Пятнадцать дней со дня смерти Туза.
Настало время отменить осточертевший всем карантин. Очередной ужин очередного страшного дня закончился всеобщим молчанием и злодейскими переглядываниями. Стоун едва посмотрел на тарелку и снова оглядел товарищей. То, что он принял за временные недовольства, становилось куда опаснее. Заключенные передавали друг другу какие-то свертки, и Стоун прекрасно понимал, что в них было. Они готовились к свержению власти. Никто не знал, какими силами обладал Туз. Никто не знал, что Туз не обладал никакими силами. Поэтому они готовили оружие. — Утречка. Могу я c тобой поговорить, валет? — резкий голос Сильвера проскрипел над ухом. В его просьбе звучали нетерпеливые нотки. Следующие слова он произнес громким шепотом: — Не в присутствии подстилки. Наедине. Микки не двинулся с места, но было заметно, с какой злостью он сжал пластиковую ложку. Он поднял вопросительный взгляд. Стоун не отреагировал на неожиданную агрессию Сильвера, впрочем, необъяснимое чувство едва не съело его совесть, когда взгляд Микки потух. Наверное, он ожидал защиты. Или ответного гневного выпада. Стоун намеренно его не сделал. Он не хотел ссориться с Сильвером после неприятного разговора с Толкером. Он не хотел подавать в отставку. Не сейчас, когда появился шанс поставить Найса на ноги. — Приму это за согласие, — Сильвер выжал Микки из-за стола немалым для коротышки весом, подложил руки под подбородок и уставился на Стоуна маленькими черными глазами. Он нервно улыбался. — Что-то недоброе назревает, валет. Что будешь делать? Наш мертвец ведь еще не проснулся. — Еще раз подойдешь ко мне на глазах у всех, я тебя раздавлю, — прошептал Стоун, похоронив в себе вспыхнувшую злобу. Он немного подумал, затем подвинулся вперед и проговорил на ухо Сильверу пару звучных фраз. Спровоцированные слова сами слетали с языка. Очень тихо. Скрывшись от посторонних ушей. — Еще раз неуважительно отзовешься о Найсе, вообще пожалеешь, что родился. — Да вы поглядите, Роберт Стоун отрастил стальные яйца, — прищурился Сильвер, и его глаза злорадно заблестели сквозь узкие щелочки. Он протянул вперед свернутую в трубочку записку и с омерзительно-лукавым видом повел бровями. Он сидел в предвкушении. Слишком довольный после воскрешения Найса. Наверняка поднялся в собственных глазах. Сильвер еще раз улыбнулся, от чего вокруг его губ появилось множество тонких нервных складочек. — Надеюсь, когда у тебя будет время, ты поговоришь с Тузом о моем деле. Могу я рассчитывать на скорую помощь? На очень скорую. Что-то произошло. — Я что, похож на жалобную книгу? — процедил Стоун, прибавив громкости возмущению, и махнул рукой в сторону, потребовав освободить место. Их подслушивали. — В следующий раз пользуйся ящиком для обращений и жди очереди. Тоже мне, герой. — Будто бы у героев есть время на очередь, — Сильвер с радостью удалился из-за стола. Микки отшатнулся от него, как от чумы, и снова сгорбился. Сел за стол. Он попытался скрыть зверскую обиду, но у него ничего не вышло. Стоун глубоко вдохнул и выдохнул. Он обещал Найсу, что убьет Микки, если засомневается в его самоконтроле хоть на секунду. Все катилось к собачьим чертям. Он стиснул края тарелки и швырнул её в ближайшую стену. Заключенные вздрогнули и снова переглянулись. У кого-то на губах появилась сомнительного содержания улыбка. Кто-то кивнул, а кто-то, наоборот, покачал головой. Что-то явно было не так. — Давайте помолимся за пролитую кровь наших товарищей. Бог принесет возмездие на угнетенную смертью землю, — сквозь напряженную тишину быстро прошептал Микки. Он наклонился и коснулся головой поверхности стола. Выпрямился. Его взгляд был бездонным и страшным. Создавалось впечатление, что он поглотил космос, чтобы смотреть на мир из глубины своей веры. — Мир всем талантам. Это прозвучало донельзя двусмысленно, но действенно. — Мир нам, — заключенные повторили молитвенный жест. Напряжение отхлынуло благодаря нелепой вере. Каким-то образом толпа успокоилась и вернулась к тарелкам. Все, кроме тех, кто был связан с Тузом и Советом Примаверы. Все, кроме тех, кто считал Бога нелепой бутафорией. — Я бы с удовольствием освежевал человека, — неожиданно прошептал Микки. Потом виновато улыбнулся. — Ненавижу людей. Давай сожжем кожу Найса, пока Туз его не простил? Он не накажет Найса. Он никогда не решится наказать его ради нас. — Жертвоприношения запрещены законом Туза, — Стоун потер лоб и тут же прикрыл ладонью неконтролируемый зевок. Заметив, что Микки продолжает таранить его расстроенным взглядом, Стоун бессильно развел руками. — Никаких убийств. Ты понял меня? — Разве уничтожение человечества — это убийство? Это наше милосердие к отсталому виду, — Микки с присущей ему искренностью покачал головой. — Роберт, люди невыносимы, они сами загнали себя в угол. Таланты другие. Мы должны быть выше людей. Мы должны быть лучше. Наш Бог внутри нас, Роберт. Нам не нужна душа. Нам не нужна человечность. Миру нужна жертва людьми. Стоун нахмурился, забыв о вымученной улыбке. Оставалось понадеяться, что проповеди не звучали так же воинственно. Что-то давило на плечи и сжимало горло. Он оглянулся и хлопнул ладонями, приказав заключенным прекратить бесшумный балаган. Их внимание стало слишком пристальным. Стоун вдруг столкнулся глазами с Амбалом. Тот отвернулся, не выдержав брошенного в его сторону взгляда. Время, не знавшее шумного прихода Химеры, было утеряно. Найс бы не простил Амбалу подрыв авторитета. Микки вдруг замер, уставившись в одну точку, даже его параноидальные причитания в один миг стихли. — Куда ты опять смотришь? — Стоун спросил то, на что не хотел знать ответа. — Прости меня, но я не чувствую себя в безопасности, — Микки нервно улыбнулся, очнувшись от засасывающих размышлений. Его взгляд стал беспокойным. То бездонное нечто в его глазах теперь казалось адом с кипящими в нем подозрениями. — Толкер никогда не исповедовался, он не верит в Бога. Но последнее время он не отходит от меня ни на шаг. Роберт, Толкер следит за мной, — с ужасом прошептал Микки. — Толкер следит за тобой? — Стоун от удивления едва не подавился водой. Если это была шутка, то не слишком удачная. Мания преследования снова сводила Микки с ума. Он терял над собой контроль. Микки немного съежился. Стоун щелкнул пальцами перед его носом, вернув внимание на себя. — Толкеру плевать на тебя, успокойся. Если сорвешься, можешь ранить таланта, а мы этого не хотим? — Я никогда не причиню вред талантам, — Микки слабо кивнул. Он него следовало бы избавиться, но что-то не позволяло пойти на этот шаг. Стоун отмахнулся от гложущих мыслей. С карантином пора было заканчивать, пока он окончательно не вселил беса в сердца заключенных. Примавера ждала этого. Толкер спокойно ужинал за соседним столиком. Как и всегда, он не подавал вида, что имел какое-то отношение к администрации Туза. Брэин недоверчиво морщился и с паникой в глазах озирался по сторонам. Шаин с воодушевлением соскабливал с тарелки прилипшие кусочки у точки сбора грязной посуды. Они казались излишне спокойными на общем фоне тюрьмы. Стоун осторожно развернул записку нервного Сильвера: должно быть, случилось что-то срочное. «Они свергнут власть Туза, как только отменишь карантин». Стоун почувствовал, как жар отхлынул от головы и прокатился до пяток. Словно его облили ледяным кипятком. Так вот что значили эти косые взгляды: ублюдки ждали сигнала. Стоун с подозрением взглянул на Микки: гаденыш не мог не знать. А если не знал, то кто-то явно избегал исповедей, ведь Амбал не был похож на зачинщика бунта. Был кто-то еще, и