Фиксация

Данил принимает поздравления. Данил — само благодушие. Он чувствует эмоциональный подъём, но отнюдь не от того, что стал ещё на год старше и слушает кучу пожеланий, перемешанных с лестью. Это его совершенно не волнует. Его бы устроили и тихие посиделки на кухне с Каримом и сестрой. Нет. Он готовится в кой-то веки сделать что-то правильно и не для себя. В первую очередь — для сестры. Не менее важно, пусть и второстепенно — для отношений. Он счастлив и не хочет этого скрывать, не хочет шкериться по углам. Практически всё время он находится рядом с Каримом. Пока собираются гости, пока произносятся какие-то первые тосты. Он видит, как тот неиллюзорно волнуется. Бледнеет, рассеянно пропускает многое мимо ушей. Данил просто не может от него, такого, далеко отойти. Покинуть его даже ради того, чтобы открыть дверь кому-то опаздывающему — преступление. — Расслабься, — тихо говорит ему Данил. Карим кивает, но, очевидно, даже не пытается расслабиться. Нервно сжимает свой стакан с газировкой и с напряжённой спиной садится на диван. Данил усаживается рядом, на подлокотник. Кладёт руку на его плечо, сжимает в успокаивающем жесте. Карим поднимает на него взгляд, в котором читается смесь благодарности и ужаса. Его хочется обнять и похлопать по спине. Но пока рано. Данил запланировал свою речь на то время, когда все уже преимущественно расслабятся, выпьют и разговорятся друг с другом. И при этом не наберутся настолько жёстко, что будут готовы к агрессии или скандалам. Поэтому он внимательно наблюдает за поведением всех приглашённых. Никого потенциально агрессивного Данил и не звал, но люди в состоянии алкогольного опьянения непредсказуемы. Данил вот как раз агрессивным и становится. Он салютует Вадику, крутящему коктейли всё у того же подоконника. Улыбается широко и даже хищно. Пока ему самому рано становиться агрессивным. Но он точно собирается. Вломить этому придурку нос прямо в черепушку. Дать понять, что он не с теми связался. Если бы Ленка только рассказала ему раньше, этот молодец уже валялся бы в травматологии. Она вон опять старается подальше от всего происходящего держаться. Находиться от ублюдка на максимальном расстоянии. А ведь Данил мог и сам понять, что с ней происходит что-то более серьёзное, чем волнение по поводу экзаменов. — Может, тебе чего-то покрепче налить? — спрашивает Данил Карима. — Не, — мотает тот головой. — Мне нормально. — Конечно. Данил поджимает губы и кивает. Ни хрена ему не нормально. Но он же в жизни в этом не признается. И к бутылке не приложится, чтобы c алкоголем расслабиться. Данил задумывается о том, чтобы завести какое-нибудь успокоительное на такие случаи. Что-то ему подсказывает, что на долбёж успокоительной травки Карима тоже развести не получится. Хотя, оно и к лучшему. В жизни Данила и так слишком много дегенератов-алкоголиков-наркоманов было, чтобы ещё и Карима сбивать с верной дорожки. Стадия сбора гостей и разговоров проходит. Люди расслабляются. Данил понимает, что вот оно — то самое время. Пока никого не утянуло в какое-нибудь массовое развлечение типа караоке или фантов, нужно сделать своё объявление. Пока Карима от нервов не начало выворачивать — в основном. Данил поднимается. Стучит костяшками пальцев по своему стакану, громко откашливается, привлекая всеобщее внимание. — Друзья! — начинает он. Делает паузу, обводит взглядом присутствующих. — Я думаю, что мне пора сказать пару слов как виновнику торжества, — снова пауза. Он смотрит на Карима, ободряюще улыбается. — Я очень рад, что вы здесь все смогли сегодня собраться. Спасибо за поздравления, за все хорошие слова. Мне очень приятно, правда. Я, наверное, самый счастливый именинник, потому что меня окружают такие люди, как вы. И потому, что рядом со мной сейчас находится человек, которому я обязан тем, что и завтра, и через неделю не перестану чувствовать себя самым счастливым. Мой партнёр по бесчисленному количеству видео-игр. Мой потенциальный бизнес-партнёр. Мой самый близкий друг и, я не побоюсь этого сказать, бойфренд. Ну встань уже, ё-моё. Карим Латиф, дамы и господа. Карим медленно поднимается. Данил кладёт руку на его плечи, притискивает к себе. И наблюдает за общей реакцией, делает очередную паузу. А затем продолжает: — Да, мы решили приурочить к моему дню рождению ещё и камин-аут пати. Если вдруг кого-то это оскорбляет, я никого здесь силой не удерживаю. — То есть, вы геи типа? — спрашивает один из присутствующих. — Прикольно. — Я могу говорить только за себя, — отвечает Данил. — Я позиционирую себя как пансексуала. А Карим... — Не любит ярлыки, — тихо отвечает Карим. И даже пытается улыбнуться. В сторону Вадика Данил не оборачивается. Но примерно представляет, как должна у него искривиться физиономия. Присутствующие перешёптываются, но на выход никто не торопится. Это даже радует. Данил не слишком разбирается в людях, но всё-таки откровенных свиней предпочитает моментально отсеивать. К сожалению, иногда они слишком хорошо маскируются и свинничают за спиной. Данил прижимает Карима к себе крепче. Конечно, просто им не будет. Конечно, энная часть присутствующих постарается с ними в ближайшем будущем поменьше пересекаться. Это неизбежно, но невелика потеря. Приобретает чисто для себя он гораздо больше.

