Моё "Я" тебя любит

— И нашим новым президентом становится Изабелла Морган, — объявляет Джеймс. Всё настолько театрализовано, что фальшивит до скрежета в ушах. Эдвард следит, как точеная фигурка в красном облаке платья взбирается на сцену. В груди начинает в который раз гудеть рой пчел. Освальда Кобблпота здесь и вовсе нет. Как и предсказывала Барбара, его «империя», выстроенная с помощью Нигмы, обвалена. Освальд снял свою кандидатуру еще неделю назад, а после и вовсе перевелся на другое обучение. Так говорят, во всяком случае. Эдвард не желал видеть его, и теперь он его не видит. Вокруг раздаются разочарованные аплодисменты проигравших сторон, и Эдвард запоздало хлопает тоже. — Спасибо за веру в меня! — радостно говорит Изабелла и улыбается ярко. — Надеюсь, мы сделаем этот университет еще лучше! Моим заместителем, уже можно объявлять? — она кокетливо интересуется у Джеймса, который замучено делает ей отмашку. По его физиономии понятно, что здесь он быть не желает. — Мой заместитель — Барбара Кин! Эдвард сжимает руки в кулаки, ведь это было его место. Рядом с ней. Барбара взбирается на сцену с видом королевы, и в этом они с Освальдом очень похожи — оба любят власть. Засунув руки в карманы брюк, Эдвард натыкается пальцами на листы бумаги — это речь, которую он готовил для своего кандидата. Ненависть прожигает очередную дыру в голове. И всё-таки совсем немного жаль, что всё сейчас складывается вот так. Изабелла и Барбара блистают на сцене, а Эдвард отворачивается и выходит из зала. Ему сложно смотреть на чужое счастье, к которому у него нет доступа. Всё Освальд виноват, и у Эдварда руки чешутся задушить его, прикончить, воскресить и снова прикончить. Даже тогда его месть не будет свершенной. Болит голова, болит тело, болит сердце — Эдвард разваливается. Чувство одиночества охватывает всё его существо. Он ничто без своей Изабеллы. Найти бы Освальда и снова плюнуть в него, толкнуть, ударить, заявить: «Я не люблю тебя!» Чтобы Освальд страдал, как Эдвард. С ноги открыв дверь, Эд выходит через черный вход и натыкается на Мунни, которая меланхолично затягивается сигаретой, облокотившись спиной о Дом знаний. Эдвард поджимает губы, поправляет пиджак, делает несколько шагов к остановке, но всё-таки меняет траекторию и поворачивается к ней. Мунни поднимает на него скучающий взгляд, и Эдвард находит в ее глазах знакомые фиолетовые оттенки. — Ну? — спрашивает она, вздергивая бровь. — Где Пингвин? — Мне почём знать, — ее разноцветные глаза всматриваются внимательней. — Ты вообще кто? И эта интонация, эта фраза тоже знакомы слишком хорошо. Эдвард уверяется, что выбрал правильного человека для своего вопроса. — Эдвард Нигма, — представляется он. — Ясно, Эдвард Нигма, — усмехается Мунни и продолжает равнодушно курить. — Так и куда делся Пингвин? — Умер, — пожимает она плечами и выпячивает вперед нижнюю губу, из-за чего ее лицо выходит даже комичным. В Эдварде просыпается беспокойство, но душится злостью. Он делает твёрдый шаг вперед с угрозой, на что Мунни хмыкает, развеселенная. Конечно, она не боится его, даром, что омега. Еще одна такая же неправильная омега, как и Освальд. Фрик. — Ты меня запугать пытаешься, альфа с запахом орехов и горького шоколада? Она понимает. Она всё прекрасно понимает. И Эдвард с трудом сдерживает агрессию. — Но у тебя слишком несчастное лицо, чтобы выглядеть пугающим, — Эдвард тотчас пытается изменить выражение лица, из-за чего Мунни смеется громко. — Хочешь отомстить Пингвинчику за свою мисс Вселенная? О, она более чем знает. Эдвард с четкой трезвостью осознает, что Мунни тоже участвовала в гибели его отношений с