Маска

Сцена 44: Мелодрама. Дубль 4

Мелодра́ма (от др.-греч. μέλος — песня, поэма, лирическое произведение + δρᾶμα — действие) — жанр художественной литературы, театрального искусства и кинематографа, произведения которого раскрывают духовный и чувственный мир героев в особенно ярких эмоциональных обстоятельствах на основе контрастов: добро и зло, любовь и ненависть и тому подобного. Также сопровождается трагическими сценами, в большинстве случаев завершается счастливым концом.

Этот… гад меня обманул! Соблазнил и всё перевел в шутку! Вот как можно?! Выкрутился так, как будто он просто играл, но я чувствовала, что в тот момент это был не «Кацуки», и даже не сам «Рен»… Был кто-то другой… Настоящий мужчина, а не его маска идеального актера. Этот кто-то был честен с собой и мной… И именно этот «Рен» стал мне так интересен… Именно с такими мыслями я, не дожидаясь Араи, который парковал машину на стоянке, вошла на утренние съемки в «Темной Луне» и замерла недалеко от входа, нарвавшись на президента и Рена, которые сверлили друг друга упрямым взглядами. Не поняла… Что успело произойти за то время, что меня не было на съемках? И почему все вокруг, кажется, осведомлены о причине такой ситуации? Чувствую себя дурой… — Президент Такарада-сан, Цуруга-кун… ― к сверлившим друг друга мужчинам подлетел режиссер Огата. ― Не нужно быть такими серьезными! ― по его лицу катился пот. ― Хотя бы попытайтесь успокоиться до прихода Момосе-сан. — У меня нет любимчиков. Если твоя игра не удовлетворит меня ― я заменю тебя, ― жестко сказал президент. Давно я уже не видела его настолько серьезно-пугающим, и даже аляпистый наряд не смягчал ситуацию. ― Если ты не сможешь превзойти Хозу Шухея, я так же заменю тебя. Если ты не уверен в своих способностях ― уходи. Я уже нашел того, кто займет твое место. Невероятно жестокие слова, которые не давали и шанса сбежать. А для мужчины в такой ситуации отступить значило бы покрыть себя позором до конца дней. Не уверена, специально так сделал президент или нет, но после такого уже не важно, провал или победа, главное ― не отступить! — Что ж, тогда я покажу вам не просто умение Хозу Шухея играть и воздействовать на окружающих, но и силу. Я гарантирую, ― голос актера был наполнен уверенностью в своих способностях, ― я превзойду все ваши ожидания! — Какие сильные слова, ― Такарада-сан ухмыльнулся. ― Лучше не забудь всё, что только что сказал. Я же не стала дослушивать и ушла в свою гримерку переодеваться, но так как там никого не было, а я не знала, какая сцена будет первой, решила повременить с этим и просто села на диванчик. Спустя минут пять в мою гримерную вошел Рен, он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но я демонстративно надела наушники и включила музыку на телефоне. Не менее показательно я отвернулась от мужчины, смотря в окно. Я буквально кожей чувствовала удивленный взгляд, направленный мне в спину. Неожиданно передо мною предстал Рен и выдернул наушники из гнезда телефона, потом нагнулся, чтобы наши глаза были на одном уровне. Несколько секунд он вглядывался мне в глаза, но всё же заговорил: — Я чем-то тебя обидел? — Разве был повод, чтобы я обиделась? ― холодно поинтересовалась я, приподнимая одну бровь. — Кёко, не передергивай, ты же прекрасно всё поняла, ― кажется, он был зол и расстроен. — Я не привыкла чувствовать себя дурой, Рен, ― произнесла я всё так же замораживающе, и смотря безэмоционально ему в глаза. И неприятно мне было вдвойне от того, что даже мои менеджер и телохранитель не удосужились мне об этом рассказать! — Ты намекаешь на то, что сейчас произошло? ― так и не дождавшись моего ответа, он продолжил. ― Я не думал скрывать это от тебя, просто не хотел лишний раз волновать. — Поэтому теперь мне придется волноваться в несколько раз сильнее, ― со вздохом произнесла я, смотря на него, а после потянулась и