«Моя мать умерла, когда мне было восемь. Отца я не знал вовсе, даже просто в лицо, поэтому остался на самого себя (лишь много-много позже узнал, что он умер в день моего рождения, это показалось мне странным, но значения этому я не придал, пока не разобрался что к чему). Никому ненужный сиротка посреди грязных улочек городка. Тем удивительнее было, что некоторые люди ко мне тянулись, несмотря на дурную славу моей матери. Тем сильнее внутри разгорался страх, что я снова могу кого-то потерять. Ребята стали моей самой настоящей Семьёй и… это было… Это было просто здорово. Только благодаря их поддержке я не сломался тогда. Николетта — моя дорогая и нежно любимая Николетта — прожила не так долго, как хотелось бы, оставив на моих плечах трёх сыновей и двух дочек. Самому младшему, Фаусто, на тот момент едва-едва исполнилось четыре. И, что самое удивительное, никто из моих родных детей не напоминал мне Николетту. Ни жестом, ни взглядом, ни чёрточкой. Все пошли в меня, и… я бы даже порадовался, что младшенькая, Селесте, была копией своей тёзки-бабушки, моей матери, но старшая, Натале, она была точь-в-точь Николетта. Это было ударом ниже пояса. Видеть эти васильковые глаза, тёмно-синий хохолок, материнский пробор и лицо каждый чёртов раз. Это было выше моих сил. До двадцати она была так сильно похожа на мать, что я еле сдерживался от того, чтобы назвать её Николь. Не многие знали, но Николетта носила под сердцем Натале ещё до встречи со мной. Тем удивительней был тот факт, что от своего отца та не взяла ни чёрточки — только материнское, вплоть до сиреневых крапинок в глазах и привычки носить закрытые чёрные платья. Тогда я считал это чудом. Сейчас я точно знаю, что Николетта была виртуозным Туманом».
***
Савада Тсунаёши был не тем, кем хотел казаться. Или просто казался таковым. Реборн осознал это с особой ясностью только тогда, когда поговорил с ним тет-а-тет. О, если раньше он думал, что младший был не от мира сего, то сейчас… Сейчас до ломоты в пальцах хотелось, наконец, разгадать аномальную загадку с именем «Савада Тсунаёши». Вроде обычный мальчишка, а рассуждает не так, как должен в его-то годы. Не так по всем параметрам и константам устоявшегося мировоззрения. Старший брат на фоне Тсунаёши кажется просто неразумным дитём. Седые волосы, пронизывающий холодный взгляд и поразительно едкая усмешка. И, конечно же, аура, которая подошла бы больше ему самому, Реборну, но нет. Та была ещё плотнее, холоднее и… темнее. От неё мурашки вспарывали кожу спины, отдаваясь в пальцы рук и ног нервной дрожью. От неё волосы шевелились под полями федоры и рукавами рубашки. От неё хотелось поскорее отделаться и сбежать на континент, а то и на другое полушарие — лишь бы подальше из зоны поражения. Закономерный вопрос: «Какого, мать его, чёрта?» Реборн поджал губы и осмотрел предателя в лице Леона укоризненным взглядом. Рептилия, как ему казалось, ни капли не раскаивалась. И даже не приняла виноватый вид для приличия, хотя была верна ему на протяжении большей части его жизни, с самого первого дня. Как так получилось, что даже Леон, невосприимчивая к чужакам животина, прониклась Савадой Тсунаёши и не желала быть даже просто угрозой для этого мальчишки? И всё-таки, что творится в семье Емитсу, пока шахтёр-мафиози копает нефть и добывает уголь? Нана-то хоть в курсе? Реборн позволяет себе глубоко вздохнуть. Бедная наивная женщина.***