эта мысль ударила молотом по голове. Кто-то намеренно провоцировал заключенных на предательство. Стоун поднял стакан холодной воды и сделал несколько освежающих глотков. Он должен был скрыть бурю, разразившуюся в его душе. Тот, кого Военный лагерь талантов хотел посадить на трон, все это время жил в Примавере. — Микки, я же могу доверять тебе? — Стоун осознал несвоевременность своего вопроса только после его озвучивания. Он почувствовал, как холодные пальцы обвили его запястье. Микки выразил полную поддержку любому приказу одним только взглядом. Стоун медленно кивнул, укрыв его руку своей длинной ладонью. Перед ним сидел ценнейший актив Примаверы. — Год назад, едва получив власть, наш Туз подписал смертный приговор всем, в ком сомневался. Каннибалы, экстремисты и прочие подонки пали от его руки. Среди них было и твое имя, но тебе дали шанс. Мне плевать на то, в какие религиозные игры ты играешь, я хочу знать имя того, кто подстрекает заключенных свергнуть Туза. В Примавере есть предатель. — Предатель хочет свергнуть Туза? Роберт, что ты такое говоришь? Таланты – наша семья, они просто напуганы после проверки людей, — c тихой осторожностью прошептал Микки. В его глазах заблестело нечто потрясающее. Нечто, претендующее на грандиозность. Нечто незнакомое обволакивало пугливый запах Микки. Он явно что-то скрывал. — Роберт, клянусь тебе жизнью, никто из них не предавал Туза. Они свергнут власть Туза, как только отменишь карантин. Стоун покачал головой. Никто не подозревал, каких усилий стоило ему самообладание. Он оглянулся вокруг себя, не найдя ни единого дружелюбного взгляда. Он старался выглядеть уверенным, чтобы выдохнуть проблемы сегодняшнего дня. В Примавере было не так много талантов, кто не верил в Бога. Было не так много людей, которые могли скрыть бунт от глаз Микки. Одним из них был Толкер, который никогда не исповедовался. Подозрения снова заклубились в груди. Стоун почувствовал пробежавший по спине холодок. Я хочу знать имя того, кто подстрекает заключенных свергнуть Туза. Он отдал приказ от своего имени. Свой личный приказ, словно Найс был мертв.Шестнадцать дней со дня смерти Туза.
Вынужденный карантин затянулся. С утра Толкер попытался уговорить Стоуна отменить строгий режим, подменив причину и следствие. По его мнению, это карантин вынуждал заключенных бунтовать и не давал им успокоиться. Но Совет Примаверы принял единогласное решение. Сильвер и Брэин поддержали Стоуна. Никто из них не собирался дарить предателям шанс собраться вместе и устроить бунт. Толкер остался в недовольном меньшинстве, но никаких незаконных действий он не предпринимал. Стоун убеждал себя лишь в одном: Туз бы никогда не обвинил таланта в преступлении без доказательств. И верный валет не cмел очернять его справедливость. Стоун проверил сигнализацию на камерах и вернулся в комнату Найса. Жизнь протянула ему белое перо, но мальчик не спешил открывать глаза. Стоун прошел мимо него, положил свежие отчеты на стол и закрутил крышку на бутылке выдохшегося самодельного вина. Сильвер снова пил в комнате Туза. Каждый переживал эту потерю втайне от других. Стоун сел на краешек кровати и вздохнул. Первая леди миротворцев подобрала его на улице: выходила, накормила, дала опору. И он не смог защитить её наследие. Состояние Найса было его личным промахом. Стоун прикусил от досады язык и протер безжизненное лицо Найса влажной хлопковой тряпкой. По крайней мере, мальчик дышал. Тяжело, но самостоятельно. Так, словно его легкие едва справлялись с работой. Стоун сжал в руках немного опухшую ладонь Найса. Сжал ощутимо, словно собирался сломать ему пальцы. Но никакой ответной реакции не последовало. Каждая разумная жизнь потерпела собственный крах в войне, восстала из пепла и несла символичность. Найс должен был проснуться. Стоун смотрел на его сомкнутые поломанные ресницы и понимал, что внутри этого мальчика таилось кладбище. С восьми лет он день за днем хоронил то, что делало его живым. Семью. Друзей. Спокойствие. Здравомыслие. Доверие. И сейчас Стоун жалел об одном больше всего на свете: что открыл дверь вагона Химере. Жертва всего одним талантом могла избавить их от ужасов последнего месяца. Стоун положил руку Найса на кровать и в полном молчании ушел из комнаты. Сыворотка успокоилась и перестала отторгать человеческую кровь, но Найс так и не пришел в себя. И Стоун не мог винить его за то, что он не хотел возвращаться в этот лживый мир.Восемнадцать дней со дня смерти Туза.
Стоун проснулся резко, словно кто-то вытолкнул его из сна ударом в живот. Микки спал, уткнувшись лицом в тонкий матрас, расстеленный на полу. Он выглядел обманчиво невинным, словно мог рыться в дерьме заключенных и не запачкать рук. Стоун хотел разбудить его и потребовать отчет о расследовании в отношении предателя. Это было важно. Необходимо. Срочно. Но только недальновидный идиот мог посреди ночи разбудить сумасшедшего. Поэтому Стоун лениво чиркнул зажигалкой и закашлялся, неудачно глотнув дыма. Сейчас он не мог положиться даже на собственные легкие. Стоун сдержал порыв прокашляться и выскочил из комнаты. Тяжелая металлическая дверь медленно притянулась к стене магнитами. Тишина. В коридоре пахло свежестью. После проверки рабочие прочистили вентиляционные коробы, и зимний воздух смог пробиться через толщи земли. Люди вспомнили, что даже таланты должны были дышать. Пока не назначили нового начальника тюрьмы, не стоило радоваться даже позитивным переменам. Стоун по привычке подошел к двери с выцарапанными символами инквизиторов. Сквозь щели билась темнота. Стоун нахмурился, потому что приказал держать свет всегда включенным. Чтобы указать Найсу направление к жизни. Он вошел и вздрогнул, когда дверь за его спиной захлопнулась. Что-то было не так. Он чиркнул зажигалкой и почувствовал, что маленькое пламя заморозило все внутри него. Найса не было на кровати. Лампа задребезжала и осветила комнату, когда кто-то нажал на потайной выключатель. Свет резко потух. Потом снова включился. Потом снова настала темнота. Подобные игры действовали на нервы, но Стоун не мог заставить себя обернуться на звук. Происходило что-то страшное. И с каждой секундой оно становилось реальнее и опаснее. Холодило кровь. Выдавливало рассудок. Таланты были самыми мстительными существами, порожденными жалкой неумолимой жизнью. Предатели добрались до Туза. Они убили Найса. — Девятке доверяется казна, восьмерке курс один — не ошибиться, семерка поднимается со дна, шестерке Туз советует молиться, — недовольный голос лениво окропил воздух. Тщательно выдраенные ото мха стены гулко отшлифовали глупую считалку. Чьи-то пальцы отбарабанили по столу какой-то ритм, и шум тут же стих. Сладковатый запах женского парфюма. Жасмин. Издевательские смешинки даже не думали умолкать. — Скажи мне, Стоун, что может быть важнее жизни? Мне интересно твое мнение. Или не интересно. Просто озвучь его, а потом разберемся. Бесконечная тревога. Удушливая радость. Беспомощная дрожь. Стоун не смог сглотнуть застрявший в горле ком. — Еще семь секунд я жду ответа, — голос продолжал с умилением играть на истончившемся самообладании Стоуна, — а потом вскрою тебе глотку. По старой дружбе я сделаю это быстро и практически безболезненно, но на похоронах будешь выглядеть так себе. — Не думал, что однажды ты спросишь о подобном, — Стоун медленно выдохнул и сглотнул, почувствовав, как бесстыдно подгибаются колени. Он не должен был чувствовать страх, но чувствовал. Чувствовал, но продолжал говорить. Говорил и жалел о сказанных словах. — Инстинкт выживания важнее самой