***
На протяжении пары недель Карим практически каждый вечер зависает у Малышевых. Получается даже чаще, чем когда он приходил в гости чисто к Лене. Теперь он почти каждый вечер виснет с Данилом за приставочными играми. Погружается в виртуальное насилие, перешучивается, смеётся и чувствует себя на удивление счастливым. Лена, конечно, злится. Но Карим старается всё равно уделять ей тонну внимания, чтобы не показать себя последним придурком, который из-за общения с предметом щенячьих чувств забывает про остальных друзей. Они то и дело засиживаются допоздна. Данил не ленится подняться и довезти Карима до дома. Это быстро становится чем-то традиционным — разговаривать в машине по пути, а потом ещё минут десять просто сидеть у его дома, продолжая трепаться. Об играх, об интернет-мемах, о фильмах — сначала. О работе Данила, о планах Карима на будущее, о мировой политике и проблемах современного общества — потом, когда окончательно привыкают друг к другу. Кариму кажется, что с Данилом поговорить можно обо всём. И никакого критического козлизма, которым так угрожала его сестра, он не замечает. — Это закончится слезами, — говорит Лена под конец второй недели. — Милый, ты бы как-то поосторожнее с ним. — В смысле? — недоумённо вскидывает брови Карим. — Мы же просто общаемся. — Вот именно, — отвечает Лена. — Вы просто общаетесь, ты весь такой светишься. А потом он найдёт себе девочку и не одну. И как-нибудь тебя кинет. Ты будешь страдать от того, что он и правда оказался козлом, слушать песни Тейлор Свифт и заедать стресс. И превратишься в самого толстого араба потока. Карим хмыкает и поправляет сумку с кучей всяких тетрадей на плече. Он, конечно, считает, что Лена сильно заблуждается насчёт Данила. Но старается не думать о том, что она-то его знает с самого детства, причём гораздо ближе. За пару недель невозможно узнать человека от корки до корки. Карим сам боится обжечься, но ничего не может с этим поделать. Как мотылёк летит на яркое сияние улыбки Данила, каждый раз опаляя крылышки. Знает, что это и правда кончится разочарованием. Общение общением, а какая-нибудь девица рано или поздно появится. Впрочем, в случае с Леной это тоже работает. Только не с девицами, а с парнями. Когда у Лены кто-то появляется, Кариму до неё обычно не достучаться. Правда, с ней и её парнями он ревности дальше простой дружеской в жизни не испытывал. А с Данилом неприятно щемит каждый раз, когда он упоминает кого-то, с кем встречался или спал раньше. — Мы просто общаемся, — отвечает Карим, отказываясь при Лене признавать очевидное. — Ты слишком жёстко реагируешь. И вообще его недооцениваешь. — Как скажешь, — пожимает плечами Лена. — Только не приходи потом ко мне жаловаться. — Не на что жаловаться будет, — с уверенностью в голосе, но без уверенности внутренней говорит Карим. По дороге к остановке от университета их догоняют Оля Абрамова с Таней Любимовой. Оля втискивается между Каримом и Леной, подхватывает их обоих под руки. Улыбается, глядя с одного на другую. — Ну что, ребят, — говорит она. — Вы готовы к мафии? Карим зависает. Понимает, что совершенно про эти вот групповые движухи забыл. — Так она сегодня? — спрашивает он. — Блин... Слушай, так я не могу. — У нас с прошлой недели анти-кафе забронировано, — хмурится Оля. — Я же писала об этом в беседе несколько раз. Ты в контакт заходишь вообще? Заходит. Чтобы скинуть смешную картинку Данилу. И потом долго переписываться ни о чём, старательно пытаясь не уснуть с телефоном. На какие-то общегрупповые чатики он внимания практически не обращает. — Я в другой раз с вами, — говорит он. — Обещаю. У меня просто встреча ещё сегодня. — Неа, — объявляет Лена. — У встречи твоей харя не треснет, если ты не приедешь. Вселенная не схлопнется. Я могу сама написать, что тебя не будет сегодня, хочешь? Карим мотает головой. Не хочет, конечно. Он играть в мафию не хочет. И расстраивать Данила — тоже. У них же были планы на вечер особого пятничного тупняка на диване. С пиццей и сразу несколькими играми. Карим закусывает губу. Ему надо