обняла, шепча. ― Удачи. — Рен! ― в гримерку ворвался Яширо. ― Ой! Кажется, я не вовремя, но тебе уже пора, ― мужчина смутился и вылетел из гримерки, правда лицо его было слишком уж счастливым. К чему бы это? Ладно, подумаю об этом как-нибудь потом. — Иди, ― я отстранилась от мужчины. ― И не подведи мою веру в тебя, ― пожелала я уже с нажимом. С небольшим запозданием я тоже пришла к началу сцены в гостиной, где Мизуки приносит Кацуки чай. Именно той сцены, которая столько дублей не получалась у Рена. Надеюсь, всё будет хорошо… Примерно об этом же шептались и другие работники, что слышали и главные герои. Лицо Момосе ― актрисы, что играла Мизуки ― выражало превосходство и надменность, а ведь она ничего из себя толком не представляла и её роль была слишком простой. Я бы даже сказала, пресной. — Режиссер, могу ли я попросить об одолжении? В той части, где Мизуки разбила чашку и порезалась, можно я отклонюсь от сценария? ― по всей видимости, Рен тоже заметил отношение к себе напарницы по игре, и теперь будет тонко в своем стиле указывать её место. Хотя он никогда в этом не признается. — Что? — Цуруга-сан, вы хотите импровизировать?! ― «Мизуки» аж вся испереживалась от такого известия. — Простите, думаю, я не смогу сыграть Кацуки как следует, если буду следовать сценарию. — Если изменятся реплики Кацуки, нужно будет изменить реплики и у Мизуки. Если мы вдруг решим импровизировать… Я уверен, это будет очень несправедливо по отношению к Ицуки-сан. — Нет, Ицуки-сан будет очень рада этому, ― ага, рада, на её побелевшем от злости и удивления лице именно «радость». ― После стольких дублей, вам, должно быть, всё ужасно надоело. О, неужели наш сиятельный Цуруга-сан подслушивал чужие девичьи разговоры? Или он стал доверять слухам? В любом случае, он очень тонко поддел эту зазвездившуюся девчонку. Думаю, сейчас самое время опустить её немножко, чтобы она сильно не зазнавалась и стремилась стать только лучше, а не довольствовалась уже достигнутыми (по моему мнению, достаточно скромными) результатами. Режиссер ещё предпринял пару попыток переубедить Рена, но у него ничего не вышло, тем более актер его заверил, что к нужной конечной точке он сцену доведет. А в конце ещё и припечатал её тем, что заставит делать так, как ему потребуется. Судя по выражению лица девчонки, она полностью заглотила наживку, проглотив и крючок, и леску… Все вокруг забегали, подготавливая сцену к началу съемок. Ко мне подошел Араи, но наткнувшись на мой замораживающий взгляд, не стал даже пытаться заводить разговор, справедливо полагая, что мне нужно перебеситься. Сам же «блонд» отошел к Яширо, заведя с ним неспешный разговор. Я перевела взгляд на сцену. Рен, сидевший на диване, выглядел уверенным в себе, и взгляд, который он кинул сначала на президента, а потом на меня, отлично это подтверждал. Вот только отчего-то после того, как посмотрел на меня, он тяжело вздохнул. К чему бы это? Обидеться, что ли? — Начали! ― разнеслось по съемочной площадке. Рен-Кацуки сидел на диване в ожидании Мизуки, которая не заставила себя долго ждать и вскоре появилась на пороге гостиной с подносом, на котором стояли чайничек, сахарница и две кружки. Девушка улыбнулась желанному гостю, на что тот незло хмыкнул. — Добрый вечер, ― тоже поздоровался мужчина. — Д-добрый вечер, сенсей! ― сказала девушка. Неожиданно девушка замерла, как будто что-то вспомнила и немного смущенно вздохнула. — Ой, просто как-то странно. Обычно я вам говорю «доброе утро». — О… точно, ― учитель улыбнулся. — Это… насчет дяди и Мисао-сан… Они, наверно, ещё не скоро вернутся. Простите, но подождите ещё немного… ― она была смущена. — Ясно. — Ой! ― она встрепенулась. ― Пожалуйста, чувствуйте себя как дома! Повисло неловкое молчание. Девушка опустила глаза, боясь ими встретиться с мужчиной. Да и сам учитель выглядел потрясённым и… каким-то печальным. Девушка поспешила