Двадцать дней со дня смерти Туза.
Стоун проснулся от странного онемения в руке, словно ему отрезали все, что было дальше локтя. На предплечье лежала голова посапывающего Микки. Ощущение стыда безжалостно расправилось с закипающей злостью. То, что они сделали этой ночью, в Примавере не имело смысла. Нечаянная нежность проливалась кровью. Отчаянное доверие оборачивалось смертью. Сокровенные улыбки сменялись скорбью. То, что произошло этой ночью, казалось нечестным по отношению к ним обоим. Стоун понял, что сна ему больше не видать. Микки бы никогда не перешагнул черту, если бы ему не позволили. Короткий чирк зажигалки — язычок пламени бесстыдно заплясал, сжигая воздух. Стоун выполз из теплоты прохудившегося одеяла и вздохнул. Расстроенные чувства пришли в норму, и сейчас он снова не видел для себя иного пути, чем преданность нынешнему Тузу. Предложение Микки уберечь Туза от правды о предателе шло вразрез с честностью. Поэтому Стоун все-таки решил рассказать о подлом предателе Найсу. В подсобке инквизиторов его не оказалось, но одна маленькая деталь притянула взгляд. В запертом ящике Туза снова лежали письма. Как в старые добрые времена. Стоун выдул бумагу талантом, поленившись идти за ключом, и перебрал подписанные конверты. Приказ об отмене карантина. Приказ об утверждении нового состава инквизиторов. Приказ о новых полномочиях инквизиторов. Приказ о выплате долга по заработным платам из личных счетов. Приказ на списание всех задолженностей по налогам. Рекомендации по урегулированию внутренних споров. Личный приказ валету. Найс переписывал давно установленный порядок: он действительно готовился дать отпор Военному лагерю талантов. Опасность была лишь в том, что никто из заключенных никогда бы не поддержал его намерений. Стоун нахмурился и в первую очередь открыл последний конверт. В нем было всего одно указание: отменить карантин. Стоун выполнил поручение, содрогаясь в ожидании очередного провала. Лишняя свобода заключенных могла спровоцировать бунт в любую секунду. Дрожь света красных лампочек утихла. Одна за другой двери открылись. Стоун с подозрением осмотрел притихшую от неожиданности толпу и снова попытался отыскать Найса, пока ситуация не стала сложной. Но его нигде не было. Мимо проплывал Брэин, его глаза буквально лопались от удивления. — Туз говорил с тобой? — с волнением пробормотал Стоун, забыв натянуть на себя маску спокойствия. Вслух он высказал неожиданную для себя ревность. — Давно ты его видел? Теперь ты его доверенное лицо? — Удивлюсь, если он доверяет хотя бы самому себе, — с паникой в голосе прошептал Брэин, впившись телом в стену. Он ничего не спросил насчет кучи конвертов в руках Стоуна, но было видно, что он понятия не имел об их существовании. Брэин заметил недовольство во взгляде Стоуна и поспешил его успокоить. — Найс велел мне держаться подальше от Совета Примаверы. Он запретил мне даже говорить с вами, вряд ли он вообще собирался открыться мне. Ты поторопился, Стоун. — Последнее время мы все вынуждены делать то, что не собирались. Я поговорю с ним, ты теперь один из нас, — поспешно уверил его Стоун, уязвленный дельным замечанием. — Так ты не видел Найса? — Нет, я всю ночь проспал в своей камере, — с явным облегчением вздохнул Брэин. Затем он снова немного замялся, словно собирался нажаловаться на злобного мальчишку. — Найс подключил мою дверь к сигнализации. Шаина я тоже не видел с вечера. Он должен был ночевать в моей комнате, ведь ему вернули ранг. — Надеюсь, Найс избавился от него, — кивнул Стоун, снизив голос. Он вдруг столкнулся глазами с Толкером. Пока никто, кроме Микки, не знал о предательстве ублюдка. Стоун снова засомневался в том, что должен был действовать через официальное обращение к Найсу. Может, стоило покончить с ублюдком прямо сейчас и не тревожить раненый рассудок Туза. — Брэин, если найдешь Найса, отправь его ко мне. У меня к нему срочное дело. Брэин с непониманием кивнул. Стоун вернулся в комнату Найса, стянул с себя майку и заложил дверь, чтобы защелка не заперла его внутри комнаты. Это незаконное вторжение могло стоить ему жизни. Без шуток. Едва взглянув на подозрительный беспорядок, Стоун осознал, зачем пришел. Что-то было не так. Он нырнул под стол и перевернул все вещи в ящике для одежды. Вместе с Найсом исчезла телефонная трубка. Стоун бросился к муляжу окна и наткнулся на слой свежего гипса. Панель управления тайной комнатой была замазана, разбитое окно — затянуто пленкой. Осталось проверить только дребезжащую холодильную камеру. Стоун отвинтил крышку флакончика с лекарствами и нашел на дне всего несколько таблеток. Причина жизни Шаина была ясна. Вместо того чтобы давить врагов и предателей, Найс давил себя. Стоун с облегчением выдохнул: на спинке кровати не было полотенца. Душевые кабины. Стоун рванул туда, стараясь не думать о холоде, занывшем в груди. Он не давал дышать. Не давал сглотнуть беспокойство. Причинял боль. Перед предателями Найс был беззащитен. Шум воды. Белые клубы пара. Стоун выбил плечом дверь, оказавшуюся открытой, и замер. Найс стоял, упершись спиной в полуразвалившуюся плитку на стене, и улыбался. Его взгляд был направлен на зажмурившееся от боли лицо Шаина. В комнате было еще несколько талантов с набитыми татуировками. Два пугающих пера, сложенных в букву «V» и единый символ инквизиторов «I». Ода садизму грозно разрасталась на предплечье Шаина. Найс собрал свою армию. Стоун сжал конверты в руках, посетовав на то, что не заподозрил ничего в приказе о составе инквизиторов. Найс не повернул головы, но на его губах дрогнула коварная улыбка. Стоун снова нахмурился, но ничего не сказал. Он разорвал конверт, почувствовав, что хитрость во взгляде Найса предвещала новую катастрофу. В приказе о новом составе инквизиторов Шаин был записан главным. Стоун сглотнул: это было нелепо. — Заканчивайте, — приказал Шаин, дернувшись от пронзительной боли. — Шаин, у нас гости, — проурчал Найс, играя снова заточенным лезвием ножа. — Прогнать его? — Только дернись в мою