Меч и посох

      Если долго смотреть на человеческий труп, поневоле начинаешь размышлять о смысле жизни. Безвольный и бесчувственный, как кусок мяса, чем он, по сути, и является, раздетый догола, словно чтобы лишний раз подчеркнуть его незначительность, он безмолвно вопиет, глядя в душу слепыми глазами: «Посмотрите на меня! Я тоже жил! Я любил и чувствовал, как вы, и что я теперь? И чем будете вы?». Даже удивительно, насколько живое существо перестает быть похожим на себя после смерти. Как будто стирается все, что отличало его от других, выделяло, делало собой. Остается одна безликая оболочка, как будто даже не настоящая, искусно выполненная, но неуловимо извращенная копия. Если долго смотреть на нее, все меньше и меньше остается веры в ее реальность. Возможно, поэтому многие в конечном счете так и не смиряются со смертью близких. Если есть хоть малейший шанс, что все это не правда, хоть малейший намек…       Естественное желание человека — откреститься от всего, что напоминает ему о приближении неизбежного. Покойников красиво одевают, чтобы они выглядели почти живыми, «как будто спящими», украшают цветами, как можно гуще, чтобы цветущей жизнью прикрыть смерть, обкладывают нажитым имуществом, чтобы напомнить себе — его жизнь чего-то стоила. Нескольких кусков ткани, пары золотых монет или хотя бы пучка пшеницы. Напомнить себе, что их собственные жизни чего-то стоят. Если долго смотреть на человеческий труп, поневоле начинаешь размышлять о смысле жизни. Поэтому его стремятся поскорее сжечь и забыть, наконец, что от этого мешка с костями их отличает совсем немного.       Впрочем, случается так, что смерть — лучший исход.       — Ты все записала?       Элен вздрогнула, и тяжелая чернильная капля разбрызгалась по наполовину исписанному листу. Девушка в отчаянии уставилась на огромную кляксу, похоронившую под собой почти половину последнего абзаца.       — Не спи, не то до утра тут проторчим, — проворчал Эйнан, и снова склонился над телом. Элен подошла к истерзанной сыростью и насекомыми тумбочке и вытащила из ящика чистый лист бумаги. Он тоже отсырел и слегка сморщился, но для черновика подойдет, а для чистового отчета она возьмет нормальную бумагу наверху, где сухо.       — На первый взгляд все органы поражены, — продолжал задумчивое бормотание старый эльф, — ткани покрыты язвами и местами деформированы. Имеет место обезвоживание… Заявленное время смерти покойного — три дня назад, но, судя по состоянию внутренностей, этот организм не функционирует гораздо дольше. Возможно, дальнейшее исследование объяснит…       Девушка вернулась к столу как раз в тот момент, когда он сунул обе руки в раскрытую нараспашку, как оконные ставни, грудную клетку разложенного на деревянном столе трупа.       — Сильная эрозия кровеносных сосудов, местами полностью разрушены, либо закупорены сгустками крови, — старый целитель распрямился и поднес к свисающей с потолка лампе пальцы, затянутые в перчатку, на которых что-то маслянисто поблескивало, — …или другим неизвестным веществом.       Элен подалась вперед, чтобы увидеть то, что рассматривал наставник, но он сам протянул к ней через стол руку, едва девушка приблизилась.       — Посмотри, — длинные кожаные перчатки целителя были уже по локоть в темных пятнах, в скудном освещении казавшихся почти черными, но слизь, в которой были измазаны его пальцы, была действительно черной. — Это не трупная гниль, и не свернувшаяся кровь. Оно как будто совсем свежее, в отличие от всего остального. И им покрыты все потроха.       Эти слова в отчет Элен, разумеется, не станет заносить. Иногда циничность наставника вызывала у нее замешательство, но, похоже, с такой работой более чувствительный взгляд на вещи мог просто свести с ума. Вот и теперь, невозмутимо вытерев руки о кожаный фартук, Эйнан с энтузиазмом нырнул обратно и поочередно начал вынимать почерневшие, изуродованные органы, предварительно разрезая все соединения крошечным, но очень острым ножиком на длинной ручке, который наставник называл «скальпель». Еще несколько похожих маленьких металлических инструментов сейчас таинственно поблёскивали начищенными гранями на маленьком столике рядом с Целителем. Выглядели они странно неуместно в темном, пропитанном сыростью подземелье, в одной из камер которого старый эльф оборудовал себе так называемую «лабораторию».       