отвернуться, чтобы разлить чай по чашкам, поэтому не видела направленный на нее грустный взгляд и горькую улыбку, от которой у любого защемило бы в груди. — В самом деле… — Ой! ― девушка неожиданно подскочила, перестав наливать в кружку. — Что такое? ― растерялся гость. — Сенсей, вы ведь предпочитаете Earl Gray? — Да. — Я немедленно переделаю, ― она схватилась на чайник. ― Как я могла забыть. Как глупо! ― причитала она. — Э? Нет, всё нормально… Не волнуйся, всё хорошо, ― он хотел забрать чашку, но она неожиданно выпала из рук девушки и упала. — Н…нет, разбилась… ― расстроенно произнесла она, нагнулась и принялась собирать осколки. — Ты в порядке? Тебя не задело? ― взволнованно спросил Кацуки. — А, да, я в порядке. Простите, я такая неуклюжая, ― сокрушалась блондинка. — Это ты меня прости, если бы я не влез… — Ай! ― девушка неожиданно вздрогнула и сжала руку в кулачок. — Ты порезалась?! ― мужчина обеспокоился не на шутку. ― Дай посмотрю! Он взял её пальцы в свою ладонь и внимательно рассмотрел, убеждаясь, что девушка не сильно пострадала. Нежно улыбнулся, а в его глазах были облегчение и нежность по отношению к ней. Неожиданно в моей груди болезненно сжалось сердце. Я сама вздрогнула и невольно закусила губу. Нужно сходить к врачу… — Всё нормально. Это не серьезно. Всего лишь царапина. Надо обработать и перевязать… вот и всё. Кацуки посмотрел в глаза девушки, что держал за руку. Шок и страх на миг промелькнули в глубине его глаз. Лицо же Мизуки отображало непонимание. Неожиданно выражение мужчины изменилось, появилась насмешливая усмешка, в глазах встала надменность и злость. — Позволь мне обработать это, ― его голос был чувственным и бархатным, он обволакивал и завораживал. Его рука на тонких девичьих пальцах сжалась тисками, причиняя дискомфорт Мизуки, а потом он потянул на себя её пальцы и сам нагнулся, намереваясь облизать. На лице ученицы старшей школы промелькнул сначала ужас, который быстро сменился на смущение. — Йа-а-а-а-а-а! ― громко взвизгнула Мизуки, вырывая свою ладонь из мужской. Мужчина засмеялся, насмехаясь над ней, и смех его был таким красивым, что за него можно было многое простить… Но не слова, которые он стал бросать следом, что как раскаленное железо били по душе: — Ты покраснела… Ты что, и правда решила, что я стану облизывать тебе палец? Как я могу сделать нечто подобное? Я же твой учитель. Я не стал бы делать такое со своей ученицей. Нет, даже если бы ты и не была моей ученицей… Я бы такого не сделал… ведь… зачем мне делать это той, кого я не люблю? ― и взгляд полный ненависти и злости был направлен на неё. В этот момент Кацуки ударил с такой же силой не только по сердцу Мизуки, но и по своему собственному. Как бы сильно он её ни любил, он всё равно пытался оттолкнуть девушку. А Мизуки… осмеянная любимым человеком… не могла вымолить и слова! Она стояла сжавшаяся и мелко дрожала, а потом покраснела и со слезами на глазах резко отвернулась от него. Вот только Мизуки уже не видела того болезненного взгляда, которым посмотрел на нее Кацуки. Не видела, как он в сожалении отвел от её неестественно прямой спины глаза. Как он с силой сжал руки в кулаки, пытаясь сдержать себя от желания броситься к ней и обнять, успокоить… Он с самого начала нарочно это сделал, чтобы отдалить её от себя. Те чувства, которые они чувствовали в этот самый момент… Их невозможно было выразить или описать словами… Была только тишина… Мое сердце снова сжалось от непонятной тянущей боли, что раскалёнными иглами впивалась в него. Мне было неприятно… больно. Почему? — Ха… ― чересчур громко выдохнул мужчина и насмешливо, но по-доброму усмехнулся. ― Ты такая наивная, ― произнес он, когда Мизуки повернулась к нему. ― Ты действительно поверила в то, что я сказал? Прости, похоже, шутка затянулась. Он постарался беззаботно улыбнуться, переводя свои ужасные слова в шутку. Похоже, Кацуки не