*** 

Кариму кажется, что у него сейчас подломятся колени и он упадёт. Его спасает от падения только рука Данила на плечах, чьи слова доходят с каким-то запозданием, словно сквозь вату. Кариму так страшно, что сердце бьётся, похоже, где-то в горле. Ничем другим пульсирующий комок он бы объяснить не смог. Это происходит. Это действительно происходит. Пусть тут не слишком много людей, да и из его группы присутствует только Лена. Это всё равно самое глобальное из того, что Карим мог представить. Он ведь никогда не планировал. Не думал, что это действительно может произойти. Что он вот так возьмёт и примет участие в, как Данил говорит, собственной камин-аут пати. Кариму страшно и в то же время волнительно. Ничего более страшного в его жизни теперь точно не случится. Но у самого, конечно, смелости бы не хватило. Он понимает, что ему тоже нужно что-то сказать. Но у него не находится слов. Чуть ли не впервые в жизни у него случается такой затык. Особенно в компании малознакомых людей, с которыми он дальше какого-то клуба раньше и не виделся. До Карима не сразу доходит, что в него ничего не летит. Что никто не пытается говорить им прямо здесь гадостей — хотя за спинами наверняка потом обязательно обсудят в подробностях. Никто не выказывает резкого негатива. Разве что некоторые девушки из присутствующих смотрят на него с некоторой завистью. Недоумевают, скорее всего. Не могут понять, что в нём есть такого, что Данил, который себя не обременял отношениями, теперь заявляет о них публично. Но под этими взглядами Кариму не хочется провалиться сквозь землю. Он наоборот ощущает какое-то облегчение. — Это очень мило, — говорит им кто-то. Удивительно искренне. Карим, правда, не отслеживает, кто именно. Но конец света почему-то оказывается совсем не похожим на конец света. Всё выходит неожиданно цивильно. Карим поворачивает голову к Данилу, встречается с ним взглядом и выдыхает. Они это сделали. Точнее, сделал Данил, а Карим постоял рядышком, но уже считается. На большее он всё равно не был способен. Но останавливаться на достигнутом нельзя. У них есть ещё субъект, с которым надо разобраться. Карим поворачивается в сторону Лены. Та улыбается, но как-то натянуто. Понятное дело, что ей должно быть неуютно в одном помещении с Вадиком. Карим стискивает зубы в напряжении. Теперь, когда всё, что связано с ним, не провернуть назад, он чувствует нарастающую злость. С поразительными ощущениями от того, что теперь целая толпа людей знает о них с Данилом и не стремится его разорвать, он разберётся позже. Сейчас ему нужно проявить решительность в другую сторону. Карим пацифист. Он считает, что все проблемы можно разрешить мирно. Последний раз дрался он ещё в школе, да и то — номинально. Но из этого правила могут быть исключения. Впервые за долгое время у него чешутся кулаки. Он аккуратно выворачивается из-под руки Данила и обращает внимание, что Вадик как раз осторожно двигается в сторону прихожей. — Вадим, а ты куда пошёл? — окликает его Карим. И идёт к нему, соображая по минимуму. Он не может воспринимать как другого живого человека того, кто способен преследовать и шантажировать девушку, совершенно не заинтересованную в нём. Того, кто в принципе пытается принудить к близости другого человека. В особенности — Лену. Карим пацифист, но не всё решается мирно. — Мне, эм, — отзывается Вадик. — Позвонили мне. Надо... Карим приближается к нему. От Карима обычно не ждут агрессии. Вот и Вадик явно не ожидает, а просто ищет отговорку, чтобы просто не быть здесь. Не успевает найти: кулак Карима летит ему точно в лицо. Кто-то позади охает. Руку Карима прошибает болью. Он отшагивает назад и встряхивает ею. Вадик зажимает нос, тоже делая несколько шагов назад. — Ты охуел?! — вопит он. А затем встряхивает обеими руками, сжимает их в кулаки и решительно двигается на Карима. С ноющими костяшками он не может среагировать и куда-то дёрнуться, но перед ним словно из ниоткуда вырастает фигура Данила. — Ты тут единственный охуевший, — шипит он на Вадика. — Пошли-ка побеседуем, дружочек. И пихает его обеими руками в грудь в сторону прихожей. Явно с силой. Карим застывает. От боли, от собственной вспышки агрессии, от того, что в целом происходит. Его дёргает на себя Лена, перехватывает за запястье, смотрит на руку. — Ну кто так бьёт, — выдыхает она. — Ну ты чего, костяшки же выбить нафиг мог. Карим отвлекается на неё. И вздрагивает, когда слышит звук захлопывающейся входной двери. Сердце снова стучит где-то в горле. Карим отмахивается от Лены и направляется в сторону прихожей. Не может он оставить Данила наедине с психопатом. Данил, конечно, и не дурак, и не слабак, но неизвестно, что можно ожидать от такого, как Вадик. Кто-то его о чём-то спрашивает, но он не реагирует. Всё это — белый шум, не имеющий никакого значения.