иногда проводить время и с другими своими друзьями не только за учёбой. Да и он может просто с часик посидеть с одногруппниками, а потом извиниться и всё-таки поехать к Данилу. Надо просто предупредить его, что задержится. — Окей, — вздыхает он. — Я только сам. Позвоню. Ладно? Не надо ничего никому писать. Карим аккуратно отцепляется от Оли, достаёт смартфон и отходит от остановки, к которой они уже подошли, на несколько шагов. И, отыскивая номер Данила, слышит короткий диалог между Олей и Леной: — Что, девушка? — театральным шёпотом спрашивает первая. — Хуже, — просто отвечает Лена. — Мой брат. Встретились два задрота, сформировали чёртово пристанище с плейстейшном у меня дома на диване. Карим набирает номер. Чувствует радостное волнение, когда слышит в трубке голос Данила. И тут же — дикую печаль от того, что не может прямо сейчас к нему поехать. — Мы в мафию в анти-кафешке играем сегодня с однокурсниками, — говорит он. — Час, полтора — максимум. И я приеду. Если ты не возражаешь, конечно. Или... — он оборачивается на девчонок. — Приезжай к нам? Данил некоторое время молчит, а затем отвечает согласием. Радости Карима, кажется, нет предела. Он чувствует, что вот теперь готов играть сколько угодно, потому что будет находиться в компании Данила. Прощается, говорит «до скорого», оборачивается к Лене. И видит на её лице неподдельное желание убивать. — Дай угадаю, — шипит она. — Гоблин притащится к нам, да? — Никто не должен быть один в вечер пятницы, — отвечает Карим. — О, наш автобус.***
Тёща Галина Ивановна на Виктора смотрит так мрачно, словно пытается его морально задавить, при этом не говоря ни слова. Из-за стены раздаются звуки телевизора, по которому Аня смотрит какую-то передачу. Однако, на кухне родителей его покойной жены единственным звуком, разрушающим могильную тишину, остаётся бряцанье чайной ложечки по кружке, в которой размешивает сахар тесть Алексей Михайлович. — Витя, — разрывает наконец-то тишину тёща таким стальным тоном, который сразу не подразумевает никакого сопротивления, — ты сейчас решаешь, как было бы лучше тебе, а не Насте и всем, кто её помнит и любит. Виктор понимал, что у него вряд ли получится прямо сразу уговорить родителей жены на смену «дизайна» её места на кладбище. И также понимал, что втихую это сделать не получится. Ухаживать за могилой родители Насти катаются регулярно, совершенно не учитывая его права голоса во всём, что касается организации оградок, скамеек и высадки цветочков. Только говорить с ними об этике такого поведения бесполезно. Да и свободных финансов на это у него прямо сейчас не хватит. — У неё стоит достойный памятник, — продолжает Галина Ивановна. — И фотография хорошая, она на ней очень серьёзная. — Она на ней не настоящая, — отзывается Виктор. — Не такая, какой была на самом деле. — Витя, — тёща, теперь уже, пожалуй, бывшая, добавляет своему тону тяжести. — Смерть — это не весело, чтобы гравировать фото с улыбкой. И совершенно не смешно. Алексей Михайлович, стоя у окна, вздыхает. По его грустному взгляду видно, что он с женой немного не согласен. Но тесть никогда в жизни ей не перечил. Виктор знает, что наперекор Галине Ивановне он не пойдёт и сейчас. Притом, что он тоже наверняка хотел бы видеть какое-то более живое фото. Единственный человек, который мог бы стать союзником в этом деле, не станет им даже теоретически. Он только и может, что шумно шевелить свой чай, в котором сахар уже сто раз успел разойтись. Галина Ивановна складывает перед собой на столе морщинистые руки в замок. Она — образчик строгости и серьёзности, полная противоположность Насти. Волосы завязаны в узелок, к которому не придраться, воротничок на блузке отбелён и стоит очень чётко. И губы сжимаются в тонкую полоску. Сама жёсткость, не способная понять очевидного. Виктор помнит, как она, когда приходила к ним домой, высказывала Насте о том, что на каких-то верхних и неиспользуемых полках пыль. А на него смотрела весьма неодобрительно, стоило ему к визиту не побриться. Сейчас густая растительность на его лице так и