Меч и посох

      Холодное зимнее солнце застенчиво выглянуло из-за горизонта, огляделось вокруг и постепенно начало заполнять собой весь обозримый мир. С каждой минутой набирая уверенность, оно быстро сменило скромный румянец на широкую золотистую улыбку. Вот его лучи ворвались в Башню сквозь высокие витражи и разбились сотнями разноцветных мерцающих ниточек, расшив диковинным узором серые каменные стены, высокие колонны, тяжелые гобелены и портьеры. Свет одиноких свечей, еще час назад безраздельно правивший в темноте залов, робко пригнулся, сжался и, наконец, совсем растворился в заполняющем пространство сиянии, уступив место более могучему повелителю.       Каллен с улыбкой наблюдал за пробуждающимся Кругом. Довольно быстро, в привычном нарастающем ритме, коридоры заполнились сонными чародеями и чародейками, завершившими свои утренние моционы и бредущими теперь на запах бурлящей в кухонных котлах перловки. Зевающие и растрепанные подростки хмуро морщились, кривили губы, терли и щурили глаза, слепо натыкаясь друг на друга; маги же постарше, давно привыкшие к строгому режиму, были разве что чуть более медлительны и молчаливы, нежели обычно. Старики как будто и вовсе не ложились. Разговаривать пока еще никому не хотелось, только изредка кто-то перебрасывался короткими фразами, мычанием или просто вялыми жестами, от чего Башня стала напоминать приют для глухонемых. Знакомый до мелочей сюжет. Возможно, кому-то эта ежедневная рутина показалась бы скучной, нудной и отупляющей, но Каллена она странным образом очаровывала. Какой-то особенный покой приносила мысль, что каждый следующий день будет похож на предыдущий, такой же размеренный и спокойный, с теми же лицами и действиями. И все же — по-своему уникальный, и нахождение этих крошечных особенностей наполняло день молодого храмовника неугасающим азартом.       Сам юноша уже закончил утреннюю разминку со своим отрядом и теперь в ожидании завтрака тихо посмеивался, глядя на кучку ворчащих встрепанных ребятишек, которых пожилая наставница вела мимо него в сторону трапезной. Они напомнили ему маленьких брата и сестер, когда мать будила их всех летом на заре, чтобы отправить с отцом на поля или в лес. Втроем они куксились и капризничали весь завтрак, только Мия, такая же сонная, строго одергивала младших, подражая матери. Через час-другой никто из них уже и не помнил, как не хотел продирать глаза. Многообразие окружающего мира полностью захватывало маленькие любопытные умы, не уставая подбрасывать им все новые чудеса и загадки. Должно быть, отец тогда также посмеивался над ними.       Тем временем, течение в коридорах, достигнув кульминации, начало спадать, пока не иссякло до одиноких бродяг, заблудившихся по дороге или попросту проспавших. В конце коридора мелькнул лейтенант Ларсен. Тот махнул ему рукой, и Каллен бодро направился в трапезную.       Зал, как обычно бурлил жизнью. С одной стороны маги, с другой — храмовники, и все совершенно одинаково создавали суету в заполненном помещении: пытались перекричать друг друга или докричаться до других, толкались в поисках свободного местечка, разыскивали друзей или стремились уединиться. Среди них невозмутимо лавировали с подносами усмиренные, расставляя тарелки с привычной серой массой и глиняные стаканы с травяным чаем рядом с теми, кому чего-то не хватило. Гвалт стоял невероятный. Убойная смесь разнообразных запахов вышибала дух уже на подходе к трапезной, но навязчивее всех в ноздри ввинчивался легкий запашок гари, не то откуда-то из кухни, не то от чьей-то спросонья подпаленной мантии.       Вытянув шею, Каллен с трудом разглядел знакомые лица в глубине зала и начал пробираться к ним, пытаясь не упустить друзей из виду.       