Изабеллой. Брезгливо она отбрасывает окурок в сторону. — Было весело, когда твоя крошка открыла ему дверь. Даже взламывать не пришлось. Эдвард бросается на Мунни, намереваясь изничтожить. Но она опытная, и за пару метких приёмов Эдвард оказывается на земле, рыча в бессилии. — Лучше не рыпайся и слушай меня, — говорит Мунни стальным тоном, но Эдварду хочется выбить из нее всё дерьмо еще сильней. — Мой дорогой ослабевший Пингвинчик только вчера вышел из больницы, если тебя это интересует, Эдвард Нигма. И если ты приблизишься к нему хотя бы на милю, мы тебя покараем, — она заламывает ему руки так, что хрящи трещат и от боли темнеет в глазах. — Все те, кого ты наверняка считаешь «чудными нелепыми уродцами». Эдвард сжимает зубы в оскале, но когда Мунни отпускает, его мышцы еще несколько минут отказываются ему подчиняться. На ее лице заметно разочарование. Естественно, что Освальд куда более живучий, чем Эдвард. Мунни еще пару секунд стоит над ним, но в итоге лишь разворачивается и идет назад к университету. Хлопок двери. Эдвард улыбается, когда остается один. Неужто его месть свершилась даже без стараний? Освальд получил по заслугам. Будь то нервный срыв или неудачная стычка с бандитом — всё одно. Вселенная всегда добивается справедливости. Удовлетворение не наступает полностью, как ожидалось. Возникает лишь тянущее в животе напряжение, но Эдвард всё равно заставляет себя улыбаться. Конечно, месть, совершенная своими руками, была бы лучше. Слаще. И не было бы такой толики горечи. Эдвард поднимается с земли, педантично отряхивает свой костюм. И после до самого вечера не находит себе места в собственной квартире. — Алло? — спрашивает Освальд, ответив на звонок. В телефонной будке холодно. Сегодня снова дождь, и темно от низких туч. Эдвард слышит голос Освальда, которого не видел уже вторую неделю. В груди тянет. Хочется что-то спросить, но язык не поворачивается. Эдвард ненавидит Освальда всем своим существом. Хочется прийти к нему и высказать все эти чувства. Но Эдвард Нигма стоит в телефонной будке, и у него выходит лишь дышать при звуке голоса Освальда. — Алло? — повторяет омега. Зачем Эдвард звонит ему? Всё кончено, но есть Эд. И Эд до сих пор тот, кого Освальд примет. Кому Эдвард лжет? Освальд раскусил его с его же обманом. — Эд? — уточняет Освальд на том проводе. — У нас всё хорошо. Дзинькают телефонные крючки, когда Эдвард кладет трубку. Он упирается лбом в холодное влажное стекло будки, на котором нацарапано чьим-то ключом «Дайте права хуесосам!» Эдвард выдыхает, и прозрачная поверхность запотевает. Ливень обрушивается на Готэм с новой силой, и Эдвард пережидает его в этой маленькой кабинке, в которой слабо пахнет мочой, и пишет на стекле пальцем «Освальд», следом стирая и начиная заново. С ненавистью. Когда дождь ослабевает, Эдвард опустошен. Замешательство и противоречие — его единственные собратья по несчастью. Возвращение домой кажется невыносимым, потому Эдвард выходит слоняться по городу. Теперь у него нет возможности проводить свой каждый второй день в компании Освальда. Снова накатывает раздражение. Спустя, кажется, часы и часы Эдвард находит себя возле дома Изабеллы, и его печальный взгляд направляется к дверям. Он был так счастлив здесь. Мог касаться ее мягких волос, целовать пухлые губы и утопать в запахе малины. Он пришел сюда, чтобы вдохнуть в себя побольше воздуха, зараженного яростью. Пока Эдвард придается несбыточным мечтам-воспоминаниям, дверь открывается, и на пороге объявляется Он. Альфа, которому вообще не следовало рождаться. Эдвард даже не помнит его имени: то ли Том, то ли какой-то Дик. Это всё неважно. Важно