вовсе наверняка становится ей поперёк горла. И дело даже не в ухоженности этой растительности. Борода в стиле «только из барбершопа» всё равно для Галины Ивановны признак расхлябанности и лени. Виктор за столько лет не смог понять, как у этой женщины смогла вырасти такая дочь, как Настя. — Галина Ивановна, — терпеливо начинает Виктор, — я более чем уверен, что сама Настя с вашим выбором бы не согласилась. — Но мы не можем у неё уже спросить, не так ли? — тёща только слегка приподнимает брови, больше в выражении её лица ничего не меняется. — И смена памятника, Витя, её нам не вернёт. Вот уж об этом ему точно напоминать не нужно. Внутренней болью всё его нутро сводит моментально. Но ничего поделать с этим он просто не в состоянии. Потому что в одном Галина Ивановна права — что бы они не делали, а Настю не вернуть. — Я бы советовала тебе сосредоточиться на живых, — продолжает Галина Ивановна. — Я посмотрела школьный дневник Анечки. И это настоящий ужас. Как она не остаётся на второй год с такими отметками, я не понимаю. Тебе стоило бы обратить на это внимание, а не пытаться поменять памятник. Разве ты уже расплатился со всеми кредитами? Виктор ещё больше мрачнеет. Нет, не расплатился. И не уверен точно, когда расплатится, если не нагрузит себя ещё какой-нибудь работой, дополнительной. Можно было бы от чего-то отказаться, не покупать новый абонемент в зал и самому пробовать заниматься с Аней, подтягивать её по учёбе. Но спорт помогает отвлекаться, а Аня его как учителя не слишком хорошо воспринимает. Остаётся надеяться, что занятия с Малышевой принесут хоть какую-то пользу. — Витя, если у тебя есть проблемы с Анечкой, — говорит тёща, — ты всегда можешь оставить её с нами на какое-то время. Пока снова не встанешь на ноги, не оправишься от потери. Я была бы только рада проводить с ней больше времени. И старую комнату Насти можно было бы отдать ей. — Мы подумаем над вашим предложением, — сухо отвечает Виктор. И тут же поднимается из-за стола. Да, это слишком соблазнительная сейчас идея. Он уже думал о том, чтобы сплавлять Аню к старшим родственникам почаще. Тогда у него было бы больше времени на примирение со своим внутренним «я», а заодно и на поиск второй работы. Но здешние условия для Ани не подходят. Он не хочет, чтобы его дочь муштровали. Да и сам понимает, что не должен поддаваться такому искушению. Ему нужно справляться самостоятельно, а не бросать Аню на произвол бабушек с дедушками. Как бы ему самому ни было сейчас плохо, предать дочь таким образом Виктор просто не имеет права. — Нам, пожалуй, домой пора, — добавляет он. — Ане ещё уроки делать нужно.***
Данил приезжает настолько оперативно, что даже какое-то время просто сидит в машине, припарковавшись у обочины. Выжидает. Не хочет показаться до ужаса отчаявшимся, подваливая к Кариму и его однокурсникам так быстро, словно вообще ничем не был занят. Да, не был. Карима ждал, пиццу выбирал. Раздумывал, готов ли будет делиться жратвой с вредной сестрой, которая очевидно приедет домой вместе со своим университетским товарищем. А тут на тебе. Смена планов. Сидя в машине, Данил понимает, что он и есть до ужаса отчаявшийся. За пару недель буквально вцепился в человека и заполняет им своё пространство, практически больше никуда не дёргаясь. Это вот мероприятие может стать для него неплохой встряской. Может, познакомится ещё с кем-то. В смысле, дальше, чем «привет-пока». Ему кажется до ужаса неправильным постоянно дёргать именно Карима, который наверняка хотел бы проводить больше времени с Леной или с кем-то ещё. Но он слишком корректный, чтобы послать Данила к чертям собачьим. Или побаивается, что тоже исключать нельзя. Он смотрит на часы, решает, что может отправиться в сторону анти-кафе, в котором как раз сейчас, судя по сообщению от Карима, должны собираться ребята на мафию. «Подъезжаю», — пишет он Кариму. И получает смайлик в ответ. И улыбается этому смайлику сам. Затем осознаёт это, мотает головой и выбирается из машины. Рыбкой-прилипалой быть не очень здорово, а ещё совершенно непривычно. Но