сторону, паразит, — мгновенно ощетинился Стоун, перекрыв кислород сразу всем заключенным и Найсу. В конце концов, Стоун тренировался в военном корпусе людей, оттачивая мастерство таланта. Он был одним из элитных юнитов. Не хуже Химеры. И он имел право немного проучить несмышленого Найса. Стоун снова нахмурил брови и с вызовом поднял голову. Он чувствовал, как на его лбу появились грозные морщины. — Шаин, распусти своих шавок. У меня к тебе разговор, раз уж ты у нас теперь главный. Будем общаться. — Свободны, — прохрипел Шаин, схватившись одной рукой за дверной косяк, а другой за горло. — Все вон! Стоун медленно наступал, смакуя каждое недоумение в глазах Шаина. Предательство нужно было пресекать на корню. — Тебе сильно повезло, паразит, — едва слышно прошептал Стоун, но этот шепот сумел отразиться в голых стенах. — Тебе повезло, что наш Туз оказался человечнее многих людей. Я бы на его месте тебе шею свернул, даже не задумавшись. А он тебе власть подарил. Стоун подбросил Шаина к потолку и тут же отпустил. Тот упал на спину, ударившись головой. — Сейчас я расскажу тебе одну вещь, главный инквизитор. Мое негласное правило, которому подчинялся даже поганец Найс, когда был на твоем месте, — Стоун уверенными подошел к Шаину, заставил его встать, смял ворот его рубашки и потянул вверх, приказав выпрямиться. — Доверие Туза я собирал по крупицам. Ступень за ступенью, пока не спустился за ним в самый ад. Я получил ранг валета, утопая в крови его врагов. Я служу Тузу. Я защищаю его. Инквизиторы могут сколько угодно хвалиться своей неприкосновенностью, но если я только заподозрю, что вы как-то расстроили его, я вас раздавлю. Ты меня понял, Шаин? Четверо вдохнули полной грудью и кивнули по очереди. Даже удивленный Найс охотно согласился с жестким предупреждением. Конфликт был налажен. Администрация Туза всегда враждовала с секцией палачей-инквизиторов. Это был баланс, на котором существовала Примавера. Примирения нельзя было допускать. — Выполняйте приказ, оставьте меня с нашим валетом, — Шаин повел плечом, разрабатывая ушибленную руку. Он даже помрачнел и посуровел. Как-то театрально и неправдоподобно. Уж больно он был похож на старого разъяренного пса. — Найс, останешься для переговоров. Этот важный тон едва не вывел Стоуна из себя. Найс даже отвернулся, скрыв смешливую улыбку. Давно он не получал прямых приказов от подчиненных. — Пошли вон! — вдруг гаркнул Шаин, и в его руках тут же воспламенились искры. Это было больше похоже на правду. Это было больше похоже на несдержанного садиста-инквизитора. — Вон! — Шаин вытолкал всех из душевых, закрыл за ними дверь и вытер испарину со лба. — Вот же подстава, и как вы в эти игры играете? — А мы не играем в игры. Мы ими живем, — вдруг очень добродушно усмехнулся Найс. — Теперь ты главный инквизитор — убийца, палач, экзекутор. Веди себя естественно. Сейчас ты был похож на мокрощелку королевских кровей. — Мокрощелка? — как бы невзначай удивился Стоун. — Он подражал моему поведению. — Именно поэтому я и назвал его мокрощелкой, — с нетерпением хмыкнул Найс, и в этот момент в его лукавом взгляде заплясали дьяволята. Этот юношеский задор быстро погас, стоило мальчику заметить в руках Стоуна заклеенные конверты. Он прикусил губу, видимо попытался смягчить смысл замаячивших на языке слов. Ведь он был Тузом. Лучшим из худших. — Роберт, неужели дырка Микки была так привлекательна, что сегодня ты забыл о своих обязанностях? — Микки сделал для тебя гораздо больше, чем любой другой талант. Ты заставил его покалечить Наби, и теперь он не может уйти от этой ответственности, — Стоун выдержал наезд на чувство собственного достоинства. Эти стервятники не имели права раз за разом кусать нежную психику Микки. Стоун нахмурился еще сильнее, выдержав гнев, отразившийся в прищуренных глазах Найса. Стоун не сдвинулся с места. Каким бы грандиозным человеком Найс ни был, ребенок в его душе все еще нуждался в воспитании. Стоун смотрел на него сверху вниз. Здесь не было ничего личного. Обычная физиология. — Тебе не нравится, когда тебя задевают без причины? Мне тоже. Поэтому я скажу тебе, что дырка Микки вряд ли была так хороша, как дырка Химеры. Все это произошло из-за того, что ты спутался с врагом. Найс схватил его за шею и заставил нагнуться. Он снова прикусил губы и покачал головой. Он выглядел спокойным, как гладь воды. — Не смей приравнивать самую страшную легенду мира к своему сопливому выродку, — он произнес это почти без эмоций, но очень важно и непреклонно. Его крепкая рука дрожала от напряжения. Каждая жилка, каждая вена проглядывалась через тонкую светлую кожу. Наверное, обвинение в голосе Стоуна вывело его из себя. Найс никогда не позволял разговаривать с собой в таком тоне. Он вдруг расслабился и похлопал Стоуна по плечу. Словно только что произошло чудовищное недопонимание. Найс прекрасно знал, когда должен был остановиться. Он не терпел разборок. Немного улыбнулся. Хитро так, неприятно. — Роберт, если тебе действительно интересно, дырка Мая была просто чудесной. Лучшей, что я пробовал. Стоун почувствовал острый прилив стыда за эту выходку. Он не должен был попрекать Найса его разбитыми чувствами, это был ничтожный поступок. Самый ничтожный из всех, но Найс нашел в себе силы простить его. Шаин с удивлением переводил взгляд с одного персонажа перепалки на другого. Найс выглядел вымотанным. Он снял кроссовки, аккуратно придвинул их к ножке одиночной скамейки. Он вдруг сморщился и наклонился. Поднял обувь и перевернул подошвой вверх. В резиновый протектор забились светлые длинные волосы. Именно в этом месте каннибал разделал труп Ханни. Найс покачал головой так, словно уже устал удивляться небрежному выполнению своих приказов. Он подошел к дырке для слива воды и стряхнул волосы с пальцев. Ему всегда приходилось прибирать за своей командой. — Шаин, забери у Стоуна конверты и зачитай их заключенным, — Найс вдруг действительно посерьезнел. Он с поразительным успехом переключал приоритеты двух ужившихся личностей. — Хоть ты