жизни. — Так и знал, что ты не скажешь ничего умного, — кто-то поднялся со стула, скрипнув резиновой подошвой дешевеньких кроссовок, и подошел к Стоуну со спины. Этот кто-то был на голову ниже. Наверняка слабее. Может быть, нет. Он приложил к шее Стоуна нож, от чего кожу прожгло долгожданными мурашками, и кончиком лезвия спустился по позвонкам до майки. Угрожавший человек едва стоял на ногах и тяжело дышал. Он был обессилен. — У меня нет инстинкта выживания, ведь я доверил свою безопасность тебе, Роберт. Туз. — Я сделал все, что мог, чтобы защитить тебя, — Стоун не хотел оправдываться. Но присутствие этого человека заставляло чувствовать себя виноватым. От одного его дыхания или недовольного скрежета зубов можно было вскрыть себе вены. — Я действительно сделал все, что мог. — То есть ты ничего не мог, раз ничего не сделал? — не слишком деликатно переспросил Найс и тут же отмахнулся. — Мне уже надоело слушать это нытье. Что за мусор ты притащил в мою комнату? — он с уверенным недовольством кивнул на аккуратные стопки сложенных папок. — Отчеты о проделанной работе за время твоего отсутствия, — коротко кивнул Стоун, обернувшись на вопрос. Самый важный в мире человек выжил, и в этом не было ничего радужного. — Мы готовились к твоему возвращению. — Ты так сильно обгадил мне тапки, что боишься сознаться в глаза? Какая прелесть, — дружелюбно промурлыкал Найс, и доля напряжения отхлынула под силой его невидимой улыбки. — Роберт, ты действительно думал, что я буду читать эту блажь? — Найс мизинцем сдвинул верхнюю папку так, что она с глухим шлепком упала на пол. — Рассказывай. Стоун хотел прочистить горло, но лишь вдохнул побольше воздуха. Ему было о чем донести. Его позор можно было изложить в течение двух минут. — В Примавере глубокий кризис, оборот валюты существенно замедлился, сильно снизился уровень жизни. Мы прекратили продажу медикаментов и вещей, чтобы не истощать запасы. Заключенные хотят поднять бунт против действующей власти, но я пока не нашел предателя. Скорее всего, крыса жила с нами долгое время. Это кто-то из нас. По твоему приказу мы уничтожили лабораторию. Брэин прочитал все протоколы исследований, да и секрет он воспринял нормально. Правда, командира охраны тюрьмы сняли с поста, но мы как раз успели избавиться от техники и трупов лаборантов. К сожалению, мы потеряли все доходы с продаж сывороток, — Стоун немного сбавил обороты отчета, почувствовав, как мурашки с каким-то скрежетом поползли по его коже. Словно Найс пытался освежевать его взглядом. Это было нелепо. Нелепо стоять, низко опустив голову, и признаваться, что за две недели разрушил все то, что создавалось командой в течение двух лет. — Найс, я встречался с Тотал Ликвидэйшен. Во главе стоит незнакомая мне женщина, её личность не удалось установить. Она взяла с меня обещание, что я отдам Примаверу Военному лагерю талантов, — Стоун вдруг сорвался и чуть не вырвал себе язык. Ему было необязательно поднимать голову, потому что он слишком хорошо знал взгляд, которым на него сейчас смотрели. Там были разочарование и обреченность. То, от чего Стоун поклялся защищать этого мальчика. Но Найс должен был повзрослеть. И сделать это быстро, потому что их проблемы только начинались. — Тотал Ликвидэйшен считают, что кто-то еще узнал секрет происхождения талантов. Картер выкрал у них эти данные, а после его смерти они пропали. Найс, мы должны найти записи, пока они не запустили конец света. Резкий выдох остановил его доклад. — Я пытаюсь сделать злость максимально скромной, но прямо сейчас мне хочется выпустить тебе кишки. Кто пил мое вино? Вы хоть знаете, с каким трудом оно мне досталось? — с большим интересом спросил Найс но, встретившись глазами с хмурым взглядом Стоуна, сам с недовольством откинул голову назад. Его затылок звучно впечатался в стену, а волосы зашелестели по шершавой стене. — Короче говоря, ты воспользовался моей смертью и попробовал полную власть, а когда она наступила тебе на хвост, ты вернул меня с того света и бросил на растерзание нажитым тобою врагам. Даже мне бы не хватило гениальности на такую гадость. Отлично поработал. Стоун просверлил уставшее лицо мальчика негодованием. Под ногами разверзлась пропасть от холодного взгляда, брошенного в ответ. — Ты бы поступил так же, — Стоун позволил себе более дерзкое оправдание, но все-таки снова опустил голову. Самообладание по крупицам возвращалось. Он знал, за что с него спросят в первую очередь. — Тотал Ликвидэйшен грозились взорвать Примаверу, убить всех. Я не мог поставить под удар жизни заключенных, мне пришлось пообещать тюрьму талантам. Ты бы поступил так же. — Сходи на склад и принеси мне другую выпивку, никак не соображу на трезвую голову, о чем ты там треплешься, — в комнате раздался короткий смешок, хотя всего секунду назад этот человек не шипел от злости. — Ты сказал, меня хотят свергнуть? Думаешь, ради горстки предателей я бы отлизал Тотал Ликвидейшен? Ошибаешься. — В ошибках нет ничего плохого, — машинально ответил Стоун. — В ошибках нет ничего плохого, когда их не совершаешь, — тут же отмахнулся Найс, выставив руку вперед. Больше он не хотел слышать ни единого слова. Потому что он еще не закончил свою мысль, но еще не придумал, как её продолжить. Поэтому он мягко улыбнулся, что не предвещало ничего хорошего. Весь его вид подобрел до неузнаваемости. — Ты уже разобрался с Амбалом? Я слышал, это он разболтал всем о моей лаборатории? Он мог услышать это только от Сильвера или Толкера. — Амбал мой друг, — тихо ответил Стоун, опустив глаза. Даже в бесконечной преданности могла возникнуть трещина. — Он обижен, это понятно, но ему бы не хватило ума на бунт. Нужно сосредоточиться на реальном предателе. — Так как ты наказал Амбала? — невозмутимо переспросил Найс, как обычно решив сконцентрироваться на личном веселье. Он сложил ладони вместе и с предвкушением забарабанил подушечками пальцев. — Какое решение ты принял? Белое или черное перо? Как ты его убил? — Я не инквизитор и уж тем более не Туз, не мне принимать такие решения, — Стоун покачал головой. — Но Амбал достоин жизни гораздо больше, чем предатель Химера. Ты не можешь убить таланта за сплетни, тем более за правдивые сплетни. Я хочу напомнить тебе, что утечка информации произошла из-за тебя, Найс. — Ты хочешь мне что-то напомнить? — Найс не поверил тому, что услышал, но не остановился на этом. Он покачал пальцем из стороны в стороны и улыбнулся как-то необычно. С ноткой горечи на губах. — Амбал несколько лет укрывал шпиона Тотал Ликвидейшэн, назвав его братом. Ты должен был проверить его, но не сделал этого. Ты, грязная собачонка, решил мне что-то напомнить? — Это все Химера, он отравил не только тело, но и твою душу, — Стоун был готов отвесить оплеуху этому юнцу, решившему отчитать его за свои же ошибки. — Ты должен был раскрыть его личность. Протокол безопасности. Твой протокол, Найс. Твои чертовы законы работали, пока ты не начал их нарушать. — Химера? И что ты мог сделать? Обделаться на пару дней раньше? Уволь, от тебя и без того несло дерьмом, — усмехнулся Найс, и выпавшее в осадок напряжение мгновенно растворилось в этом смешке. Он ненадолго замолчал, но когда снова заговорил, его голос стал отдавать жесткостью. — Мы могли договориться с Химерой. До того момента, как ты ранил его, украл кровь и скрыл это от меня, мы могли разойтись мирно. До тех пор, пока ты не пырнул его отверткой, мы не были кровными врагами. Все это было недоразумением, пока ты не вмешался. Знаешь, почему я решил позволить Химере умереть? Знаешь, почему я вынес ему смертный