лишь то, что Он отобрал у Эдварда вместе с Освальдом. Наблюдая за Ним, Эдвард вдруг с удовлетворением понимает, что когда видишь реальное подтверждение своей боли, ненавидеть Освальда становится намного легче, и уже не тянет так сильно к его дому. В голове всё еще почему-то жива дикая потребность убедиться в том, что Освальд где-то есть и, желательно, страдает от содеянного. А если нет, то Эдвард запросто обеспечит ему эти страдания. Альфа останавливается у крыльца Изабеллы, и Эдвард начинает подбираться к нему. Эта идея приходит ему в голову почти случайно. Есть множество способов спасти Изабеллу от этого монстра. Хотя бы просто достать складной нож, что всегда лежит в кармане, и сделать пару дыр в теле соперника. Эдвард представляет, как окровавленная туша распластывается под его ногами, а Изабелла кидается к нему на шею и целует в благодарности за спасение. Картинка настолько живая, что Эдвард даже ощущает ржавый запах крови с горчинкой грецкого ореха. — Ты очень долго, — грубый басистый голос этого альфы заставляет Эдварда замереть, а после и вовсе спрятаться за ближайшим толстым столбом. Эдвард оглядывается и понимает, что тот альфа обращается не к прохожему. Это Изабелла вышла тоже на улицу и запирает входную дверь. — Но тебе всё равно пришлось бы меня ждать, — смеется она беззаботно. Эдвард не может поверить своим глазам. Изабелла быстро спускается по ступеням, пока ее альфа не ловит в объятия, а следом и в поцелуй. Она абсолютно точно не выглядит такой несчастной, как в тот страшный момент, когда ее глаза были полны слез. Более того, она с готовностью отвечает на поцелуй и жмурится с улыбкой, когда ее альфа отстраняется. — Ты такая красивая, — сообщает он ей, — что мне всё еще не комфортно от мысли, что кто-то смотрит на тебя. Изабелла вздрагивает, но заметно смахивает наваждение прошлого со своих плеч. Она берет своего альфу под руку: — Но теперь ты знаешь, что я могу быть только твоей. Этого ведь достаточно? — Это идеально, — кивает ее альфа, и они отдаляются от Эдварда, как мерзкий слащавый мираж. Эдвард не может сдвинуться с места. Понимание лезет само, и от этого становится только хуже. Гнилая малина непривлекательна не из-за плохой партии, а из-за того, что сам Эдвард свободен. Изабелла не должна больше никого привлекать. И Эдвард, конечно, знал всё это, но сейчас ситуация выглядит совсем иначе. Всё тело парализовано, и в мыслях вертятся лишь насмешки Освальда о том, что Изабелла не может быть так уж несчастна с альфой, в которого была влюблена. — Не хочу сказать, что я же говорил… — слышится то ли совсем рядом, то ли в самом мозгу Эдварда голос Освальда. — А у кого-то девушка шлюха, — нараспев произносит он. — Замолчи, — приказывает Эдвард и встряхивает головой. — Ты только взгляни, что за пара… Я пришлю им подарок на свадьбу. — Это из-за тебя я не с ней! — Смешно, когда ты пытаешься обмануть собственный разум, — веселится Освальд. — А я думал, что ты умный, Нигма. — Я не хочу тебя видеть. — Верно, ведь ты ненавидишь меня. Из-за меня ты теперь один, без любимой омеги, без семьи. — Ты всё отобрал, — сквозь зубы проговаривает Эдвард. — Я оставил тебе разум, — смеется Освальд после раздумий. — Хотя и это, наверное, ненадолго. Хватаясь за голову, Эдвард удерживает себя на ногах только благодаря стоящему рядом столбу. В ушах шумит, сердце скачет почти в горле. Реальность словно бы раскалывается. Но в сердцевине всего этого ненависть. По крайней мере, Эдварду страшно забраться глубже в это ядро. Прощать Освальда он всё равно не собирается, ведь тогда выходит, что он ошибался. Всё это ничего не меняет. Ничего.

