Фиксация

— Чем тебе не нравится мой вариант названия? — спрашивает Данил Карима, толкая перед собой тележку по проходу крупнейшего городского гипермаркета. — «Кейв»? — смотрит на него скептически Карим. — Псст, парень, не хочешь зарулить ко мне в пещеру? Это сомнительно. И совершенно ничего не говорит о том, что ожидать от твоего арт-пространства. — Нашего, — поправляет его Данил. — Да что сомнительного-то? У Бэтмена свой бэткейв есть, а мне нельзя? — Мэнкейв-дэнкейв? Ужасно. О, тормози, надо яйца взять. Данил тормозит. Карим сверяется со списком, проверяет, что им там ещё нужно. Список составляли втроём с Ленкой, долго и упорно, переругиваясь в гостиной. И закупаться, конечно же, поехали аккурат утром 31 декабря. Со всеми остальными людьми, так и не докупившими продукты. Данил подозревает, что к вечеру тут вообще не останется на полках ничего. Удивительно, что до сих пор не всё снесли, как предполагал Карим, утверждавший, что они и так слишком поздно выезжают закупаться. Мол, всё пропало, голодать будем, охотиться в лес на белок пойдём. — Мы можем провести это, — Данил щёлкает пальцами, — социологическое исследование. Опросить тех же твоих однокурсников. «Кейв» — звучит просто и круто, легко запоминается. Смысл, в общем-то, тоже передаёт. Такая пещера, куда можно завалиться, чтобы позаниматься любимыми делами. Э, нет, не бери этот сок. Лучше вон тот. — Можем, — пожимает плечами Карим. — Но это же даже не англицизм, чтобы его применять вот так, русским по белому. — Я тебе говорю, это сработает, — закатывает глаза Данил. — Вот называть заведение «Пещерой» — это сомнительно. Писать в названии «Cave» прямо на английском — вводить людей в заблуждение. Стопроцентно многие будут читать как «Саве», независимо от того, какой шрифт будет на логотипе. — Ладно, любой каприз за ваши средства, — отмахивается Карим. — Ты — идейный вдохновитель, тебе в случае чего краснеть. Но сначала — социологическое исследование. — Само собой. Он широко улыбается. Идея ему дико нравится, он наконец-то ею полностью проникается, оформив в голове чёткий концепт того, что хотел бы сделать со своим арт-пространством. И хочет заразить этим Карима, который до сих пор, кажется, не осознаёт, что они действительно формируют собственное дело. Пока на стадии концепта, но формируют. Нечто общее, связывающее крепко обязательствами друг перед другом похлеще брачных. Данила от осознания этого нечеловечески распирает. Вдвойне — когда он засматривается на Карима, внимательно изучающего список и пытающегося понять, что же они ещё не взяли. Потому что первым делом они с самого утра забыли взять ручку или карандаш, чтобы по ходу дела вычёркивать продукты. Они доезжают до отдела с мясом и едва ли не сталкиваются тележками с Вадиком и его подружкой. Олей, кажется. Данил всё никак не может запомнить. Ничего, впрочем, удивительного. Город не самый большой, за покупками все пути ведут в этот гипермаркет. — А вот и первые жертвы нашего соцопроса, — улыбается Данил. — Ребят, зависли бы в заведении, которое называется «Кейв»? — Это предложение? — спрашивает Вадик. — А то у нас вроде как не особо много планов на сегодня, и... — Это гипотетическое заведение, — влезает Карим. — Мы рассуждали... Фантазировали на тему того, как бы назвали собственный... Бар. Если бы решили открыть. Данил недоумённо косится на Карима. Тот шагает к нему, чтобы положить в тележку упаковку замороженного мяса. Округляет глаза и тихо говорит: — Сглазишь, блин. Данил хмыкает. Суеверный парень из мусульманской семьи — вот это, называется, нашёл, с кем связать личную жизнь и потенциальный бизнес. Это, правда, так мило, что он не может сдержать улыбку, глядя на Карима, снова утыкающегося в список. — Звучит неплохо, — говорит Оля. — Это точно, — подтверждает Вадик. — А вы где в итоге встречаете? — У нас с Ленкой за городом, — отвечает Данил. — Компанией? — Не, просто по-тихому втроём. Нет, чувак, даже не спрашивай. Мы не планируем расширяться. — Окей, — поднимает перед собой руки Вадик и улыбается. — Не буду. — А почему втроём? — спрашивает Оля. — А как же твоя девушка? Данил удивлённо вскидывает брови. Эта девчонка со своими вопросами опять оказывается не к месту. Хотя, чёрт знает, что там ещё Ленка могла наплести всему своему университету. Кажется, ещё на предновогодних посиделках кому-то что-то говорила на эту тему. Данил не очень хорошо помнит, но и смысла в том, чтобы лепить отмазки не видит. — Да нет у меня девушки, — говорит он. Оля кажется сконфуженной. Данил моментально перестаёт обращать на неё внимание, потому что Карим пинает колесо тележки и выразительно смотрит. — Поехали мы дальше, — кивает Данил. — Ладно, ребят, с наступающим. — И вас, — улыбается Вадик. Со знакомыми они разъезжаются по разным сторонам. Время добираться до отдела с алкоголем и понемногу заканчивать продуктовую эпопею. Данил понимает, что со всей этой ездой по гипермаркету уже как-то замотался. А им ведь ещё готовить кучу всего, чтобы потом не вылезать никуда в город дня три подряд. И чтобы на кухню соваться только за новой порцией, а не ради того, чтобы ещё чего подрезать. Им приходится выстоять длинную очередь, долго и мучительно загружать продукты в пакеты, а потом на парковке из тележки перекладывать их в машину. Когда Данил садится на водительское сиденье, он выдыхает и опускает руки. — В следующий раз, — говорит он, — просто закажем продукты на дом. Я больше не готов к таким вот подвигам. — Да ты же герой, — отзывается Карим. И улыбается. А затем, прежде чем пристегнуться, тянется к Данилу, чтобы поцеловать. Практически в публичном месте, несмотря на то, что прямо рядом с ними никого нет. Никого, кто палил бы — точно, люди слишком заняты предпраздничной суматохой. И такой поцелуй, пусть и длится недолго, для Данила оказывается одним из самых ценных.