приговор? Потому что иначе он бы убил тебя, Роберт. Я видел его насквозь. Май бы непременно отомстил тебе за свою раненную задницу, так что не смей мне говорить, что я что-то был тебе должен. — Я не доверял ему, — Стоун ответил спокойно. Правда давалась гораздо легче бесконечной лжи. — Я не доверял ему, Найс. Прости меня, но я ему не доверял. — Даже не хочу вникать в это, — с усталостью остановил его Найс и ухватился за край стола, когда у него закружилась голова. — Ты слишком много треплешься. — Я не жалею, что убил Химеру, — Стоун смотрел на Найса, как на ожившего мертвеца. — Ты ненавидишь меня? — Что красивого и прекрасного люди находят в ненависти? — отрезал Найс и открутил крышку бутылки вина. Он вытащил несколько таблеток и закинулся ими разом. Запил и сглотнул. Найс чувствовал, что срывается. Чувствовал, что ему нужна была помощь, и оказывал её сам себе. — В жизни столько прекрасных чувств, а ты говоришь мне о жалкой ненависти. Пока ты гонял свои предрассудки из угла в угол, я пытался предотвратить катастрофу. — Теперь ты видишь, в жизни не все красиво и однозначно, — Стоун сглотнул, почувствовав давно забытую тревогу. Найс срывался, словно часть своей души оставил в том аду. Словно часть его ребяческой доброты и света выварилась в кипящей крови его врагов. Этот мир снова убивал его. Но Стоун договорил, не сдвинувшись с места. Не показав жалости или сомнений. — Жизнь способна на жуткие вещи. Она не состоит из черных и белых перьев. — Да что ты вообще знаешь о жизни? — почти с искренним удивлением спросил Найс, с важным видом сел на табуретку и поднял ноги на стол. Даже сломленным он казался пугающе сильным. Вряд ли он до конца понимал, каким страшным человеком был. Но он улыбался этому миру. Улыбался каждой подаренной ему боли. — Все, что у тебя есть, ты получил из моих рук, Роберт Стоун Гуд. — Тогда мне жаль, что я не оправдал твоего доверия, — Стоун почувствовал, как последние капли гордости расплавились под давлением ситуации. — С возвращением в Примаверу, Найс. — Бла-бла-бла, — с мечтательным удовольствием пропел Найс и потянулся в разные стороны, выгнув спину. Резко выдохнул, сбросив с себя груз подозрений. Он помотал головой, пальцами взъерошил грязные неухоженные волосы и вдруг замер. — А ты действительно пытался убить меня и захватить власть? — Неужели Толкер уже промыл тебе мозги, — едва слышно пробормотал Стоун, осознав, что этот ответ прозвучал лживо и лицемерно. — Вряд ли на это пошел Сильвер. Могу себе представить, кем Толкер меня выставил. А свое имя вписал в графу героев? Поверь мне, мертвым ты нравился ему больше. — Ты это серьезно? Когда ты стал такой дешевкой, Роберт? Герои здесь не выживают, так что притихни с громкими обвинениями, — прошипел Найс, вдруг оскалившись. Он не терпел, когда с ним говорили в подобном тоне. Он пресекал любую наглость, потому что именно она рождала неповиновение. Найс медленно обвел языком губы, прощупывая засохшие шелушинки кожи. — Как иронично. На глубине десятка метров под землей ты умудряешься зарыться еще глубже. Подумай хорошо, прежде чем еще раз открыть рот. — Может быть, это Толкер пытается поднять бунт против тебя? Он странно себя вел в последнее время, — Стоун неуверенно озвучил сидевшее внутри подозрение. — У Амбала бы просто не хватило влияния. Если это Толкер, то понятно, почему я не мог найти предателя. — Да ты Химеру под носом не разглядел! — Найс ударил ладонью по столу, но даже не поморщился. Он пытался сдержать в себе накопленную боль и отчаяние, но они лезли из трещин разбитой человеческой души. Яд предательства вонзался ему в сердце, и от этой болезни никто бы не нашел лекарства. — Какого черты ты несешь, Роберт? Я полностью доверяю Толкеру. Слова больно истязали нашкодившую преданность Стоуна. — Только он мог настроить всех против тебя, — еще раз повторил Стоун. — Все это время он пользовался твоим телефоном и счетом. У него были безграничные возможности. — Да кем ты себя считаешь?! — Найс снова хлопнул ладонью по столу, но на этот раз не сдержался и болезненно зажмурился. Наверное, выпущенный гнев разразился грохотом барабанов в его голове, но мальчик быстро взял себя в руки. Найс снисходительно покачал головой и заулыбался, сбросив с души разбитую броню. — Пошел бы ты к черту вместе со всей Примаверой. Где тело Мая? Его не было в морге. Стоун открыл рот, но тут же проглотил слова. Этого вопроса он боялся, потому что не имел на него должного ответа. — Стоун, — Найс вспорхнул с табуретки и с удовольствием пошевелил ногой. Похоже, он перестал хромать после травмы. Регенерация творила безумные чудеса, но не лечила душевные потрясения. Найс замер, ожидая новый укол в сердце. — Стоун, что ты натворил? — Май умер не в Примавере, — тихо признался Стоун в очевидном. — Я не знаю, где его тело. Но он умер, клянусь тебе. Не было никаких шансов. Найс пошатнулся. Казалось, он даже перестал дышать и не мог отвести бешеного взгляда от Стоуна. Боль. Самая болезненная боль, что существовала в этом мире, смотрела из его глаз. Он нахмурился и покачал головой. Хотел что-то уточнить, но вздрогнул, словно его напугало что-то неожиданно свирепое. Прижал ладонью губы и зажмурился. Сел на табуретку. Глубоко вдохнул и прерывисто выдохнул. Так, словно в нем взрывалась каждая клеточка. Его глаза наливались кровью. Лицо покраснело от нахлынувшего бешенства и тоски. — Май мог выжить, — это тихое утверждение казалось еще страшнее предыдущего вопроса. — Скажи мне честно, Роберт. Он мог выжить? — У него не было регенерации, — напомнил Стоун, чтобы скрасить последние секунды до искренней ярости этого мальчика. — Да или нет? — с нетерпением переспросил Найс, и в его широко распахнутых глазах затесалось давно утраченное нежное доверие. Такое спасительное и необходимое. Ранимое и чуткое. — Роберт, да или нет? — Рана была несовместима с жизнью, ты же знаешь, — выдохнул Стоун, снова опустив взгляд в пол, чтобы не видеть, как боль съедает крупицу неожиданной надежды в глазах Найса. — С ним был Ноах Шрага. Последний след привел меня к пустоши на границе Техаса. Я пытался их отследить, но не смог. У нас не осталось друзей на воле. — К какой именно границе они направились? — в дрожащем кулаке Найса со скрежетом крошилась пластиковая вилка. — Роберт, не лги мне сейчас. — Шрага направился к человеческой границе, — как можно бодрее ответил Стоун. — Скорее всего, чтобы вернуть тело Химеры на его родину. Твой отец для всех нас приготовил место на своем кладбище. — Шрага последний трус, он бы не сунулся на территорию людей из благородных побуждений к трупу, — из расслабившихся пальцев Найса выпали поломанные зубчики вилки. Он не слушал. Словно для него больше не существовало ничего. В голосе звучало ничем не прикрытое ликование. — Что наемнику Шраге могло быть важнее доклада Военному лагерю талантов? Ответ один: Химера. Он нашел способ спасти его. Роберт, ты должен был сделать все возможное, чтобы не упустить их, но снова повел себя как ревнивая потаскушка. — Найс, я не позволю себя оскорблять, — Стоун нахмурился, выразив свою сердитость. — Зачем Шраге спасать Химеру? — Найс снова постучал пальцами по столу, о чем-то задумавшись. — Что же я упустил? — Химера умер, а ты додумываешь то, что хочешь видеть, — спокойно напомнил Стоун. — Таланты решили захватить твой трон. Вернись к существующей проблеме. — Химера непременно выжил, — прошипел Найс, не вытерпев возражений. — Знаешь, что это значит? — Что у нас начались проблемы, — мрачно предположил Стоун, устав спорить. — Это значит, что проблемы начались