делами займись. Шаин с непониманием кивнул и вышел из комнаты. Безразличие Найса шло прямо из глубины его души. Мальчик раздевался, расхаживая вкруговую по тесной раздевалке перед душевыми, и напевал какую-то богом забытую песенку. Вместо завтрака он решил помыться. Он изрядно похудел, питаясь растворами в камере, но по-прежнему избегал еды. Может быть, он просто не хотел делить её с теми, кто так легко отвернулся от своего Туза. Мальчик вдруг остановился, совсем голый и гордый собой, и развел руки в стороны. — Давай, Роберт, жалуйся, — Найс выдохнул эти слова куда-то в пустоту. Он вдруг выдавил из себя ободряющую улыбку. — Серьезно, ты тратишь мое законное время одиночества на жалостливые взгляды. — Найс, ты доверяешь мне? — Стоун поднял с пола промокшие вещи Найса, повесил их в сухую кабину и начал обдувать воздухом, пока тот мылся. В ответ прозвучало многозначительное молчание. Нет, это было не молчание. Это были сбивчивые напевы какой-то старой песни. Стоун вздохнул. — Найс, мне важно, чтобы ты мне доверял. Мне важно, чтобы ты доверял мне беспрекословно. — Роберт, ты снова похож на мокрощелку королевских кровей, — как-то беззлобно подтрунил Найс. Но на этом его хорошее настроение снова угасло, уступив разъедающей боли. Найс был подавлен. Туз или инквизитор — это было не важно. Мало кто мог это заметить, но последние события Примаверы выбили его из колеи. Он намыливал голову, сделав шаг вперед из-под струй воды. — Я сын первой леди миротворцев, её жестокость сгенерировала апокалипсис. Мой отец, герой войны для людей, запер четырнадцатилетнего ребенка в тюрьме для самых опасных талантов. Я раскрошил череп горничной и изнасиловал её труп. Я жил в психушке, я обучался у лучших сумасшедших. В Примавере меня воспитывал религиозный фанатик Монах и действующий командир апокалипсиса Картер, — Найс ненадолго задумался. Он загибал пальцы, перечисляя все дерьмо, что вылилось на него за всю его недолгую жизнь. — Я отдал любимую сестру замуж за командира апокалипсиса, а потом её убил Май, который мне очень-очень нравился. Я перерезал своему лучшему другу горло, глядя ему в глаза. А потом сделал это и с твоим товарищем. Сегодня я растоптал гордость, назначив главным инквизитором Шаина, и попросил его зачитать приказы от моего имени. И все это ради горстки талантов, которые хотели свергнуть меня. Какие у тебя еще претензии касательно моего доверия? Пальцы на руках Найса закончились. Претензий просто не могло быть. — Я нашел нашего предателя. Я нашел того, кто решил присвоить твой трон, — Стоун достаточно резко сменил тему и зажмурился в ожидании громких раскатов грома. Стоун не знал, как оправдаться, потому что раскрыл подлое предательство. Наверное, умереть было проще, чем предугадать реакцию брошенного удачей мальчика. — Найс, это сделал Толкер. Все это время он выжидал, чтобы нанести тебе удар в спину. С первых дней он служил Военному лагерю талантов. В ответ не последовало ни звука. — Найс, — Стоун открыл глаза и расправил плечи. — Найс, тебе придется пережить это. — Роберт, твой образ мокрощелки начинает меня пугать, — голос Найса словно отражался в многочисленных каплях, вылетающих из распылителя душа, и разбивался на множество разных тональностей. Пенящийся шампунь волнами стекал с жилистых плеч. Найс вдруг открыл глаза, даже не моргнув, словно пена не жалила их. — Роберт, почему выживание для талантов тождественно уничтожению людей? Это никак не было связано с предательством Толкера. Он просто удобно сменил тему. — Любая болезнь ведет к уничтожению, — предположил Стоун. — Таланты — это болезнь. Мы доказали это, придется привыкнуть. У тебя еще будет время, но ты должен прекратить принимать таблетки. Они гасят тебя, взгляни на свою комнату. Ты нужен нам. Ты нужен нам весь. — Если таланты — болезнь, то ты что такое? А чем был Химера, когда я обнимал его? Или Ханни на службе у апокалипсиса? Или Фрог, боготворящий людей? — с интересом переспросил Найс, вновь проигнорировав слова Стоуна. — Таланты способны принимать решения без контроля вируса. Желание убивать друг друга сидит глубоко в самих зараженных людях. Простая банальность: мы должны вернуть себе милосердие. — Конечно, но сначала мы должны казнить Толкера, — напомнил Стоун, даже не задумавшись над последними словами Найса. — Мы должны избавиться от предателя. — Если мы должны, то почему ты этого еще не сделал? Если у тебя есть причина убить Толкера, просто сделай это, — Найс как-то слишком обыденно пожал плечами. Он немного задумался, проведя пальцем по склеившимся мокрым волоскам на руке. — Сегодня я говорил с Сильвером. Он считает, что мне не хватит сил дать отпор Военному лагерю талантов. Найс во мне едва не перерезал ему горло. А Туз счел его мнение верным. Иногда мне хочется избавиться от самого себя. Как я собирался построить империю, если не смог удержать в руках одну тюрьму? Я не могу поладить даже с самим собой. — Найс, да что с тобой такое творится? — сдержанно протянул Стоун, вернувшись в раздевалку, чтобы высушить все еще влажную одежду. — Зачем ты начал пить таблетки? Ты же знаешь, они разрушают тебя. — Хотел взглянуть на мир трезвыми глазами, — голос Найса эхом отражался во влажном помещении душевых. — Зря, конечно. Быть сумасшедшим гораздо эффективнее. — Найс ты никогда не был сумасшедшим, — угрюмо проговорил Стоун. — Ты просто слишком рано повзрослел. Это моя вина, ты всегда был нормальным ребенком. — Подростком я выкопал могилу и изнасиловал труп женщины, — голос Найса задумчиво затих. Мальчик вышел из душевой и обмотался полотенцем. Махнул рукой, заставив Стоуна вытащить затушенную сигарету из-за уха, и сунул её между зубов, едва не порвав бумагу. Он совсем скис. Воспоминания были слишком ранящими для оголенной психики. — До сих пор помню её запах. Она была теплой, Роберт. Представляешь, она была теплой и дрожала как шоколадный пудинг. Если ты считаешь это нормальным, мне тебя жаль. — Того мальчика звали Эйсин Гуд, — возразил Стоун. Он сел рядом с Найсом на скамейку