***

Черная люлька качается посреди комнаты. Ребенок плачет, но никто не приходит к нему. Эдвард начинает волноваться. Почему никого нет? Где хоть кто-нибудь, чтобы помочь ему? Освальд? Где ты, Освальд?! Немедленно подойди к ребенку! Но никто не приходит. У Эдварда зарождается паника, и, наконец, его что-то отпускает вперед, чтобы он сам мог утешить дитя. Эдвард убирает в сторону навес, заглядывает в колыбель и находит там лишь радио-няню, которая истошно кричит детским плачем. Этот крик такой звонкий, что достигает самого дна души Эдварда. Он должен бежать. Искать. Но его тело покрывается толстым слоем льда. Эдвард кричит. И просыпается. Он снова в своей квартире, и это снова всего лишь сон. Эдвард приводит своё дыхание в порядок. Он знает, что все эти сны — лишь странная шутка его собственного подсознания. Неведение сводит с ума. Уже четвертый месяц Эдвард не может прийти к Освальду. Как только его мозга достигает хотя бы мысль о том, чтобы увидеться с омегой, его тело не слушается, останавливается по стойке «смирно», и Эдвард заперт в собственной голове. В этот раз «Эд» вернулся в иной ипостаси. Альфа внутри Эдварда защищает Освальда от влияния самого себя. И это медленно убивает. Никогда бы Эдвард не подумал, что ради спокойствия Оззи и ребенка Эд самоустранится из его жизни. Эдвард сказал, что ему не нужен Освальд, что ненавидит его, но не прошло и месяца, как он, наплевав на свои принципы, понесся его искать. И не достиг. Не сдвинулся с места. Ненависть не считалась достаточным основанием, чтобы ему было дозволено видеть Освальда. В иных чувствах Эдвард не признается до сих пор. Консенсус с самим собой не достигнут. Эдвард гниет в тюрьме собственного сознания и каждый день пытается взломать этот кодовый замок. Освальд больше не ходит в университет, и о нем ничего неизвестно. Не получается даже позвонить ему. Уже четыре месяца Эдвард живет в персональном аду. Каждый день Эдвард пытается обыграть сам себя, чтобы добраться до Освальда. И проигрывает. К Эдварду вернулись все воспоминания Эда, и всё равно это не помогает выбраться из передряги. Злость на самого себя превращается в злость на Освальда, который не виноват. Но он мог бы остаться и не слушать. Разве не так поступают преданные омеги? Голова постоянно болит. Начало нового учебного года не приносит никакого спасения. В последнее время мир чуть кружится. В крови то успокоительные, то какие-то легкие наркотики для уменьшения самоконтроля. Слишком мало реальности и результата. Эдвард после пробуждения и минимального завтрака шагает к докам, вместо пар. Он не знает, зачем приходит сюда. Все другие места оказались провальными, а район дома омеги обходится стороной. В одном из воспоминаний Освальд говорил, что любит причалы. Но Эдвард не думает об этом, он просто приходит сюда, потому что здесь приятно находиться. Приводит в норму хоть чуть-чуть. И так его мозг обманут. Эдвард не надеется ни на что. Он шагает по бетону, о который бьется вода, и вдыхает запах тухлой рыбы и тины. И впервые за долгое время — лаванды. Сердце ёкает. Эдвард разворачивается. Хватается за знакомый пингвиний силуэт. — Осва… — защитный механизм срабатывает, но в этот раз Эдвард теряет не способность двигаться, а сознание. В последние секунды сквозь тьму слышны шаги. Мир серый и скучный. Эдвард шагает по дороге до кампуса среди таких же серых и амебных существ, как он сам. Несмотря на Изабеллу, Эдвард не чувствует в мире красок и желания. Всё пластиковое, и он будто бы ненастоящий. Он странный, как все говорят. Знать бы, кто он есть… Он любит загадки, но на эту он бы не хотел искать ответ. Почему Эдварду просто его не дадут? Скучающим взглядом Эдвард ловит подозрительное движение возле общаг и внезапно разворачивается в их сторону. Обычно ему неинтересны разборки других ребят. Но сегодня ему неинтересна и собственная жизнь, так почему бы и нет? По воздуху расплывается слабый аромат крови и цветов. Эдвард хмурится. Всё-таки расцепить двух омег придется, он как альфа не сможет на это смотреть. Но за поворотом нет никаких омежьих драк. Здесь только чудной омега, который превращает рослого альфу в фарш. Драные черные джинсы, фиолетовая футболка, и ершистый ирокез темных волос на голове делают омегу еще более худым, чем он является на самом деле. Эдвард ухмыляется. — Я Эд, и мне нравится то, что ты сейчас делаешь. Омега резко оборачивается с непониманием и хмурится. В