***

Карим чувствует себя неприлично хорошо. Новый год никогда не был для него важным праздником. Он в жизни праздновал-то его всего несколько раз. Дома не встречали, одноклассники не звали. Только с того момента, как он начал учиться в университете и подружился с Леной, Новый год стал чем-то, имеющим значение. Лена в качестве подарков вручает им обоим по свитеру с оленями. Кариму зелёный, Данилу красный. Данил дарит Кариму электронные часы с калькулятором. Ретро, на батарейках. Они как-то о таких вспоминали и шутили, что Кариму, как экономисту, без такого статусного девайса не обойтись. Сам же Карим преподносит ему самостоятельно записанный диск с подборкой музыки. Он мучился, создавая обложу и постигая самые азы фоторедактуры. Он восстанавливал работоспособность старого компьютера с пишущим дисководом. Получилось тоже ретро. Лена закатывает глаза и в очередной раз интересуется, а не срослись ли они ещё головами. И если нет, то когда планируют. Мол, она запишет процесс на видео и срубит на ютубе денег на просмотрах. После Данил дарит ей сертификат в косметический магазин, утверждая, что у него кончилась фантазия, а Карим — повязку для сна на глаза с матерной надписью. Обмен подарками можно считать успешно свершившимся и в целом удачным. После полуночи они собираются на диване с листками бумаги, на которых записывают планы на ближайший год. Как конкретные, так и больше похожие на мечты. Но Карим-то уже знает, что порой даже самые безумные мечты сбываются, потому не тормозит себя, записывая. Он то и дело поднимает взгляд от своего листка на Данила и улыбается, словно самый счастливый человек на планете. В ночи они выбираются во двор. Играют в снежки, словно маленькие дети. Шумят вовсю и поражаются тому, как тихо в посёлке. Видимо, большинство соседей всё-таки празднует в городе, очень многое теряя по мнению Карима. Они вываливаются в снегу с ног до головы, а потом снова кучкуются на диване, пытаясь отогреться под просмотр рождественской комедии с ноутбука Данила. Карим впервые в жизни проникается этим праздником по самую крышечку, потому что его окружают правильные люди. Именно те, с кем он хотел бы праздновать любые праздники, без участия кого-то со стороны. Они варят глинтвейн, а к утру Карим засыпает под очередной фильм. Склоняется головой к плечу Данила и отключается с блуждающей счастливой улыбкой на губах. Просыпается он уже в кровати в комнате, которую в прошлый их визит сюда занимал один Данил. Морщится от яркого зимнего солнца, пробивающегося через окно, на котором не предусмотрено никаких штор. Выбирается из-под руки Данила, садится на постели, зевает и потягивается. Утро первого дня нового года он встречает с еле уловимой головной болью и сухостью во рту. Глинтвейна перебрал. Он оказался слишком согревающим и приятным, без дикого алкогольного привкуса. — Мне тебя тащить пришлось, — бормочет в подушку Данил. — На плечо и в пещеру. Пиздец ты крепко спишь, когда напьёшся. Карим разворачивается к нему, наклоняется и коротко целует в висок. Данил улыбается, не открывая глаз. — С тебя завтрак в постель за такую доставку, — добавляет он. — Да? — улыбается Карим. — Может, заодно ещё и рожу тебе вареньем намазать? — Это уже чрезмерный энтузиазм, — отвечает Данил. — Да чего ты? Себе тоже принеси. И себя. Данил открывает один глаз, ухмыляется уголками губ. Карим беззлобно хлопает его по плечу и поднимается с постели. Завтрак им определённо нужен. С таблеткой ибупрофена от лёгкой головной боли до полного счастья. Он влезает в штаны и свитер с оленями, сложенные на простом деревянном стуле, снова оборачивается на Данила, наблюдающего за ним. — Эй, — говорит Данил, когда Карим уже тянет ручку двери на себя. — Счастливого нового года, Карим. — Ага, — кивает он. — И тебе. В том, что год будет счастливым, он уже нисколечко не сомневается. Конечно, надо подхватывать учёбу, а заодно составлять финансовый план на совместный «бизнес», если он вообще выгорит. Но ведь говорят же про то, что как встретишь Новый год, так его и проведёшь? Карим не против провести весь наступивший именно так. И грядущую вечность — тоже.

