Несравненное право

Гимли уже успел по опыту узнать о своем спутнике, что ежели обычно эльф ложился рядом, то не шевелился до утра. А если шевелился, значит, либо кон пришел в караул идти, либо вовсе глаза надо быстренько продирать, потому как опасность какая. Оттого и теперь проснуться выпало до света потому только, что рядом тихонечко завозились. Гимли тут же приоткрыл глаза и огляделся. Сквозь неплотно пригнанные доски дэлони в едва нарождающемся свете утра виднелся уходящий вниз ствол и вроде бы как трава под ним. Лететь далековато, ежели вниз грохнешься, да. Леголас тем временем легонько тронул его за плечо, мол, не о чем беспокоиться, а после заглянул за край платформы, держа в руке лук. Вид у него был на диво бодрый, будто бы и вовсе не спал. Сын Глоина за время похода попригляделся к эльфийскому сну. Все-то у них не по-гномьи, и спят-то они не как нормальные гномы или там люди на худой конец, а с открытыми глазами. То есть вот коли, к примеру, лежит себе колодой и в небо пялится, то не спит, а так – грезит наяву. А вот ежели на боку устроился, да одеяло подоткнул, да сопит – вот тут дрыхнет нормально, как от века живым положено. Ну а что глаза открыты – да и пусть их, главное, подальше отодвинуться не хочется. Так вот, Гимли готов был клясться своей бородой, что эту ночь эльф спал как убитый. Оно и понятно: ему-то, жителю лесному, после Казад-Дума под небом вольным да на дереве как небось хорошо. А вот же – стоит себе бодрый и проснувшийся, и не холодно ему, и ветер не мешает, который тут, на древесной-то кроне, под все одеяла норовит забраться и тепло вовсе прочь выдуть... Тем временем Леголас снова прислушался к чему-то, глянул на спящих людей и решительно шагнул к круглой дырке, через которую они сюда пролезли. На краю дырки лежала поднятая веревочная лестница. Часовой, пока они спали, куда-то ушел. Тоже еще, охранник называется. Эльф носком своего легкого охотничьего сапога подтолкнул лестницу, и она послушно канула в проеме. Леголас уже забросил за спину лук – спускаться, и Гимли понял, что другого шанса не будет. По деревьям лазить гномы не мастера – уйдет сейчас, и бородищу с досады потом до смерти жевать придется, что не остановил. Он метнулся и ухватил эльфа сразу за обе руки, отталкивая в сторону от дырки-выхода. Эльф прошипел что-то на своем наречии и отпихнул его с неожиданной силой. Но Гимли был готов, знал ведь, что эльфы хоть с виду тощи да длинны, зато сила в них – не всякому гному чета. Хотя где та сила помещается, одному Махалу известно. Однако Леголаса скрутить оказалось – все равно что камень обуздать, который с горы катится. То есть ухватить-то, может, и удастся, а вот остановить – дудки. Боролись они молча: ни Арагорн, ни Боромир, тоже прижавшиеся друг к другу спинами для тепла, так и не проснулись. И совладать не получалось ни у того, ни у другого. – Уйдут ведь, – выдохнул ему в ухо Леголас. – Пусти уже, дурной какой! – Кто... уйдет? – не понял гном, однако за локти исправно продолжал держать. Внезапно Леголас перестал сопротивляться и воззрился на гнома сверху вниз. Глаза в полутьме чуть заметно сияли. – А отчего ты мне спуститься не дал, господин гном? – вместо ответа вопросил эльф, и тон у него был какой-то странный. «Притворяется? Кто должен был уйти? А если не притворяется, то куда собрался?» – Гимли молчал и щурился, хотя за локти исправно держал. Сказать Леголасу в лицо, что подумал, будто тот решил до Фродо добраться и колечко утянуть, покуда все спят, маг сгинул, а рядом свои же сородичи, то есть лучше момента уже и не придумаешь, – оказалось неловко. Стыдно. Вообще невозможно. Гимли нехотя убрал руки, отпустив худые и отменно острые – в чем успел убедиться, невзирая на кольчугу – эльфийские локти. – Испугался, что эльфы местные тебя в темноте подстрелят. Нам вроде как спускаться-то не разрешали. Вышло не слишком правдоподобно, но уж лучше, нежели так прямо в лицо вывалить. Дескать, нету у меня тебе полной веры, потому что хотя ты, чучело остроухое, и неплохой парень, однако из тех соседей и такого папаши сын, что доверять тебе никак не можно. Леголас отвернулся от него и отошел к краю дэлони. Обхватил себя руками, будто бы вдруг замерз. На душе у Гимли стало окончательно тошно. То есть, ежели бы неким чудом все можно было бы обратно повернуть, он бы ни на миг не усомнился. Местным-то эльфам хоббиты со своими кольцами и чем там еще небось и с приплатой не нужны. Тут вон орки рыщут, да эдакие чудища в горах живут, до гостей ли незваных в таких-то заботах! Переночевать дали, мимо пропустят, да небось еще водой вослед путникам плеснут, чтобы подальше унесло. А вот ежели эльф, да еще и Трандуилов