и осторожным движением зачесал его волосы назад. Пальцами. Они намокли и казались немного темнее, чем обычно. Даже под тяжестью воды они несмело завивались в нежные волны. По шее мальчика катились капельки воды. Они падали с кончиков волос и разбивались об кожу, на которой еще остались следы порезов. Ведь оставшейся в шприце регенерации не могло хватить на все тело. Стоун вздохнул, задумчиво остановив одну каплю воды. Его палец оставил белый отпечаток на распаренной коже. — Того мальчика звали Эйсин Гуд. Он не вышел из психиатрической клиники. Он всегда будет заперт там, если ты прекратишь принимать эти таблетки. Тебя зовут Найс. Быть Тузом — твоя работа, твоя вынужденная личность. Однажды все это закончится. — Если ты доказал, что Толкер меня предал, пойди и отрежь ему яйца, а не наглаживай мои, — недовольно пробурчал Найс, немного ободрившись. Он снова скинул с себя полотенце и вернулся в душевые кабинки. Он действительно сильно похудел. А многочисленные ссадины на белой коже уже покрылись жесткой корочкой. — Роберт, хватит разглядывать меня без одежды. Меня сейчас стошнит. — Мы так и не поговорили о том, что сделал Химера, — Стоун медленно обошел перегородку и остановился напротив него. — Я знаю, что тебе больно. Я хочу тебе помочь. Хочу тебя выслушать. Найс уже не мылся, он просто стоял и наслаждался тем, как горячие струи под сильным напором вонзались в его кожу. Он открыл глаза, и в них Стоун не разглядел ни одной эмоции. Его нельзя было оставлять одного в таком состоянии, но и находиться рядом было невозможно. Эту пустоту породил Химера, подсыпав Найсу яд. Стоун просто кивнул, не став ничего говорить, потому что почувствовал, как разрушенный мальчик нуждался в этом молчании. И в покое. И еще во множестве элементарных вещей, которые не мог себе позволить. Стоун отдал приказ о казни инквизиторам. Ближайшей ночью Толкер был убит Шаином. Найс не принимал в этом участия. Он даже не пришел на похороны бывшего товарища.Двадцать два дня со дня смерти Туза.
Утро началось с траура. Шаин что-то рассказывал новой команде инквизиторов, и те безмерно хохотали. Очередь в столовую скопилась задолго до завтрака, и Стоун просто кивнул, позволив всем войти. На Толкера всем было плевать. О нем быстро забыли, потому что он никогда ничем не выделялся. Он был тенью. Стоун сел за стол к Микки. Тепло, исходившее от него, было дороже любой регенерации. Оно исцеляло несуществующую душу. Но не в эти минуты. Микки сгорбился, обняв себя за плечи. Траур был только у него. Наверное, он чувствовал себя виновником смерти Толкера. Чувствовал себя стукачом. Он выглядел забитым и угрюмым. Вся робкая нежность была выедена ночными молитвами за казненного таланта. — Ты не ночевал в комнате, что ты так долго делал в морге? — Стоун нахмурился. Сегодня ему было не до завтрака. Едва он предотвратил одно предательство, как заметил новую бурю. Кожа Микки пылала от жара. Его взгляд казался чем-то устрашающим. В его дрожащих руках росла разрушающая энергия. Он мог воспламениться и сгореть дотла. Очередное несчастное создание войны. Стоун прокашлялся и взял его ладонь в свою руку. Он хотел, чтобы это прикосновение утолило разъяренное самобичевание. — Микки, ты не был виноват. Никто не в силах исправить чужие ошибки. Толкер был предателем. — Мы могли сохранить ему жизнь, — Микки словно выгрызал каждое слово из вековых стен Примаверы. Он даже не поднял головы. На его лице открыто читалась его драма. Его личная боль. Разодранная рана. Из глаз не выкатилось ни единой слезинки. Отчаянная злость на себя. Он говорил очень тихо, нараспев, почти мелодично. Отрешенно. — Роберт, один раз в жизни я попросил что-то, и ты дал согласие. Я считал тебя самым лучшим талантом этого мира. Самым добрым. Самым милосердным. Всегда считал тебя таким. Я всегда шел за тобой. — Кто ты такой, чтобы осуждать мое решение? М? — Стоун с усталостью повторил заученную фразу. В этот момент он не испытывал ничего, кроме жалости к самому себе. Потому что Микки окончательно терял рассудок и контроль над своими словами. Это означало одно: он становился опасным. Раненное животное забывало уроки дрессировки. Стоун вздохнул, сильнее сжав ладонь Микки, и поднес её к губам. Поцеловал пылающую кожу. — Успокойся. Ты же знаешь, я бы не позволил убить невиновного. И в этот раз я просто выполнил свою работу. — Роберт, в этот раз ты сделал меня убийцей, — со смелой грустью в глазах прошептал Микки. — На членов Совета Примаверы не действуют ментальные таланты, — Стоун вздохнул, похлопав по руке Микки. Глаза парня округлились. Он резко вскинул голову. С осуждением. Цепочка событий в его голове восстановилась, потому что подобного блокирующего лекарства не существовало. Могла быть использована только чужая кровь, слухи о лабораториях были правдой. Микки забрал руку и убрал её под стол. Он дрожал мелко-мелко. Так, словно ненавидел весь мир. Словно хотел, чтобы все страдали так, как страдал он. Стоун подвинул стакан ближе к Микки. Убавил громкость голоса еще сильнее. — На членов Совета Примаверы не действуют ментальные таланты. Твой гипноз не мог остановить Толкера, предатель должен был умереть. У меня не было выбора, я должен был его остановить ради Туза. Ради него я целый мир уничтожу. Микки ничего не ответил. Его рука безвольно упала с колен. Оставшийся вечер он терзал себя где-то очень глубоко в своих мыслях. Никто не посмел подойти к нему или задеть случайно рукавом. Новая буря надвигалась, сметая на своем пути остатки доверия. Наверное, никакой Бог не смог бы принести утешение тому, кто так сильно любил талантов. Стоун решил, что в ближайшее время найдет решение этой проблеме. Он был джокером. И на убийство своей дамы ему не требовалось ничье разрешение. Особенно сейчас, когда едкий параноик-убийца вышел из-под собственного контроля.Двадцать три дня со дня смерти Туза.