Вентозо вздохнул, в очередной раз открывая дверь перед боссом. Савада умел быть настырным. Вернее, он был им большую часть времени, если дело не касалось его детей. Он становился шёлковым и ласковым домашним котиком, который подставляет пушистое пузо под детскую ручку. В те далёкие времена, когда они даже помыслить не могли о своей дальнейшей судьбе. Боги, они-то думали, мир легко устроен! Чёрта-с два! — Утра, — вяло махнул рукой Савада. Чисто для проформы. Привет-привет и всё такое. В ответ Джино только коротко кивнул и посторонился, впуская босса в квартиру. Проходя мимо Солнца, тот лёгким движением поправил очки на его носу. — Благодарить не буду, — недовольно буркнул Вентозо, закрывая дверь резким движением, будучи не в настроении или на взводе. Тсуна прищурился и бросил на него короткий взгляд, не замечая ничего необычного. Волнуется? Впрочем, вряд ли доктор станет делиться с ним наболевшим, потому Савада решил не вмешиваться. — Да-да, — не оборачиваясь, он помахал ладонью и прошлёпал прямиком к кухне. Джино мрачно усмехнулся, глядя ему вслед. Знает, чёртов интуит, когда и куда приходить. А ведь он, Джино, только-только вынул из духовки печенье, даже шоколадной присыпкой не успел сдобрить. Когда Вентозо подпёр косяк арки на входе в кухню, Тсунаёши уже уминал выпечку за обе щёки, беззастенчиво развалившись на хозяйском столе и болтая ногами. Солнце только фыркнул на по-детски несерьёзное поведение босса. Эдакий мальчик-одуванчик, совершенно на Альджене не похожий. — Не стыдно? — риторический, конечно, вопрос, но в ответ Савада весело фыркает, рассыпая по столу крошки, и мотает головой, забираясь в тарелку с присыпкой. — Ну-ну, — скептически заключает доктор, впрочем, не собираясь злиться, всё равно собирался потом этому гаду подбросить, если Хибари будет — а он будет! — поблизости. Вентозо чуть мотнул головой, отгоняя назойливые мысли о прошлом, и прошёл в кухню к столу. Савада, отняв ото рта печенье, которое собирался откусить — или заглотить целиком, он это вполне мог провернуть за милую душу, — взмахнул им перед собой, состроив игривое выражение лица. — Я на совесть выменял себе конфетки у Роберты, — прищурившись, ответил он, не спеша засовывать печенье в рот. — А на стыд, — торопливо добавил он, — твою вы-печ-ку, — нараспев закончил Савада, покачав в такт печеньем перед носом Вентозо, которое тут же разломил и с показательным наслаждением откусил. Джино поджал губы, смерив его долгим взглядом, но промолчал. Он просто сел на стул и опустил подбородок на сцепленные в замок пальцы, наблюдая за боссом. Тсуна, пофыркивая на такое внимание к своей персоне, уминал без спроса свиснутое угощение. Повисшую паузу никто из них нарушить не спешил. — В классе скоро будут новенькие, — после недолгого молчания произнёс Джино, справедливо рассудив, что Саваде будет интересен один… человечек. — Буквально на днях прибудут, — добавил доктор, отслеживая реакцию на свои слова. — Да? — нарочитое безразличие заставило Солнце поморщиться. Тсунаёши только пожал плечами, не собираясь соваться в каждую бочку затычкой. Вентозо помолчал, прежде чем продолжить. — Один из них, — Джино говорил спокойно, размеренно, осторожно подбирая слова, и не сводил с босса внимательного взгляда, отчего тот начинал напрягаться, но виду старался не подавать, — некий Сесилио Конте. От Савады можно было ожидать чего угодно. Вплоть до истерики или погрома с выбитыми окнами и перевёрнутыми столами. А уж если дело касалось Сесиля, особенно когда дело касалось их Тумана, вполне мог случиться самый настоящий тайфун. Движения Савады вмиг стали тягучими, плавными, словно кто-то дёрнул рубильником вниз, переключая беззаботность на обманчивое спокойствие. Тсуна неспешно утёр