***

Домой Лена выезжает к вечеру первого. Брата не напрягает, ловит пригородную маршрутку, идущую в город. Она не чувствует себя лишней, что даже удивительно. Втроём у них получается прекрасно проводить время. Но чисто по-человечески Лене не хочется им двоим мешать. В город ей возвращаться страшновато, только от этого не деться никуда. А Карим с Данилом заслужили уединение. На их месте она бы предпочла провести время с любимым человеком, а не в компании, даже настолько тесной. Конечно, если бы у неё был любимый человек. В своих чувствах по отношению к Виктору Лена совершенно не уверена. Он привлекает её сексуально, с ним приятно общаться, с ним появляется ощущение безопасности. Это такой человек, с которым Лена хотела бы закончить свою жизнь. Спокойный и надёжный, настоящая опора. Но чем больше она смотрит на Данила с Каримом, тем отчётливее понимает, что хочет чего-то подобного. Чтобы искрило до опасности пожара. Чтобы хотеть каждую свободную минуту проводить вместе. Чтобы обрастать персональными мемами и дарить друг другу подарки, имеющие особое значение. Чтобы меняться в лучшую сторону совместно с другим человеком. С Виктором у неё ничего такого и в помине нет. Они не загораются друг от друга. Лена не загорается точно. От осознания этого становится как-то печально. Он правильный человек, который подходит ей по многим параметрам. Возможно, она слишком рано его встретила, чтобы испытать всю доступную глубину чувств. Страстной любви в её жизни не было. А без неё куда двигаться дальше? Только погружаться в учёбу и завидовать тому, как умудрились найти друг друга Карим с Данилом. А ещё надеяться, что с ней нечто подобное тоже в какой-то момент случится. От меланхолических размышлений её отвлекает сообщение, приходящее в привязанный к номеру телефона мессенджер. Контакт незнакомый, что сразу же заставляет её напрячься. «Привет», — гласит сообщение. «С Новым годом», — тут же приходит следующее. «Кто это?» — спрашивает Лена. Может, просто ошиблись номером. Такое с этим мессенджером случается. У неё то и дело появляются какие-то непонятные контакты, привязанные к номерам, уже не принадлежащим каким-то её знакомым. «Похоже, твоему парню больше нравится проводить время с твоим братом», — приходит новое сообщение. А за ним — вложение. Фотография. Лена тапает по ней, хотя уже по превью всё понимает. На ней Данил и Карим. В машине. Целуются. Качество у фотографии отвратительное, чисто теоретически можно было бы предположить, что это кто-то ещё. Но только теоретически, потому что все, кто их знает, могут догадаться. Волосы, комплекция, одежда. Машина, в конце концов. У Лены перехватывает дыхание. В маршрутке и так дышать нечем, а тут вообще едва ли не до панической атаки. «Увидимся на выходных», — приходит очередное сообщение. — «Пока дальше тебя это никуда не ушло». Лена блокирует экран смартфона и прижимается лбом к холодному стеклу. Маршрутка едет, вибрации передаются и помогают встряхнуться, начать осмыслять происходящее. Это что получается? Её мало того, что преследуют, так теперь ещё и шантажируют? Такое не только в кино бывает? Восхитительно.

