Найди дорогу в Петербург

Разрушен. Разрушен. Разрушен.       Я открываю глаза и пытаюсь подняться, чтобы оглядеться, но резкая боль в голове заставляет меня упасть обратно на кровать. Кровать? Оглядываюсь по сторонам и понимаю, что я в какой-то комнате, обставленной, как… да, точно, мы добрались до отеля. Вокруг темно, и когда глаза привыкают, я различаю очертания мебели: две кровати, одна из них моя, несколько плотно зашторенных окон, лежащий, разломанный комод и приоткрытая дверь. За окном, кажется, глубокая ночь. Значит, провалялся я тут недолго. Закрываю глаза, прокручивая всё произошедшее в голове. Мы бежали из аптеки, в которую рвались зомби. Я выходил последним, и Ларри дал мне в морду, ещё и назвав пидором. И почему я не предусмотрел этот момент? У меня вылетел из головы этот момент игры. Неожиданно дверь со скрипом приоткрывается, и я, видя человеческий силуэт, вздрагиваю, пытаясь подняться, но потом слышу шепот, кажется, Кати: — Очнулся? Это хорошо. Как голова? — Пиздец болит. — Это поправимо, держи, — протягивает мне какую-то таблетку и стакан воды. Щурюсь, принюхиваясь, — она сырая, но другой нет. Зато на втором этаже работающий душ. Если поторопишься, можешь даже успеть его принять, — кажется, женщина улыбается в темноте, — правда, там темнотища такая, убиться недолго… — Откуда вода? — перебиваю. — Здесь бойлер на крыше, в котором осталась вода. За день она нагрелась от солнца, сейчас, правда, не совсем горячая, но и тёплая сейчас роскошь.       Пока она говорит и говорит, глотаю таблетку, запивая. Вода ледяная, видимо, проточная, зубы сводит, и я жмурюсь. — Где Ларри? — неожиданно вспоминаю волнующий меня вопрос и, по лицу Кати, понимаю, что я, кажется, снова её перебил. Ничего. — Он… я думаю, твой друг тебе лучше расскажет, я вообще не знаю подробностей… — она присаживается на край кровати и начинает причитать о чем-то в полголоса. — А где он кстати? — Друг-то твой? На втором этаже, выйдешь, направо и вверх по лестнице. Второй номер, кажется. А душ есть в четвёртом.       Киваю и поднимаюсь. Меня пошатывает, но хоть голова болит меньше. Надо будет потом спросить, что это за таблетки. Сейчас мой тон без тупых обид может вынести только Хованский. — Спасибо, — говорю из вежливости, и Катя подмигивает, улыбаясь. Выхожу на улицу и закашливаюсь от запаха гари: где-то вдалеке, за пределами отеля, вижу огромный костёр. Лесные разбойники? — Лилли и Кенни пошли сжигать трупы… точнее зомби, — отвечает на мой немой вопрос вышедшая следом Катя, — твой друг сказал, что к утру они могут очнуться. — И он прав. — Иди к нему. Он просил сказать ему, как ты очнёшься, но, я думаю, сам ты будешь лучшей иллюстрацией.       Второй раз киваю и иду к лестнице на второй этаж, продолжая наблюдать за свечением в лесу. Не помню, чтобы в игре кто-то сжигал тела зомби, их вроде просто выбросили за пределы отеля, а затем забаррикадировали все дыры в ограде. — Очнулся что ли, — голос Хованского. Поднимаюсь и нахожу его на общем балконе, сидящего на полу и курящего. — Наблюдательность, Юрий, ваша самая сильная черта, — немного подумав, присаживаюсь рядом, снова глядя на костёр. Отсюда его намного лучше видно, — что с Ларри?       Несколько долгих минут Хованский молчит, затягиваясь, выдыхая дым и не сводя глаз с леса. Я уже хочу спросить снова, но он говорит: — Нет больше Ларри. — Его укусили? — по сюжету Ларри умер, но точно не сразу после побега из аптеки. Позже. — Нет.       Подозрительно односложные ответы для Хованского, которому только дай повод попиздеть. — Ты скажешь прямо или нет? — Заебал, Уткин, пиздуй в душ, пока есть вода, от тебя мертвечиной несёт за три метра. — Хованский, я не шкура и не упаду в обморок. — Пошёл нахуй.       Вот и поговорили. Как всегда по делу. Встаю, опираясь на деревянные перила, и ухожу, отсчитывая четвертый номер. Темно, как и говорила Катя. — Есть кто-нибудь?       