Данил старается об этом не думать. Он находит анти-кафе, заходит внутрь. Сразу же видит группу молодых людей, расположившихся на диванчиках, выставленных в подобие полукруга рядом с несколькими низкими столиками. Помещение так себе, маленькое и душненькое. Но обставлено уютненько. Да и макушку Карима Данил видит сразу, несмотря на то, что сидит тот спиной ко входу. Он подходит к его диванчику, решительно упирается руками в спинку по обе стороны от головы Карима и резко говорит: — Бу. Карим вздрагивает, также резко оборачивается. А затем моментально расплывается в улыбке и подскакивает с места. Заодно оборачивается Ленка, сидевшая рядом с ним. Строит совершенно не впечатлённое выражение лица. Оборачивается и ещё какая-то девчонка, торчавшая по другую сторону от Карима. Да и вообще вся компания очевидно обращает на него внимание. — Я как раз тебе хотел написать, что, может, тебя встретить, — быстро начинает Карим. — Тут не очень очевидно. Здорово, что ты не заблудился. — Здорово, что я умею пользоваться навигатором, — отвечает Данил. И тоже улыбается. — А, ребят, — Карим окидывает всех быстрым взглядом. — Я же говорил, что с нами плюс один сегодня? Вот он. Саш, — смотрит он в сторону паренька-администратора, сидящего за стойкой анти-кафе. — Это к нам на мафиозное. Администратор кивает, что-то у себя отмечает. Карим кажется очень дёрганым. Даже взволнованным. Это немного странно, но Данил в принципе не видел его в коллективных условиях раньше. Только в компании себя и Ленки дома. Может, он социальный на всю голову? Массовик-затейник и всякое такое? Ладно, не очень похоже. — Это Данил, — продолжает Карим. — Он... — Мой брат, — обрывает его Ленка. — Да, брат Лены, — говорит Карим. — И не немой, — добавляет Данил. Он огибает диванчик, садится рядом с неизвестной ему девушкой. Просит её подвинуться ближе к краю, видит очевидное недовольство на лице. Но присаживаться поближе к сестре Данил не планирует. У неё локти острые, она стопроцентно будет ими ему под рёбра то и дело тыкать. Или просто в рожу вцепится за то, что он посмел явиться в её компанию по приглашению её же друга. Который аккуратно втискивается в пространство на диване между Данилом и Леной. — Я пойду сделаю чай, — говорит девочка по другую сторону от Данила. Она вскакивает и смотрит прямо на Карима. — Тебе захватить чего-нибудь? — спрашивает она. — Чай? Печеньку? — Чай, можно, да, — отвечает Карим. — Зелёный там найдёшь какой-нибудь? — А мне печеньку, — поднимает палец вверх Лена. — У меня не десять рук, — огрызается девочка. — Ты не рассказывал, что у тебя тут поклонницы есть, — говорит Данил, поддевая плечом Карима. — Вот, — отзывается Карим. — Вот, именно про это мы говорили, Дань. Это — козлизм. — А, — хмурится Данил. — Ну, извини. — Перед Олей лучше извинись. Данил разворачивается к девочке, оказавшейся, по всей видимости, Олей. Которая носит Кариму чай и предлагает печеньки. При том, что по скромному мнению Данила там предлагать особо нечего. И это он не видел наборы снеков в анти-кафе. — Извини? Девочка машет на него рукой и улетает к столу с чашками, стоящему в отдалении. Данил разворачивается обратно к Кариму. И подвигается к краю дивана так, чтобы занять больше пространства. Его не очень впирает сидеть в откровенной тесноте, а Оля с чаем может и перебраться куда-нибудь. — Ого, — выдыхает Ленка. — Вы тусуетесь всего пару недель, а Карим тебя уже дрессирует? Данил морщится. Карим тоже. — Мы просто как-то говорили, — отзывается Карим, — о том, какие сложности у Дани бывают в формировании долгоиграющих связей с окружающими. — Ну и слово за слово, — подхватывает Данил, — мы выяснили что я, вероятно, козёл. И теперь Карим мне будет сигнализировать, когда я козлю, чтобы я мог это как-то переформулировать или исправить. — Если посчитает нужным, — добавляет Карим. — Я типа как выступаю поведенческим советником. Ленка щурится, рассматривая их обоих. Так, словно ушам своим не верит и ищет подвох. Только с Каримом Данил и правда за последние пару недель говорил буквально обо