В комнате Наби Стоуна ждал очередной сюрприз. Как только дверь за его спиной бесшумно прикрылась, табурет выскользнул из-под ног Наби. Он решил покончить с собой. Он решил отправиться к Богу. Самоубийство самого мерзкого таланта казалось завораживающим, но Стоун не мог позволить этому случиться без приказа Найса. Он бросился к Наби, поднял его за ноги и с трудом освободил затянувшуюся петлю. Его пальцы утопали в размякшей коже предателя. Безразличие, которое Стоун испытывал, глядя на побагровевшее лицо таланта, немного пугало. Словно недавняя смерть Найса уничтожила в нем ощущение ценности жизни. Наби попытался покончить с собой, наплевав на инстинкт выживания. Каким-то образом вирус позволил ему совершить суицид. Что-то было не так. В комнате Наби стоял запах гнили, перемешанный с едкими моющими веществами. Доброта Микки все еще пыталась спасти этого грязного предателя от смерти. Наверное, у него даже получалось, раз ублюдок еще дышал. Стоун сморщился от вида темных пятен пролежней на исхудавшем теле. Вокруг его полуоткрытого рта скопился гной и корочка подсохшей крови. Наби всем видом молил о смерти, но она не была так милостива. Стоун прокашлялся, позволив себя узнать. Он опустил простынь, больше не касаясь почерневшего тела. Впрочем, с отрезанным языком ублюдок не смог бы сделать очередное предсказание смерти. — Если бы ты только не предал нас, все могло быть бы по-другому, — Стоун сам не ожидал, что попробует заговорить с дышащим трупом. — Мы были командой. Отличной командой. Но ты выбрал истребление людей. Истребление целого вида. Прекрасного вида. Наби смотрел в потолок, немного приоткрыв губы, и молчал, как и подобало немому сумасшедшему куску дерьма. Стоун подошел к столу и взял в руки желтый карандаш. Перед глазами всплыла одна картина: Наби с желтым ромбом в руках. Химера не убил Туза. Значит, был кто-то еще, и колесо судьбы сделало один поворот. Каждая улочка жизни Найса вела его к неминуемой смерти. Подлинного убийцу знал только Наби. Стоун с раздражением бросил карандаш на пол. Имя станет известно всем. Близкий человек. Его руки не будут дрожать. — Если бы я хотел знать, кто убьет Найса, я бы нашел способ тебя допросить, — задумчиво проговорил Стоун. Он продолжал рассуждать, забыв о немногословной пустоте в слепых глазах Наби. — Но я не хочу. Потому что боюсь. Когда каждый из вас предал его, как мне перестать подозревать самого себя? Наби не издал ни единого звука, словно вслушивался в непонятные ему слова. — Ведь единственный по-настоящему близкий ему человек — это я, — едва слышно закончил Стоун. Ручка двери слабо дернулась. Кто-то пытался войти. Наби издал тихий сиплый стон, словно инстинкт выживания пробудил в его голове импульсы осознания ситуации. Надвигающуюся опасность. Угрозу смерти. Его слабые пальцы обхватили запястья Стоуна, попытались задержать его у кровати. Но тот лишь усмехнулся, почувствовав в себе ярость. Милосердия и справедливости предателям больше не существовало. Каждого из них ждала участь страшнее любой смерти. — Наби Абу Дахиль, немые не могут говорить, но могут кричать, — прошептал Стоун, склонившись еще ниже. — Мы еще вернемся к этому разговору. Стоун дернул заевшую дверь и с удивлением заметил, как от нее отпрянул Микки. Он сделал несколько шагов назад, пока не уперся спиной в стену. В его руках была тарелка с мелко наломанными овощами. Наверное, собрал объедки со всех столов столовой. Наби забился в конвульсиях, стараясь встать с кровати. Он что-то мычал. Он смог привстать на локтях и оттолкнуться, свалиться с кровати и на ощупь найти упавший на пол карандаш. Он выглядел напуганной жертвой, но не вызывал сочувствия. Даже малой капли. Он замахнулся карандашом и попытался ударить себя в вену на сгибе локтя. Еще и еще. Он рыдал и на карачках метался по комнате, бил себя в грудь. Он вдруг подпрыгнул на месте, встав на ноги, и расправил плечи. Издав болезненный вой, он кинулся в проход, где уже находился Микки. Стоун поднял руки, чтобы оттолкнуть Наби, но не успел. Карандаш замер ровно возле лица Микки. Микки держал предателя за руку. Он остановил бешеный припадок гипнозом. Стоун вздохнул и утер со лба выступившую испарину. Микки мягко обнял скулящего Наби за шею и притянул к себе. Его тонкая, почти прозрачная ладонь гладила подлого убийцу по голове и утоляла его боль. Наби совсем стихал и оседал на пол. Стоун не торопился уходить. То, что он увидел, поставило окончательную точку в его раздумьях. — Ты использовал гипноз, — Стоун постарался, чтобы это прозвучало обвинением, а не приговором. — Как ты посмел, Микки? — Однажды по приказу Туза я уже уничтожил в нем все, чему только мог навредить, — Микки замер на несколько секунд, не отпуская скулящего Наби из объятий. — Роберт, пожалуйста, оставь нас. Я должен его успокоить. Стоун ничего не ответил. Он не мог позволить очередной опасности выжить внутри Примаверы.Двадцать четыре дня со дня смерти Туза.
Тройной стук в дверь. Стоун проснулся в то же мгновение. Микки испуганно открыл глаза, но тут же расслабился и положил голову на расстеленный на полу матрац. Это было приглашение на Совет Примаверы, и когда Стоун вышел из комнаты, он заметил, что все двери были уже заперты. Он заблокировал и свою. Стоун вошел в подсобку инквизиторов и почувствовал какой-то знакомый прилив сил. Все было по-старому. Найс сидел на письменном столе, вытянув вперед ноги, и что-то напевал. Шаин с полным спокойствием развалился на стуле и читал распечатку старого номера газеты. На столе лежали заполненные синие конверты с очередными приказами Туза. Идиллия была нарушена всего одной фразой: — Сначала Химеру считали просто страшилкой на ночь, потом пытались доказать его существование, потом анонсировали его смерть, — зачем-то произнес Шаин. — А после этого побега его имя просто пропало из газет. У людей заканчивается фантазия, когда главный герой умирает. Так что дело тухлое. Не выгорит. Что-то дрогнуло на лице Найса. Кажется, это была застреленная неосторожными словами надежда. Найс обсуждал личные проблемы с Шаином. Стоун почувствовал сильный толчок в спину. Он обернулся и пропустил вперед себя хмурого Сильвера. Найс