***

— Что, чей-то бывший? — спрашивает Лену один из присутствующих. Парень, которого она даже не знает. Она никого тут практически не знает и желанием знакомиться не горит. —  Нет, слава богу, — отвечает она. Следом за Каримом она не идёт. Её колотит, она банально боится. Надеется, что они вот-вот вернутся и всё, кошмар закончится, можно будет жить дальше. Не бояться, потому что больше никаких рычагов давления у ублюдка больше нет. Она не расстанется ни с маникюрными ножницами в кармане, ни с баллончиком в сумочке, но сможет расслабиться. Не паниковать из-за вероятной необходимости идти у агрессора на поводу. Она думала, что больше всего будет рада видеть разбитое лицо этого ублюдка. Но она боится пойти и посмотреть. Она просто ждёт со всеми остальными. Наконец со стороны прихожей раздаются звуки. Лена первой идёт туда. — Мы порешали, короче, — говорит Данил. И широко улыбается. Никаких видимых повреждений нет ни у него, ни у Карима. Лену это немного успокаивает. — Если он ещё раз где-то тут появится, — добавляет брат, — я его вообще поломаю. — Но мы думаем, что он всё понял, — говорит Карим. Лена бессильно прислоняется к дверному косяку. Ей хочется просто расплакаться от облегчения. Теперь, даже если он снова попробует что-то сделать, она не побоится дать отпор. Ей не нужно бояться. У неё остался только один секрет, раскрытие которого не кажется страшным. Тем более что она понимает — в скором времени не останется и этого секрета. Сказка заканчивается, долго и счастливо жить будут другие, а принцесса Виктора — в другом замке. Лена не думает, что у неё сейчас хватит внутренних ресурсов на поддержание каких-то отношений или поиск новых. Понимание этого тоже приносит облегчение. Никакой больше головной боли. Резать надо, пока не стало живым наростом, от которого сложно избавиться. Она отлипает от дверного косяка, шагает к Кариму с Данилом и обнимает их обоих сразу. Они — её семья, команда и опора. Доказали это таким решительным поступком, хотя и не обязаны были. Лена чувствует их руки на своей спине, когда они обнимают в ответ. — Пора раскачать эту вечеринку, — объявляет Данил прямо у неё над ухом. Над вторым фыркает Карим. Лучшей команды Лена, всё-таки, и пожелать для себя не могла.