омеге Эдвард удивленно признает Освальда, на которого поглядывал с самого поступления. Освальд — странный необщительный парень, с которым у Эдварда никогда не могло случиться чего-нибудь общего. — Ты вообще кто? — Я Эд, — снова представляется Эдвард. — Нигма. — Эд Нигма… — повторяет протяжно Освальд. — И что тебе здесь нужно? Здесь не гуляют такие хорошие мальчики, как ты. — Хочу стать собой, — усмехается Эд, подходит ближе и тоже от души пинает, веселясь, скулящего сосунка. Это оказывается действительно то, что нужно. — А неплохо получается, — со знанием кивает Освальд. — Спасибо. Я старался. — Ты странный, Эд Нигма, — хмыкает Освальд, на что Эдвард обычно реагирует неадекватно и заводится. — Но мне это нравится! Эдвард не может поверить в то, что кто-то действительно мог такое о нем сказать. Без осуждения, словно комплимент. Он смотрит на Освальда, который улыбается ему, и вдыхает его лавандово-ирисный запах. От фиолетового аромата в груди ёкает и губы расплываются в улыбке. — Будешь моим омегой? Глаза Освальда округляются от удивления, и он замирает неловко. — Я не омега. — Какая глупость, ведь ты пахнешь как мой омега. — Я пахну? — ужасается Освальд и пытается себя вынюхать. — Может, только для меня, — пожимает плечами Эдвард, но Освальд всё равно не расслабляется. — Совсем слабо, вот здесь, — и он указывает себе на грудь. Освальд смущается и робеет, хотя минутой назад напоминал маньяка. Соблазнительный искренний омега. У Эдварда внутри все переворачивается в садистком удовольствии. Они одинаковые. — Так будешь моим, или прежде мне нужно убить кого-то для тебя? — улыбается Эдвард. — Освальд, — вдруг произносит Освальд своё имя. — Освальд Кобблпот. — Ты нравишься мне, Оззи, — и Эдвард целует Освальда без всяких нерасторопных прелюдий, которые у него обычно случались с другими омегами. Откуда у него такая сумасбродная смелость, он и сам не знает. Но чувство окрыляющее, и терять его не хочется. Освальд ойкает в поцелуй, но отвечает неумело. Эдвард отбирает его первый раз и рычит от этого в возбуждении. Последнее невосстановленное воспоминание размывается, выталкивая Эдварда в реальность, но он не хочет. Нет. Нет-нет-нет! Оставьте его в его голове, где он сможет увидеть больше настоящего Освальда. Жестокого, деспотичного Освальда Кобблпота, который влюблен в Эдварда Нигму самым странным образом. — Оззи… На голову Эдварда опускается что-то холодное, и становится намного лучше. Глаза разлипаются с трудом. Всё такое мутное, что он не понимает, где он. Зрение таки восстанавливается, и Эдвард устало смотрит на Освальда, который только что разместил на его лбу влажный компресс. — Ты пончик, — улыбается вяло Эдвард и получает обиженный шлепок. — Это потом пройдет! — заявляет пополневший Освальд. Его щеки округлились, и он стал с виду очень забавным. Эдварду нужна целая минута, чтобы понять, что он в реальности, и это реальный Освальд. Эдвард смотрит на него внимательно, прощупывая взглядом каждый изгиб. Живот Освальда выделяется куда больше, чем раньше. Эдвард протягивает руку, но ее отбрасывают в сторону, как он сам сделал это когда-то. Бессильная злость на себя ничего не дает. — Оззи. — Я не «Оззи». Эдвард сглатывает сухость во рту. Думать с жаром тяжело. Теперь у него, наконец-то, есть возможность сказать. Видимо, он достаточно отстрадал своё, чтобы его инстинкты вновь вернули ему полный контроль над действиями, памятью и личностью. — Освальд. — Спи. Но Эдвард не хочет. И всё же тело его опять подчиняется голосу Освальда, и он засыпает, чтобы хоть чуть-чуть восстановить силы. Когда сон проходит, Эдвард обнаруживает, что ему намного лучше. В квартире тихо, и Освальд лежит на кровати рядом. Эдвард трясет головой, которая отзывается ноющей болью. Всё-таки не сон. Несмотря на то, что кровать в квартире одна, Эдвард всё равно хочет верить, что Освальд рядом, потому что нуждается в нем, потому что может простить его. К пухлым щекам Освальда прилип румянец. В комнате душно. Тёмные ресницы колючие, как и его волосы. Освальд не кажется больше тем задохликом, каким был еще несколько месяцев назад, и это Эдварду немного непривычно. Обнимать его, наверное, мягко и удобно. Эдвард придвигается и закидывает на Освальда руку, притягивая к себе. Пахнет от омеги по-родному вкусно. Эдвард не понимает, как жил без него. И это не как с Изабеллой, не кружащее голову опьянение, не только вечно приподнятое