крошки с лица рукавом и медленно перевёл взгляд с тарелки на Хранителя, на глазах становясь серьёзным. Джино поджал губы и опустил взгляд. Смотреть боссу в глаза иногда — зачастую — было просто невыносимо. Такое выдержать мог только Сесиль. И, возможно, Хибари. И то Джино не был так в этом уверен. — Тот Сесилио, — осторожно произнёс Тсуна с особой аккуратностью, будто каждым звуком можно было порезаться, — о котором я сейчас подумал? — обманчиво мягко поинтересовался он, тягуче-медленно соскальзывая со столешницы. Взгляд его блуждал по кухне, но не останавливался на хозяине квартиры, и Солнце перевёл дух. Если Савада держит себя в руках, то не всё потеряно, его ещё можно как-то усмирить, ту бурю, что поднимается внутри него, окрашивает глаза в кислотно-жёлтый. — Не знаю точно, — буркнул Вентозо, из-под стёкол очков наблюдая за передвижениями Неба. За каждым мягким, не лишённым грации жестом. Никаких дёрганий и нервного тремора, хотя мышцы были более чем напряжены. Савада сделал круг по кухне, пока не оказался напротив Вентозо. — А ещё кто? — он повёл плечом и опустился за стол, впиваясь в доктора немигающим взглядом. Кажется, контроль его летел к чертям. — Некий Гокудера Хаято. Прослыл в Италии Дымовой Бомбой Хаято. Подрывник, — коротко, рубленными фразами отвечал Джино, стараясь не смотреть в сторону Савады. Вдох встрял в горле, доктор закашлялся и зажмурился, чувствуя, как на ресницах появляется влага. Будто резь от удушливого дыма, охватившего его целиком. — А что Конте? — с какой-то жадностью произносит Савада, подаваясь вперёд. Точно летит, подмечает Вентозо, откашливаясь и делая глубокий — такой же жадный — вдох. Дыма в воздухе нет, но его присутствие отдаётся горечью на корне языка, дерёт мягкое нёбо, по глотке стекая в желудок. — В мафии не светился, хотя много раз выступал на уличных шоу с фокусами. Информации почти нет, она или умело подчищена, или не изменена вообще. Сирота, родом из Джирифалько, юг Италии, шулер, но меру знает, ни разу не нарвался на неприятности. Осторожный взгляд синих глаз, и Вентозо облегчённо вздыхает. Савада спокоен и предельно собран, даже кулаки не сжал, только соединил плотно ладони и прикоснулся самыми кончиками пальцев к губам. Конечно, истерить — не в его стиле, но… Иногда он мог учинить громкий скандал, послав свою сдержанность ко всем чертям. Савада поднимает взгляд на Солнце и едва уловимо щурится, скорее, просто не сдерживая дёрнувшиеся веки. Он коротко вздыхает и хлопает себя по коленям. — Посмотрим по обстоятельствам, — он кивает своим словам и, не прощаясь, исчезает во всполохе пламени. А Джино рассеянно оглядывает комнату, стараясь не смотреть в ту сторону, где сидел его босс. Савада обладал поразительным талантом находиться в нужном месте в нужное время и умел профессионально выбивать из колеи.***
Новичок… впечатлял. Хотя бы тем, что был вылитой копией далёкого предка, судя по всему. Уж слишком приметные черты Арчери проступали в жилистом подростке с раздражённым взглядом зелёных глаз и кучей браслетов на запястьях, не гремящих при ходьбе только чудом. Савада осматривал его с ног до головы, каждый раз подмечая новые детали. Гокудера Хаято был полукровкой. У него были недлинные пепельные волосы и поджатые в тонкую полоску бледно-розовые губы. Острый взгляд проходился по классу, выражая его отношение к щебету и перешёптыванию новоявленных одноклассников. Для него они слишком… глупы. Слишком посредственны и слишком раздражающи. Слишком дети. Гокудера Хаято был самостоятельным. Гокудера Хаято не был ребёнком. Гокудера