***

Звонок в дверь оказывается слишком настойчивым, практически непрерывным. Виктор поднимается из-за кухонного стола, идёт открывать. Наверное, просто Аня забыла ключи, когда пошла гулять с одноклассниками. Виктор открывает. На пороге — отнюдь не дочь. — Лена? — удивлённо вскидывает он брови. — Что ты тут... — Меня преследуют, — выпаливает она. — И теперь шантажируют. Выглядит она очень взволнованной. В руке сжимает смартфон, нервно оглядывается через плечо. Словно преследователи могут прямо сейчас выскочить с лестницы, как в каком-нибудь голливудском фильме. Виктор хмурится и пропускает её внутрь. — Я знаю, что должна была позвонить, — говорит она, когда закрывает дверь. — Просто... Я шла домой и поняла, что не могу домой. Он знает, где я живу, он может караулить у подъезда. Понимаю, что это звучит дико, но... — Это тот парень? — спрашивает Виктор. — Ты проходи. Не беспокойся, Аня гуляет. — Тот?... А, да, ты же его видел. Она вылезает из сапог, стаскивает с себя куртку. Проходит в гостиную и буквально обрушивается на диван. Виктор подозревал, что с ней что-то происходит в последнее время. Но не мог и подумать, что дело может оказаться серьёзнее подготовки к экзаменам или ругани с братом. Он приносит ей стакан с водой, садится рядом и слушает. Говорит Лена долго и сбивчиво. Периодически встаёт, меряет шагами комнату. Она похожа на комок нервов, не способный расслабиться ни на секунду. Виктор слушает молча, никак не комментирует. Сначала ему кажется, что Лена просто параноит. Чем больше она говорит, тем отчётливее он понимает — нет. — Тебя действительно преследуют, — говорит Виктор, когда Лена заканчивает. Она показывает ему фотографию на телефоне. По фотографии со стороны Виктора сложно даже точно определить половую принадлежность целующейся парочки. Один точно мужчина — достаточно крупный, широкоплечий. Второй мог бы оказаться и просто коротко стриженной девушкой, а не Каримом Латифом. Лиц на снимке толком не видно. Неприятен сам факт получения такого кадра, но по нему невозможно ни о чём судить. — Не думаю, что фото такого качества причинит им какой-то вред, — говорит Виктор. — А если у него есть фото лучше? — Маловероятно. Он прислал бы тогда его, а не травил бы подобным. Явно снималось с большого расстояния. — Всё равно. Как минимум пойдут слухи, если это будет слито. Даньке, я уверена, плевать. А Карим на стену полезет. Это не должно никуда уйти, понимаешь? Но я не знаю, что делать. — Во-первых, тебе нельзя идти на поводу у шантажиста, — Виктор берёт её руки в свои, смотрит прямо и говорит очень спокойно. — Во-вторых, стоит рассказать об этом им. Ну и в-третьих написать на него заявление. Толку с нашими органами не будет, но его это может припугнуть. Главное — не иди на контакт. Это ничем для тебя хорошим не кончится. Лена кусает губы. Она — умная девушка. Наверняка уже обо всём подумала и советы его ей не нужны. Но кроме советов и поддержки ему предложить всё равно нечего. Решать надо цивилизованным образом, с холодной головой на плечах. Ему хочется вмешаться, найти этого ублюдка и поговорить с ним по-мужски. Но это — неоправданный риск. С его вмешательством будет только хуже, Виктор в этом уверен. Лена аккуратно освобождает свои руки. Опускает глаза, делает несколько глубоких вдохов, шумно выдыхает. Пытается успокоиться. Виктор понимает, что на самом деле никак ей не помогает. От этого у него на сердце становится очень тяжело. — Ты прав, — блёкло говорит она. — На поводу у шантажиста идти нельзя. Но в её глазах столько безысходности, что Виктор понимает — она собирается пойти. И он ничего с этим сделать не в состоянии.