***

Социологию Лена сдаёт без проблем и исключительно со своими знаниями. Зачётку Виктору подаёт с короткой запиской с текстом: «Спасибо. Было весело». Виктор читает при ней. Поднимает взгляд, смотрит слишком долго и слишком грустно. Затем улыбается, расписывается в зачётке и отдаёт её Лене. Всё понимает. И, в отличие от неё, скорее всего жалеет. Она стала для него коротким и волнительным приключением. Он останется в её памяти надолго как человек, который подходил, но появился не ко времени. Вероятно когда-нибудь она будет жалеть о том, что сама прекратила эти отношения. Фантазировать о том, что могло бы быть, если бы она не перерубила. И, конечно, понимать, что реальность против фантазии с ним всё равно проиграет. Он — не мужчина её жизни. Что ж, поехали дальше. Однако, Лена не отказывается от занятий с Аней. Она продолжает подтягивать её, на бесплатной основе. Знает, что у Виктора долги и всякие финансовые трудности. Лучше пусть водит дочь на эти деньги на тот же каток. Или в кино, или в зоопарк. Лена именно так ему в контакте и пишет. С дополнением о том, что она не принимает «нет» в качестве ответа. Виктор больше Аню не приводит и не забирает. Она приходит сама и по возвращении домой пишет Лене, что добралась. Вадик больше не даёт о себе знать. Лена снова закидывает его по всем фронтам в чёрные списки. И не получает никаких сообщений с левых номеров. Бояться, правда, она не перестаёт. Вечером лишний раз из дома не выходит, не может избавиться от напряжения, когда едет с учёбы одна. Ей придётся ещё долго отходить, это она прекрасно понимает. — Ты опять на цепочку дверь забыл закрыть, — говорит Лена Данилу. В очередной раз. — Прости, — пожимает тот плечами. Она перестаёт напоминать ему про немытую посуду, потому что тарелка в мойке не дёргает так, как висящая цепочка. Благо, Данил всё реже забывает. А Карим так вообще доводит это до автоматизма. Лена надеется, что в какой-то момент он просто останется у них насовсем, не станет возвращаться домой к родителям кроме как на выходные повидаться. Особое ощущение безопасности появляется только когда они оба находятся рядом с ней. Лена знает, что это не нормально, только в голове и само не рассосётся. Но надеяться ей ничто не мешает. Особенно в том, что от неё никак не зависит. — Карим предлагал марафон «Индианы Джонса» устроить в выходные, — говорит Данил. — Ты как? — Я за, — кивает Лена. — Как раз высплюсь под ваше задротское старьё. Данил фыркает, она улыбается. Её команда собирается так часто, что уж эти-то надежды в какой-то момент могут воплотиться в реальность.