Хаято был киллером с нашумевшей репутацией. Вентозо в их Семье был доктором, учёным, мамочкой и, как ни странно, информатором. Разведчиком. Джино мог умело дёргать за ниточки и добиваться поставленных целей через десятые руки, не заводя привязанностей даже среди близких знакомых. Мог оставаться незамеченным и прекрасно владел собственным атрибутом, чтобы глушить в себе пламя настолько, что его не разглядеть и при близком контакте глаза в глаза. А ещё он владел информацией, как никто другой. Не стоило удивляться, что Вентозо так быстро раскопал всю подноготную подрывника-полукровки. Вплоть до того, что его матерью была пианистка, обучавшая того владеть музыкальным инструментом. Конечно, грязное бельишко Гокудеры Саваду не интересовало, но старательный Хранитель всегда выполнял свои обязанности чётко и полностью. Быть посвящённым в подобные нюансы… Тсунаёши был слишком честным, чтобы играть на слабостях импульсивного подростка. Да — брал в расчёт, да — принимал за угрозу, но — первым никогда не нападёт. Если Дымовой Бомбе хватит мозгов (аналитического склада, как подметил Джино) — тот просто не полезет к нему, Тсунаёши. Если же нет… Что же, незнание законов не освобождает от ответственности. Хаято был холоден, отстранён, но слишком импульсивен. Он мог рвануть в любой момент из-за малейшего поползновения на свою шкуру, хотя держался вполне пристойно для своей натуры. Нарочито брезгливое выражение лица, скука на дне зрачков и — совсем немного — разочарование, отразившееся в изломе губ. Возможно, от родины своей матери он ожидал чего-то большего. Савада про себя злорадно хмыкнул. Будучи мафиози, отучаешь себя удивляться и разочаровываться от несбывшихся чаяний. Видимо, Гокудера был слишком юн и имел лишь однобокую картину мира в чёрно-белой трактовке, чтобы это понять. А может, не желал принимать из чистого упрямства. Темперамент отца, скорее всего. Или прадеда, это как посмотреть. Новичок фыркнул в ответ на восторженный щебет японских школьниц и прошествовал к свободному месту на задних партах, провожаемый пристальным взглядом золотисто-янтарных глаз из-под рыжих ресниц. Внимание щуплого и тощего пацана с копной мелированных под седину тёмно-рыжих волос заставило его на мгновение сбиться с шага. Но Хаято, вздёрнув подбородок в горделивом жесте, сунул руки в карманы драных джинс и поспешил к свободной парте. Вентозо только помотал головой наблюдая за тем, с каким пристальным вниманием Тсуна следил за каждым движением Дымовой Бомбы. Когда босс заинтересовывался кем-то… Бедолаге не помогла бы даже миграция на Марс. Хибари только фыркнул, из-под ресниц наблюдая за новеньким украдкой. Выражение лица он при этом имел крайне настороженное, чуть повёл носом и впился уже открытым прожигающим взглядом. Кажется, у Гокудеры только что возникли бо-о-ольшие такие проблемы с ДК. Потому что у Кёи нюх на табак и алкоголь. А от новичка еле уловимо пахло дешёвыми сигаретами и слабоалкогольными энергетиками, перебитыми жвачкой и горьким парфюмом.***
— Вмешиваться не будешь? — Хибари привалился к перилам на крыше и с ленцой взглянул на возню во дворе школы. Шинджи, размахивая руками и сверкая задом в цветастых трусах, скакал вокруг подрывника. Реборн примостился на дереве и наблюдал за потугами двух дегенератов прикончить друг друга с поправкой на то, что Савада убить не сможет, а Хаято просто не имеет на это права. Тсунаёши относился к этой возне в песочнице, принадлежащей Хибари, с каким-то философским спокойствием. Поэтому он просто пожал плечами и дёрнул уголками губ, чувствуя, как