Живые и мёртвые

— Я буду с тобой, пока ты не умрёшь. — Я не умру.

Орочимару не может завладеть телом без насилия, каждый раз сосуд опирается, каждый раз приходится подчинять его грубой силой, даже не уговорами — на грани исчезновения они не помогают, и с каждым разом это нравится Саннину всё меньше. Неужели никто не способен на добровольную жертву для его гения? Неужели никто не может хотя бы просто здраво оценить ситуацию? Неужели никто, совсем никто, не способен проникнуться к нему этим тонким чувством… благоговейной любви? Каким проникаются верующие к божеству, перед тем, как готовы отдать себя на услужение полностью. Орочимару не собирается становиться божеством, он лишь хочет преодолеть Смерть. За глаза его называют, кроме прочего, монстром и гением. Теперь его называют ещё и мёртвым гением. Как трудно жить вдвоём в одном теле, Орочимару понимает, когда находится в подчинённом положении, в плену Саске, обездвиженный и использованный. Всё получилось не так, как он планировал (это снова неприятно хлыщет по самооценке, у гения таких проколов быть не должно), однако нельзя сказать, что он не учитывал такой исход. В плену Орочимару начинает понимать, что полагаться на волю случая, на удачу, как делают дураки вроде Джирайи и Наруто, очень даже любопытно, почти интересно. Что предоставит ему жизнь? Какую участь приготовит судьба? Орочимару никогда не верил в судьбу. Это был удел слабых. Слабые хрупки и безнадёжны перед ликом Смерти, себя к ним Орочимару не относил. Быть зависимым от других людей, от их решений, действий, что может быть унизительнее? Орочимару обычно делал людей зависимыми от себя. И вместе с тем, он питает от своей внезапной беспомощности какую-то мазохистскую радость и ждёт того момента, когда сможет выбраться и стать собой — снова Великим Саннином Орочимару, только для этого теперь придётся собирать себя по частям. В заточении созданного им же мира он не ощущает себя, он будто стёрт в порошок и развеян по всему этому пространству, он есть везде и нигде одновременно, превратившись лишь в присутствие сознания. Здесь Орочимару ощущает все связи, ярко, обжигающе, очень чётко. Он чувствует Саске, так, как они никогда не могли почувствовать друг друга за время совместных разговоров, тренировок или путешествий. Орочимару теперь знает все чувства своего ученика, не просто знает, он их буквально видит; они раскинулись перед ним не самой благовидной картиной: полумёртвые привязанности к друзьям, к Конохе, уже не совсем живые, но и не до конца сожжённые. Ощущает его неистовую чёрную ненависть к Итачи, которая и погубит молодого Учиху, дав Орочимару настоящий, полноценный шанс воскреснуть. Орочимару знает, что Саске со всем своим уровнем силы не выстоит против Итачи даже сейчас. Он кисловато улыбался, когда впервые так отчётливо увидел за ненавистью любовь, какая она потрёпанная, преданная, злая и обнищавшая. Голоса у неё сейчас нет. Орочимару видел это, теперь ему было доступно всё или почти всё, что творится внутри Саске. Эти чувства обжигающе холодные, болезненные и больные, но они не досаждают Орочимару, он словно зритель в первом ряду на качественном спектакле, достаточно близко, чтобы прикоснуться к сути, но и достаточно далеко, чтобы не стать всем этим. Он не слился с Саске, не стал им, но кое-что его неуёмно и всё больше тревожило — собственные воспоминания, восприятия, над которыми он, казалось, потерял контроль. Они стали самостоятельными, но не стали чужими. Орочимару никогда ни о чём не жалел, не жалел даже о своём нападении на Коноху, но навязчивые давние образы, мысли, слова, действия, к прокручиванию которых он старался не прибегать вообще, теперь заполонили свободное пространство и время, и Орочимару боролся с ними, чтобы не попасть под их влияние, чтобы они его не поглотили. Чтобы он не исчез совсем. Борьба влечёт изменения, Орочимару давно признал этот закон эволюции. И изменения были неизбежны. Орочимару пересматривает свои принципы и взгляды, не кардинально, но несколько ключевых перемен происходит. Переносится фокус его внимания, значение приобретают и другие люди, мир перестаёт крутиться вокруг одного только Змеиного Гения. Странное, почти тёплое чувство обволакивает его по мере принятия этих новых мыслей, взглядов, ощущений. Орочимару тянет к Саске белые нити-змеи, обнимет ими холодный внутренний мир Шарингана, белая змея — символ удачи и долголетия. С Саске или без, Орочимару собирается жить долго, пока самому не надоест, но сейчас амбиции отступают на второй план. Орочимару понимает, что хочет позаботиться о своём нерадивом ученике, и, как истинный учитель, не может оставить его на полпути, пока Саске видит только то, на что ему указывают — он зависим и уязвим. Орочимару теперь хочет не только гордиться своим учеником, он хочет помочь ему и дать возможность полноценно жить, используя глаза не только по боевому назначению. «Раньше я хотел быть ветром, крутящим лопасти мельницы, теперь я хочу быть той самой мельницей, чьи лопасти крутит ветер. Впервые я поставил на кого-то другого… Я хочу посмотреть, что он выберет, как он поступит…» Орочимару говорит это почти серьёзно, но с лёгкой дразнящей полуулыбкой, показывающей снисходительное отношение ко всему происходящему. Только один Саннин знает, что все эти перемены рождались в нём далеко непросто. И никому больше он об этом не скажет.