удивленно вскинул брови. Лицо Сильвера было покрыто синяками. С кем-то подрался. Кулаки Шаина были в ссадинах. С этой секунды Стоун понял, что разговор намечался длинным. Сильвер протиснулся в проход и сел напротив Найса, опустив взгляд. Два члена Совета Примаверы посмели поднять друг на друга руку. Это выходило за все границы. Найс прищурился, разглядывая то одного ублюдка, то второго, и немного покачивал головой. Он молчал. — Вот паразиты, — просто прошипел Стоун и устроился у самой лампы, чтобы видеть лица троих заключенных. Чтобы видеть в их глазах блики дребезжащего света. Чтобы заглядывать в их мысли. Он выпрямил спину и нахмурился. В комнате тяжелой тучей повис мрак. И исходил он от Найса. От серьезного Найса. Стоун прокашлялся и откинулся спиной на стену. Он даже попытался сгладить атмосферу. — Мы же собрались не из-за этой драки? Надеюсь, новости хорошие? На воле нас и так считают проигравшей стороной. — Мы и есть проигравшая сторона, — нервно прошамкал Сильвер. Одна половина его лица распухла, захватив спинку носа. — А мои разборки с Шаином не ваша забота. К делу отношения не имеет. Найс заставил его замолчать одним взглядом. Он лучше знал, что имело отношение к его делам, а что нет. В одно мгновение в комнате воцарилась тишина. Найс притянул колени к груди, обнял их и положил на них подбородок. Он не переставал источать тишину. Он снова их изучал. На этот раз очередь дошла до Стоуна, и в брошенном на него взгляде не было ни следа дружелюбия. Его нельзя было опротестовать. Глаза Найса сверкали гневом. Он был похож на ястреба, готового растерзать каждого, кто смел дышать в этой комнате. Каждого, кто смел смотреть ему в лицо и не стыдиться себя. Стоун махнул в воздухе рукой, попросив Найса озвучить причину его раздражения. На задумчивом молодом лице появились напряженные морщинки. Найс сплюнул надоевшую жвачку и прикусил губу. Он был уверен в себе. Он был уставшим ребенком, проигравшим войну, но держался так, словно снова надел корону победителя. Он молчал и перебирал распушившиеся на висках волосы. В конечном итоге Найс уперся лбом в ладонь и прекратил нервные телодвижения. Словно уснул. Стоун глубоко вздохнул и отвел взгляд на команду. Это молчание было необходимо каждому. Даже Сильвер, поглаживая ушиб на лице, продолжал смотреть в пол. Шаин нетерпеливо мял уголок газеты. Напускная безмятежность заставляла их сблизиться. Потому что они действительно проиграли и осознали это только сейчас. — Я вам соврал. Когда я очнулся, первым делом подал запрос на отставку, — вдруг произнес Найс, гордо вскинув голову. Свет окропил его вспотевшую шею. — Мою отставку одобрили, и после этого собрания я больше не буду вашим Тузом. Я отдаю Примаверу Военному лагерю талантов. Нас насильно втянули в войну, я в ней участвовать не намерен. Это мое окончательное решение. Дело закрыто. Все замерли, не поверив своим ушам. — Не нам судить твои решения, — через силу выдавил из себя Стоун, всем своим видом осуждая неожиданное признание. — Но мы действительно думали, что ты хочешь отвоевать Примаверу. Мы готовились к этому. — Мне плевать, к чему вы готовились. Перед своим уходом я назначаю Сильвера на ранг короля. Он единственный, кому я теперь могу доверить управление тюрьмой. И он единственный, кто не запятнан связью со старой командой. У него чистая репутация перед Примаверой, — с этими словами Найс вытянул из кармана самую важную карту. Она была совершенно новая. Из новой колоды. К ней что-то прилипло. Что-то мокрое и обугленное. Половинка карты разорванного Бубнового Туза. Найс сглотнул, отделив одно от другого, и протянул её вперед. Снова воспоминания резали его на куски, но он справился. — У меня есть единственная просьба к тебе, Сильвер. Что бы ни случилось, ты должен защитить знания Брэина любой ценой. Он единственное доказательство тому, что мы когда-то существовали. Не позволь талантам узнать секрет. Стоуна, конечно, я отстраняю от ведения дел Примаверы. Шаин, когда к власти придет новый Туз, ты возьмешь в инквизиторы ребят из его команды. Подружишься с ними. Ваша основная задача — лавировать в новой эпохе. Вы должны уберечь Брэина любой ценой. Выжить сами. Стать счастливыми. Больше никаких смертей. Стоун почувствовал, что все ниточки, связывавшие его сердце и голову, порвались. Он встал и пошел к выходу. Найс снова доверился не ему. Найс снова перешагнул через их дружбу. Через все, чего они добились вместе. Этот ребенок шаг за шагом ломал собственную жизнь. Стоун устал вытаскивать его из петли, которую мальчик регулярно затягивал на своей шее. Он едва коснулся плечом двери, как замер, пронзенный звенящим голосом. — Я не отпускал тебя, — приказным тоном проговорил Найс, но это уже не казалось важным. — Знакомый надменный взгляд, — с удовольствием прищурился Сильвер, намеренно помахав картой короля. — Найс что-то задумал, и нам это не понравится. — На этот раз действительно ничего. Впрочем, когда тебе вообще нравились мои планы? — беззлобно одернул его Найс и широко улыбнулся. Зацокал языком, с удовольствием рассматривая настороженное лицо Шаина. Он смял в кулаке половинку тузовой карты и спрыгнул со стола. Подошел к нему вплотную. Так, что его дыхание, скорее всего, донеслось до кожи ублюдка. — Никто не должен знать о том, что мы спрятали в голове Брэина. Этот секрет вы все унесете в могилы. Понял меня, Шаин? Даже не думай предать мое доверие, — Найс сунул карту в карман джинсов и вытащил из него торчавшее черное перо. Провел его кончиком по спинке носа Шаина. Тот нехотя кивнул, заставив лучезарного мальчика снова засиять самодовольством. Шаин и Сильвер покинули подсобку инквизиторов с неимоверной гордостью. Они разблокировали все двери, потому что Совет Примаверы был официально распущен. Стоун остался, как ему и было приказано ранее. Он старался сдержаться, но грязные обвинения волнами подбирались к губам и разбивались о стиснутые зубы. Стоун смотрел на Найса как на несмышленого ребенка. Они оба молчали. Они вернулись к началу. К тому