ветер треплет его волосы. — Это забавно, — со смешком произнёс он. Огонёк на лбу его дальнего родственника беспокойно полыхал, развлекая репетитора, раздражая подрывника и вызывая умиление у него самого. Пламя Шинджи не было Гармонией в полном смысле слова (увольте, чистого до последней капельки его не было ни у кого, даже у него самого). Оно было немного смещено в сторону, как ни странно, Грозы. Маленькие-маленькие разряды заставляли волосы на голове Ши-куна вставать дыбом. Но в пылу драки он этого, конечно, не замечал абсолютно, сосредоточившись на том, чтобы увернуться от шашек и потушить все фитили до того, как что-нибудь — кто-нибудь — взлетит на воздух. — Они разнесут мне весь двор, — недовольно проворчал ГДК, скосив взгляд на развеселившегося босса. Савада шкодливо улыбнулся и хитро стрельнул глазами. Облако только вздохнул и прикрыл глаза ладонью, вместе с тем массируя виски, опасаясь того, что в скором времени у него разовьётся мигрень от шума, производимого этими чёртовыми травоядными. — Пусть развлекаются, Кё-чан. Они же ещё дети, — с умилением протянул Савада. Хибари поджал губы и смерил Небо раздражённым взглядом. Ага, дети, они в их возрасте уже вовсю барагозили и батрачили за пятерых, планируя операции по захвату Сицилии — в шутку, разумеется, хотя чёрт Саваду знает — и развлекаясь тем, что лупасили друг друга — тоже в шутку, хотя… — Не зови меня так, — только и смог сказать Хибари, резко разворачиваясь на каблуках туфель. Савада насмешливо фыркнул ему вслед, даже не оборачиваясь. Мало кто знал, но у Стального Хибари Кёи была непозволительная слабость — дети и милые животные. И пусть дети были для каждого из них чем-то неоспоримо важным, Облако ни в жизнь не признается, что любит возиться с карапузами. Пелёнки-слюнявчики, погремушки… Тсуна не знал, что такого Хибари находил в этой утомительной возне. Своего собственного Кёя таскал с собой везде и всегда — в резиденции, разумеется, — катая на закорках, пока Юн не вырос достаточно, чтобы начать смущаться, мол, люди смотрят. Тогда японец принялся за малышей босса, по праву занимая роль крёстного. Фаусто и Селесте в «дяденьке Кёе» души не чаяли. И вили верёвки ещё и из него. Тсунаёши помотал головой и тоскливо улыбнулся. Где его года?***
Ужин протекал вполне обыденно, если учитывать, что в доме прописался «репетитор-садист!», по словам Шинджи, или же «репетитор-киллер Реборн», по словам самого Аркобалено. Гокудера Хаято довольно мягко вошёл в эту обыденность, цапаясь по поводу и без с улыбчивым бейсболистом. Сегодня, правда, обременять своим присутствием Нану они не стали к вящему удивлению Тсунаёши, ведь за братом они таскались едва ли не до туалета. Реборн сверкал довольным взглядом, таская из чужой тарелки, а Шинджи вымученно улыбался матери и старался урвать от собственной порции хоть кусочек. Тсунаёши вяло ковырялся в своей порции, размазывая рис и куски овощей по тарелке. Интуиция зудела, предвещая что-то грандиозное. А тот факт, что Сесилио Конте ещё не объявился в Намимори, хотя Вентозо зазря болтать не стал бы и говорил, что тот прибудет на неделе, только подогревал интерес. Тот ли это Сесиль, который не мог и дня прожить без тактильного контакта? Звонок в дверь стал неожиданностью для всех. Тсунаёши скосил глаза на Реборна и понял — нет, не для всех. Репетитор лучился довольством и настороженно поглядывал в его сторону, хотя даже его, Савады, мрачное выражение лица не заставляло унять этого своего «сияния». Нана подскочила из-за стола и выпорхнула в коридор, напоследок бросив, что прогуляется