***

Карим заходит в свою комнату, скользит быстрым взглядом по экстренному рюкзаку. Распаковывать его он не собирается. То, что до родителей пока ничего не дошло, не значит, что не дойдёт в принципе. Кариму нельзя расслабляться в этом плане. Он валится на кровать с телефоном, открывает мессенджер с перепиской с Данилом. «Я тебе ближе к вечеру план скину», — пишет он. — «Как до компа доберусь. Сейчас мне поспать надо». Данил отвечает смайликом. Карим зевает и откладывает смартфон. Он не спал практически всю ночь. С Данилом по-другому получается плохо. С утра поехал на учёбу, чуть ли не засыпал в аудиториях. После закрытой сессии можно было бы и забить немного. Поехать домой отсыпаться. Или остаться с Данилом. Но он не хочет забивать. Это тоже не тот момент, с которым можно было бы расслабиться. Он обнимает подушку, утыкается в неё лицом. Выбираться из одежды даже не хочется, настолько разбитым и усталым он себя чувствует. Ко времени ужина его будит мама стуком в дверь. Внутрь не суётся. Карим продирает глаза. В первую очередь лезет за телефоном, чтобы посмотреть сообщения, которых оказывается несколько. «Я нашёл несколько потенциально подходящих помещений». «По аренде — вписывается в рамки». «Надо будет съездить посмотреть. Лучше всего завтра». Карим набирает короткое «ок». И зависает на некоторое время, пытаясь осознать происходящее. Казалось, что ещё вчера они обсуждали название для потенциального арт-пространства. А теперь оно перестаёт быть потенциальным, потому что Данил активно ищет помещение. У Карима же почти готов план, который он как раз и хочет с компьютера переслать Данилу. Конечно, скорее для того, чтобы его просмотрела Лена, а не он. Ну и чтобы просто было. «Мне всё ещё не нравится название», — пишет Карим. Несмотря на показания небольшого социологического опроса. И скорее для проформы. В голове он уже привык называть их будущее пространство «Кейвом». Но не ворчать на эту тему он не может. Ему Данил же даже не предлагал подумать над вариантами. Вообще вариантов не предлагал. Да, Карим не самый идейный человек в мире. Нет, он даже не может всерьёз из-за этого на Данила разозлиться. Они с самого начала определили, что Карим инвестируется в разумное управление пространством и финансами, а Данил — во всё остальное. Теперь почти есть во что инвестироваться. Карим не представляет даже, как они с этим будут справляться. Ему же надо учиться, а ресурсов на то, чтобы кого-то нанимать, у них на начало точно нет. В комнату снова настойчиво стучит мама. Ладно, над всем этим он будет думать после ужина. Кариму нужно быть с семьёй, раз уж он всё ещё может.

***

— Полезай в ебучую кабинку, Карим! — тянет Данил. — Нам нужны эти фотографии. — Я не умею быстро переключаться, я буду с одной и той же рожей, — сопротивляется Карим. Они стоят у фото-будки, не так давно появившейся в торговом центре. Фото-будка может делать серию кадров и выдавать ленту с готовыми снимками практически моментально. Как во всяком американском кино. Данил, может, всю жизнь мечтал с кем-то в такой фото-будке посниматься. Раньше они попадались, но не было человека, с которым хотелось бы вот так влезть и дурачиться. Создавать новые воспоминания физического формата. — Я умею, — машет рукой Данил. — Делай рожу кирпичом, будет концептуально. — Ты невозможный, — говорит Карим. И всё-таки заходит вместе с ним в будку. Лента кадров получается именно такой — с одним выражением лица у Карима и разными физиономиями Данила. Он рассматривает готовые ленты с довольной улыбкой. Дело сделано. Одну ленту он вручает Кариму, вторую закидывает в свой рюкзак. — На зеркало прицеплю, — говорит Данил. — Следующий пункт — найти, где заказать одну на двоих огромную тарелку со спагетти. — О нет, — Карим выставляет перед собой руки. — Как в «Леди и Бродяге»? Дань, ты тян и тебе пятнадцать? По всем клише решил пройтись? Данил шагает к нему, кладёт руки на плечи. — Четырнадцатое февраля на календаре, — говорит он, заглядывая Кариму прямо в глаза. — Это день клише. Ты не можешь с этим спорить. — Это день спекуляции на чувствах миллениалов, выросших на американском кино, — конечно же спорит Карим. — Попытка корпораций быстро нажиться на романтической символике. Которая, кстати, жутко гетеронормативная, если ты не... — Ша, — прерывает Данил. — Я только что вспомнил ещё об одном клише. Колесо обозрения! — Дань, там хренова зима, — вздыхает Карим. — Где ты найдёшь колесо обозрения? Кто с тобой на него полезет в такой собачий холод? Ты оборзел со своим колесом обозрения, Дань? Наступает очередь Данила закатывать глаза. Карим убивает всё праздничное настроение просто профессионально. Но у Данила к его ворчанию уже выработался иммунитет. Ладно, с колесом обозрения он, пожалуй, загнул, но от идеи тарелки спагетти он не может отказаться. — По-моему, тут в жральной зоне было что-то итальянское, — говорит он. — За мной! Карим, конечно, вздыхает. И улыбается. — Ладно, по клише так по клише, — говорит Карим. — Но только в этом году, никаких традиций, слышишь меня? — В следующем в Париж полетим, — заявляет Данил. — В самый, сука, романтичный город на Земле. Карим качает головой и уже не спорит.