всём, о чём только мог. При этом темы не исчерпываются, а к ним добавляются новые, снова и снова. Данилу даже начинает казаться, что на такое общение он подсаживается. Ничего удивительного в том, что он превращается в ту самую рыбку-прилипалу, нет. — Обалдеть, — говорит Ленка. — За две недели сделать то, что не смогли наши родители за двадцать три года. Карим, да ты самородок. Ты смог доказать гоблину, что он — козёл. Браво. — Лен, — спокойно обращается к ней Карим. — А вот теперь ты козлишь. — Угу, — кивает она. — Но оставь свои советы при гоблине, хорошо? Я тебя об этом не просила. Карим передёргивает плечами и немного блекнет. А Данилу за это хочется отвесить сестре самый смачный подзатыльник в её жизни.***
Перед приходом Виктора Сергеича с дочерью на занятие, Лена умудряется отдраить всю гостиную и кухню так, что всё вокруг едва ли не блестит. Она вытирает всю пыль, протирает заляпанный Данилом журнальный столик, пылесосит диван и кресла. Даже заднюю часть телевизора и ту избавляет от тонкого налёта пыли. У Ани вряд ли есть на это аллергия, если вспоминать, где она живёт, но всё-таки всегда лучше перестраховаться. Заодно Лена высыпает в прозрачную плошку заранее купленное печенье и заваривает целый чайник чая. И впервые за последние две недели радуется тому, что гоблин-брат зацепился за Карима: они с самого утра отвалились куда-то совместно кататься, пообещав не являться домой аж до вечера. То есть, изначально Лена просто попросила Карима попробовать вытащить гоблина и продержать его за пределами дома несколько часов. И у него эта просьба вызвала столько энтузиазма, что Лене впору начинать ревновать. Она не начинает. Её эта дружба, развивающаяся со сверх-скоростью, злит и напрягает. Во-первых, потому что её, по сути, как обычно променяли на Даньку. Во-вторых, потому что Карим и правда слишком хороший для того, чтобы оказаться под тлетворным влиянием гоблина. Либо брат его испортит, либо разобьёт ему сердце, либо разочарует каким-то образом так, что потом придётся самого Карима очень долго собирать по маленьким кусочкам. Ей жаль себя и Карима, но даже дружеской ревности она не испытывает. Виктор с Аней приходят точно к обозначенному времени. Лена открывает им с широкой улыбкой, приглашает внутрь, предлагает чай и печенье. Аня в гостиной осматривается с нескрываемым интересом. С ещё большим — смотрит на игровые приставки гоблина под телевизором. И на стопочку дисков, выставленную рядом. Виктор же сразу устраивается на диване, благодарит Лену за чай и... Напрягается так, словно ему становится у неё дома совсем неуютно. — Это всё богатства моего брата, — говорит Лена Ане, которая уж слишком внимательно изучает названия дисков с играми. — Если твой папа не против, можем во что-нибудь с тобой после занятия поиграть. С английской дорожкой, конечно же. — Папа не против, — отвечает Виктор. — Только если не слишком долго. — И без кровавого рейтинга, — добавляет Лена. В отличие от Виктора Аня на этот раз оказывается более раскованной. Она живее, она быстрее схватывает всё, что объясняет ей Лена. Проявляет большую заинтересованность, чем на прошлых выходных, когда Лена приходила к ним. Словно ей тоже не очень нравилось находиться дома. Только на девочку та тяжёлая атмосфера давит постоянно. И это не очень здорово. Лена обещает Ане найти какие-нибудь мультфильмы или короткие сериалы на английском языке с понятной лексикой, чтобы они могли понемногу смотреть и разбирать их после занятий. Обещает Виктору, что всё будет предварительно согласовывать с ним. Не замечает, как пролетает время в компании более раскрывающейся девочки и её, наоборот, скованного отца. Лена осознаёт, что хотела бы, чтобы Виктор и дальше проводил время на занятиях с ними. Чтобы тоже смог раскрыться, а не скручиваться в комок, полный напряжения. — Ей у вас явно понравилось, — говорит Виктор, когда они уже уходят. Аню он отправляет спускаться вперёд, а сам немного задерживается, чтобы заплатить за занятие. — А можно вас попросить? — чуть хмурится Лена. — Можете ко мне на «ты» обращаться? Хотя бы за пределами универа. Мне слишком рано чувствовать себя старой из-за выканья. — Не вопрос, — пожимает плечами Виктор. И улыбается. Устало, но всё-таки приятно. У Лены от этой улыбки аж щёки явственно розовеют. Закрывая за Виктором дверь, она снова искренне жалеет, что тот женат. И с таким раскладом на что-то большее, чем просто ненавязчивый флирт, она не решится в жизни.***