Ранее Элен терзало сомнение, знала ли Церковь об этом укромном уголке ее наставника, который являлся полным антиподом стерильного лазарета наверху. С первого взгляда лабораторию можно было принять за логово безумного мага крови, и эта аналогия поначалу совершенно не понравилась девушке. Для нее даже косвенная связь с деятельностью подобного рода была бы тем самым маленьким ножиком, который перерезал бы последнюю ниточку, удерживавшую ее от усмирения. Но, когда сегодня вечером два рыцаря принесли в подземелье тело на носилках и удалились без единого слова, сомнения отпали, и Элен, наконец, вздохнула с облегчением. Не то чтобы она подумывала о доносе на своего учителя, — долг перед ним за принятие ее в ученицы избавил девушку от мучительной дилеммы, — но мысли о том, что старый целитель мог быть замешан в чем-то незаконном, не прибавляли душевного спокойствия, особенно на фоне последних происшествий в Круге.       На металлический поднос с влажным шлепком упал какой-то черный комок. Элен снова испуганно вздрогнула, заработав укоризненный взгляд наставника.       — Сердце, — коротко прокомментировал он. — Перегородки камер разрушены, ткани полностью поражены болезнью, что означает… Ты слушаешь меня?       Девушка виновато подняла глаза на наставника. Новый лист бумаги у нее в руках до сих пор оставался чистым. Целитель вздохнул и, оперевшись руками о край стола, в упор посмотрел на девушку.       — Может, объяснишь причину своей рассеянности?       Его лицо выглядело сурово, но Элен знала, что таким образом наставник проявляет участие — в противном случае он бы просто накричал на нее и прогнал прочь.       — Это… это ведь скверна? — помявшись, задала, наконец, девушка терзающий ее весь вечер вопрос.       В тусклом рыжеватом свете одинокой лампы труп перед ними выглядел как кусок мрамора — каменно-белый, испещренный целой сетью черных прожилок. Растерзанное нутро зияло маслянисто бликующей чернотой. По словам наставника, Церковь велела ему выяснить, не угрожает ли Ферелдену какая-то новая эпидемия, но, как теперь догадывалась девушка, вопрос стоял более конкретно.       — В книгах может быть описано… — медленно, с сомнением качая головой, начал было наставник.       — Это не из книг, — перебила его девушка. Вопиющий поступок. — Я уже видела такое, и там совершенно точно были замешаны… порождения тьмы.       Элен старалась говорить твердо, но на последних словах ее голос предательски дрогнул. В доказательство своей теории она протянула руку к мертвому лицу. Замерла в нерешительности, борясь с отвращением, но все же заставила себя дотронуться до век покойника, которые почему-то обделил вниманием Целитель, и с трудом разлепила их. С открытыми глазами и развороченной грудной клеткой покойник выглядел настолько тошнотворно неестественным, что девушка едва сдержала рвотный позыв. Тем не менее, ее догадка подтвердилась — глаза были абсолютно слепые, с бельмами на зрачках и выцветшими радужками, покрытые сетью черных прожилок. Убедившись, что Целитель тоже это увидел, она поспешила закрыть их. На какое-то время воцарилось молчание, сопровождаемое только чуть слышным потрескиванием огонька в лампе да нескончаемым гулом озера за стенами.       — Что ж, раз ты сама догадалась, я не стану скрывать, — наконец проговорил старый эльф, сняв перчатки и направившись к расшатанной тумбочке, где стоял графин с водой. — За последний месяц четыре деревни подверглись нападению порождений тьмы. За месяц до этого — еще две. Все неподалеку от границы с Дикими землями, в глуши. Для мирных времен это слишком тревожные показатели.       Он вернулся к столу, встал над телом и обвел его зажатым в руке стаканом.       — Это — результат заражения скверной. Судя по отчету, он бегал вокруг последней разоренной деревни, когда туда прибыли наши бравые ребята, и набросился на них, как только увидел. С момента нападения порождений тьмы на крестьян прошло меньше недели. Как по-твоему, что здесь необычного?       Такого вопроса Элен не ожидала и растерянно уставилась на наставника, но тот выжидательно сверлил ее глазами поверх глиняного стакана, и девушка покорно перевела взгляд на растерзанный им труп. Необычного… Да тут все необычно, куда ни посмотри. Подкинь его сейчас в Большой зал, и визг будет стоять целый день, а обсуждений хватит на месяц. Но Целитель, похоже, ждал от нее вполне конкретный ответ, и девушка принялась усиленно думать, размышляя вслух.       — Заражение, похоже, произошло достаточно давно, но это можно понять только по состоянию внутренностей, снаружи заразу выдают только глаза и почерневшие вены. Если верить старым источникам, свидетели Четвертого мора описывали так называемых вурдалаков — заразившихся скверной людей, которые выжили и, под действием долгого влияния скверны, стали наполовину порождениями тьмы. Но на рисунках в тех же источниках эти существа были похожи больше на облысевших диких животных, чем на людей. Мало похоже на нынешний случай. С другой стороны, сроки превращения там не были приведены, но, думаю, в любом случае оно бы было более…равномерным, — наставник слушал, не прерывая и не подтверждая ход ее мыслей, но девушку уже захватило вдохновение.       А в любом ли случае? Если сравнивать хроники Четвертого и Третьего Моров — более древних летописей в их библиотеке не водилось — все происходило по одному и тому же сценарию: сначала редкие нападения порождений тьмы, затем все более частые. Далее скверна отравляла реки и источники, начинал гибнуть урожай, в лесах появлялось все больше бешеных зверей, и только после этого собиралась армия порождений тьмы и шла вперед, уничтожая все на своем пути, пока Серые Стражи не убивали Архидемона. С начала Мора до появления орды могли пройти годы, поэтому первые тревожные звоночки было легко упустить, особенно учитывая, что порождения нападают на людей и в мирное время, пусть и гораздо реже. Нужная мысль вертелась на языке, но девушка никак не могла за нее ухватиться.       — Со времени атаки на деревню прошло достаточно времени, чтобы скверна преобразила человека снаружи и внутри, — продолжила Элен свой внутренний монолог. — Однако, в случае нападения, в первую очередь оказались бы поражены кожа и мускулатура…       Внезапно ее осенило. Вот что хотел услышать от нее старый эльф. Девушка вскинула потрясенный взгляд на наставника, и он утвердительно кивнул.       — Именно. В случае нападения так бы и было, но, как ты могла заметить, на теле нет следов нападения. Первыми от заразы пострадали внутренние органы. Это значит, что…       — Он заразился скверной через еду и воду, — прошептала Элен, не сводя глаз с истерзанного тела.       — Из чего следует единственный возможный вывод, — вздохнул Целитель, снимая с себя фартук и собирая со стола инструменты. Необходимости в дальнейшем осмотре больше не было…       Она действительно собиралась вернуться в общежитие, но ноги сами привели ее в это место. Удивительно, что она добралась сюда беспрепятственно, хотя даже не пыталась таиться. У судьбы своеобразное чувство юмора.       Возможно, чувствуя, что эта ночь оставлена ей какими-то неизвестными силами, а может, просто наплевав в кои-то веки на последствия, Элен спокойно подошла к своему любимому месту и просто села. Приятное чувство — не бояться, что сейчас кто-то ворвется и увидит ее здесь в неурочное время, не схватит и не потащит на казнь. Наверное, так и живут обычные люди.       Андрасте печально улыбалась ей каменными губами. Рыжеватые отблески негасимых свечей у ее ног окутывали изваяние мягкими тенями, отбрасывая чуть дрожащие блики на матерински простертые руки, каменные складки одеяний и тускло мерцающий обруч на голове. В глубине темной часовни она словно сама источала сияние, купаясь в островке света и приглашая всех страждущих приобщиться к нему вместе с ней. Завораживающее зрелище. С тех пор, как Элен открыла для себя это место три года назад, она не переставала ему удивляться.       