сынок, да еще доподлинно знающий, что именно их отряд хранит, и вдруг в ночи куда-то татем изникает – как тут не насторожиться? Это ж не гномья дружина, где все друг за друга горой, потому как или родня, или такие уж друзья закадычные, что куда там иной родне. Гимли еще какое-то время утешал себя таким образом, однако все сильнее хотелось подойти к Леголасу и сказать что-нибудь. Ну что-то вроде того, что сам-то он вполне себе неплох для эльфа, пусть уж не таит в душе зла... Все же решился и подошел, но эльф заговорил первым: – Ты мне не веришь. Я могу это понять. Но отчего тогда я тебе должен верить, гном Гимли из рода Дарина, а? Гимли подумал – выходило, что и у эльфа особых причин доверять ему и вообще любить и жаловать никаких тоже не было. – Не верь, – резонно ответствовал Гимли. «Авось не помру от горя-то этакого», – добавил про себя. – Гэндальф погиб только вчера, а сегодня мы уже... – эльф шумно вздохнул и качнул головой. Подумал еще и уселся, подобрав под себя ноги каким-то немыслимым образом, который Гимли ни за что бы не взялся повторять. Сын Глоина вздохнул и сел рядом. Надо было как-то все объяснить. Вот только как? Не слишком-то хорошо ему словеса даются. И как только у некоторых так гладко выходит, а? «Ну, помогите, Махал-создатель, Дарин-Праотец и вы, чтимые предки!» – Я не из-за того тебе не доверяю, кто ты. Ты сам и воин справный, и в походе с тобой надежно, и спать рядом тепло. – Гимли не выдержал и усмехнулся, но эльф на улыбку не ответил. – А из-за твоего рода, из-за всего, что было, понимаешь? А штуку эту вражескую избыть всенепременно надо, потому как... ну ты слышал на Совете, к нам уже эти всадники шастать повадились. А у нас да в Дейле только-только отстроились да детей нарожали, да жить начали нормально. А ежели ты это колечко своему отцу, королю лесному, передашь, так они вообще небось между Горой да Лесом поселятся, и никуда от них не денешься. Сказал и даже голову слегка в плечи втянул. Потому что ежели бы ему самому кто так вывалил – мол, папаше твоему веры-то нету особой – тут же в драку бы полез да оружным, то есть до ран, а не до синяков и юшки. По лицу Леголаса пробежала горькая усмешка, но с места он не двинулся. – Выходит, я должен убить тебя за оскорбление моего короля, Гимли, сын Глоина, – спокойно сказал он. – Ну... выходит, – согласился Гимли. Секира, между тем, лежала рядом, и хвататься за нее не спешил. Как и Леголас за свой лук. Тут, на этом эльфийском гнезде достанет и обычной драки. Кто за край увалится, тот и проиграл, понятно. Потому как заодно и кости переломал, и шею свернул. Куда как удобно. – Я бы сразился с тобой, если бы не то, что нас стало на одного меньше, а к Мордору мы пока что не слишком и приблизились. Не сочти меня трусом, гном, но драться с тобой я буду, когда Фродо перестанет нуждаться в нашей защите. – Не сочту, – отозвался Гимли. – Сам про то же думал. – Когда твой отец и прочие гномы были в плену в нашем дворце, меня там не было, – вдруг сказал эльф, хотя Гимли уже успел порешить, что разговаривать друг с другом им больше не придется. – Я годами жил на южном сторожевом посте близ Дол-Гулдура, и узнал о пленении и побеге только перед битвой, когда мы собирали силы, чтобы выступить в поход... Эльф замолк, словно припоминая что-то. Гимли сидел рядом и пытался понять, к чему вся эта болтовня. Ведь хитрый эльф так и не сказал: в самом деле хотел утянуть колечко или же нет? И не скажет, не дурак же последний. Ладно, послушаем, что еще врать будет. – Ты этих Всадников не знаю, видел ли, а я в отряде веками с такой нечистью бился, – заключил эльф. – А ты решил, будто я вражеское кольцо себе присвоить решил? Это сути моей противно. И отца моего – тоже. Ты ведь, небось, и не понимаешь до конца, что за кольца такие, да отчего... Леголас махнул рукой, словно бы давая понять, что сыну подгорного народа такие вещи объяснять – все равно что по ртути молотком колотить. То есть толку никакого. – Отчего же не понимаю, – степенно возразил Гимли. – Не только в шахтах сидим, но и про мир окрестный ведаем кое-что. И про кольца – и ваши, и наши – наслышаны. «Вот только про папашу своего не заливай, что к колечку бы руку не протянул. Протянул бы, еще как. Бегом бы за ним побежал». Этого Гимли, конечно же, вслух не добавил. И так наболтал столько, что бой друг другу пообещали. Куда уж больше-то. – Отец был против моего участия в походе, – негромко сказал Леголас. – Точнее, был бы против, но он не мог возразить. Когда до него должны были дойти известия, мы были уже далеко. – А почему был бы против? – изумился Гимли. – Так боится за тебя? Мой папаша тоже от восторга не прыгал, ну да что