***

Лена откладывает неминуемое как только может. Но терпения её шантажиста хватает ненадолго. Видимо, он достаточно с ней наигрался. От этого мурашки по коже так и бегают. На встречу Лена соглашается шестого числа, аккурат перед православным Рождеством. Как раз тогда, когда должны приехать из-за города Карим и Данил. У Лены было полно времени на то, чтобы всё обдумать. У неё есть перцовый баллончик. Дополнительно к нему она прячет в сумочке кухонный нож, а в кармане куртки — маникюрные ножницы. Хотя, конечно, понимает, что в таких условиях нападать ему на неё не нужно. Все преимущества на его стороне. Лена очень надеется, что у него не хватит духу ни на что такое. Что он просто издевается над ней, так жестоко привлекая внимание. И не станет выставлять напоказ личную жизнь своих товарищей просто чтобы ужалить девушку, которую даже не знает. Но надежда с каждым днём становится всё более призрачной. Она договаривается встретиться с ним в общественном месте. В новом сетевом кафе, открывшемся в торговом центре в городе. Приезжает ровно ко времени, обнаруживает, что его ещё нет на месте. Это очень злит. Мало того, что шантажирует, так ещё и ждать заставляет. Лена ведь прекрасно знает, что шанса явиться он не упустит. Приходит Вадик через пятнадцать минут от назначенного времени. Ухмыляется, осматривает её омерзительным взглядом. — Давно бы так, — говорит он. — Неужели так сложно просто взять и с человеком пообщаться? Или ты настолько занята прикрытием задницы своего дружка? Лена сцепляет перед собой пальцы в замок. Оскорбления, снисходительный тон. Казалось бы, разве может этот человек стать в её глазах ещё более отвратительным, чем он есть? Может. И бесконечность пределом для него не станет. — Мне казалось, у тебя с ним тоже хорошие отношения, — ровно говорит Лена. — С ним? Обычные. С Дэном хорошие. Но Дэн с этим багажом — унылый щенок. Так что, как-то похрен. Двенадцать на дюжину таких найдётся. Вадик садится напротив, точно также сцепляет перед собой пальцы. Зеркалит её позу, совершенно этого не скрывая. Лена борется с желанием расцепить пальцы и убрать куда-нибудь руки, чтобы он вообще их не видел. Моральных сил на это уходит много. — Видишь ли, — продолжает он, — любовь портит человека. Люди растворяются друг в друге, теряют свою индивидуальность. Говорят «мы» вместо «я», не обращают внимания больше ни на что кроме своей «половинки». На них становится жалко и даже противно смотреть. — Твоя девушка в курсе о таком мировоззрении? — спрашивает Лена, вопросительно приподнимая брови. — Зачем бы ей знать? Лена поводит плечами. К столику подходит официантка, спрашивает, будет ли молодой человек что-то заказывать. У самой Лены уже стоит чашка с кофе, к которой она едва прикоснулась, пока ждала. В горло не лезет ничего. Вадик тоже заказывает кофе, широко улыбаясь официантке. Почти обаятельно, если не знать, какое чудовище за улыбкой скрывается. Наверное, его очень не любили в детстве. И роняли головой. — Так вот, — снова переводит он внимание на Лену. — У нас с тобой есть одно дельце, которое нужно оговорить, не так ли? Рассуждать о мировоззрении и потом можно. Делу время, как говорится. — Что тебе от меня нужно? — спрашивает Лена. Ей хочется звучать грозно, но получается как-то устало. Она, кажется, почти сломалась. К такому её жизнь не готовила. Слишком много эмоциональных ресурсов уходило на проблемы, которые теперь кажутся ерундовыми. Она истратила моральные силы до того, как они действительно потребовались. Прекрасно, всегда так надо делать. — Для начала — человеческое отношение, — говорит Вадик. — Ты с самой нашей первой встречи меня гоняешь, как блохастого кота. Но я человек и заслуживаю человеческого отношения. С этим Лена могла бы поспорить. Но не станет, потому что в руках этого сумасшедшего — репутация Карима. И, возможно, не только репутация. Мало ли кто побьёт в переулке? Мало ли дойдёт до родителей и его из семьи выгонят? Карим ведь не просто так в шкафу столько времени отсиживается. — Ну а потом, — продолжает Вадик, — мне нужно просто внимание. Женское внимание. Ты же понимаешь меня? Я снимаю квартиру с другом, но каждые выходные он уезжает домой в область. Мне так одиноко становится. Лена холодеет. Чего-то такого она и боялась, при этом ожидая. Он предсказуемый, но такая предсказуемость невероятно пугает. Лена поджимает губы, смотрит в свою чашку с кофе. — Я могу подумать? — тихо спрашивает она. — Можешь, — отвечает Вадик. — Только не затягивай с этим. И из чёрного списка меня удали. Он поднимается с места, не дожидается кофе. Огибает стол, мимолётом кладёт руку на плечо Лене, а затем двигается в сторону выхода из кафе. Лену пробирает дрожью. Этот парень — абсолютный садист. Сумасшедший ублюдок, от которых не страхуют.