Время шло, а она все сидела и смотрела, не отрываясь, на пляшущие огоньки. Из головы никак не выходили слова наставника, сказанные им после того, как они убрали лабораторию и тщательно заперли дверь: «Не распространяйся пока об этом. Первой все должна узнать Церковь. Отчет я сам напишу, скажу все то, что ты сказала мне. Им нужно от нас только подтверждение, остальное они итак знают». Остальное они знают. Три слова прокатывались валунами в ее голове, оставляя глубокие борозды. Они знают. Знают, что деревни рядом с границей подвержены страшной угрозе. Знают, что источники отравлены. Знают, что Мор приближается и — ничего не делают. Церковь могла бы спасти столько невинных жизней, просто предупредив их раньше. Но, по всей видимости, Создатель спасает только души своих прихожан, земные оболочки ему не особо интересны. Каков бог, таковы и служители.       Но теперь еще знает и она. И как ей поступить с этим знанием? Вломиться в трапезную во время обеда и прокричать во всеуслышание? Потребовать аудиенции у Первого Чародея? Или сразу у короля? Или, может, сбежать и предупредить всех, кого успеет, пока ее не схватят? Элен вздохнула и покачала головой. Конечно, нет. Ничего она не станет делать, будет молчать, как и просил ее наставник. В конечном счете, она сама ничем не лучше церковных лицемеров.       Дверь за ее спиной открылась. Тишину нарушил негромкий скрежет латных доспехов и стук железных подметок о гранитные плиты. Вопреки обыкновению, девушка не вскочила, как ошпаренная, даже головы не повернула. Осталась спокойно сидеть, не сводя глаз с нежного мраморного лица. Какая теперь разница, что с ней будет? Грядет угроза гораздо более страшная, чем усмирение. Возможно, по сравнению с ней усмирение будет почти хорошей мыслью. Тем временем шаги неторопливо приблизились, и храмовник замер рядом со скамьей, где сидела девушка. Она по-прежнему не видела его, но чувствовала, что рыцарь тоже смотрит на изваяние. Некоторое время они оба молчали.       — Это Целитель попросил проследить за мной? — спросила, наконец, Элен. Ее собственный голос в тишине часовни показался ей грохотом набата.       — Возможно, — ответил рыцарь. Гулкий шлем исказил его голос, и девушка не поняла, воспринимать это как «да» или «нет». Впрочем, в следующий момент храмовник уже снял шлем с головы и сел на скамью рядом с ней, тактично соблюдая дистанцию.       — Я просто молюсь, — чуть слышно прошептала девушка спустя несколько мгновений, хотя рыцарь ее ни о чем не спрашивал. Она по-прежнему не отрывала глаз от каменной Владычицы. Ей казалось, что стоит ей отвести взгляд, и островок света, а с ним и все тепло и добро этого мира исчезнет, растает, оставив ее один на один с суровой реальностью, где откуда-то издалека на нее медленно, но неотвратимо, движется смерть. Огни перед глазами расплылись.       — Не хочешь поделиться?       Сморгнув, девушка поспешно утерла лицо рукавом и помотала головой.       — Не думаю, что это хорошая идея.       — Смотря, с какой стороны оценивать. Мне кажется, для тебя это очень даже хорошая идея, если только ты не хочешь затопить Башню.       Элен не сдержала улыбку и, наконец, повернулась к собеседнику. Он почти не изменился. Отросшие каштановые волосы ловили блики свечей, синие глаза по-прежнему смотрели со спокойной иронией. Только темные круги и щетина выдавали усталость.       — Рада тебя видеть, Сторм, — сказала девушка искренне. Рыцарь тепло улыбнулся.       — И я рад, малышка.       — Ты давно вернулся?       — Только вчера. В этот раз поход затянулся, — на усталое лицо легла тень, но хмурые морщинки тут же разгладились. — Не важно. Лучше расскажи мне, как ты?       Пришла очередь Элен хмуриться.       — А как ты думаешь? — пробормотала она, сверля взглядом свои сцепленные на коленях пальцы.       — Думаю, что ты молодец. Эйнан очень хорошо о тебе отзывается, пойти к нему в ученицы было отличным решением.       Девушка кивнула, но глаз не подняла. Тогда Сторм стянул латную перчатку и опустил освободившуюся ладонь девушке на плечо. Под ней по коже разлилось тепло, и это маленькое проявление заботы едва не заставило Элен расплакаться. Раскисать не хотелось, но с кем еще она могла поделиться? Когда-то Винн сказала ей, что человек подобен сосуду, который постоянно наполняется. Если не опорожнить этот сосуд вовремя, он переполнится, и один Создатель знает, что выльется наружу. Особенно, если этот сосуд имеет связь с Тенью.       — Есть кое-что, — промямлила она, терзая на коленях свою мантию. — Кое-что… ужасное. Я узнала об этом сегодня.       — Ты же не хочешь сказать, что тебя… — встревожился мужчина, но девушка поспешно покачала головой.       — Нет, это не про меня. Вернее, не только… Это про всех нас. Грядет что-то очень плохое. Об этом никто не знает, и я не могу никому рассказать. Не могу ничего сделать. Это ужасно… Зачем он вообще сказал мне? — прошептала она почти беззвучно. Плечи ее поникли, она невидяще уставилась в пол. Сторм подсел ближе и мягко притянул девушку к себе. Стальная кираса обожгла ее руку холодом даже сквозь мантию, но теплая ладонь мужчины грела ее с другой стороны.       — Ты можешь сказать мне, — проговорил он тихо. Девушка снова покачала головой.       — Я не хочу, чтобы… ты тоже чувствовал это. Это раздавит тебя.       Рыцарь негромко рассмеялся.       — Я не такой неженка, как ты думаешь. Ну же, расскажи, что тебя так напугало. Не неси этот груз в одиночку. Обещаю, никто не узнает.       Девушка подняла голову и увидела его лицо совсем рядом со своим. В другой ситуации она, возможно, смутилась бы.       — Мор.       Одно короткое слово. И сколько за ним стоит. Боль, хаос, разорение. Смерть. Одно слово, и знакомый мир меняется навсегда. Рыцарь нахмурился, однако удивления на его лице девушка не увидела.       — Это Эйнан так сказал?       Элен отстранилась. Ее кольнуло нехорошее чувство.       — Возможно. Ты знал об этом?       — Нет, но подозревал, — Сторм ссутулился, оперевшись локтями о колени. Длинные волосы мужчины заслонили его лицо. Он помолчал, словно собираясь с мыслями, прежде чем заговорил снова. Голос его звучал глухо. — Мы больше месяца бродили вдоль границы с Дикими землями и многое видели. Порождений тьмы было больше, чем обычно, но сильнее всего пугали деревья. Они чернели прямо у нас на глазах. Мы разбивали лагерь в ста шагах от пораженных деревьев, и каждое утро болезнь оказывалась все ближе. Воду искать все труднее, скверна заразила все источники на десять миль от границы.       — А как же деревни? Крестьяне? — От ужаса у девушки сел голос. Сторм только покачал головой.       Какое-то время они сидели молча. Может, не знали, что сказать, а может, и сказать было нечего. Оба понимали, что время разговоров закончилось. Пришло время действовать, но никто не станет ничего делать, пока огонь не подберется к самой двери. А если все так, как описал Сторм, огонь подошел уже очень, очень близко.       Тем не менее, девушка почувствовала себя гораздо лучше. Теперь, зная, что столь важной информацией располагает такой человек, как Сторм, она чувствовала себя почти в безопасности. Он точно не станет сидеть, сложа руки. Элен ощутила прилив благодарности.       Тем временем мужчина вздохнул и распрямился. Его лица Элен по-прежнему не видела.       — Ладно, что толку сейчас переживать? — Сказал рыцарь негромко, но когда обернулся, на его губах играла обычная доброжелательная улыбка. — Думаю, мы что-нибудь придумаем. Знаешь, у тебя есть надо мной серьезное преимущество.       — И какое же? — Невольно заинтересовалась Элен. На мгновение в глазах мужчины появилось странное выражение, но прежде чем девушка что-то поняла, он лукаво усмехнулся и неожиданно потрепал ее рукой по макушке.       — Ты сейчас можешь лечь спать.