до магазина. Тсуна проводил её подозрительным взглядом и вернулся к своей тарелке. — Здравствуйте. Знакомый баритон заставил сердце Савады ухнуть в желудок, а пальцы на ногах — поджаться. Гость стоял аккурат позади него. Тсунаёши сглотнул, чувствуя, как губы сами собой растягиваются в подрагивающей усмешке. — Кто это? — Шинджи окинул взглядом длиноволосого брюнета за спиной брата настороженным взглядом и посмотрел на Реборна, ожидая объяснений. Тот выудил из ниоткуда чашку и пригубил кофе, растягивая драматичную паузу. Гость же выдерживать её не собирался, бросившись с места в карьер. — Hallo, mein Himmel [Здравствуй, моё Небо], — от этого до зубовного скрежета знакомого голоса мурашки прошили спину, а на усмешка сделалась болезненной. Губы дрожали, мышцы сводило короткими судорогами, отчего палочки едва не переломились в пальцах. Гость оставался за спиной Тсунаёши с зеркальной усмешкой на лице, что Реборну не понравилось совершенно. — Ich bin froh, dass du… dass du überlebt hast [Я рад, что ты… что ты выжил], — голос Тсунаёши звучал глухо, но Реборна едва не подкинуло от интонации, с которой прозвучали эти слова. Немецкого Аркобалено не знал, конечно, и совершенно не понимал, о чём идёт речь, но в голосе Савады уловил что-то… что-то странное. Именно поэтому поспешил перебить беседу, судя по всему, знакомых. Где, где, чёрт возьми, они уже успели пересечься?! — Это Сесилио Конте, Никчёмный ученик, — несколько торопливо заключил репетитор и глянул в сторону Шинджи, подмечая его реакцию. Тот сжал в пальцах кружку, но поспешно опустил её на стол, боясь раздавить. Тсунаёши невесело хмыкнул, наперёд зная слова Аркобалено. — Претендент на роль Десятого Тумана Вонголы, — торжественно заключил Реборн. Несложно было догадаться. — Und der Arcobaleno ist komisch [А этот Аркобалено забавный], — усмехнулся Сесилио и аккуратно опустился рядом с Тсунаёши, словно нечаянно зацепив своим коленом его бедро. И нарочито игнорируя высказывание Реборна. — Ja [Ага], — коротко отозвался Савада, не решаясь взглянуть Туману в лицо, даже мимолётным взглядом коснуться. — Sieh nur, wie er das Gesicht bei der Erwähnung der Fluches verzog das Gesicht [Только посмотри, как он скривился от упоминания проклятия], — Сесилио насмешливо изогнул губы и сверкнул угольно-чёрными глазами из-под косой смоляной чёлки. — Deine Rasse, Cecile [Твоя порода, Сесиль], — мотнул головой Савада, заставляя себя отложить палочки подальше, пока он их и вправду не сломал. — Deine Rasse [Твоя порода]. В ответ Туман прикрыл глаза и слабо улыбнулся. — Wie lange habe ich deine Stimme nicht gehört [Как давно я не слышал твоего голоса]… — Конте взглянул на босса из-под угольных прямых ресниц. Тсунаёши больше утерпеть не смог, вскинув голову в его сторону, ловя полный нежности взгляд из-под чуть вздёрнутых раздвоенных бровей. Сесилио слишком полагался на мимику в выражении своих эмоций, потому слишком многое ускользало от чужих глаз, ведь все вечно смотрят не туда. Савада сглотнул ком в горле и резко отвернулся, запив этот ком соком, а потом снова мотнул головой. Не время. — Nicht jetzt. Wir haben noch viel Zeit. Kommunikation… Verbindungen sind zu gespannt. Nicht jetzt [Не сейчас. У нас ещё много времени. Связи… Связи слишком натянуты. Не сейчас], — сделав рваный вздох между предложениями, шатен на мгновение сжал кулаки. Говорил он торопливо и отрывисто, с присвистом, будто сейчас захлебнётся, если не скажет всё сразу. — Nicht jetzt, Cecile [Не сейчас, Сесиль], — взгляд его, обращённый к Туману красноречивей всего говорил о его