у него, — прошептал Найс, в одно мгновение потеряв хорошее настроение. — Никто не убьет меня, не поплатившись за это. Я найду его, Роберт. Я его найду, и он пожалеет о том, что посмел воспользоваться моим доверием. Найс снова бредил. — Все, что пожелаешь, — согласился Стоун и как можно резче сменил тему разговора. — А предателя в Примавере мы можем вычислить гипнозом в два счета. Нужен твой приказ. Будем действовать осторожно, — подметил Стоун и обрадовался тому, что Найс ненадолго задумался. В его глазах снова появилась тень необходимой рассудительности. Тень Бубнового Туза, будущего правителя мира. — И что осторожного ты нашел в своем плане? Никакого чертового гипноза, это слишком опасно для человеческого мозга, — Найс пожал плечами, но тут же нахмурился, увидев что-то под кроватью. А мусор он не любил. Он потянулся и поднял с пола скомканный кусок бумаги. Это была та самая икона, которую Стоун содрал со стены. Найс покачал головой и требовательно обернулся к валету. Но он не ругался, лишь глубоко вздохнул и расправил смятую распечатку на столе. — Знаешь, мне плевать, что и кому ты там обещал. Плевать на предателей и Военный лагерь талантов. Не хочу больше ничего терять. Я не отдам Примаверу. Объяви всем, что Туз вернулся. Мальчик не хотел прощаться со сломанной игрушкой. — Найс, весь мир считает тебя мертвым, ты не можешь просто взять и воскреснуть, — немедленно возразил Стоун. — Пока мы не найдем предателя, ты должен залечь на дно и не высовываться. Давай объявим тебя мертвым официально? Посмотрим, что будет. — Роберт, я уже был мертвым, и мне не понравилось, — Найс с детской обидой всплеснул руками. — Я уже на дне. Я хочу выбраться отсюда. Выбраться немедленно, — с этими словами Найс все-таки взял в руки папку Толкера. В нем снова проснулся азарт. Он снова хотел одержать победу. Тот, кого все ждали, очнулся. Шестеренки снова задвигались. Новый план победы отражался в надменном взгляде. — Я не вернусь в могилу, даже не думай. И не стой у меня над душой. По крайней мере, у него снова имелась душа. Необузданная упрямая человеческая душа. Стоун смог только кивнуть в ответ, он взял со стола дубликат ключа и отпер дверь. Как только он вышел из комнаты, прислонился лбом к холодной стене. В тюрьме стало так душно, словно долгий разговор сжег весь кислород. Нужно было помешать воскрешению Найса. Нужно было уберечь Найса, даже если он сам того не хотел. Стоун на негнущихся ногах прошел вперед и постучал в комнату, в которую не любил заходить. В комнату, где его самообладание раз за разом совершало суицид. В комнату того, кого он подозревал в предательстве. Толкер слишком настойчиво пытался оставить Туза мертвым. Толкер имел связь с внешним миром и мог свободно общаться с Военным лагерем талантов. И Толкер ненавидел человечество. В деле Туза его прельщала только власть. Ублюдок играл в карты с Сильвером, сдвинув кровати к середине неуютной камеры. Оба даже не повернули головы, когда Стоун вошел. — К вашему сожалению, Найс не отправил меня отставку, и я по-прежнему вхожу в состав Совета Примаверы. Более того, теперь я уверен, что в тюрьме засел еще один предатель, и я его ищу, — жестко проговорил Стоун, надеясь на недоумение в глазах обоих заключённых. Но этого не произошло. На его слова никто не отреагировал. — Почему вы не сообщили мне, что Найс очнулся? Я приказал докладывать о малейших изменениях. — Последнее малейшее изменение было в том, что Найс напомнил нам, кому из вас мы должны подчиняться, — пожал плечами Сильвер, не отрываясь от игры в карты. На его скуле наливался синяк. До этого дня Найс никогда не наказывал хамоватого лаборанта. Сильвер необдуманно коснулся пальцем ушиба и вздрогнул. — Как видишь, Найс остался недовольным своим спасением кровью Химеры. Ведь он приказывал её уничтожить. — Найс всегда остается чем-то недовольным, но не всегда при этом выглядит живым, — Стоун оперся спиной об косяк двери и сложил руки под дверью. — Мы поступили так, как должны были. — Должны были? Мы поступили так, как приказал ты, — Сильвер сделал резкий выпад вперед и покрыл своей картой последний ход Толкера. — У нас больше нет шанса вывести остатки оборудования, потому что тебе захотелось поиграть с Найсом в дочки-матери. Ты пошел на встречу с Тотал Ликвидэйшен вместо Толкера и подарил Примаверу врагам. И во всем этом Найс обвинил нас, а не тебя. Потому что мы выполняли твои, а не его приказы. — Значит, вы оба хотели видеть Найса мертвым? — спокойно заметил Стоун, ощутив внезапное умиротворение. — Вот оно что. Вы оба беспокоитесь о своих шкурах больше, чем об общем деле. — Ты пытаешься угрожать, валет? — прошипел Сильвер и вскочил с кровати. С его низкого роста угрозы медленно ползли вверх. — Думаешь, Сильвера можно вот так просто напугать? — Оба, успокойтесь, — Толкер устал слушать бесполезный спор и вмешался. — Никто из нас не желал смерти Найсу. Стоун расстроен, но прав. Я тоже заметил: в Примавере что-то творится. Недовольства слишком быстро переросли в жажду крови Туза. Сами собой такие дела не делаются. Предатель есть, мы должны вычислить его и быстро устранить. Еще одной бури Найс не переживет. — Кому это я что-то должен? Стоуну? — с неожиданной язвительностью ответил Сильвер. — Откуда мы знаем, что это не Стоун провоцирует бунт? — Да это просто какое-то сумасшествие! — Стоун всплеснул руками, услышав обвинение в голосе коротышки. — Найс хочет объявить себя живым и вернуться к управлению Примаверы! Я не собираюсь ждать, пока его еще раз убьют. Хватит с меня вас, предателей. — Стоун, если ты говоришь о преданности, то изволь с ней считаться. Действующий Туз жив и здоров, ты не можешь принимать решения за его спиной, — вдруг медленно проговорил Толкер без всякой интонации. — Давай сделаем так. Сильвер поговорит с Найсом и убедит его подождать с воскрешением до полного выздоровления. Ты повнимательнее присмотришься к Микки, ведь наверняка какие-то слухи прошли через него. А я подниму отчеты нашей работы за три месяца и поищу нестыковки. Первым, кто предал, был Наби. Начну с его личного дела. С самого начала. У меня даже есть некоторые подозрения насчет подстрекателя, но я не позволю себе голословных обвинений. Бог даст нам силы защитить Найса. Стоун нахмурился. Только что Толкер отправил его по ложному следу. Он знал, что Микки не укажет на настоящего предателя. Потому что предатель никогда не исповедовался. Он не верит в Бога. — Толкер заговорил о Боге? — Стоун не сдержал подозрительного любопытства. — Почему ты никогда не исповедовался? — Чего ты пристал к нему, валет? — скривился Сильвер, и по стенам снова поползли мшистые покровы. Ответная ярость. Смешная ярость. Никчемная. — Собери Совет Примаверы и обвини нас в предательстве перед Найсом, — Сильвер вдруг прищурился и улыбнулся. — Или ты уже попробовал, но Найс не стал тебя слушать? Вот это да! Ты действительно это сделал, — улыбка стала еще шире. Толкер прокашлялся, прервав очередной балаган. — Стоун, я верю в Бога, и еще я верю в то, что Бог не имеет ничего общего с бредом Микки, — спокойно проговорил Толкер, словно понял, ради чего был задан этот вопрос. — Поверь мне, если бы предателем был один из Совета Примаверы, Найс бы никогда не ожил. Мы все ему верны. И должны уважать друг друга. — Поверить тебе? Этот никчемный Бог существует благодаря бреду Микки, не больше. Микки и есть твой Бог, так что не смей его унижать, никчемный паразит, — прошипел Стоун в лицо Толкера, но тот просто покачал головой, выразив желание закрыть тему. Это выходило за рамки приличий. Он превознес даму над девяткой, что являлось подлинным оскорблением. Стоун вытер ладонью нервный пот со лба. — Я буду контролировать каждый ваш шаг. Ни один предатель не приблизится к Найсу. Зарубите это себе на носу. Сильвер и Толкер ничего не ответили и на это. Правда кислотой въедалась в память. Предателем был один из них. Определенно им был Толкер.Девятнадцать дней со дня смерти Туза.