***

Данил смотрит на фото, затем на Карима. Переводит взгляд на Лену и снова — на фото. У него это вызывает искреннее недоумение. Он не понимает, зачем Вадику разводить его сестру на секс, угрожая представить общественности какую-то мутную фотку с ним и Каримом. — Пиздец у него странные фиксации, — говорит Данил. — Ну, это мы, да. Но ты попробуй докажи, что это мы. Или что это не... Не искусственное дыхание. Карим опускает голову и выдыхает, потирая двумя пальцами переносицу. Данил возвращает телефон сестре, обходит диван и садится рядом с Каримом. Судя по всему, он единственный тут, кто не воспринимает такие угрозы всерьёз. Это же не конец света. Это вообще недоказуемая фотография, в случае с которой надо просто не обращать внимание и делать вид, что это ерунда. Потому что ерунда. — Почему ты раньше-то не рассказала? — спрашивает Карим. — Я всё понять не мог, чего ты такая дёрганная. Лена складывает ладони, прячет их между колен. На них она не смотрит, словно боится больше, чем о чём-то таком рассказывать. Данил не видит большой проблемы в сложившейся ситуации, но видит её в состоянии сестры. Этот мудень довёл её до такого состояния. Нет уж, просто так от него он теперь не уйдёт. — Ну, я могу с ним поговорить, — предлагает Данил. И щёлкает костяшками. — Как это помешает ему слить фотку? — спрашивает Карим. Который тоже на него не смотрит и выглядит бледнее смерти. — Убьёшь — сядешь. — Что, ты не готов мне передачки носить? — хмыкает Данил. — На самом деле, у нас есть два варианта. Во-первых, забить. Ну сольёт и что такого? Тебя никто не заставляет соглашаться с тем, что это мы, а не левые перцы вообще с другого региона. — А второй вариант? — морщась, спрашивает Карим, которого явно не устраивает версия с бездействием. — Аутнуться самостоятельно. Типа «это не вы меня уволили, а я сам ушёл». Карим округляет глаза и резко поворачивается к нему. Ясно, второй вариант ему не нравится ещё больше. Только у Данила больше идей нет. Не позволять же сестре во имя скрытности их отношений соглашаться на акт самого настоящего насилия. На такое Данил бы в жизни не согласился. Проституировать собственную сестру — это надо быть ещё большим муднем, чем Вадик-шантажист. — Ты выжил из ума? — спрашивает Карим. Данил закатывает глаза. Ну это же самое очевидное и действенное решение. Просто взять ситуацию сразу под свой контроль, чтобы не оправдываться после. Единственный правильный вариант хорошей мины при плохой игре. Практически политический акт, во всяком случае, по общим меркам. — Ты подыши и подумай, — терпеливо говорит Данил. — Головой подумай. Что нам ещё остаётся? Мы можем аутнуться на какую-нибудь небольшую компанию, главное — в присутствии Вадика. Например, на моём дне рождения. Двадцать первый век на дворе, а не каменный, Карим. Гомосексуальность пугает только ватников, зомбированных ящиком. Если и разнесётся, то не как разорвавшаяся бомба. Эффект будет слабее, потому что это не станет слухом, который можно обсасывать. К реальности не добавить животрепещущих подробностей. До твоих родителей стопроцентно не дойдёт. Кому им рассказывать? — Данил делает небольшую паузу, чтобы с прищуром посмотреть на Карима. — Или ты предложишь моей сестре пойти на заклание, а? — Само собой нет! — вскидывается Карим. — Как ты можешь даже говорить о таком? Данил подвигается к нему чуть ближе и обнимает за плечи. Карим оказывается очень напряжённым. Его можно понять. На его месте Данил бы наверняка тоже чрезмерно стрессовал. Но кто-то должен стать голосом разума. Кто-то более искушённый во всяких подковёрных интригах и прочем таком дерьме, которого он повидал за время работы в модельном бизнесе очень много. На его стороне опыт. Ему и управлять этим кораблём. Он не тонет, вопреки панике экипажа. — Не люблю, когда ты рациональный, — вздыхает Карим и опускает плечи. — Я не могу придумать контраргумент. — Потому что нет на это контраргументов, — отвечает Данил. И переводит взгляд на Ленку. Она выглядит ещё более опущенной в воду, чем Карим. — Эй, прорвёмся. Это не конец света, особенно если мы возьмём ситуацию в свои руки. Тебе надо только немного время потянуть. Хорошо? Ленка кивает. Данил ободряюще улыбается ей, а затем теснее прижимает к себе Карима. Круто. Они выходят из шкафа.