отношении ко всему происходящему. Жаль, что… — Natürlich, mein Himmel [Конечно, моё Небо], — Конте незаметно положил ладонь боссу на колено и чуть сжал пальцы, игриво пошевелив бровями. — Oh, halt die Klappe [О, заткнись], — Тсунаёши улыбнулся и, шлёпнув по чужой ладони, уткнулся в тарелку. Реборн поджал губы и откашлялся, привлекая внимание. Тот факт, что перспективный Туман не заинтересован в месте при Королевской Семье так, как хотелось бы, немало раздосадовал его. Впрочем, Аркобалено был просто старым знакомым — возможно, другом — Тимотео. Его не должны трогать заботы Вонголы. Но. Реборна волновало то, что Савада Тсунаёши каким-то мистическим образом был знаком с Конте. Итальянцем с французскими корнями, сиротой, первый раз покинувшим страну. И как, позвольте спросить, они могли пересечься? Друзья по переписке? Вряд ли. Знакомы они не один год, подметил репетитор. Причём, знакомы достаточно… близко, он знал, о чём идёт речь. Последний жест Тумана не укрылся от его глаз. — Вы знакомы? — в лоб спросил он. Тсунаёши мягко усмехнулся и посмотрел на Реборна так… Словно одним взглядом прожёг дыру во лбу. Словно выстрелил ему раскалённой пулей промеж глаз. О, Реборн знал этот взгляд. Так смотрел Верде, знающий много больше. Так смотрел Вайпер, не ставящий никого ни в грош. Так смотрел он сам, когда видел что-то… глупое, не стоящее внимания. Савада Тсунаёши смотрел так, но в то же время совсем по-другому. Словно Реборн действительно был маленьким несмышлёным ребёнком, вытворившим очередную забавную глупость на его глазах. Аркобалено поспешно перевёл взгляд на Конте. Картёжник, откинувшись на спинку стула, расслабленно сидел рядом с Савадой, сложив руки на груди, ладонями придерживая локти. Казалось, Сесилио чувствует себя в безопасности. В полной безопасности в доме Внешнего Советника Вонголы, в присутствии Наследника Королевской Семьи и самого Реборна, не последнего человека во всей Италии. Одно из двух — либо этот Конте умело скрывал свои чувства, либо был чересчур самоуверен. Либо действительно чувствовал себя в безопасности. …рядом с Савадой Тсунаёши? — Так вы знакомы? — послед затяжного молчания повторил репетитор, придерживая поля федоры на достаточном уровне, чтобы выглядеть внушительно, но не без излишней угрозы. — Можно и так сказать, — небрежно обронил картёжник, склонив голову к плечу. Движения его были лёгкими, летящими и абсолютно открытыми, не несущими никакой подоплёки. Однако то, как Туман огладил колено Савады и получил по наглой руке, как они переглядывались… Было в этом что-то интимное, что-то, не предназначенное для лишних глаз, обращённое лишь им одним. — Не знал, что брат Наследника полиглот, — Аркобалено отпил кофе и с настороженностью обвёл загадочную парочку цепким взглядом. Что-то тут не клеится. Нет, они знакомы далеко не первый год. Но не встречались достаточно давно, потому что взгляд Конте, обращённый на Саваду… более чем красноречив. Тсунаёши ему каким-то образом симпатизирует. Будь то дружеские или другие отношения, но тот ему дорог. На этом можно было бы сыграть, вот только… Реборн отставил чашку и на мгновение заглянул в золотисто-янтарные глаза,***