моменту, когда Найс принял решение обосноваться в Примавере, не став оспаривать решение отца. Они вернулись к тому моменту, когда Стоун добровольно сдался человеческой полиции, чтобы последовать за потерянным ребенком. Найс отвел взгляд. Снова закурил. Несвойственная детству печаль дурманила. Стоун отодвинул стол и просунул под столешницу руку, вытащив заначку давно убитого Прыща. Сделал глубокую затяжку. Они оба отражались в стене, закрытой металлическим листом. Так бетон меньше пачкался проливавшейся здесь кровью. Молодой паренек с вздернутым носом и поседевший высокий мужчина с отпечатком мрака на лице. Их могло напугать одно: отсутствие страха перед будущим. Они были слишком уверены в своей победе, стоя на краю обрыва. Оба были недостижимы друг для друга. Слишком разные. Найс вдруг с умилением улыбнулся, заметив, что за ним наблюдали через отражение. Он подошел к Стоуну и замер напротив него. Его пальцы расправили привычные хмурые складочки на его лбу. Стоун перестал дышать, почувствовав прикосновение холодных подушечек на коже. Ласковая ладонь обняла его лицо, но он не смел открыть глаза. Он должен был что-то сказать. То, что должен был объяснить уже давно. — Однажды Май спросил меня, где я был в то время, когда ты совершал ошибки, — прохрипел Стоун. — Знаешь, каким был мой ответ? — Ты всегда был рядом, — тихо промурлыкал голос довольного мальчика. Просто скажи ему, что хочешь это место. Быть рядом с ним в качестве правой руки, а не жалкой псины. — Я думал, что сейчас, когда рядом с тобой никого не осталось, ты дашь ранг короля мне, — Стоун старался говорить ровно, не выдавая нахлынувшей злости. Она кипела внутри него. Она плавила цепи многолетней дружбы. Она выплескивалась, желая обжечь их как можно больнее. Стоун сжал запястье Найса и оторвал руку от своего лица. — Я хотел быть твоим королем. — Ты всегда им был, — с незатейливой снисходительностью промурлыкал Найс. Он прекрасно понимал высказанное недовольство. Он прекрасно понимал, что оно не имело смысла. Теперь, когда все было уничтожено, значение имела только губительная преданность. Та, что заставляла с открытыми глазами спускаться в ад. Найс усмехнулся. Немного горько, но со свойственным ему коварством. — Я разрешаю тебе остаться в Примавере и присягнуть Военному лагерю талантов. Ты свободен, Роберт. Возвращайся домой. — Моим домом был ты. Вместе мы могли пережить любую бурю, — Стоун перегородил собой проход, не позволив мальчику уйти. — Дело в Химере, да? Ты не можешь простить себе доверия к нему. Или ты его любишь? Ответь, Найс, раз теперь ты стал никем. Я требую объяснений. Как валет требует у восьмерки. — Объяснений, — Найс нахмурился, и в его взгляде заметались искры. — Думаешь, у меня так много свободного времени, чтобы думать о Химере? Я не успел обсудить его потерю даже с самим собой, я еще не осознал её. Потому что вы не переставали меня дергать по пустякам. Вы шли ко мне за решением всех проблем мира, но ни во что не ставили мое слово. Каждый из вас не раз предал мое доверие и всегда был прощен. Но вы не смогли разрешить мне одну ошибку. Яд из рук Химеры. Не смогли простить мне мою смерть. Мой покой. Да, я сблизился с Химерой, чтобы найти истоки апокалипсиса. Я заставил их открыться миру, они перестали быть тайной, они стали слабее. И когда пришло время, я отказался от Химеры, я позволил ему умереть. Я судьба этого мира, я и только я, — Найс со злостью ударил себя в грудь. — Если этих объяснений достаточно, иди за мной, Роберт, — холодно приказал Найс и оттолкнул Стоуна с прохода. Они в полном молчании прошли закоулки коридоров. Найс шел ровно. Как солдат. Мальчик, рожденный в семье героя войны. Он вошел в свою комнату и захлопнул за собой дверь. Повернул ключ. Из холодильника достал банку пива и протянул её Стоуну. Горлышко зашипело, выпуская пену. — Исповедь окончена, теперь я дам тебе объяснения. Картер перед смертью составил завещание. В случае его смерти миротворцам должны были передать ключ от банковской ячейки. Копию завещания передали мне, как он и просил. Картер отдал результаты старых экспериментов миротворцам. Тотал Ликвидэйшен не зря беспокоились. Не люди и не таланты узнали секрет. Это мои миротворцы, те, кто клялся мне в верности. Они решили сами добыть секрет и теперь выбросили меня на помойку. В мире по-прежнему воюют четыре силы, и я не принадлежу ни одной из них. За моей спиной никого не осталось. Ни старых друзей, ни денег, ни лаборатории, ни силы. Не я закрыл дело, а мир отказался от моей помощи. Все закончилось, Роберт. Для нас все закончилось. — А для тебя? — больше всего Стоун сейчас забеспокоился о рассудке Найса, ведь эта речь противоречила всему, чем он когда-то являлся. В ушах Найса не было ромбиков сережек. Он тоже отрекся от миротворцев. Он отрекся от добра, переполнявшего человеческую душу. Стоун забрал у Найса банку пива и отложил её на стол, заваленный бумагами и отчетами. Из холодильника вытащил пустой флакон таблеток. Снова чертовы таблетки. Снова трезвость ума. Стоун нахмурился. — Что теперь? Вернешься в клинику и заново пройдешь лечение? Возглавишь один из отрядов отца, а потом однажды мы встретимся на линии фронта. По разные стороны. Таким ты себе видишь будущее? Не обманывай себя. Найс, твой отец заставит тебя исчезнуть. Он вернет себе Эйсина. Он вернет пустоту и боль, с которой ты не справишься. Ты станешь другим человеком. — Как дела у Микки? — Найс снова сделал глоток пива, ненавязчиво сменив тему. Это было резко даже для такого молниеносного человека, как он. На его лице не отразилось ни одной мысли. Он закрылся в себе. Заметив на себе хмурый взгляд, Найс недовольно зацокал языком. — Роберт, я слышал, что Микки воспользовался гипнозом против Наби. Как это произошло? Что думаешь по этому поводу? В один момент действие прививки прекратится, и мы станем уязвимы перед гипнозом Микки. Стоун ничего не ответил. — Ты всегда молчал, когда я хотел услышать тебя, — фыркнул Найс, с безразличием пожав плечами. Он вдруг снова