***

Карим пребывает в состоянии экзистенциального ужаса и постоянной паники. Его жизнь летит в пропасть. И социальная, и семейная. Только из-за того, что он родился немножко не таким и немножко не в той семье, а потом пошёл и поддался всем своим желаниям, которые должен был подавлять. Из самой чудесной и счастливой сказки его жизнь превращается в кошмар. И самое отвратительное в этом то, что Данил действительно прав. Это единственный верный для них вариант. Дома Карим собирает экстренный рюкзак с вещами. На случай, если до родителей это как-то дойдёт и его будут выгонять из дома. В рюкзак идут все скромные накопления, сменное бельё, запасная зубная щётка, съёмник для зарядки и жёсткий диск с архивом всякой важной ерунды, накопленной за годы с интернетом. Поверх всего укладывается свитер с оленями, подаренный Леной. Сам рюкзак Карим ставит рядом с постелью, чтобы в случае чего моментально подхватить и не задерживаться дольше, чем будет необходимо. Он не уверен, что вынесет всё то, что могут вылить на него родители. — Я рассказал родителям, — говорит Данил буквально через пару дней после такого вот судьбоносного решения. — Сказал, что встречаюсь с парнем, что это очень серьёзно. И если у них есть какие-то проблемы с этим, ну, они сами меня воспитали. — Ты же знаешь, что не от воспитания это... — начинает Карим, но Данил прерывает его, приставляя свой палец к губам. — Знаю, — говорит он. — Но они столько лет культивировали во мне уверенность в том, что я способен только строить правильные рожи перед камерой. Я имею право. — Культивировать теперь в них чувство вины? — Да. Карим вздыхает и пожимает плечами. Он не считает это правильным. Но и в полнейшей токсичности родителей Данила не сомневается. Как и в том, что до них вряд ли дойдёт, что именно они сделали в воспитании детей не так. Поэтому он не собирается ничего Данилу на эту тему говорить. Это не его семья, чтобы лезть с нотациями. Да и со своей он так решительно разобраться не сможет. Во-первых, страшно. А во-вторых, жалко родителей. Только и остаётся что готовиться к неизбежному, пакуя экстренный рюкзак на побег из родительского дома. Он перестаёт подолгу зависать с Данилом у него. Пока есть свободное время, ему хочется проводить его с родителями. Ведь присутствует вероятность того, что ему больше такого шанса не представится. С отцом, впрочем, много времени проводить не получается всё равно — он постоянно занят работой. А вот мама радуется тому, что Карим сидит по вечерам с ней, а не уматывает гулять. Маме Карим рассказывает о том, что работает над финансовым планом к бизнес-проекту с Данилом. Мама считает, что это очень правильно. То, что он уже сейчас, ещё не получив диплом, пытается чем-то заниматься, чтобы в будущем обеспечивать собственную семью. Карим улыбается, кивает. Семью, да. Он раньше был уверен в том, что в какой-то момент женится на какой-нибудь славной мусульманской девушке. Отрешится от своих фантазий заботами о семье, детях. Погрузится в реальность, в которой надо впахивать. Теперь он уверен, что этого не произойдёт. Не только потому, что они готовятся обнародовать свои отношения. Один раз ступив на дорогу таких мощных чувств, с неё свернуть к той неприглядной реальности, которая рисовалась раньше, невозможно. Это будет предательством самого себя. — Что заставило бы тебя перестать любить меня? — внезапно спрашивает Карим у мамы. Та удивлённо смотрит на него, замирает у кухонной столешницы с ножом, которым нарезала овощи. У Карима пересыхает в горле. Мама выдыхает, откладывает нож, вытирает руки и садится за стол рядом с ним. — Не найдётся ничего такого на всём свете, — говорит мама, обеспокоенно глядя на него. — Карим, что с тобой происходит в последнее время? Он мотает головой. Ничего не происходит из того, что он готов был бы рассказать. Мама тяжело вздыхает и добавляет: — Ты знаешь, что всегда можешь поговорить со мной, правда? — Знаю, — отвечает Карим. Знает, что может. Знает, что не обо всём. — Прости, — добавляет он. — Не знаю, что на меня нашло. Он заставляет себя улыбнуться через силу. Знает, что она тяжело перенесёт, если узнает. Точнее когда узнает, а не если — Карим не сможет всю жизнь скрывать. Не от матери же. Он не представляет, как будет жить, если его всё-таки выгонят из дома с позором на всю мусульманскую общину. Плевать на общину, в общем-то. Перспектива испорченных отношений с родителями — самое страшное, а не ненависть общины и всеобщее осуждение его сексуальных предпочтений. Запланированная дата приближается. Дата его персонального конца света. «Как это скажется на Кейве?» — спрашивает Карим в переписке Данила. «Никак», — отвечает тот. «Может даже наоборот — положительно. Мы можем привлечь тематическую аудиторию таким образом. В таких тесных и скрытых сообществах новости разлетаются быстро». «И будет к нам ходить полтора землекопа». «Ты недооцениваешь сообщество. Многие закрытые будут делать вид, что не палят щи, но ходить. Типа «я тут случайно, но вон тому парню на всякий случай улыбнусь». Да и поддерживают на самом деле многие. Уверен, Кейву наш камин-аут пойдёт только на пользу. Вот увидишь». Карим не уверен. Впрочем, как и в том, что они вообще что-то откроют. Он просто присылает Данилу смайлик и сбрасывает приложение, блокирует экран смартфона. Его день рождения в самом конце января. Вечеринку они готовят на квартире Малышевых. Отсчёт до конца света Карим уже ведёт. С каждым днём паникуя всё больше.