Следующий день преподнёс Тсунаёши весьма необычный сюрприз. К вывертам Судьбы он привык давно, поэтому приучил себя относиться к этому со всем возможным спокойствием, но… …знакомый тёмно-синий хохолок натолкнувшегося на него человека заставил сердце сбиться с ритма. Но незнакомец слишком быстро исчез, напоследок обдав взглядом гетерохромных глаз. Сесилио придержал босса за локоть, когда Савада было дёрнулся бежать следом, и покачал головой. — Тсунаёш- Босс оборвал его на полуслове. — Я в норме, — пробормотал Савада, удерживаемый за локоть. Он мотнул головой и снова посмотрел туда, где ему привиделось наваждение. Гетерохромные глаза — алый и синий. Они были близко. Достаточно близко, чтобы рассмотреть маленькие сиреневые крапинки у самого зрачка. — Что ты увидел? — Туман заглянул боссу в глаза. Тот осоловело моргнул и глубоко вздохнул. — Николетта… Её волосы и глаза, — Тсунаёши снова вздохнул и потёр лицо ладонями, надавив пальцами на закрытые веки до цветных пятен. — Возможно, мне показалось… Конте поджал губы. Растройством психики Савада никогда не страдал. И ему никогда ничего не мерещилось. А едва ощутимый всплеск пламени Тумана… — Кто-то воспользовался иллюзией, — Конте аккуратно отпустил босса, и тот неловко переступил с ноги на ногу, не отрывая взгляда от того места, где увидел тёмно-синий хохолок. — Наложил иллюзию невидимости. Но внешность не изменял. — Потомок Натале, — Тсунаёши поджал губы и сморгнул видение, стараясь вернуться в норму. — Неважно. Всё в порядке, — он сорвался на скорый шаг. — Точно? — Сесилио подстроился под босса и взял того под руку. Савада вымученно усмехнулся, но не нашёл в себе силы сказать и просто кивнул. И лишь спустя пару секунд решился с твёрдостью произнести: — Глаза Николь я узнаю из тысячи. И её наследие тоже. — Не сомневаюсь, — Сесиль болезненно усмехнулся и прикрыл глаза, этим жестом выражая свою покорность. Как принял тогда, так примет и сейчас. Сожаления теперь давно уже в прошлом, как и сама Николь, как и все возможности. Время давно перевалило за полдень, школа закончилась, а прогулка подходила к концу. А им ещё надо было разыскать остальных членов их Семьи. Потому что о Виндиче было известно непозволительно мало. А связаться — не представлялось возможным. Вентозо не всесильный и без указа Савады действовать не станет чисто из соображений безопасности. Натянутые и ослабленные связи Хранителей нужно было востановить как можно быстрее, чтобы минимизировать возможный ущерб. — Потомок… Натале? — Мукуро покатал имя на языке и проводил парочку взглядом, привалившись к высокому каменносу забору, почти стене. — Не Спейда, а Натале? — он прищурился и дёрнул уголком губ, провожая взглядом колоритную парочку. — Мукуро-сама? — Рокудо скосил глаза на подавшего голос Чикусу. Кен сидел на корточках и настороженно принюхивался. — Запах похож, — пробормотал Джошима, прикусывая кончик языка. Он хмурил светлые брови и сосредоточенно водил носом из стороны в сторону. — Похож на запах Мукуро-сама… — Что ты сказал? — иллюзионист отошёл от стены и ещё раз посмотрел вслед удаляющейся парочки. Прозвучало резко, но Кен не обращал на такие мелочи внимания. — Запах того, мелкого… — Джошима кивнул в сторону ушедших и оглянулся на Рокудо. — Он похож на Ваш запах, Мукуро-сама, — он поджал губы и облизнулся. — Запах пламени. — Хм? — иллюзионист заинтересованно оглядел свои пальцы, на которых зазмеились синие лоскуты пламени. Брат Наследника… заинтриговывал. Хотя бы тем, что сказал Джошима. В запахах он был профессионалом, не верить ему не было причины. А то, что их запахи схожи… Это интересно. Притом, что сам Мукуро с Савадой Тсунаёши ни разу не пересекался. Мукуро бы запомнил. Эти глаза он бы просто не смог забыть. — Идём, — Туман крутанулся на пятках, всколыхнув полы тёмно-болотного пиджака. Его преспешники молчаливо следовали за его плечами. — У нас остались незавершённые дела. Да начнётся игра на опережение. Виндиче идут по пятам.