Вчерашний вечер, похоже, не прошел для них бесследно. На разминке приятели едва заметили друг друга, как и вообще хоть что-то, шевелясь скорее по привычке, и сейчас только хмуро кивнули по разу, обозначая приветствие. Даже этот нехитрый жест сопроводили болезненные гримасы на опухших лицах. Каллен, с утра чувствовавший себя превосходно, разве что чуть не выспавшимся, наблюдал за приятелями со смесью веселья и сочувствия, благоразумно не вмешиваясь в похмельную скорбь. Могут ведь и побить, несмотря на страдания. Традиционно поклявшись до конца жизни не брать в рот ни капли спиртного, молодые храмовники расселись на привычные места и с одинаковым отвращением уставились на студенистую серую массу в тарелке. Посверлили мутными взорами тошнотворное варево, единодушно признали себя сытыми и с куда большим одобрением пустили по кругу глиняный кувшин с водой. Сам юноша отсутствием аппетита не страдал и, воспользовавшись неразговорчивостью приятелей, принялся активно уплетать свою порцию.       Возбужденный гомон в зале постепенно снизил громкость, уступив место чавканью и прихлебыванию из кружек. Разговоры не прекратились, но стали спокойнее и тише, доносясь теперь отовсюду более четко, но обрывисто. И поскольку над их клочком стола висело гробовое молчание, Каллен начал невольно улавливать эти бессмысленные отрывки.       — Фу, как ты можешь это есть? Терпеть не могу…       — Слышал, Грегор заказал новые мечи, наконец-то заменю свою развалюху, а то совсем уже т…       — …ы рассказал ему? Кто тебя просил, заср…       — …автра, сегодня некогда, да и Ларсе…       — Да иди ты!       Последнюю фразу сопроводил неожиданный взрыв хохота, заставивший Каллена вздрогнуть и инстинктивно напрячься. Все же, несмотря на рутинность дней, напряженная служба со временем дает о себе знать. Вот и шея снова заныла от резкого сокращения мышц. Сходить бы к Эйнану за какой-нибудь мазью…       — …коро же праздник, попробую отпроситься к семье, они у меня тут недалеко…       Каллен вскинул брови и перестал жевать, мгновенно забыв про боль. Откуда прилетел этот обрывок он так и не понял, но это и не важно. А ведь действительно, скоро Первый День! Когда в последний раз он по-настоящему его праздновал? По традиции день начала года принято отмечать с родными, но за все время учебы ему так ни разу не удалось съездить домой, так как дорога только в одну сторону заняла бы неделю. Церковь же не особо жалует праздники, в основном из-за резкого спада духовности среди населения в эти дни, поэтому в годы обучения Каллен узнавал о них только благодаря куску «Благословенных яблок», раздаваемому всем после ужина. «Благословенные яблоки» — это традиционный яблочный пирог, с глубоким андрастианским подтекстом, разумеется. Возможно, где-то этот пирог и оправдывал свое название, но повар в его церкви отличался удивительным творческим энтузиазмом в сочетании с абсолютным отсутствием вкуса и, похоже, каких-либо представлений о своей профессии в целом. В каком-то смысле юноша был ему даже благодарен, ведь теперь он, кажется, мог съесть что угодно… Каллен так глубоко погрузился в воспоминания, что не сразу заметил, как между приятелями возобновилась беседа.       — Плохая идея, Бев, — покачал головой Фэррис, — тебе сильно достанется за такое.       — Да ладно, я спрашивал у ребят, многие так делали.       — О чем речь? — спросил Каллен с набитым ртом.       Парни переглянулись, но промолчали, вместо них с демонстративным безразличием ответила Эннлайз.       — Бевал хочет сбежать, чтобы купить подарок своей подружке.       Каллен чуть не поперхнулся.       — Кому, прости?       — Ну, а что такого? — тут же взвился парень, заливаясь краской. — Может, я романтик!       — Помойся для начала, романтик, это само по себе станет большим сюрпризом для твоей «подружки», — девушка сделала «кавычки» пальцами с таким видом, что рассмеялись все, кроме уязвленного Бевала.       — И помоюсь! И подарок найду такой, что она дар речи потеряет, ясно? — почти прокричал ей в лицо багровый по самые уши романтик, загреб полную ложку остывшей каши и сердито сунул ее в рот. Судя по его виду, из разговора он выпал надолго, и Каллен решил внести свою лепту.       — А вы, ребята, здесь будете праздновать?       Девушка пожала плечами, без интереса ковыряя ложкой в своей тарелке.       — Моя семья в Денериме. Я ни разу там не была, с тех пор, как оказалась в Круге, да и не особо хочу. Ехать через всю страну ради пьяной рожи моего папаши — так себе праздник, — она постаралась сказать это весело, но по глазам Каллен понял, как ее задевает эта тема, поэтому он без вопросов сразу повернулся к Фэррису.       — А ты как, тоже останешься?       — Скорее всего, — кивнул парень. — В прошлом году моя семья сама заглянула ко мне в гости по дороге к родственникам, в Марку. Может быть, в этом году тоже приедут.       — Везет тебе, — усмехнулся Каллен. Сам он давно подумывал, не предложить ли отцу приехать в Башню. Если бы тот увидел своего сына в полной амуниции, при деле, состоявшимся храмовником, увидел, что не зря отправил его в Церковь, несмотря на слезы матери — как бы Каллен был счастлив! Друзья снова притихли, задумавшись-замечтавшись каждый о своем.       Тем временем, в зале возобновилось движение — некоторые начали покидать помещение, и на освободившиеся места стали прибывать новые. Похоже, изначально трапезный зал не был рассчитан на такое количество людей, сколько сейчас обитало в Башне, поэтому, чтобы накормить всех, была разработана особая система приема пищи, которая до сих пор оставалась для Каллена загадкой. Он так и не мог понять, по какому принципу, кто именно и в какое время мог сюда приходить. Сам он со своим отрядом завтракал, когда Ларсен отдавал приказ, но произойти это могло и на рассвете, и до него, и спустя аж несколько часов. Обеды и ужины все же, как правило, случались примерно в одно время.       Вот и сейчас зал покинула одна стайка детишек — те самые, которых он видел утром — и на их место пришла другая группа малышей. Уже проснувшаяся ребятня галдела, своим небольшим количеством удивительным образом перекрывая шум, производимый десятками взрослых мужчин и женщин. На лицах окружающих Каллен увидел где-то улыбки, где-то раздражение, где-то равнодушие. Совершенно обычные эмоции, одинаковые — как у магов, так и у храмовников. К этому внутреннему противостоянию он возвращался в последнее время все чаще.       С рассеянной улыбкой разглядывая мельтешащую малышню, Каллен, наконец, обратил внимание на рассаживавшую их наставницу, и сердце знакомо, но как всегда неожиданно для него самого, ухнуло куда-то в желудок. Он до сих пор не знал, можно ли называть ее наставницей, ведь, по сути, она была еще ученицей, хоть и возилась с детьми, похоже, чаще, чем иные старшие чародеи со своими подопечными. Он увидел, как девушка перекинула смоляную косу за спину, чтобы не мешала, и посадила себе на колени особо капризничающего карапуза. Юноша видел только ее спину, но почему-то очень четко представлял себе сейчас ее лицо — строгое, но с мягкими нотками в серых глазах, которые появлялись у нее только рядом с детьми.       — Слушай, — осторожно начал Каллен, обращаясь к сидевшей напротив Эннлайз, но не сводя глаз со смоляной косы, — ты же всех тут знаешь?       — Ну, более-менее, — пожала плечами девушка. — А что?       Каллен качнул подбородком в сторону стола, за которым сидела молодая чародейка с малышами.       — Вон та ученица, с черной косой… Ты ее знаешь?       Обернувшись, храмовница проследила за его взглядом и вскинула брови.       — Эта? — она усмехнулась. — Ну, предположим.       — Что, приглянулась? — пихнул Каллена в бок Бевал. — Ну и вкус у тебя. Она же как усмиренная!       — Ты с этим осторожнее, приятель, — перегнулся через стол как всегда благоразумный Фэррис. — Мы и маги… Не сказать, что это такая уж редкость, но если поймают — огребешь так, что тебе не снилось.       — Да нет, не в этом дело, — Каллен смущенно замахал руками, — мне только интересно, почему она до сих пор ходит в учениках. Я думал, такие как она проходят Истязания рано.       Храмовники переглянулись.       — Она у нас… дефектная, — Эннлайз поморщилась, подбирая слово. — Грегор даже подумывал ее усмирить, только Ирвинг не позволил.       — Усмирить? — Каллен перевел удивленный взгляд в сторону Элен. Та как раз вытирала салфеткой рот перепачкавшемуся в каше мальчишке у нее на коленях.       — Да. Был инцидент… После него она не магичит, только книжки читает и с детьми возится.       — Что за инцидент? — Каллен весь превратился в слух. Мысль о том, что невозмутимая Элен может быть связана с каким-то происшествием, не укладывалась в голове. Фэррис хмуро уставился в тарелку, Бевал, такой же новичок, как и Каллен, тоже навострил уши, девушка же пожевала губы, сомневаясь, видимо, стоит ли рассказывать.       — Точно никто не знает, что произошло, тогда только она да еще один храмовник выжили. Ты его видел вчера, его зовут Сторм. Года три назад деревеньки неподалеку начали разорять не то разбойники, не то порождения тьмы. Они вылазят иногда из-под земли, порождения, то бишь, может и они были. Ее со старшей чародейкой и тремя храмовниками отправили разобраться. Девчонка была хоть и молодая, но колдовала хорошо, да и репутация у нее была безупречной, вот Ирвинг, видимо, и решил, что пора использовать такое дарование на благо человечеству. Только там явно что-то пошло не так, и вернулась она вся бледная, трясется как в лихорадке и не говорит ни слова. Из остальных больше никто не вернулся, а Сторм только Грегору отчитался, и больше никому не рассказывал, что там такое случилось. Я его в тот день видела — тоже бледный, помятый, весь в крови… Девочка сначала в лазарете лежала, молчала, ни на кого не реагировала, потом начала устраивать истерики. На занятиях могла спокойно только книги читать, а как заставляли колдовать — начинала рвать страницы, опрокидывать мебель, ломать посохи, затем забивалась в углы и рыдала, пока не приходила ее наставница. Грегор беспокоился, что в таком состоянии она может стать легкой добычей для демонов, но Ирвинг убедил его, видимо, дать ей время. Не знаю, кто и что с ней потом сделал, но в какой-то момент она стала вот такой, — девушка красноречиво махнула рукой себе за плечо. — Наверное, поэтому ее до сих пор не подвергают Истязаниям. Не знаю только, насколько еще хватит терпения Грегора. Думаю, скоро ее поведут либо на Истязание, либо на Отсечение, одно из двух точно.       Каллен еще некоторое время сидел, тупо таращась на спину Элен и не веря своим ушам. Он попытался вспомнить в ее поведении хоть что-то, подтверждающие слова подруги, но видел перед собой только ледяной взгляд серых глаз, и еще почему-то ямочку на щеке — спутника редкой улыбки.       — Но ведь она колдует, разве нет?       Эннлайз насторожилась.       — Кто тебе это сказал? — она подалась вперед и требовательно заглянула ему в лицо. — Ты видел, как она это делает?       Обычно беззаботная, сейчас храмовница выглядела неожиданно обеспокоенной. Юноша стушевался под ее внезапным интересом, запоздало догадавшись, что мог сболтнуть лишнего. Эннлайз, заметив его замешательство, смягчилась, но напряженный блеск из ее глаз не исчез.       — Слушай, это, конечно, твое дело, только не теряй голову, хорошо? Ей и без тебя хватает проблем.       Каллен растерянно кивнул и уставился в тарелку. Друзья снова замолчали, доскребая с тарелок остатки каши. Через какое-то время молодой храмовник снова попытался найти черную косу, но многие уже начали подниматься со своих мест, а когда толпа немного рассеялась, ни девушки, ни детей в зале уже не было.