***

— Ты ему ещё и платить собираешься? — вскидывается Лена, когда Данил предлагает нанять Вадика в качестве бармена на вечеринку по поводу своего дня рождения. — Ты ёбнулась? — спрашивает Данил. — Не. Это гарант того, что он появится, во-первых. А во-вторых — усыпление бдительности. Не палим щи. Потом отплатим ему разбитым хлебальником. Лена запускает пятерню в волосы и выдыхает. Ей начинает казаться, что Данила всё это забавляет. Что ему нравится придумывать какие-то такие хитрые планы. Что из него вышел бы эдакий злой гений, если бы он в семнадцать не начал работать в сфере модельного бизнеса. Лене не нравится признавать то, что её брат — не идиот. Но она с этими внутренними барьерами пытается бороться. В конце концов, он на её стороне. С Вадиком она переписывается через силу. Говорит, что очень занята сессией (и тут она совершенно не лукавит), а заодно и подготовкой вечеринки по случаю дня рождения брата. Что как только, так сразу. И по его сообщениям, становящимся всё более агрессивными, она понимает — парень теряет терпение. Это страшно, но сдача экзаменов действительно отвлекает от многого. Вон и Карима почти не видно, хотя чатится с Данилом он постоянно. Это Лена понимает, когда видит на лице брата блуждающую улыбку во время чтения сообщений. Она слишком им, всё-таки, завидует. И понимает, что они вполне справятся со всеми трудностями, которые могут встать на их пути из-за такого принудительного аутинга. — Может, готовую еду закажем? — предлагает Данил. — Невыгодно, — отрезает Лена. — Ты хочешь весь ваш бюджет на стартап потратить на одну вечеринку? — Жить в принципе невыгодно, — хмурится Данил. — Но я делать не буду ничего. Я предупредил. Даже тарелки таскать. Лена закатывает глаза. В чём-то он гоблином так и не перестал быть. Вот она уверена, что в загородном доме они оставили тот ещё срач после себя. Она помнит, как прибиралась там перед приездом Виктора. Парней к жизни не приспосабливают. Даже Карим, который всегда готов помочь на кухне с готовкой, на поверку кажется не готовым к отдельной от родителей жизни. Счастье, что готовить может, у них же это не особенно принято. Мол, жена должна заботиться. А Кариму в этом плане не повезло с Данилом критически, конечно. Данил готовить не станет. — Не заставляет тебя никто, — отзывается она. — Сиди и царствуй. В пределах разумного. Данил отвлекается на новое сообщение и новую улыбку. Слезает с дивана, двигается на автомате в сторону кухни. Лена же возвращается к составлению списка продуктов и финансовой сметы по всему празднику. В графе «услуги» она пишет «бармен — 0». Если этот кошмар в скором времени закончится, Лена будет Данилу безумно благодарна. Поэтому перспектива встречи с ублюдком на своей территории её пугает гораздо меньше, чем могла бы. Особенно если дело всё-таки кончится его разбитым хлебальником.