Несколько секунд слушаю тишину, затем с наслаждением стягиваю с себя одежду и кидаю её на пол. Кажется, что на коже минимум несколько слоёв грязи. Возле раковины нахожу небольшой кусок хозяйственного мыла и встаю под струи воды. Катя была права, вода успела остыть и слабо напоминает тёплую, но сейчас я согласился бы даже на озеро, скажи мне кто-нибудь, что зомби не плавают. Вымывая из волос землю, я против воли снова и снова возвращаюсь к мыслям об этом мире и Ларри.       С тем, что это точно не сон, я уже определился. Я помню каждый шаг двух прожитых дней здесь и с лёгкостью могу воспроизвести их в памяти. К тому же я чувствую боль. Нихуёвую такую боль. Вариант второй: бэд-трип. Но и в нём не чувствуется физическая боль. Страх, паника, беспомощность — всё то, что я периодически ловлю в себе на протяжении этих… трех? Трех дней — да, но едва выносимая физическая… Нет. Самый долгий бэд-трип длится, кажется, восемь часов. Тоже не сходится. Даже если время здесь идёт иначе, три дня — это слишком. Выходит, я действительно в компьютерной игре? На пару с Хованским? Выключаю воду, морщась от собственных мыслей, и провожу рукой по мокрым волосам.       Допустим, я в игре. И как отсюда выбраться и вернуться домой, в Петербург? Потеря сознания не работает, это мы уже выяснили. Кстати о Ларри, точно. Наскоро вытираюсь и начинаю бродить по комнате туда-сюда. Поднял меня и вытащил без сомнений Хованский, хотя по сюжету это был Кенни. И вытаскивать он должен был как раз Юру, поскольку Юра, вроде как, главный герой. Снова и снова прокручиваю в голове эту сцену. Значит, главных героев у нас два, и надеяться на нормальное течение сюжета теперь глупо.       Наверное, если бы я выбежал первым, Ларри ударил бы Хованского. И вот его бы уже доставал Кенни. Потому что я забыл. Неожиданно меня бросает в дрожь от мысли, что это действительно мог быть Хованский, а Кенни бы не пришёл, потому что мы изменили сюжет. И я добрался бы до отеля один, а мозг Хованского пожирали бы зомби. Как вообще Юра умудрился вспомнить об этом моменте?       Так или иначе, он спас меня из соображений рациональности, в этом я уверен. Страх, который я увидел в его взгляде тогда, в ванной Хершелла, определённо мне не почудился. Он тоже, вероятно, ничего не понимает, и единственное его преимущество передо мной — то, что он помнит сюжет. Я нужен ему здесь, а мне… Я задумываюсь, продолжая мерить шагами комнату. Без него мне пришлось бы хуже. Я, скорее всего, и не вспомнил бы, что это локация «Ходячих мертвецов», напоролся бы на первого зомби и умер ещё на поляне.       Как бы странно это не звучало, но мы с Хованским, выходит, действительно нуждаемся друг в друге. По крайней мере, здесь, в этом поехавшем зомби мире.       Замираю, передёргивая плечами и всматриваясь в темноту комнаты. Дома, в Петербурге, я почти никогда не спал по ночам, но здесь стал ненавидеть это время суток. В шкафу комнаты я нахожу какие-то вещи, кажется, постояльцев отеля, и надеваю, проверив на свете луны, нет ли на них крови. Вроде всё чисто.       Выхожу на улицу, отмечая, что гарью пахнет уже меньше, а костёр почти потушили. Наша удача, что ветер не в нашу сторону. Юра сидит на том же месте и всё ещё курит. Молча сажусь рядом, чувствуя, как с волос падает капля и скатывается вниз по позвоночнику, вызывая мурашки, ёжусь. — Заболей бля давай ещё, — говорит Хованский, даже не посмотрев в мою сторону. Я не отвечаю, молча глядя на его лицо, освещённое жёлтой неоновой вывеской «Travelier motel». Беру сигарету из полупустой пачки, щелкаю зажигалкой и затягиваюсь. Отвратительные на вкус сигареты, но ничего другого, я полагаю, и нет. Может, Хованский где-нибудь ещё и алкоголем разживётся? Думаю, после сегодняшнего мы заслужили. Отворачиваюсь от леса, опираясь спиной на перила и расслабляюсь, откидывая голову назад. Выдыхаю, следя за дымом, вырывающимся