Сильвер выполнил свою часть уговора и убедил Найса подождать с воскрешением. Очередной тревожный обед во время карантина был нарушен тем, что кто-то из заключенных подавился и не смог откашляться, пока другой не ударил его по спине. Слишком сильно. Бедняга захрипел, но никому до него уже не было дела. Всех озарил мгновенный страх. Он разлился по желудкам заключенных, насыщая их пищей для размышления на недели вперед. В столовую вошел Найс, сияя отточенным до превосходства очарованием. Он пожал несколько протянутых дрожащих рук и подмигнул едва не поседевшим товарищам по могильнику. Стоун был вынужден нахмуриться, чтобы показать всем, как присутствие мальчишки-инквизитора испортило ему настроение. И получилось это легко, потому что он действительно был недоволен легкомысленным поведением Найса. Но вмешиваться Стоун не стал. Нужно было понять, какую именно игру задумал Найс. — Как же хорошо выйти из темного холодного карцера и провести этот прекрасный день с любимой семьей, — пропел Найс, втискиваясь в проходы между столами. Он прошел в центр большой просторной комнаты, пнул одного из заключенных в спину и отобрал у него шатающийся табурет. Взобрался на него и раскинул руки в стороны. Покрутился вокруг своей оси, чтобы каждый из ублюдков мог рассмотреть праздник на его лице. — Я снова свободен! — Найс сделал многозначительную паузу, глубоко вдохнул в легкие витающий по комнате страх и широко улыбнулся. — Туз приказал мне собрать новый состав инквизиторов. Все, кто любит выбивать зубы и отрезать конечности, будут получать за это деньги, — зловеще прошептал Найс и с триумфом оглядел каждого заключенного. Он создавал свою армию внутри враждебной Примаверы. Стакан с водой выпал из рук Стоуна. Найс готовился отразить вмешательство Военного лагеря талантов. Найс собирался бурей ворваться в войну и заявить о себе. Его путь перестал считаться с миротворцами. Сильвер не переубедил его, он лишь усугубил ситуацию, предложив повременить с воскрешением и подготовиться к вторжению. — Сядь на место и умолкни, пока Туз не пожалел о твоем освобождении, — шикнул Стоун, пронзив мальчика недовольным взглядом. — Найс, я не шучу. Слезь со стула и прижми задницу, пока я не встал. — А я думал, чье же мнение я забыл спросить, а теперь вспомнил: в очередной раз твое, — Найс с игривым возмущением ударил ладонями по бедрам и громко спрыгнул со стула, едва не налетев на одного из заключенных. Послушался приказа. Для вида. — Я даже соскучился по твоему угрюмому виду, валет, — он присел в поклоне и тихо рассмеялся. Повернулся ко всем спиной и пошел к столу раздачи. Но вместо привычной вкусной еды ему выползла неведомая по составу жидкая консистенция. Все его человеческие привилегии были сняты. — Вау! — Он подошел с тарелкой к угловому столику, где сидел Шаин, и вывалил ему на голову то, что было в ней. — Нет, серьезно, эта штука такая густая, — с ребяческим удивлением улыбнулся Найс. В его глазах сверкнул единственный приказ: проглотить унижение. Шаин сжал руку в кулак и едва не стер губы в кровь, стараясь сдержать в себе негодование, и у него это получилось. Ведь перед ним стоял сам Туз. Но самоконтроля хватило ненадолго, потому что Найс замахнулся и ударил его по лицу без всякого предупреждения. Стоун опешил, не ожидав такой выходки. Это не могло быть частью плана. Найс просто сорвался за старые оскорбления. За старые унижения. Найс пытался наказать Шаина за то, что он посмел угрожать самому сильному человеку в этом мире. Тому, кого ни при каких условиях нельзя было тревожить. В глазах Шаина засверкали ответные искры. Он ответил яростью в кулаках. Найс был слишком слаб, чтобы драться с ублюдком. Стоун понял правила этой игры: нападение шестерки на восьмерку на глазах у всей Примаверы каралось смертью без суда. Это был молчаливый приговор. Найс решил избавиться от лишнего свидетеля, и Стоун поспешил его поддержать. Это решение было сложно осудить. Необходимая жертва. Стоун остановил дыхание Шаина, глядя в его ошалевшие от гнева глаза. Найс тем временем утер пот со лба и плюхнулся на ближайшее свободное место. Шаин что-то шипел. Шипел с ненавистью. Наверное, пытался выговорить имя Туза, которое с усилием воли хранил в секрете несколько дней. Или клялся в бесконечной верности. Это было не так важно. Найс смотрел на него с улыбкой, но в его глазах читалось нечто подчиняющее. Нечто страшное. Нечто несокрушимое и ожесточенное. Претензия на неоспоримую власть и желание от нее сбежать. Способность перехитрить саму жизнь. Стремление переписать историю мира. Мольба о спасении и жажда к уничтожению. Найс коротко мотнул головой, откинув спавшие на лицо грязные копны волос, и локтем уперся в стол. Отмена приказа. Стоун с непониманием принял сигнал и отпустил Шаина. Тот распластался на полу, багровея от ужаса и страха. Ответного враждебного выпада от него не последовало. Урок послушания был усвоен. Все заключенные с вопросом обернулись к Стоуну, ведь казнь никогда еще не прерывалась. А вина Шаина была очевидна. Стоун и сам не знал, как должен был на это реагировать. — Найс, ты намеренно спровоцировал Шаина. Я никому не позволю водить себя за нос и нарушать порядок. Никто не умрет только потому, что тебе вдруг стало скучно, — с деланным равнодушием проговорил Стоун, ощутив прилив забытого одобрения в глазах толпы. — Если тебе не терпится поквитаться, просто поставь Шаина раком. Ведь ты у нас любитель трахаться с различным дерьмом, — Стоун попытался вложить в последние слова немного издевки. Бровь на лице Найса изогнулась, выразив его удивление. В глазах остальных заключённых действительно затеплилось уважение. Великий грозный валет, выражение воли Туза, поставил на место неконтролируемого садиста-палача. Стоило справедливой власти унизить и растоптать зло в лице Найса, часть Примаверы вспомнила о необходимости несокрушимых законов. Оставалось понадеяться, что и настоящий предатель услышал их угрозу. Чтобы больше не смел подстрекать сплоченную семью на бунт. Найс одержал первую победу в урегулировании конфликта. Он снова все рассчитал. Стоун сел на место и только сейчас заметил пробирающегося к нему Брэина. Веселье было краткосрочным. В его руках был синий конверт из ящика. Приказ от Туза. Теперь, когда Брэин перестал быть инквизитором и считался одним из администрации власти, он имел доступ к внутренней почте. Найс сделал так, чтобы приказ попал в руки Стоуна при всех, потому что так он лишался возможности его оспорить. Стоун сквозь зубы поблагодарил Брэина. В конверте Найс написал что-то плохое. Стоун почувствовал, как побледнел, едва прочитав первые строчки. Он встал, держась за столешницу. Он должен был. Ради Найса. Ради Примаверы. Ради целого мира. Сейчас было не то время, чтобы распускать сопли. Он сделал свой выбор, поклявшись первой леди миротворцев, что всегда будет на стороне этого мальчика. Что бы ни случилось. Он должен был прочитать приказ вслух, потому что не мог и не хотел видеть его дважды. Здесь, в его руках, замерло спасение одного несчастного человека. Здесь, в его руках, замерла смерть одного недальновидного таланта. Я не позволю Тузу тронуть тебя даже пальцем. Просто прекрати подрывать