выдержал угнетающей тишины, что была между ними. Теперь можно было сказать, что Мизуки для него слишком много значила, поэтому он не мог причинить ей столько боли. — Ах да! Твоя рана… нужно её обработать на всякий случай. Могу я одолжить аптечку? ― спросил учитель, но девушка ничего не ответила. ― Мизуки? Он удивленно посмотрел на то, как девушка развернулась и отошла от него по направлению к фортепиано. Она прикоснулась к черной, лакированной крышке, а потом её откинула. Она неуверенно прикоснулась к клавишам и медленно заиграла спокойную мелодию. Вот только эта игра совершенно отличалась от привычной Мизуки, она играла так, как будто неуверенно им владела. Потому что… несмотря на то, что Кацуки обернул всё в шутку, Мизуки всё ещё не смеет на него посмотреть. Поэтому её игра отображает её противоречивые чувства, а горечь на лице ― лучшее этому доказательство… Вот только… Меня не интересовали эмоции девушки, я смотрела на лицо Рена и понимала… Что та улыбка радости и влюбленности, которую он дарил другой, доставляет мне нескончаемую боль… В этот момент я поняла, почему сердце болезненно сжималось каждый раз, когда он дарил свои чувства тепла и привязанности другой. Поняла и то, что не хочу с кем-то ещё делить его. В этот момент в моей груди поселилась злость… ненависть к «Мизуки», которой Рен дарил столько тепла и любви… Сейчас я её ненавидела! Мне хотелось вцепиться ей и волосы, кричать что-то нелицеприятное и причинить ей если не такую же, то похожую боль! И именно сейчас я до конца поняла и приняла чувства Мисао, что в конечном итоге не выдержала боли от утраты любимого человека, который стал для нее зависимостью… смыслом существования… От бессилия и ненависти я закусила щеку изнутри, чтобы удержать себя от необдуманных действий и неприятных последствий их. Я идиотка… ха-ха-ха… Самая настоящая! Как я могла вот так вляпаться?! Снова! Снова начала влюбляться неподходящего для себя человека. Рен был хорош во всем, вот только он не сможет принять меня и мои чувства… А испытывать новую боль… Я больше не хотела. Надо успокоиться… Я прикрыла глаза и сделала коротенькую дыхательную гимнастику, чтобы привести свои чувства в порядок. Не сразу, но мне это помогло, и я уже с куда большим спокойствием могла наблюдать дальше за съемкой. — Мизуки… ― назвал имя другой ставший дорогим моему сердцу человек. — Да! ― несдержанно и смущенно выкрикнула ученица. — Можешь… Сыграть что-нибудь для меня? ― спросил мужчина, который всё так же стоял, оперевшись на спинку дивана, и с нежностью смотрел на девушку. ― У тебя же почти нет возможности играть. Давай. Сыграй то, что захочешь. Мизуки вздрогнула и побелела. Её руки задрожали в нерешительности. — Почему ты не играешь? ― его взгляд был грустным и понимающим. ― Ладно. Если кто-нибудь из домашних увидит, что ты играешь, я всё возьму на себя. Девушка вздохнула с облегчением. ― Я понял. Ты боишься играть одна. Тогда… сыграем вместе, ― произнес он. Мужчина снял пиджак и повесил его на спинку дивана, после чего подошел к Мизуки, что всё ещё сидела за фортепиано. Вздохнув, учитель навис над клавишами и заиграл… Комнату наполнил… кошачий вальс… Неумелый кошачий вальс. Мой глаз дернулся. Внешний вид и аура профессионального пианиста совершенно не соответствовали издаваемым звукам. Это и называется «хорошая мина при плохой игре»? Кацуки бросил смешливый взгляд на девушку и предложил ей сыграть дуэтом. С некоторой оторопью она приняла вызов и началась игра, которая переросла в дуэль. Несмотря на то, что сначала Рен путался в нотах и совершал глупые ошибки, чем дальше он играл, тем лучше у него получалось, и я заметила, как он копирует движения рук своей партнерши. Чем больше я смотрела на веселые, смеющиеся лица этой парочки, тем тоскливей мне становилось на душе… Больше этой пытки я не могла выносить… Развернувшись, я покинула съемочную площадку…