изо рта. Мы молчим долго, пока Юра, начав новую сигарету, не говорит: — Ларри… — Хуй с ним, — отвечаю просто. Мне неинтересно. Если он убил его — хорошо, умер сам — тоже неплохо; в обоих случаях мне, в общем-то, плевать. Там, под холодной водой, я понял ещё кое-что: я поступил бы с ним также, как, скорее всего, поступил Юра. Он не решил бы отговариваться, умри Ларри сам. — Как ты уговорил Лилли идти туда? — а вот это уже волнует меня больше. — Она сама вызвалась, — пожимает плечами и внимательно смотрит на меня, все ещё сомневаясь, понял ли я. Да понял, понял. Затягиваюсь ещё раз и шиплю: сигарета прогорела до фильтра. Выбрасываю её подальше, вниз, на землю и возвращаюсь в своё сидячее положение.       За спиной слышатся шаги, и я разворачиваюсь: Кенни и Лилли вернулись. Первый машет мне, улыбаясь, на что я отвечаю кивком, вторая же даже не смотрит. Хованский тоже замечает это и лишь пожимает плечами. Отойдёт. Но спал я бы всё равно с ружьем около руки. — Надо бы устроить быстренькое собрание, распределить обязанности и вот вся эта чепушня, — Юра быстро встает и машет Кенни, привлекая его внимание, — эй, Кенни, как насчёт собрания?       Тот кивает и отправляется в свой номер. — Нам необходимо укрепить ограду. — Нам бы её хотя бы построить, — Хованский облокачивается на перила, оглядывая двор, уставленный неработающим фургоном, раздолбанным пикапом, кучей одноразовых стульев, старым диваном и прочим мусором. Если перетащить это всё к ограде, можно будет нехило так забаррикадироваться. — Был же какой-то мастер на все руки в этой компании… Или его схватили по пути? — Кого-то схватили по пути? — Дага… и эту, стреляла которая, когда мы только из машины вышли, — начинает Хованский. — Кто такой Даг?       Несколько секунд Юра молчит, проверяя, не шучу ли я, но я действительно не помню, а потом начинает смеяться, и лишь через минуту сквозь смех выдавливает из себя: — Ты тоже не в курсе, да?       Качаю головой. — Ты бы видел бля, я пересчитываю всех, когда отнёс тебя в ту комнату, вроде все на месте, ну я такой порадовался, что всё ок, а тут Лилли начинает кричать, что Дага нет, я чуть не ляпнул: «а кто это?», — Юра продолжает посмеиваться, — ну я покачал такой головой типа «ага, ага, вот это потеря», но на самом деле всё ещё не ебу. — И я, — говорю, тоже начиная смеяться. Кажется, это уже истерическое, но поделать я ничего не могу: смех вырывается из горла хриплыми выплесками. — Мы бля самые ужасные члены группы по выживанию во время Апокалипсиса, — Хованский улыбается, пытаясь успокоиться, но смех против его воли снова разносится по тишине отеля: мой и его. — Вы там блядь долго ещё ржать будете? — крик с первого этажа, кажется, Лилли, — ночь на дворе, везде зомби, а они расхохотались на всю округу. — У нас собрание через пять минут внизу, кстати, — отвечает ей Юра, стараясь сделать серьёзный голос, но становится ещё смешнее, и мы начинаем шипеть, стараясь не засмеяться. Вид Хованского, шепчущего мне: «боже, вы представляете, один член нашей команды погиб!», «да?», доводит меня, и срываюсь, смеясь в голос. Сказал бы мне кто, что я буду однажды сидеть ночью с Хованским и смеяться в голос — я бы поспорил с этим человеком и сейчас проиграл бы. — Это не повод ржать, — доносится в ответ, а следом — хлопок двери. — Женщины, — лишь пожимает плечами Юра, стирая выступившие слезы тыльной стороной ладони.       Через пять минут все действительно собираются внизу, стараясь не шуметь. Даже сонная Клементина спускается со второго этажа, потирая глаза, видимо разбуженная нашим смехом. Все хмурятся, стараясь не смотреть в глаза друг другу. — Значит так. Кто тут с руками не из задницы, чтобы сделать нам ограду?       