повеселел. Так, словно задумал какую-то феерическую гадость. От этой шкодливой радости по желудку разливалось тепло. Найс лукаво прищурил один глаз и уклончиво начал речь. Она должна была быть преисполнена иронией. — Совсем не хочу лезть в твою личную жизнь, но раз уж ты рылся в моей, отвечу тебе тем же высокомерием. Безопасность Примаверы — больше не твоя задача. Микки никогда не использует гипноз против тебя. Он не причинит тебе вред. Поэтому то решение, что сейчас я вижу в твоих глазах, совсем не обязательно. — Я все равно убью его, — тихо прошептал Стоун. — Я решил твердо. — Микки — не твоя проблема, — Найс с недовольством облизнул жестяную банку старого пива. — Когда я впервые увидел Микки, он напомнил мне тебя, Найс. Вот почему я попросил оставить его в живых, — честно признался Стоун, почувствовав, как от стыда за дерзкое признание загорелись кончики его ушей. — Микки напоминал мне тебя слишком сильно. Он — моя проблема. — Он напоминал меня так сильно, что ты не выползал из его койки последнюю неделю? — усмехнулся Найс, догадавшись о чем-то. Догадавшись, но не придравшись. Каждый имел право на скелеты в шкафу, если мог платить за них налоги. Найс снова заулыбался. Он бы рассмеялся, но был начисто лишен сил. По крайней мере, его настроение улучшилось еще сильнее. — Я расскажу тебе, что произошло. Ты хотел ручного зверька, но Микки им не стал. Это тебя разозлило. Почти так же, как злили мои решения без твоего одобрения. Стоун, я впервые встретил человека, так сильно влюбленного во власть. Сейчас ты пугаешь даже меня. — Пугаю? — насторожился Стоун, стараясь отследить ширину мыслей мальчика. — Тебя? Пугаю? — Ты никогда не подчинялся мне. Когда я говорил сделать, ты не делал. Когда я просил не делать, ты всегда вмешивался. Недавно я просил тебя спуститься в хранилище и принести мне свежую выпивку, но ты не послушался, — Найс снова сменил тему. Неожиданно он посерьезнел. Даже немного смягчил свою колкость. Дружелюбно указал на застеленную кровать, предложив Стоуну сесть. Сам он сидел на стуле, мотая ногами из стороны в сторону. Он поднял банку пива вверх, затем отложил её в сторону. Сцепил руки в замок. Привычный жест людей, которые за что-то чувствовали вину. — Не подумай, что сейчас это имеет значение, но я сам сходил на склад и принес пиво, которое мы сейчас пьем. Ни один ящик не был вскрыт до моего прихода. Толкер никогда не воровал у меня. Он не был предателем. Тебя обманули. По глазам Найса можно было понять, что за такую ошибку он был готов растерзать любого. Но для Стоуна было свое наказание. Врожденное. Повсеместное. Его совесть. Его стремление уберечь и не навредить талантам. Не допустить случайности. Стоун сглотнул и пошатнулся. Сесть на кровать он не успел. Найс развел руками. Утешения от него ждать не стоило. Хватало лишь того, что он не сыпал грозными обвинениями. Но лицо его было жестким. Осуждающим. Он не понимал, почему в его рядах один талант казнил другого, не имея на то никакой причины. Не имея настоящего доказательства предательства. Стоун просто вышел из комнаты, держась за стены. Они уползали из-под его ладоней. Коридоры то сужались, то расширялись. Оступившись, Стоун едва не упал на одно колено. Упрямо поднялся на ноги. Морг. Самая тихая и желанная обитель. Самая темная и холодная комната Примаверы, где способности практически переставали действовать. Микки поправил ножницы, лежащие на животе убитого Толкера. Он зачитывал безутешные молитвы. Нескончаемые молитвы. Белоснежный пар из его губ таинственно таял во мраке. — Кто тебе рассказал про склад?! — Стоун схватил Микки за рукав и пригвоздил его к стене. Он понимал, что ударил очень сильно. Он понимал, что этого было недостаточно. Стоун тряхнул Микки за плечи, снова впечатав спиной в бетон. — Отвечай мне! На кого ты работаешь?! Микки весь сжался в комок. В его глазах отразился реальный ужас и скверное недопонимание. На побледневшим лице считывался хаотичный поток мыслей. Бесконечный поток. Запутанный. Это охладило пыл Стоуна. Немного. Микки доверчиво опустил голову и уперся лбом в его грудь. Он еще ничего не понимал. Но начинал догадываться. Его немного трясло, но вряд ли причиной тому был холод. Микки хотел защититься от настоящего. Но непоправимое настигло их обоих. Спасаться бегством друг от друга было слишком поздно. Но и быть рядом они уже не могли. — Кто тебе рассказал про склад? — Стоун более сдержанно повторил вопрос. Он сделал шаг назад и поднял лицо Микки за подбородок. Парень молчал. Упрямо молчал. Даже если бы буря проломила стены Примаверы, он бы никогда не заговорил. Потому что не хотел снова стать причиной убийства. Стоун выдохнул раздражение сквозь зубы. — Если я узнаю, что ты помогал предателю, я отправлю тебя Богу маленькими-маленькими кусочками. Микки медленно сполз на пол. Он весь покраснел и очень тяжело дышал. Так, словно только что груз его вины стал просто неподъемным. Он круглыми глазами смотрел на тело мертвого Толкера и молчал. Ни единого слова молитвы он больше не произнес. Микки тонул в своем хаосе. Он протянул руку вперед, как маленький ребенок, он умолял Стоуна о помощи. Такой хрупкий и невосполнимый. Болезненный и неистребимый. Микки молил о помощи. Стоун покачал головой. Внутри него все рухнуло. Огромная досада и злость разъели доверие целого года их общей жизни. Их негласной поддержки. И дело было далеко не в смерти Толкера. К смертям Стоун неожиданно привык, ведь потери товарищей стали обыденной ситуацией. Стоун не мог простить того, что не смог защитить Найса. Он не мог простить Микки за то, что Найсу пришлось подбирать слова, чтобы деликатно назвать своего валета убийцей. Стоун вышел из комнаты, услышав за спиной горький стон рыданий безутешного Микки. Я подниму отчеты нашей работы за три месяца и поищу нестыковки. Первым, кто предал, был Наби. Начну с его личного дела. С самого начала. У меня даже есть некоторые подозрения насчет подстрекателя, но я не позволю себе голословных обвинений. Толкер что-то нарыл, поэтому его убрали.