— То есть, тебе дадут денег за то, что ты просто поклубишься? — уточняет Карим у Данила. — Не просто поклублюсь, — отвечает Данил, запуская руку в банку с гелем для волос. — Буду потом орать на каждом углу о том, как круто я поклубился. — Обалдеть, — отзывается Карим. Для него это полная дичь, конечно. Но если люди и правда на таком могут деньги зарабатывать, то дичь имеет полное же право на существование. Он завороженно наблюдает за тем, как Данил собирается. Совершенно не так, как Лена на какую-нибудь вечеринку. У неё это миллион нарядов и попытки пристать к Кариму с вопросами о том, насколько идёт ей такая-то стрелочка такой-то подводкой. Данил же моментально определяется с прикидом, оперативно творит что-то стильное на башке, закрепляет ремешок умных часов на запястье. И Карим понимает, что тут разница не в гендерных различиях каких-то, а в подходе. Для Ленки каждый поход в клуб или вечеринку к приятелям — событие. Для Данила — работа. Поэтому как на работу он и собирается. Чётко и без энтузиазма. Но даже без огонька во взгляде он выглядит так, что у Карима дух захватывает. Красивый, блин, как на фотках. Данил поворачивается к нему, смотрит вопросительно. Карим только поднимает большие пальцы вверх, одобряя. Сказать ничего не может — наверняка спалится, если прямо сейчас начнёт мямлить что-то типа «да ты вообще красавчик, я бы тебя да, ну или ты меня, я ещё не очень уверен в том, в чём больше заинтересован». Это будет полным провалом. — Вообще, я без проблем могу кого-нибудь с собой провести, — говорит Данил. — Круто, — отзывается Карим. — Тебя, например. — Меня? Не, я вообще по клубам не хожу. Мне громко, скучно и это не моё вот совсем. — И как часто ты ходил? — интересуется Данил, глядя на него с откровенным скепсисом. — Пару раз на первом курсе, — пожимает плечами Карим. — Попробовал, не понравилось. Не вижу смысла повторять. — Ты не ходил со мной просто, — говорит Данил. Так уверенно, что Кариму опять хочется с ним на край света отправиться. Даже если там будет одновременно вся существующая в мире электронная музыка играть, создавая полную какофонию. — Это не то же, что притащиться одному и тупить в сторонке. — Я был с Леной. — Вот тем более. Охрененный, наверное, опыт. Тупить в сторонке с Ленкой. Карим хмурится. Понятно, что это вот всё — стихия Данила. Клубы, тусовки, прочая такая ерунда. Но это не значит, что его «правильный» подход к тусовкам может изменить отношение Карима к бессмысленному времяпрепровождению в помещении, где даже не поговорить ни с кем нормально — только орать дурниной. Ему-то за это не платят. Так зачем бы ему это было нужно? Посмотреть на Данила в естественной среде — да, круто, интересно. Но Карим, общаясь с ним, уже не уверен в естественности этой среды. Безумно красивый Данил в зеркале смотрится безумно ненастоящим. Кариму тот Данил, который с ним треплется часами и рубится во всё, что не приколочено, нравится гораздо больше. Довольный моментом, домашний, простой. И улыбка у него обаятельней живая, а не та, что на фотографиях. — Ну серьёзно, Дань, — прямо смотрит на него Карим. — Я предпочитаю более спокойный досуг. Без этого всего. — Ладно, давай по-другому, — кивает Данил. — Ты мог бы пойти и меня проконтролировать. Чтобы я не мешал бухло, не нарвался ни на что, вообще не перебрал. — О, то есть, теперь я твоя мамка? — Нет, просто у тебя тормоза есть. У меня — нет. Ты уже и сам успел заметить, каким я становлюсь. Я... Мне жаль, что я тебя тогда ударил. Я не хочу наворотить ещё какого-то дерьма. Но один... Один я не справлюсь. И точно сделаю клубу анти-рекламу. Карим вздыхает. Он не хочет никуда идти, кроме как