Один, как раз незнакомый мне герой, поднимает руку, не поднимая при этом глаз. — Отлично. Напомни, как там тебя? — Марк. — Окей. Сможешь построить ограду? — Наверное… — Я думаю, можно перетащить весь этот хлам и загородить им каждый проход, — вклиниваюсь, делая небольшой шаг вперёд, — забаррикадироваться и соорудить какую-нибудь систему, оповещающую о приближающихся. — Скажи ещё раз «забаррикадироваться»? — Иди нахуй, Хованский.       Юра посмеивается, получая несильный толчок от меня, и продолжает уже серьёзным голосом: — Всё понятно? Дежурить будем по одному в ночь, затем сменяться на день. С крыши фургона как раз отличная видимость, кто первый?       Все молчат, переглядываясь. Лилли поднимает руку. — Вот и чудненько. С утра начнём обустраивать тут всё. — Ты думаешь, мы здесь надолго? — подаёт голос Кенни. — Боюсь, братан, мы будем зимовать тут.       Все вздрагивают, делая испуганные лица. Дак сильнее жмётся к Кате. Юра лишь пожимает плечами. — Хотя, вообще, здесь не так уж и плохо, — Кенни оглядывается, — у нас есть какая-никакая вода, кровати, немного еды, свет и лес рядом для охоты. Если мы хорошо поработаем и укрепим ограду, думаю, перезимуем. — Вот и славненько. Всё, пиздуйте все спать. Лилли, пост твой.       Кивок в ответ. — Ты уверен, что ей можно доверить ружьё? — спрашиваю шепотом, пока мы поднимаемся наверх, — как бы она не наведалась на наш этаж ночью. — У меня дробовик старого хера в комнате. И щеколда на двери.       Я задумываюсь, взвешивая все «за» и «против». — Можно мне?.. — Как хочешь, — пожимает плечами и уходит к себе, оставляя дверь приоткрытой.       Я стою ещё несколько секунд, вдыхая ночной воздух, а затем захожу в комнату, закрывая дверь. Это такой же стандартный номер, как и тот, где я очнулся: две кровати, комод и прочее. На одной уже лежит Юра, глядя в потолок. Я раздеваюсь, складывая вещи рядом, и укладываюсь. После соломы и машины сон на кровати кажется роскошью, и я начинаю ворочаться, пытаясь устроиться. — Опять ты начал. — Сплю я, сплю.       Мы молчим несколько минут, и затем Хованский вдруг шепчет: — Однажды я так напился, что захотел переспать с тобой, — я давлюсь воздухом, широко открывая глаза. — Что блядь? — Это мой ништяк, о котором ты не знал. — Звучит как-то, что ты мог придумать сходу. — Такие кошмары сходу не придумываются, Димочка, — замолкает, явно не собираясь продолжать. — И когда же случилось это невероятное, — я театрально взмахиваю руками, — событие? — с трудом давлю улыбку, — подожди, а как бы ты со мной переспал? Так нечестно, я требую подробностей. — Тут хоть не выёбывайся. Хотел факт — получите, распишитесь и завалите ебало. — А я ведь с тобой в хлеву спал… — я прижимаю ладонь ко рту, изображая шок, — ладно, ладно. Но я тебе это ещё припомню. Получается, что… я не принимал психоактивных? — подтверждая свои же мысли. — Получается, что нет. — И мы оказались в компьютерной игре? — Хер его знает. Выходит, да. Хуёво звучит, если честно.       Мы снова замолкаем, думая каждый о своём. Выходит, я был прав, там, в душе. Я не принимал наркотических веществ. Первая хорошая новость за всё время, наверное. Вот только люди не оказываются в компьютерных играх просто так, и либо это что-то вроде глюка нихуёвого такого глюка матрицы, либо кто-то здесь чего-то от нас хочет. Не те ли люди, что оставили обчищенным дом Клементины? И побывали до нас в аптеке. С другой стороны, нельзя исключать вариант с обычным человеческим воровством. Но тогда совершенно непонятно, какого хуя мы здесь забыли. Мысли клубятся во всё ещё побаливающей голове, и я поворачиваюсь на бок лицом к уже, кажется, спящему Хованскому. Кажется, я задолжал ему кое-что: — Юр. — Ну, — тяжелый вздох. — Спасибо.       Он не отвечает. — Я думал и… я поступил бы также. — Знаю. Спи. — Я точно могу быть в безопасности в одной комнате с тобой? — улыбаюсь, даже не пытаясь сдержаться. — За забором спать сейчас будешь.       Тихо посмеиваюсь. А на что он рассчитывал, рассказывая мне это? Засыпаю, чувствуя странное спокойствие внутри. Вот бы проснуться в Петербурге.