы же идём туда вместе, почему тогда всё делаю я один? Мне-то несложно, но мне не нравится то, на что ты намекаешь… — Хосок… — начинаю было я, но меня перебивают: — Намджун. — Да дай ты мне сказать, обмудок… — Нет, это ты, блять, дай мне сказать! — Срывается Хоуп. — Мы должны придумать хороший план, в котором каждый из нас выживает в конечном итоге, а Джин будет наказан! — Да какой бы план мы не придумали, я в любом случае умру! Так хотя бы умру только я, а остальные останутся живы, только помоги мне, еб твою мать! — кричу я в ответ. От резкого дыхания его грудь часто вздымается, ладони плотно сжаты в кулаки, а в глазах легко прочитать страх. Никто из нас не решается заговорить снова. В конечном счёте Хоуп оказался намного смелее и разборчивее в словах, которые нужно говорить: — Мон, я знаю тебя всю свою сознательную жизнь, ты мой лучший друг, я не могу тебе дать умереть… — А Тэхён мой брат. Он – один из тех кусочков семьи, что остались у меня. Да, я сам сделал так, что из родных у меня теперь только он, но… Он не достоин смерти. Так же, как и Чимин. Я воспитал их, вытащил с самого дна жизни! И после этого вот так просто взять и… убить все мои труды? Я хочу, умерев, оставить хоть что-то после себя, будь то компания или эти ребята… Но если ты мне не поможешь, оставлять после себя в этом мире будет нечего. И некому. А этот подросток? Чёрт, да ему даже восемнадцати нет, Хоби! Он вообще никак не замешан во всём этом, но, тем не менее, страдает, как никто другой по неосторожности Тэхёна. Этот придурок пытался всё исправить, но он слишком молод, чтобы понять, что нельзя делать поспешных шагов: теперь Ви не сможет ничего исправить, потому что спасать надо и его. И кто должен исправлять ошибки Тэ? — Хосок непонимающе трясёт головой. — Я, Хоуп, я. Потому что я старший брат. Я воспитал этого говнюка, а значит, в ответе за каждую его ошибку ещё больше, чем сам Тэ-Тэ! В полнейшей тишине мы подходим к моей машине. — Чон, ты моя семья так же, как и Ви с Чимином. И сейчас ты единственный, кто остался. И я просто прошу помочь мне. В тягучем молчании мы садимся в машину: я на водительское место, а Хосок по правую руку от меня. Хоуп поворачивает голову в мою сторону, пристально глядя в глаза. Мы просто смотрим друг на друга с минуту, но первым тишину разрушает снова он: — Если сейчас я нужен тебе, я сделаю всё, что ты попросишь.***
will be continued...