настроение. С Освальдом всё так… осознанно. По-настоящему, что даже пугает. Эдвард хочет быть с ним, когда у них всё хорошо, когда они в ссоре, даже, когда он ненавидит Освальда. Всё равно ищет его постоянно, как помешанный. Быть друзьями, врагами, любовниками — неважно, главное — рядом. Может, Освальд и не Истинный. Может, Истинных и не существуют. Может, Истинных они всё-таки определяют сами. Эдвард злобно улыбается. У него есть шанс отомстить. Блистательный план воспаленного болезнью мозга, при котором Эд может пытать Освальда хоть всю жизнь, но при этом не волноваться о том, что тот исчезнет. Эдвард слышит тихое доверчивое дыхание Освальда. Ухмылка перетекает в оскал. Освальд взвизгивает и пытается вырваться от боли. Эдвард держит крепко и руками, и зубами. Освальд рвётся, шипит. Когда он оказывается свободен, то падает с кровати на четвереньки. — Нигма! Эдвард наслаждается этим криком гнева. Он ложится обратно на спину и с наслаждением облизывает кровь со своих губ. Месть действительно на вкус сладкая. Ненависть, удовлетворенная, мурчит в теле. Обозленный Освальд поднимается с колен и смотрит на Эдварда с ненавистью. — Ты! — Всё еще считаю, что ты не мой омега, — усмехается Эдвард. — Нет, я… — Любишь меня, да, помню. — Да это не… — Ничего не значит, — соглашается Эдвард. — Я-то тебя не люблю. — Я тоже не люблю тебя! — кричит запальчиво в ответ Освальд. — Замечательно, — улыбается Эдвард. — Так даже лучше. Освальд дотрагивается до раны и кривится от боли, пробуждая в Эдварде злорадное счастье. — Я убью тебя. — Хорошо, — соглашается Эдвард и закрывает глаза, потому что свет больно бьет по глазам, и от такой встряски у него снова поднялась температура. Уж теперь-то его внутренняя сущность не станет держать его подальше от Освальда. Уже завтра у Оззи, как и у самого Эдварда, окончательно изменится запах. Даже сейчас Эд ощущает первые дополнительные ноты грецкого ореха, проступающие в запахе омеги. Справа раздается резкий звук, и Эдвард открывает глаза, чтобы увидеть, как недовольный Освальд ставит громко стакан с водой на прикроватную тумбу. Там уже размещены все необходимые таблетки. Когда Эдвард запивает водой жаропонижающее, он вдруг отчетливо осознает, что его слова о том, что, чтобы остаться с Освальдом навсегда, ему нужно убить вторую личность, оказываются правдой. Эд сам себя заманил в ловушку. Его природа желала получить себе этого омегу и вывернула личность Эдварда наизнанку, пока он сам не пришел к желанию удержать Освальда рядом. Сегодняшний сон окончательно восстановил цепочку его воспоминаний, и Эдвард больше не лжет себе о том, что его не устраивает жестокость Освальда или его безумные решения. Эда не устраивает лишь то, что собственный инстинкт защитника удерживал его несколько месяцев от омеги. — Я хотел прийти раньше, но не мог. — Я знаю, ты сказал мне это по телефону, — отзывается Освальд и рассматривает в зеркало след от укуса-метки. — По…? Эдвард силится вспомнить, и да. Он действительно тогда сказал что-то такое в телефонной будке, когда всё еще был настроен на то, чтобы ненавидеть Освальда до конца своих дней. « — Эд? У нас всё хорошо. — Мне жаль. Я — не то, что сейчас тебе нужно. Подожди. Я вернусь нескоро, но я вернусь. Я место, где то кричат, то шепчут, но всё это не человеческий язык. — Это что, загадка, Эд?» Эдвард хмурится. Он-то надеялся, что обманул свое сознание, а это оно в очередной раз устроило ему проверку на прочность. — Я разгадал ее сразу же, — фыркает Освальд. — Но как ты узнал, когда я там буду? Не получив ответа на свой вопрос, Эдвард приглядывается к Освальду, который начинает краснеть и делать преувеличено независимый вид. Он ходил туда каждый день все четыре месяца, понимает Эдвард. Сердце вновь начинает барабанить в груди. Несмотря на то, что Эдвард ненавидел его, презирал, заявил, что никогда не будет с ним, Освальд всё равно приходил в доки. Эта новость пронзает насквозь электрическим разрядом. — Скажи это снова. Сейчас самое время, — улыбается Эдвард. — Эд, — Освальд поворачивается с искренней светлой улыбкой. И Эдвард понимает, что всё-таки что-то не так. — Я никогда больше тебе этого не скажу. Аромата грецкого ореха становится слишком много. Он заполняет комнату и горчит в мыслях Эдварда. От этого разочарования Эд злится и поджимает губы. Освальд хитро ухмыляется. «О, Освальд Кобблпот, у меня есть целая жизнь, чтобы достать их из тебя…»