его авторитет. — Один из нас долгое время по приказу врагов распространял небылицы о том, что Туз нарушил клятву защищать нас и создал внутри тюрьмы лабораторию. Мы провели тщательное расследование, эту ложь одному из нас скормил вражеский агент, убитый во время бунта, — Стоун сделал паузу, столкнувшись глазами с опешившим взглядом Амбала. Он чувствовал, как последние ниточки многолетней дружбы затрещали под давлением Найса. — По результатам внутреннего расследования Амбал обвиняется в предательстве и подстрекательстве семьи к бунту. В Примавере есть только одна сторона, и она принадлежит Тузу. Авторитет Туза снова подскочил вверх. Он снова стал тайным рыцарем Примаверы. Спасителем. Защитником. И только несколько человек смотрели в пол, чтобы не выдать взглядом осуждение этого решения. Сильвер, Толкер и Брэин замерли в ожидании приговора. Стоун зажмурился, расправляя в пальцах последние строчки приказа. Потому что Найс был способен на любую жестокость и не знал жалости даже к друзьям. — Главный инквизитор может приступить к исполнению казни, — Стоун на одном дыхании дочитал письмо. И теперь самым сложным казалось отложить бумагу и поднять взгляд на самого дорогого ему таланта и самого дорогого ему человека. Стоун смог сделать свой выбор. — Я должен был первым разглядеть в тебе предателя, Амбал. Это были самые омерзительные слова, которые Стоун только мог произнести, но сейчас было важно придать уверенность Найсу и отмыть от грязи репутацию администрации. Даже самое маленькое пятнышко могло нанести вред. Что-то неподъемное осело в его груди и тянуло к земле. Вся эта ситуация казалась неправильной, Стоун никак не мог понять, что именно его гложило. Ведь с казнью Амбала в Примавере могла воцариться миролюбивая тишина. Стоун не мог понять подвоха, скрывшегося за остекленевшими глазами Найса. Амбал уже стоял на коленях. Он ничего не говорил, потому что его друг предал данное обещание. Любое оправдание могло лишь ужесточить приговор, ведь Найс был способен на большее, чем лишение жизни. Найс снова улыбнулся. Улыбнулся, бросив на пол одно-единственное черное перо. Излюбленный ритуал. Милостивая смерть. Запачканное лезвие ножа не сияло устрашающей властью, оно надавило на шею Амбала с одной стороны и рассекло его горло до другой. Найс успел провести пальцами по свежей ране до того, как покойник судорожно схватился за шею и захрипел. На подушечках остались капли крови. Найс окрасил губы живой краской и тут же облизнулся. Вздрогнул, почувствовав давно забытый вкус крови. Болезненные хрипы тревожили всеобщее молчание. Как назло, Амбал умирал очень долго. Эти минуты впитывались в кожу незабываемой болью. Найс наклонился и что-то с улыбкой прошептал на ухо Амбалу. Эти слова ушли в могилу вместе с покойником, потому что Найс воткнул пальцы в зияющую рану, обнял голову убитого другой рукой, чем-то хрустнул. Тело в этот момент упало на спину. Найс с благоговейной улыбкой наклонился и закрыл ладонью широко распахнутые глаза. Стоун стоял, не в силах пошевелиться. Он смотрел на труп лучшего друга, которому пообещал защиту, и не знал, что должен был сказать. Туз поступил жестоко, но справедливо. Ведь Амбал был виновен. Обед был окончен. Даже у закоренелых преступников и прочих отбросов талантливого сообщества пропал аппетит из-за кровожадной казни. Толпа заключенных медленно вытекала через открытые двери столовой, и Найс был первым, кто с напыщенным упоением на лице покинул комнату. Стоун медленно осел на месте. Он слышал, как внутренняя щеколда скрипнула, когда кто-то очень смелый запер дверь столовой. Стоун почувствовал, что ему было наплевать. Ему снова стало все равно. Он прикусил дрожащую ладонь, чтобы сдержать стон. Чтобы не зарыдать, как нашкодивший кадет в элитном корпусе Эдвиса Гуда. Чтобы не зарыдать, как маленький брошенный на человеческой территории ребенок-талант. Чтобы не зарыдать, как десять лет назад, когда первая леди миротворцев была убита. Чтобы не зарыдать, как маленький Найс, которого не взяли на похороны мамы. Чтобы не зарыдать и не увидеть в чужих глазах жалости к себе. Сквозь зубы он сипло выдохнул горечь. Что-то в нем умирало вслед за остывающим телом Амбала. За спиной послышались робкие шаги. Небольшое усилие искусственного ветра принесло умиротворяющий запах Микки. Он проплыл мимо, не сказав ни слова, и склонился над мертвым Амбалом. Он всегда совершал обряд похорон наедине с мертвецом, но в этот раз не попросил Стоуна покинуть комнату. Микки поправил голову Амбала, подвинул раскинутые по полу руки к туловищу, выпрямил полусогнутое колено. Все эти отточенные движения несли какой-то нарушенный порядок. Хоть кто-то в этом сумасшедшем аду не забывал, ради чего жил. Микки сложил руки под подбородком и начал тихую молитву. Стоун пытался вслушаться и узнать знакомые мотивы, но не мог разобрать слов. Он наслаждался тихим голосом Микки и чувствовал нарастающий в душе покой. Вместе они натянули мусорные мешки на тело и подвязали труп веревкой в районе живота. Иногда было хорошо довериться тому, кто бы ни при каких условиях тебя не предал. Тому, кто был слишком слаб и ничтожен, чтобы идти против системы. Микки ничего не говорил. На его лице отпечаталось выражение глубокой пропасти: он не одобрял казни Амбала. Не одобрял, но не смел возразить. Потому что у вещи не могло быть своего мнения. Вряд ли Микки вообще мог предположить, что тот, кто всегда молился Богу о прощении, будет обвинен в предательстве. Стоун вздохнул. Ничего бы не случилось, если бы Найс проявлял сострадание не только к своим врагам, но и к друзьям. — Микки, я все еще жду результаты твоего расследования, — вдруг произнес Стоун, нарушив молитвенную тишину грозным голосом. Теперь он был просто обязан отправить в ад настоящих предателей. И сделать это он решил за спиной Туза, потому что жизнь Найса подорожала еще на одного погибшего за него таланта. Поэтому Стоун просто отвернулся от Микки, чтобы он не заподозрил обмана в его глазах. — Я хочу, чтобы ты продолжил следить за заключенными. Предатель все еще среди нас. — Роберт, но это значит, что сегодня Туз казнил невиновного, — в словах Микки зазвенело подлинное удивление, какое он никогда не смел высказывать. Это удивление могло пробудить совесть даже в покойнике. Он обнял себя за плечи, и волны страха и волнения заплескались в его глазах. — Туз не мог убить невиновного таланта. Он никогда так не поступал. Роберт, что ты такое говоришь? — Микки тут же переключился на Стоуна и обнял ладонями его лицо. Жестко. Дрожащими влажными ладонями. Это прикосновение могло показаться дерзкой пощечиной, если бы Стоуну не было все равно. Микки вдруг резко отдернулся от него и осел на пол. — Роберт, неужели ты стал сомневаться в справедливости Туза? Стоун вздрогнул и смерил Микки гневным взглядом. Неосторожные слова иглой пробили его толстую кожу и просочились в кровь недоверием. Недоверием к Найсу. Должно быть, он тоже медленно сходил с ума. — Я буду уверен в решениях Туза, даже если он прикажет мне перекрыть всем доступ к кислороду. За Амбалом было много грехов. Но он не предавал, ему бы и в голову не пришло поднять разгневанных талантов против власти, — Стоун мотнул головой, вытащив влажную от пота сигарету из-за уха. Пришло время подымить. Пришло время, когда даже сигарета не могла успокоить его нервы. Стоун сделал глубокую затяжку. — Амбалом просто воспользовались, чтобы свергнуть Туза. И тот, кто сделал это, ответит лично передо мной. Смерть Амбала на его совести. — Роберт, до сегодняшнего дня казнь не распространялась на