же тут поделать, коли надо. Леголас усмехнулся тонко, почти незаметно. – Да нет... не то чтобы боится. Просто видишь ли, Гимли, у всякого народа есть свой... счет к соседям. Не только между гномами и эльфами старые распри водятся. – А! – только и сказал Гимли. Хотелось, по правде-то, задать миллион вопросов. Вот только ответы на эти вопросы, нужны они ему? Или нет? Про себя рассудил, что, конечно, неплохо бы вызнать что там у этих лесных да как. Авось пригодится, рядом же жить. Но не сейчас, пожалуй. Потом как-нибудь, на привале или в карауле, когда поболтать потянет. Пусть эльф считает, что он, сын Глоина, этакий вот тугодумный да недалекий. Эльф покосился на него с едва уловимой насмешкой, словно бы отчетливо понял, о чем думает гном. И точно: – Вряд ли давние раздоры между эльфами помогут подгорному народу, Гимли. – А вдруг помогут? – буркнул Гимли. – Ты что это, мысли читать наловчился? – Многие из моего народа могут читать мысли, гном, но только у тех, кто сам этого хочет. Просто я присматривался к тебе за все то время, что мы идем вместе. Тоже, знаешь ли, привык думать, что вы, гномы, жадны, строптивы, упрямы и не слишком-то умны. Гимли взялся за секиру, сжал рукоять покрепче. Но все же решил уточнить, прежде чем бить. – И что? Убедился, что таковы и есть? И тут ненормальный эльф рассмеялся. Закрыл ладонями лицо, совершенно не желая бояться разъяренного сына Глоина, плечи затряслись от смеха. – Нет, Гимли, – пробормотал он, все еще подсмеиваясь. – Однако убедился в том, что гномы отменно вспыльчивы. – Не вспыльчивы, а не даем себя в обиду. Это, видишь ли, разные вещи. Гимли вид напустил на себя суровый и надменный, однако в глубине души отчего-то был рад, что драться не пришлось. Уж конечно не оттого, что боялся какого-то там остроухого. Вскоре проснулись люди, и пришлось лезть с дерева вниз. Лучше бы он ночью с орками сражался, чем между небом и землицею на каких-то нитках болтаться! Однако Махал-создатель не попустил, сполз кое-как. Леголас вполголоса рассказал Арагорну о том, что ночью хозяева здешнего леса увлекли преследующий их отряд орков в засаду. Упомянул и о том, что рвался поучаствовать в воинской забаве заодно со здешним народом, однако Гимли, дескать, отговорил. Король-Бродяга покосился на гнома, но ничего не сказал. Вот и славно. Хоббиты, а с ними Леголас и люди, восхищались красотой тех мест, по которым шли. На вкус Гимли камней тут было маловато, а вот деревьев, пожалуй, даже с избытком. А водопады да реки – кого ими удивишь. Как подошла пора переправляться через реку по веревке – только вздохнул. Однако перебрался ловко, сам собой остался доволен. Все же это не по деревьям лазить, а в гномьих шахтах каких только переправ не случается. Не только остроухим всяким ловкостью похваляться! Вот только когда ведущий их эльф, Халдир, кажется, сказал, что завяжет ему глаза, потому как они об этом с Леголасом заранее договорились, Гимли от души пожалел, что не скрестил секиру с эльфийским клинком. – Леголас не мог решать за меня. Я пойду с открытыми глазами или вернусь в Подгорное царство, где меня никто не назовет соглядатаем. Эльф, понятное дело, принялся угрожать. Ну что ж... Гимли выхватил секиру. Защищаться так защищаться. Вот ведь, погань остроухая, а? А он только начал считать, что с ними таки можно дело иметь. Подраться, однако же, вновь не довелось. Вмешался Арагорн. Оно и понятно, зачем ему терять еще одно бойца из отряда Хранителей? Гимли, правда, изрядно развлекся, предложив завязать глаза и Леголасу – а нечего потому как за его спиной о всяческих пакостях договариваться! Однако с завязанными глазами пришлось идти всем. Оказавшийся рядом Леголас попробовал положить было руку на плечо, дескать, чтобы поддержать, ежели Гимли оступится. Но гном увернулся всем телом: нечего подлизываться, ясно все про остроухих этих. Побыстрее бы уже только их местным королям, или как они их там величают – Владыкам – поклониться, да и прочь отсюда. А уж там разберутся как-нибудь промеж собой. Однако какое-никакое, а волшебство все же было разлито в здешнем воздухе. Иначе как объяснить то, что Гимли так и увалился на ночь под дерево, даже не попробовав стянуть с себя повязку. А когда эльф пристроился спина к спине, не лягнул его, а еще и помог укрыться. На другой день, однако, повязку с него сняли с первого, и даже поклон эльфийский достался. Гимли посмотрел на их сопровождающего с насмешкой, дескать, чего уж теперь. Но ежели с другой стороны рассудить, служба – дело такое. Как велели, так и делай, да и спорить-то не моги. Вот то, что Леголас за его спиной с непотребством таким согласился – вот это было по-настоящему обидно.