домой. Да и домой — тоже не слишком-то. Но Данил его переламывает. Карим становится каким-то совсем данилозависимым, потому что натурально не может ему дальше отказывать. Ему в принципе не нравится в чём-то отказывать тем, кто ему близок. А Данила хоть он и знает лично всего ничего, всё равно уже добавил на внутреннем уровне к близким. Хочет он того или нет, а от него уже не избавиться. От влияния этого его взгляда. Карим понимает, что всё это преимущественно держится на дурацкой влюблённости в фантазию, которой Данил был для него на протяжении долгих лет. Фантазию, трансформировавшуюся в зависимость от живого человека, с которым у него никогда и ничего не будет. Он знает, что в какой-то момент придётся насильно это вот вырывать из себя, ведь гештальт никогда не закроется. Только пока он к этому морально просто не готов. — Ладно, — тихо отвечает Карим. — Я попробую. У него, на самом-то деле, нет никаких тормозов. Понимает, что спускаться на дно ещё глубже — провальная затея. Но всё равно жмёт на газ и погружается. — Спасибо, чувак, — отзывается Данил. И улыбается с неподдельным облегчением. Сейчас Карим ему, выходит, и правда нужен. Как можно в таких условиях сопротивляться? Карима к такому жизнь точно не готовила. Ему отдельный курс выживания в условиях Данила нужен. Но к Лене с этими вопросами точно не обратиться. Она ему прохода не даст с давлением на тему того, какой же Даня козёл и как Кариму срочно надо от него избавляться. И наверняка предложит подыскать какого-нибудь заместительного парня. Где-то на втором курсе она даже пыталась ему навязать походы на ЛГБТ-вечеринки с целью поиска мужика. Потом смирилась с тем, что он не собирается даже в кругу «своих» из шкафа выходить в принципе. Бросила попытки устроить ему личную жизнь. Благо, никак вообще не аутнула. А теперь все его внутренние ориентиры переворачиваются с ног на голову. — Только надо тебя переодеть, — добавляет Данил. — Потому что ты выглядишь как мамкин домосед. И тебя даже со мной могут тупо не пропустить на фейс-контроле. Карим снова вздыхает. Но сопротивление было бесполезно с самого начала.***
Виктор не сразу осознаёт, что буквально каждый день переписывается со студенткой Малышевой. Как только заканчивается одна тема, Елена моментально находит что-то новое. То вопросы по учёбе, то теперь уточнения по поводу программы для Ани. Виктор понимает, что зря он вообще всё это затеял. В деньгах девушка явно не нуждается, уровень английского у неё отличный. Да и совершенно не глупая она. Поддержка на экзаменах ей вряд ли потребуется. Но она настолько явно пытается заполнить собой эфир Виктора, что это начинает беспокоить. Что характерно, именно к ней он обратился из-за того, что она примелькалась. Только на тот момент Виктор не успел понять, насколько это было намеренно и продумано. Она хороша. Она объявила на него охоту. Раньше это Виктору бы только польстило. Он рассказал бы Насте, они вместе придумали бы кучу шуток по этому поводу. Так оно и бывало, когда он работал в другом университете. Откуда он ушёл, когда она совсем слегла. Но сейчас такое внимание скорее обременяет, чем льстит. Смартфон вибрирует. Виктор смотрит на экран, видит новое сообщение от Елены. Вздыхает. Она выглядит как очаровательный ангелочек или куколка. Светловолосая, с выразительными глазами, мягкими чертами лица и милыми ямочками на щеках. При этом умненькая и живёт в достатке. Елена может заполучить кого угодно, но решительно строчит сообщения ему. Мужчине, который ей, в общем-то, в отцы годится. Или в этом и дело? На девочку не обращал внимания отец и она ищет в его образе родительскую фигуру? Не такая уж это и редкость. Виктор не отвечает на её сообщение. Думает, а не стоит ли отказаться от всей этой идеи с репетиторством? Не честнее ли будет прекратить контакт? Он поднимается из-за кухонного стола и идёт в гостиную, где с планшетом валяется на диване дочь. — Ань, — обращается он к ней. — Ты дальше с Леной заниматься хочешь? — Конечно, — отвечает дочь, не раздумывая долго. — По-моему, она милая. — И