простые сплетни, а сплетни не были доказательством предательства. Вряд ли тот, кто воспользовался Амбалом, рассчитывал на его смерть, — в словах Микки зазвенел неприкрытый ужас. Несколько секунд тишины позволили ему получше вдуматься в свою попытку защитить зачинщиков бунта. Он немного кусал губы, может быть, в этот момент его разрывали пополам две верности: своему мужчине и себе. Микки слабо улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой. Он едва не бился в истерике, но держался только потому, что его раскисшее настроение могло еще больше вывести Стоуна из себя. — Я существую только потому, что вызвал у тебя жалость. Ты бы не стал обсуждать такие важные вещи со мной. Роберт, ты хочешь, чтобы я воспользовался гипнозом и нашел предателя? Это слишком опасно. Я могу навредить талантам. Это был очень боязливый отказ. Действующий Туз жив, и ты не имеешь права решать что-то за его спиной. — Не может быть, чтобы в Примавере никто ничего не знал. Не может быть, чтобы никто ничего не заметил, — вкрадчиво прошипел Стоун. Он разозлился. Разозлился на то, что с возвращением авторитета Найса его слово потеряло вес. Стоун поднялся с пола и вздохнул. Он хотел хлопнуть дверью и уйти, оставив свою вину наедине с Микки, но сейчас этот ненормальный паразит был ему нужен. Этот слабохарактерный мелкий нахлебник был его последней разменной монетой. Микки был тем, кем еще можно было пожертвовать ради Туза. Гипноз казался просто необходимым решением. Стоун приструнил в себе разбушевавшееся раздражение и сел на табурет. Сцепил пальцы рук и уперся локтями в стол. — Мне нужно за что-то зацепиться, я должен доказать вину Толкера. Припугни самых пугливых гневом Бога или другой бесполезной ерундой, если не можешь использовать гипноз. В глазах Микки прочиталось оскорбление. Даже забавные искорки бешенства. — Так ты думаешь, что этот Толкер предатель? — в голосе Микки не было ни капли только что кипевшей злобы, словно она увязла в его мечущихся мыслях и неожиданном желании выслужиться. Он вдруг задумался, оценив ситуацию как-то по-своему. — Почему ты вдруг заподозрил Толкера? Я не понимаю тебя, Роберт, при чем тут он? Он же просто обычный талант, разве не так? — Зачем тебе вообще что-то понимать? — Стоун ответил вопросом на вопрос. Главной бедой Примаверы были тайны. И Стоун не хотел допускать ошибок Найса. Тот, кто заслуживал крупицу доверия, мог получить на ладони весь мир. — Я думаю, ты не нашел предателя, потому что Толкер избегал твоих исповедей. Но он не просто обычный талант, он один из свиты Туза, — подытожил Стоун, решив раз и навсегда разобраться с Толкером и его необузданным желанием лезть в чужие дела. — Еще больше мне не нравится, что он стал цепляться к тебе. Теперь я понимаю, что он не просто так за тобой шпионил. — Он хотел знать, что нам известно о предателе, — Микки со страхом округлил глаза. — Даже у тебя выходит думать лучше, чем у Сильвера. Паразит все эти годы жил с предателем и ничего не подозревал, — хмыкнул Стоун. И вдруг занятная мысль проняла его голову. Его подозрения, его старые сомнения обрели форму. — Может быть, они оба нас предали. Мне нужны доказательства. — Роберт, я слышал, что Толкер промышлял спекуляцией. У него можно было купить любую вещь за полцены, и это в условиях кризиса, — Микки наклонился к самому уху Стоуна. — Одежду, еду, медикаменты, даже наркотики. Может быть, это подойдет за зацепки? Роберт, я плохо разбираюсь в таких вещах. — Да как это доказывает его предательство? Зря только похвалил тебя, — это единственное, что Стоун смог произнести от удивления. Такой наглости он никак не мог ожидать. Такая наглость просто не могла существовать. Он вдруг замолк, потому что понял, к чему клонили подозрения Микки. Стоун почесал подбородок. — Торговля не доказывает предательство, но во время карантина тюрьма не контактировала с внешним миром. У Толкера просто не могло быть товара. Все это время он воровал у Туза. Неприкосновенный запас на случай непредвиденной катастрофы. Толкер разворовывал склад. — Роберт, что теперь ты будешь делать? Толкера казнят из-за меня? — мгновенно поник Микки, осознав, что сболтнул что-то лишнее. — Пожалуйста, не допусти этого, Роберт. Я не вынесу смерти еще одного таланта. Мы можем придумать что-то получше. Но Стоун уже не слушал. Его взгляд снова упал на мертвого Амбала. Если справедливость Туза приняла новый облик, то она должна была обрушиться на головы всех преступников. Стоун ликовал. Этот вечер должен был закончиться чем-то более стоящим, чем казнь лучшего друга. Толкер должен был умереть. Никакой пощады предателю не светило. — Роберт, разве Туз выдержит еще одно предательство? Толкер подорвет его веру, и Туз снова исчезнет, нельзя этого допустить, — Микки коснулся плотно сжатого кулака Стоуна и обвил его пальцами. С умилением заглянул в его глаза. Его предплечья покрылись странными мурашками, когда Стоун расслабил ладонь и сжал в ответ его руку. — Давай не скажем Тузу. Роберт, ради тебя я использую гипноз. Как бы это ни было опасно, ради тебя я попробую исправить сознание Толкера. Чтобы он снова был вам верен, — тихо прошептал Микки, и на его лице отразилась отчаянная скорбь. Он собрался уйти из столовой, когда время, отведенное на обед, закончилось. — Пожалуйста, не говори Тузу о предательстве Толкера. Не убивайте его. В Примавере все еще действовал карантин. — Ты готов рискнуть собой ради одного предателя? — Стоун не собирался его отпускать. Он притянул его обратно и усадил на стол перед собой. Микки сильно нервничал. Наверное, боялся, что не сможет спасти жизнь таланту. Боялся, что Туз убьет Толкера. Стоун вдруг снова почувствовал упоительное тепло. — Если ты случайно ранишь Толкера, ты никогда себе этого не простишь. Ты сорвешься, и тогда Туз не пощадит ни его, ни тебя. Микки, ты готов потерять себя ради Туза. Я восхищен. — Моя преданность принадлежит тебе, Роберт. Я готов потерять себя только ради нас, — Микки с облегчением улыбнулся. Так открыто. Так чувственно. Так светло и невообразимо для запуганного параноика. — Ради нас я готов поставить на колени целый мир. Наверное, он даже не понимал, как громко звучала его клятва. Такой преданности можно было только позавидовать. Стоун дернул его на себя и сжал его щеки пальцами. На него в упор смотрели круглые грустные глаза. В них не было сожаления за неосторожно брошенные слова. Не было страха. Не было сомнения. Потому что Микки верил в то, что говорил. И Стоун вдруг понял, что солгал себе. Все это время он знал, что именно его коробило в приказе Найса о казни Амбала. Стоун знал, что скрывалось за остекленевшим взглядом Туза. Утечка информации о лабораториях была его ошибкой. То, что Ханни был впущен в узкий круг и оказался предателем, раскрывшим его личность, тоже была вина Найса. Поэтому казни Амбала просто не могло быть. Это было подлое убийство. Кому-то пришлось умереть, чтобы авторитет Туза взлетел до небес. Найс взял этот грех на едва выжившую душу. И сейчас Стоун вдруг вспомнил, что ему плевать. Здесь, в этой комнате, утопая в пролитой Найсом крови, он потянулся к губам того, кто был достоин его уважения. Пальцы Микки вонзились в его плечи, обнимая в ответ. Он дрожал и дышал несмелыми рывками. Он был потрясен. Может быть, раздавлен внезапной страстью и желанием. Удерживая его за шею, Стоун поцеловал онемевшие губы. Всего на секунду отбросив мысль, что Найс был смыслом его жизни, он нашел себе новый дом. Новое пристанище. Новые желания. Стоун пожелал нового мира всем талантам. Мира, где не существовало человеческих ошибок.