с приставкой, — хмыкает Виктор. Аня смотрит на него с укором. Мол, ну разве приставка в человеке главное? Но тут тот случай, когда у дочери — решающее право голоса. Тем более что в дневнике по английскому за какую-то проверочную работу у неё стоит твёрдая четвёрка вместо привычной грустной тройки. Значит, чему-то учится. Значит, по отношению к дочери будет нечестно прекращать контакт с Еленой. Если Малышева действительно за пару уроков смогла Ане что-то популярно объяснить, это хороший прогресс. От которого, скорее всего, ничего не останется, когда Елена поймёт, что с ним ей ловить нечего. Виктор даже задумывается о том, а не поддержать ли ему лёгкий флирт ради поддержания интереса Малышевой в самоотдаче на занятиях с его дочерью. Правда, он не уверен, что сможет найти в себе внутренние ресурсы на это. Да и как-то глупо это. По-мальчишески. А из мальчишки-балбеса, готового бездумно флиртовать со студентками, Виктор уже вырос. Или убил его, чтобы какая-то часть вместе с Настей покоилась в безвременье. Он возвращается на кухню и открывает сообщение от Малышевой. Которое, конечно же, захватывает новую тему для переписки, вовлекая его в новый разговор. Виктор нажимает на кнопку электрического чайника и принимается набирать ответное.***
Утро воскресенья Данил встречает без особенной головной боли. При Кариме в клубе он выпил и правда раза в два меньше, чем мог бы. Ни разу не обнялся с фаянсовым другом, не влез в какой-нибудь конфликт, не притащил домой какую-нибудь левую бабу. То есть, познакомиться с парочкой познакомился. С одной даже успел ненадолго уединиться в туалетной кабинке клуба. Но никого не притащил домой — уже победа. Даже Карима не вынудил возвращаться с собой, а чинно довёз его до дома на такси. И в такси тоже не сблевал и не уснул, потому что в кой-то веки просто не перебрал. Карим оказывает на него положительное влияние. Потому что совсем отличается ото всех тех, с кем Данил преимущественно общался раньше. Кариму ничего от него не нужно, при этом он узнаёт его как человека. Конечно, если он узнает совершенно всю подноготную, то скорее всего свалит куда-нибудь в туман, чтобы не иметь с ним больше дела и не прикасаться даже десятиметровой палкой. Но настолько Данил перед ним открываться не собирается. Утро воскресенья Данил встречает не только без особенной головной боли, но ещё и с хорошим настроением. Он выпивает всего одну таблетку ибупрофена, чтобы убить гудение в голове. А затем идёт сам себе готовить чуть более нормальный завтрак, чем бутерброды. Он смешивает яйца с молоком и первыми попавшимися приправами, чтобы запечь омлет. И даже кофе себе варит в турке, а не ленится, прикладываясь к кофеварке. Впервые за долгое время он после клубной ночи чувствует себя нормальным человеком, а не куском мяса, которому есть, о чём жалеть. В целом — нет. Пока омлет печётся под крышкой на сковородке, Данил сидит на своём круглом стуле, на котором уже целую прорву времени не сидел. Потому что обычно этот стул на кухне занимает Карим, когда они туда за чем бы то ни было перебираются. Данил упирается локтями в кухонную стойку, копается в смартфоне, слегка редактирует некоторые фото, сделанные в клубе. Одно из них, совместное с Каримом и местными официантками, он выкладывает в свой инстаграм. С кучей хэштегов и почти автоматическим текстом о том, как круто он отдохнул этой ночью, какие классные вот эти вот девчата и вообще, стопроцентно вернётся снова, чего всем желает. Он переключается на вконтакт, видит несколько новых заявок на добавление в друзья. Одобряет, не глядя. Ему практически моментально пишет одна из девчонок, с которыми он познакомился прошлым вечером. Предлагает пересечься ближе к вечеру на её территории. Данил долго не думает. «Ты в бильярд играешь?» — пишет он Кариму. — «Го вечерком?» Расстановка приоритетов показывает, что ему интересней будет провести время с товарищем, чем зависнуть с малознакомой девчонкой где-то у неё. Мало ли этих девчонок вокруг? Настоящих товарищей — да. Очень мало. У Данила получается аж целый один.